Ревизор: возвращение в СССР #29

Глава 10

Святославль.

Оксана очень удивилась, когда увидела сына у себя в кабинете в детском саду. И по его лицу она поняла, что случилось что-то нехорошее.

— Мам, меня в жилкомиссию вызывали в исполком, — устало плюхнулся Руслан на стул рядом с её рабочим столом.

— Что им опять надо? — всплеснула она руками.

— Там у них председатель жилкомиссии Щербаков, знаешь? — Оксана кивнула. — У нас в новом доме никто не прописан. Он говорит, одной семье нельзя иметь и дом, и квартиру. Дал нам время решить этот вопрос. Говорит, или дом надо продавать, или нам из квартиры всем выписываться…

— Господи! Да что же это такое⁈ — воскликнула Оксана, искренне не понимая, за что ей такое наказание. — Опять у меня излишки будут?

— Мам, надо разменивать квартиру, — уверенно сказал Руслан. — Другого выхода нет.

— Что? — удивлённо посмотрела на него Оксана.

— Да… Если дом продать, мы все к тебе жить придём. Или дом, или квартира. И то, и другое иметь нельзя.

— Но вы же так жили раньше, Настя с Мариной у неё в доме были прописаны, а ты в квартире, — напомнила она сыну.

— Да, но об этом никто в исполкоме не знал, а сейчас у нас дом на учёте стоит, где никто не прописан. На него сразу обратили внимание.

— Да что ты будешь делать? — шлёпнула Оксана ладонью по столу с досадой. — Всё не слава богу!

— Мам, надо разменивать квартиру. Тогда и мы спокойно выпишемся от тебя и пропишемся к себе в дом. И у тебя излишков не будет.

— Сынок… А может, ты разведёшься с Настей? — посмотрела она на него с надеждой.

— Ты чего, мам? — удивился он. — Зачем?

— Она пропишется в дом, а вы с Маришкой в квартире останетесь. И ничего делать не надо будет.

— Ну, ты придумала! Мы второго ребёнка, вообще-то, хотим, а ты про развод. Я даже обсуждать это не буду.

— Настя что, беременна? — ошарашенно посмотрела она на Руслана.

— Нет ещё… Я за дом ещё должен кучу денег. Надо отдать долг сперва. А если мы квартиру разменяем, то я сразу и долг отдам, и с двумя детьми полегче будет первый год, пока Настя в декрете. А то такие хоромы и с одним ребенком — несерьезно. Место и для трех найдется, не то что для двух!

— Ты уже всё решил, да? — посмотрела на него Оксана с осуждением. — А как же я?

— А что ты, мам? Мы же тебя не на улицу выселяем. Выменяем тебе отдельную квартиру в хорошем доме. Переехать я помогу. И исполком больше цепляться не будет.

— А вещи куда? Мебель?

— Ну, хочешь, продай. Хочешь, нам отдай. У нас места свободного много. Этот дом намного больше того, что у нас был.

— Я с таким трудом всё доставала!

— Ну, заберёшь в свою новую квартиру, — ответил Руслан.

— В какую? Однокомнатную⁈ — начала рыдать Оксана.

— Ну, хватит, мам, — устало потёр переносицу Руслан. — Всё равно что-то делать придётся. От дома отказываться мы с женой не хотим. Мы туда пропишемся и у тебя опять будут излишки, ты в принудительном порядке освободишь нашу квартиру и поедешь туда, куда город решит. Скорее всего, в комнату в коммуналке. Вот зачем до этого доводить? Ещё и нас без денег оставишь. А так бы мы не спеша обменяли трёшку на однушку с доплатой. Ты сама выбрала бы себе новую квартиру, а мы получили бы разницу в цене.

— Тебе какой-то дом дороже матери! — сквозь слёзы проговорила Оксана.

— Мам, во-первых, дом и правда очень хороший. Воду с колонки таскать не надо и помои без конца выливать. И места много. Двор большой. Детская площадка во дворе. У нас у каждого своя комната… И у тебя будет своя целая однокомнатная квартира. В чём ты видишь несправедливость?

