Ревизор: возвращение в СССР #29

Глава 15

США. Вашингтон.

Журналист газеты «Известия» Трубецкой Александр Михайлович, он же майор КГБ Ивушкин, специально прилетел в Вашингтон из Нью-Йорка, для встречи с помощником сенатора Сандерса. Формально их встреча была посвящена опять начавшему набирать обороты политическому скандалу вокруг администрации Президента Никсона. Не то, чтобы они оба стремились ее афишировать. Бар, в котором они встречались, был очень далек от приличных мест, где обычно можно увидеть важных персон. Но на случай, если за одним из них ведется слежка со стороны ФБР, и агенты ворвутся в бар, было заготовлено вот такое фальшивое объяснение…

По факту, Карл Фостер, помощник сенатора, уже полгода сотрудничал с советской разведкой. Не за деньги, сугубо по идейным соображениям. Презирал нищету и безработицу в США, гонку вооружений, затеянную американской военщиной. И сам и вышел на советское посольство.

Сделав несколько пометок в журналистском блокноте на заданную тему для легендирования встречи со своим агентом в случае возникновения проблем с ФБР, Трубецкой-Ивушкин задал Фостеру тот самый вопрос, ради которого он и прилетел.

— А что вам известно, Карл, об итальянской авиабазе Авиано? Про какие-то планы по поводу нее? Я понимаю, что это не ваш подкомитет, но мало ли…

Действительно, сенатор, помощником которого являлся Карл, работал в подкомитете Сената по Восточной Азии и Тихому океану… Но профильного агента по европейскому региону такого уровня у майора КГБ не было… Надо было радоваться, что хоть такой серьезный агент есть, через которого из Сената США уже утекло много важной информации…

— Авиано, Авиано… Что-то слышал краем уха. Ага, вспомнил… Есть такая задумка, — подтвердил агент. — Планируется переброс в Авиано наших бомбардировщиков, истребителей и ядерного вооружения…

— А конкретнее? — поинтересовался Трубецкой-Ивушкин. — Количество, сроки, виды вооружений?

— Переговоры ещё даже не начаты. Вы же знаете, что любой политический вопрос в Италии быстро становится достоянием гласности и предлогом для скандалов. Поставлена задача сначала все полностью подготовить со всех возможных точек зрения, включая финансовые морковки для итальянцев, что заставят их заинтересоваться этой сделкой, а потом уже выходить на итальянское правительство с целью молниеносного совершения сделки. В идеале сделать это после серьезного шпионского скандала в Европе, когда будут разоблачены советские шпионы, или еще какого-нибудь обострения в Холодной войне, чтобы итальянцы посчитали эту сделку особенно выгодной для их безопасности. Но если такого предлога не найдется, то сделку все равно запустят. Планируется, что до конца года авиабаза в Авиано уже будет передана под управление американской армии.

— Понятно… Спасибо, Карл, — сказал Трубецкой-Ивушкин. Пообщавшись немного на профильные для его агента темы, он попрощался с ним. Других сенсаций у Карла сегодня для него не нашлось. Хоть и встречаются они каждый раз подальше от тех мест, где Фостера может случайно увидеть кто-то из знакомых, но удачу лучше не дразнить.

М-да… Карл не так и давно был завербован, поэтому просто не понял, насколько важен этот вопрос для СССР. Узнал такую ценную информацию по Италии, но не назначил ему встречу, чтобы передать ее… А следующая их плановая встреча должна была состояться только через два месяца. Возможно, к тому времени уже было бы поздно пытаться сорвать планируемую американцами ядерную сделку. Удачно вышло, что в Центре что-то сами смогли узнать. Теперь и он будет причастен к такой ценной информации, пусть уже и на стадии ее подтверждения. Это тоже важно для карьеры разведчика…

Москва. Один из ресторанов при гостинице «Россия».

Дождавшись, пока Захаров выяснит, какой факультет МГИМО заканчивает дочь Кладневича, Стельмухов попросил о встрече своего знакомого Чебакова Юрия Борисовича, заместителя министра иностранных дел. Их связывали старые взаимовыгодные отношения. И узнав, что у Стельмухова есть к нему дело, Чебаков сразу согласился выделить минут сорок для встречи.

— Юрий Борисович, — поднялся ему навстречу Стельмухов. — Рад, что сумел вырваться и найти для меня время.

— Что ты, Андрей Романович, для тебя всегда найду, — ответил тот, пожимая протянутую руку.

Подошёл официант и они сделали заказ.

— Не буду тянуть кота за хвост, — начал Стельмухов. — Дочь одного начальника из Управления делами Совета Министров заканчивает в этом году МГИМО. Мне очень надо сделать ей такое предложение, от которого она не сможет отказаться.

— А какой факультет, известно? — уточнил замминистра, дождавшись, пока официант расставит тарелки на столе и удалится.

— Международные отношения.

— Отлично. Как она посмотрит на работу в нашем посольстве в США?

— Вашингтон? — удивился Стельмухов. — А это реально?

— Андрей Романович, всё реально, — подмигнул ему Чебаков. — Я добро помню. Как фамилия нашей студентки?

— Спасибо, Юрий Борисович, — искренне поблагодарил Стельмухов. — Я ещё позвоню… Мне нужно было вначале узнать про принципиальную возможность. А по конкретике сначала надо переговорить с ее отцом и прийти к полному взаимопониманию…

— Понимаю, — кивнул замминистра, лукаво улыбнувшись.

Они в прекрасном расположении духа пообедали, обсудили новости и общих знакомых. И попрощались на вполне дружеской ноте.

Москва.

Поскольку до лекции от общества «Знание» оставалось ещё слишком много времени, решил провести его в спецхране. Поработал там очень продуктивно. Мой уровень компетенции в различных технических новинках современности по мере постоянной работы в спецхране постоянно повышался, как и уровень технического английского. Так что перерабатывал все больше информации за каждый час, проведенный в спецхране…

После спецхрана поехал сразу на лекцию. Сегодня меня Ионов отправил на Завод алюминиевых сплавов. Приехал, как положено, минут за пятнадцать, позвонил из проходной секретарю парткома Романовскому. Вышел за мной высокий, крепкий мужчина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и явно военной выправкой.

— Приятно познакомиться, Иван Тимофеевич, — приветливо улыбнулся я, несмотря на промелькнувший скепсис в его глазах, и пожал протянутую руку.

— Ну что ж, пройдёмте, — кивнул он в сторону турникетов, один из которых нам заблаговременно разблокировала охрана.

Строгий какой мужик, — подумалось мне. — И я, похоже, не произвёл на него впечатления. Ну, ничего не поделаешь… Надеюсь, послушает мою лекцию, и изменит свое мнение обо мне.

Он привёл меня в актовый зал, где уже собирались на лекцию другие суровые мужики. Коллектив тут был серьёзный. Но и тема лекции у меня сегодня была интересная, по международным отношениям. Так что я совершенно спокойно начал читать обязательную часть, надеясь вскоре перейти к более живой форме общения с людьми.

Но тут завыла сирена. Громко так, о том, чтобы продолжать лекцию, не могло быть и речи, меня на первых рядах-то не было слышно.

— Пожарная тревога! — немедленно заорал Романовский, стараясь перекричать сирену. — Все на выход!

Народ вполне организовано, без давки, начал покидать зал через два выхода, находящихся друг напротив друга. Подхватил свой портфель, что стоял внутри трибуны, и последовал за Романовским. А он начал открывать вторую створку двери ближайшего к нам выхода. Принялся ему помогать.

— Давай, на выход со всеми! — зыркнул он на меня.

— Да успеем, Иван Тимофеевич, — ответил я. — Дыма даже нет. Чуть гарью пахнет и всё…

Несколько мужчин прошли по коридору мимо нас.

— На чердаке что-то, похоже, — сказал один из них.

Наконец, вторая створка двери, сто лет не открывавшаяся, поддалась и народ стал покидать зал гораздо активнее. Пристроился за Романовским и шёл за ним следом. А он спускался по лестнице, прижимаясь к стене и пропуская людей вперёд. Сначала подумал, что он хочет, как капитан тонущего корабля, последним выйти из здания, но потом обратил внимание, что он прихрамывает.