— Весь в отца! — сорвалась на крик Оксана. — Эгоист! Только о себе думаешь!

— Я о тебе, вообще-то, думаю, — поднялся Руслан, собираясь уходить. — Я-то свои долги как-нибудь отдам… А вот ты… Щербаков из жилкомиссии сказал, у города нет однокомнатных квартир, только комнаты в коммуналках и то, в домах без удобств. Подумай, мам. Отдельная квартира с удобствами всяко лучше, чем коммуналка без удобств.

Он ушёл, а Оксана запустила в закрывшуюся за ним дверь дыроколом. Ярость накрыла её. Плакать она тут же перестала, но успокоиться никак не могла. Хотя умом-то она понимала, что сын прав. Жилкомиссия не оставит их в покое и надо разменивать квартиру на своих условиях. Но так бесило, что ей придется делать что-то против собственного желания!..

Италия. Рим.

Созвонившись накануне со знакомым депутатом парламента от Итальянской коммунистической партии, третий секретарь посольства СССР в Италии Астахов отправился в загородный клуб на встречу с этим любителем конных прогулок. Езда верхом не числилась в списке любимых занятий Астахова, но чего не сделаешь, чтобы не ехать самому в Авиано.

Вот будет обидно, — думал он, забираясь на самую смирную кобылку в этой конюшне, — если Симоне тоже ничего не слышал про Авиано. И задницу отобью, и ехать самому туда придётся…

Он как накаркал, Симоне Трунцо не смог ничего сказать ему про планы американцев по новой военной базе с ядерным оружием в Италии. Но негодование, которое немедленно разгорелось в его глазах и яростное возмущение из-за одной мысли об этом, вселило в Астахова надежду, что депутат будет впредь очень живо интересоваться этой темой.

— Дорогой Симоне, не стоит так переживать, — заметил он. — Может, это всё и не так. Надо, сперва, уточнить, узнать наверняка. Давайте, с вами договоримся, что проинформируем друг друга. Кто первый узнает. Уверен, наши народы одинаково не заинтересованы в том, чтобы американцы разместили на вашей территории ядерное оружие. Вы же понимаете, чем это всё чревато… Возможность ответного удара со стороны СССР… При всех взаимных симпатиях итальянского и советского народов, если дойдет до войны, расклад будет именно таким. А больше всего меня возмущают ситуации, когда подобные решения принимаются тайком от народа. Да что там от народа? Тайком от парламента!

Раззадорив итальянца до белого каления, Астахов решил, что с него хватит на сегодня конных прогулок и предложил депутату чего-нибудь выпить.

Только я положил трубку после разговора с помощником секретаря комсомольской организации ЗИЛа, опять раздался звонок. Это оказалась Александра Латышева с радио. Интересно, долго она дозванивалась, бедолага?

— Доброе утро! — приветствовала она меня очень оживленно, видимо, радуясь, что дозвонилась наконец. — Павел Тарасович, ваши темы одобрили.

— Прекрасно.

— Когда вам было бы удобно приехать на запись?

— Ну, давайте, в среду, в четверг в первой половине дня или в пятницу. Я под вас подстрою свой график.

— Отлично. Спасибо. Я перезвоню сразу, как согласую время, — ответила она и попрощалась.

А я, наконец, собрался и поехал на Лубянку. Понедельник — день тяжёлый. Сегодня ещё хотелось бы добраться до «Лосиного острова» пострелять, а вечером ещё общий сбор в бане «Полёта». И дел у нас там, судя по всему, будет невпроворот…

Румянцев привёл меня в свой кабинет, я передал ему текст доклада по мерам стимулирования сельского хозяйства и он начал его сразу изучать. После того, как я начал печатать свои тексты, делать это он стал гораздо быстрее, явно обладает товарищ майор навыком скорочтения.

Просмотрев до конца доклад, он кивнул и сказал, что о времени лекции сообщит позднее.

— Сперва текст согласую. Что впереди паровоза бежать? Правильно? — посмотрел он на меня с важным видом. Можно подумать, что есть вероятность, что мой текст не согласуют.

Москва. Старая площадь.