Мы спустились всего на один пролёт. Вдруг он чуть не потерял равновесие, едва устоял, схватившись за подоконник.

— Что с вами, Иван Тимофеевич? — подскочил я к нему. Первая мысль у меня была, что он астматик и у него приступ начался…

— Нога…

— Что? Подвернули?

— Сломалась.

Вот же чёрт! Как он умудрился на ровном месте ногу сломать? — думал я, перекидывая его руку себе на плечи и подхватывая его.

— Потерпите, Иван Тимофеевич, — пытался я успокоить его. — Давайте к выходу. Главное, не наступайте на больную ногу.

— Да подожди, — отстранился он от меня и поднял с пола деревянную имитацию стопы в обычном ботинке.

— Вы на протезе⁈ — удивлённо воскликнул я. — Вот не вовремя же сломался…

— Да ладно, — рассмеялся он. — Не вовремя — это когда из автобуса выходишь, а ноги нет. Чертова шпилька иногда совсем неожиданно выскакивает…

— А я уж думал, правда, ногу сломал! — тоже начал смеяться я, вместе с ним, перекидывая его руку обратно себе на плечи. — Ну, думаю, сейчас наступать на больную ногу начнёт, смещение заработает или, вообще, от болевого шока вырубится!

Так мы с ним и вышли в обнимку самыми последними. Присев на ступеньку, он быстро собрал свой протез и отвёл людей подальше от здания. Ничего опасного с нашей стороны видно не было. С противоположной стороны здания было немного серого дыма.

Подъехала пожарная машина и пожарные занялись изучением обстановки.

А мы так и стояли большой толпой, пока заскучавшие рабочие не предложили мне встать на бетонный цветник и продолжить лекцию. Вопросов, как выяснилось, у людей было много. Говорил как можно громче, на улице слышно хуже, но и народ, кому было интересно, имел возможность подойти ко мне поближе.

Минут через двадцать, когда пожарные громко объявили, что проблема решена и можно возвращаться к работе, Романовский нас остановил.

— Товарищи, хватит! Время лекции закончилось! — заявил он своим рабочим и замахал руками крест-накрест.

Под недовольные возгласы я спрыгнул с клумбы.

— Первый раз у нас лекцию с цветника на улице читали, — протянул он мне руку. — Вы прекрасный лектор. Другой бы мяться начал и забыл бы вообще, про что говорить, а у вас даже интонация не изменилась при таких обстоятельствах, как будто ничего и не случилось.

Захотел пошутить было, что и Ленин на броневике вполне непринужденно себя чувствовал, но наработал уже привычку сразу отбрасывать в сторону такие идеи, в которые вовлечены настолько значимые для страны личности. Ну его, мало ли собеседник шутку не поймет, и раздастся потом звонок в нашем парткоме, а то и в КГБ какая бумага пойдет… Мол, сравнивал себя с самим Лениным… Где, спрашивается, у товарища лектора комсомольская скромность?

— А что, собственно, случилось? — улыбнулся я в ответ. — Ну, коротнула проводка на чердаке…

Люди вокруг оживлённо загалдели кто про что. Кто-то предложил в столовой лекцию продолжить. Но Романовский меня отстоял.

— Никакой столовой! Товарищ лектор своё время уже честно отработал! Всё, расходитесь. А мы с вами ещё прогуляемся ко мне в кабинет, — тихо сказал он, увлекая меня подальше от толпы.

По дороге он задал пару вопросов на международную тематику, мы с ним и в кабинете поговорили ещё минут пятнадцать. Потом он полез в большой засыпной сейф у себя в кабинете и достал из него бутылку армянского коньяка. Торжественно вручил мне со словами одобрения меня как профессионала.

Поблагодарил искренне, спрятал бутылку в портфель, и он проводил меня до проходной.

— Спасибо за помощь, — расставаясь, протянул он мне руку. — Не каждый бы остановился и стал помогать в такой ситуации.

— Что вы! Это вам спасибо за приключение, — ответил я.

Москва. Квартира Брагиных-младших.

Марина Геннадьевна не находила себе места после телефонного разговора с дочерью. Едва дождавшись возвращения мужа с работы, она потребовала от Юрия Викторовича срочно ехать к молодым.

— Девочка моя! — ворвалась она первой в квартиру. — Что случилось? Что за странная идея? Зачем вам ребёнок из детского дома?

— Подожди, Марин, — взволнованно остановил жену прокурор Томилин, глядя на насупившуюся дочь. — Что у вас происходит?

Этот вопрос он больше адресовал зятю. Но Константин беспомощно развёл руками.

— Женя в детдоме малыша присмотрела, — ответил он.

— Каком детдоме? — опять запричитала Марина Геннадьевна. — Зачем? У вас ещё будут свои детки!

— Не будут! — перебила её Женя. — Полгода уже почти прошло и ничего!

— Ну и что⁈ — потрясённо уставилась на неё мать. — Это ещё ничего не значит. Тебе же доктор сказала, это что угодно может быть…

Она посмотрела на мужа, ища поддержки, но прокурор не нашёлся что сказать. Он даже не знал, что у дочери есть такая проблема и только сегодня впервые о ней услышал. Выйдя на балкон, он нервно закурил. Константин вышел следом, потому что по внешним признакам понял, что у жены сейчас опять начнётся истерика. Будет море слёз и отчаяния… А ему и в прошлый раз это не понравилось. Чувствовал себя просто дураком, что жена ревет, а он понятия не имеет, как ее успокоить…

— Кого она там уже присмотрела? — спросил Томилин зятя.

— Девочку маленькую, хорошенькую, — пожал тот плечами.

— Ты её видел уже, что ли? — удивился он.

— Ну, да, ездил специально как-то вместе с ними… Они там по работе бывают.

— А, так это она по работе туда попала? — начал что-то понимать прокурор. — А я всё думаю, когда она уже успела до детского дома додуматься? Только ж замуж вышла…

— Случайно получилось, — кивнул Константин.

— И что? Ты согласился, что ли? — посмотрел на него прокурор изумленно.

— А какая разница? Дети они и в Африке дети.

— Что за детский сад! — недовольно воскликнул Томилин. — Зачем вам это надо? Не вздумай идти у неё на поводу! Пожалеешь потом тысячу раз. Только поздно будет, попомни мои слова.

— Вам легко говорить, не иди у неё на поводу, — возразил ему зять. — Что вы, её характер не знаете? Что втемяшится в голову, не вырубишь топором.

— Ну это-то да, — упав духом, сокрушённо покачал Томилин головой.

Дочку свою он хорошо знал. Не дай бог снова война, она обвяжется гранатами и бросится под гусеницу ближайшего вражеского танка. В полной уверенности, что так и должна себя вести образцовая советская девушка. Но и жену он тоже знал очень хорошо…

И зачем мне все это на мою бедную голову? — тоскливо думал он.

Приехав домой, застал у нас маму и Анну Аркадьевну. Загит сегодня на сутках и она пришла к нам. Они сидели втроём с Галиёй у нас в комнате и обсуждали какие-то свои женские дела. Поужинал, и, видя, что моя помощь им сейчас не к чему, заперся у себя в кабинете оформлять записки по новинкам для Межуева.

Не успел я оформить и половину, раздался звонок в дверь и вскоре примчалась жена и сообщила, что ко мне Костя Брагин пришёл.

Судя по его виду, разговор у нас будет невесёлый. Явно какие-то проблемы с женой. Ну а что еще может плохого произойти у человека с такими родственниками, как генерал и прокурор? И что там у них с Женькой случилось? Не то, чтобы я сильно хотел знать, обжегся уже на Иване и Ксюше, но друг же, куда денешься… Пригласил его сразу к себе в кабинет.

— Мы все переругались между собой, — начал Костян. — Женька решила ребёнка взять из детдома, а родители её против и требуют от меня, чтобы я не потакал её блажи.

— Подожди, подожди! — остановил я его. — Это из того детдома, подшефного?

— Ну да, — расстроенно кивнул он. — Вбила себе в голову, что своих детей у нас не будет.

— Ничего себе… Вы женаты-то ещё всего ничего…

— Ну, вот так… Она хочет взять ребёнка. Полностью уверена, что по медицинским основаниям своего ребёнка у нас не будет.