Весь день у Захарова всё валилось из рук. Только бы Стельмухов нашёл какой-то выход из создавшегося положения. Всё только стало налаживаться, впереди маячило строительство музея и обеспеченная старость. Ещё бы на нынешней должности немного поработать, хоть лет пять… Да и потом еще рано на пенсию, но можно и пойти на повышение.

Его должность обеспечивала успех всей их команде. А если его сместят, сможет ли он и впредь обеспечивать подконтрольность их предприятий? Не разбегутся ли директора кто куда с готовым отлаженным промыслом? И нужен ли он будет своей команде в таком случае? Большой вопрос…

Конечно, совсем без работы его не оставят. Но велика вероятность, что пошлют куда-нибудь далеко. Может, даже, с формальным повышением, куда-нибудь в Киев. Или в Алма-Ату. После чего он точно от дел группировки будет вынужден отойти. А там все заново затевать, с нуля…

Нет, надо начинать действовать более решительно! Сегодня после собрания еще раз переговорить с Мещеряковым. Задействовать все резервы, поднять всех должников. Начать, в конце концов, раздавать деньги в конвертах тем, кто готов принимать такие подношения, дарить дорогие охотничьи ружья тем, кто боится брать деньгами, драгоценные украшения женам тех, кто сам ничего никогда не берет. Но у жены же не посмеет отобрать, чтобы вернуть…

А то Стельмухов, что-то, такое впечатление, что не будет сильно горевать, если его куда-нибудь отправят. Ему что — в организации теперь полно молодой крови. Может, специально волокитит, не хочет сильно вкладываться, безо всяких проблем готов каждый месяц принимать деньги свою долю и от того же Бортко. Ему какая разница?

А еще, если дело совсем плохо, то он может уже и договорился с тем же Крестниковым за его спиной. Вот почему он не рекомендует ему отправить людей Мещерякова за собой походить, чтобы от слежки, что мог Крестников подослать, подстраховаться? Пожалуй, чтобы исключить такую возможность, нужно сказать Мещерякову, чтобы он и за Стельмуховым последил… Наших он никого не знает, что под Мещеряковым ходят, никогда не догадается, кто именно за ним следит, если и заметит вдруг… Нужно точно знать, с кем он встречается вечерами по ресторанам да дачам…

Освободившись, решил съездить на ЗИЛ. Так как о месте работы Серёги Белого помнил только то, что он работал где-то на конвейере, попросил Варданяна помочь мне его найти. Он сделал пару звонков и минут через двадцать Серёга сам уже прибежал в комитет комсомола. Он так обрадовался, увидев меня. А когда узнал, что будем готовиться к празднику вместе, то вообще расплылся в блаженной улыбке и пообещал переселиться до двадцать второго апреля к Малине, чтобы быть ко мне поближе. И смех, и грех…

Варданян выслушал Белого по поводу участников монтажа, кто изъявил желание участвовать, с каким видом творчества.

Когда я услышал про фокусника, то несколько скептически высказался, что трудно его будет вписать в идейную линию.

— Ты что! Нельзя людям отказывать, тем более если они сами изъявили желание! — строго заявил Варданян и я понял, что без фокусника уже никуда… Хотя в моем представлении Ленин и фокусник вот никак не соотносились… Ну, раз местное начальство считает это уместным…

Выслушав Белого, помощник секретаря комсомольской организации предложил нам немедленно приступить к работе и пообещал отпросить Белого у начальства.

— Важное дело делаем, — проговорил он, берясь за трубку телефона, а мы с Серёгой, получив все ценные указания, вышли из его кабинета.

— Ну, как жизнь? Рассказывай, — спросил я его.

— Ничего, работаю, учусь, — улыбнулся он и схватил меня за плечи. — Я так рад! Мне как сказали, что надо монтаж подготовить, так я, признаться, испугался. Одно дело по готовому сценарию выступать, который кто-то уже написал, утвердил… А другое, самому что-то придумать. Да я, может, и придумал бы, — тараторил он без умолку, — но где гарантия, что это начальству понравится с идейной точки зрения? Ну, ты понимаешь, да? Так здорово, что ты в деле! Мы такой сценарий вдвоём придумаем! Мы такой монтаж им покажем!

— Серёг! — помахал я ладонью перед его лицом, пытаясь остановить этот словесный поток. — Подожди, тормозни… Объясни мне хоть поначалу, что такое монтаж?

Он вообще перестал говорить, словно онемел, и с недоверием уставился на меня.

— Серёг? Ты здесь? — пощёлкал я пальцами перед его лицом.

— А, да, — заморгал он. — Ты не знаешь, что такое монтаж?

— Понятия не имею, — откровенно признался я.

— Ну, как тебе объяснить?..

— Хоть как-нибудь, — рассмеялся я.

— Ну, это концерт, наверное… Или не совсем концерт… Короче, все выступления с каким-то смыслом.

— С каким? — поинтересовался я.

— Двадцать второе апреля, — удивлённо взглянул он на меня, мол, что глупости спрашиваешь.

— А, ну да, — кивнул я. — И дальше что?

— Что что? Я, вообще-то, это никогда не делал, — с тоской посмотрел он на небо.

— Ладно, не кисни, давай сочинять сценарий, — спокойно ответил я. — Кем мы располагаем в своём концерте?

— Нашей агитбригадой.

— Сколько вас? Помню, четверо было, вы с Малиной и две девчонки.

— У нас уже четыре девчонки, — улыбнулся, приосанившись Серёга.

— Отлично! Кто ещё?

— Спортсмены, вроде, какие-то обещали подтянуться, фокусник, жонглёр…

— Спортсмены, фокусник, жонглёр, — задумчиво повторил я. — И из этого нам надо что-то идейное сделать… Задачка, однако!

— Слушай, у нас еще студия бального танца есть при заводе, — вспомнил Серёга. — Пригодятся?

— Пригодятся. Наверное, — пожал я плечами, уже обдумывая концепцию концертной программы. — Слушай! Точно пригодятся! Серёг, а что если нам весь концерт сделать в виде противостояния капиталистического образа жизни и советского?

— Как это?

— Ну смотри. У нас есть спортсмены, олицетворяющие здоровый образ жизни, и есть танцоры, нарядим их в стиляг и пусть танцуют что-то непотребное, это будет капиталистический образ жизни… Так? У нас есть жонглёр… Придумать бы ему какой-нибудь номер, символизирующий ловкость советских работников, как они быстро справляются со своей работой, раз-раз, сделал дело и присоединился к спортсменам… Это необязательно, мысли вслух просто.

— Не, а здорово! — похвалил меня Серёга.

— А фокусник с картами работает?

— Не знаю…

— Хорошо бы с картами, какой-нибудь номер, символизирующий обман… О, банковскую систему, которая под бешенные проценты людям деньги в долг даёт.

— Класс! — радостно потёр руки Белый.

— Нам нужны ещё номера, — заметил я. — А в конце социалистический образ жизни должен победить капиталистический.

— Само собой!

— Вот, нам надо какую-то концовку закономерную этому противостоянию придумать и можно любые номера туда вписать…

— Отлично! Я бы сам не додумался!

— Короче, Серёг, берёшь девчонку, пусть она советского гражданина изображает. И допустим, ты сам изображай человека из капстраны. И вот сначала номер, изображающий как работают при социализме, потом как работают при капитализме. Затем как отдыхают при социализме, потом номер, как отдыхают при капитализме. Советский человек с каждым номером становится всё счастливее, а рабочий при капитализме становится всё унылее и унылее. Понял? А потом она приходит и показывает, как мы живём и ты решаешь, ну его нафиг, этот капитализм, возьмите меня к себе, в социализм. Идея понятна?

— Понятно! — рассмеялся он. — Только хорошо бы, чтобы это как-то на бумаге было оформлено.

— Я подумаю, что можно сделать, — взглянул я на часы. — Но мне, по-любому, список участников надо, наверное. Или пока просто концепция этого монтажа нужна?

— Не знаю, — смутился Белый, похоже, не понял слово концепция.

— Ладно, это я обсужу в комитете комсомола, если надо напишу в общих словах. А ты ищи участников концерта.

Мы попрощались и я поспешил на собрание на «Полете».