— Это точно хоть?

— Вроде бы… Сам я к гинекологу с ней не ходил. А она вернулась после визита к нему и твердит, что все, только усыновление. Ну и мы уже давно, она настояла, когда у тебя близнецы появились. — засмущался друг. — Это, без резины…

— А ты хочешь брать ребенка из детдома? — сел я напротив него.

— Да мне всё равно. Я так тестю и сказал. Дети они и в Африке дети… Свои, чужие.

— Это правильно, конечно, — задумался я. — Послушай, а где она у тебя наблюдается? У какого врача?

— У своего какого-то. У неё же отец прокурор, пристроил их с матерью в ведомственную поликлинику.

— Знаешь-ка что. Возьми-ка ты все же этот вопрос в свои руки.

— Как это? — удивлённо уставился на меня Костян.

— Что как? У тебя удостоверение сотрудника Верховного Совета в кармане. Прикрепись к нашей Кремлёвской ведомственной поликлинике и жену прикрепи. Там уровень очень хороший. И ходи вместе с ней по врачам. Во-первых, узнаешь, правда ли у вас такие серьёзные проблемы в этом вопросе. А во-вторых, будешь знать, что ей предложили сделать, может, она зря панику поднимает. Может, подлечиться немного надо и всё у вас получится… А усыновить ребёнка всегда успеете… Дело это очень ответственное, нельзя вот так с бухты-барахты к нему подходить… Если, конечно, она уже не привязалась к кому-то из малышей. Это же Женька… Без обид, но мы же оба твою жену знаем.

— Похоже, что привязалась, — потерянно взглянул он на меня. — Я уже предлагал по другим врачам пройтись. Уперлась и ни в какую.

— Ну, тогда сложно, конечно…

— Ага, — согласился Костя как-то понуро.

— Ну, а что ты расстраиваешься? Ты же сам сказал, что тебе всё равно…

— А родители? Они же нас заклюют.

— Слушай, это твоя семья, твоя жена, если возьмёте ребёнка, это будет твой ребёнок и тебе придётся, хочешь, не хочешь, защищать их. И от её родителей тоже…

— Вот этого я и боюсь, — честно признался Костян, сгорбившись.

— Чего именно? Они вам серьёзно помогают материально?

— Ну, помогают… Подарки делают по праздникам хорошие…

— А на регулярной основе деньги дают?

— Нет. Мы же сами с женой работаем, — с гордостью выпрямился он.

— Значит, ты от них не зависишь. Можешь спокойно отлучить их от дома, если будут нервы твоей семье трепать.

— Как ты себе это представляешь? — испуганно посмотрел на меня друг. — Она у них единственная дочь.

— Ну, выбор-то у них, собственно, небольшой. Или они примут её приёмного ребёнка, или потеряют дочь. Насколько я успел узнать Женьку, раз уж она настолько уперлась в этом вопросе, то от своего решения не отступится.

— Но родители требуют, чтобы я не давал согласие на усыновление, — возразил он.

— Э нет, дружище. О таком никто не имеет права тебе даже намекать, не то, что просить и, тем более, требовать. Это твоя семья, твоя жизнь. Только вам с женой решать. Посылай всех лесом, если решишь поддержать жену в таком решении.

— Тесть говорит, что я пожалею потом тысячу раз, если поддамся сейчас на Женькину блаж.

— И такое возможно. А может, не пожалеешь. А некоторым и родные дети не нужны.

— О, ну да, — оживился Костя, словно радуясь возможности соскочить с непростой темы. — Как раз, кстати, жена тут рассказывала… Она же работает с парнем, который в группе учится с твоей сестрой и где Галия раньше училась. У них там такое совсем недавно было! Пришла на занятия бабка с девочкой маленькой их однокурсницу искать. Оказывается, та родила, в деревне дочку оставила на бабку старую и уехала в Москву, представляешь? А у них в группе никто и ни сном, и ни духом. Вчера деньги собирали им в помощь… Представляешь, они вдвоём на тридцать два рубля бабкиной пенсии живут. Моя тоже сегодня Юрке трёшку дала, чтобы он им передал.

— Во дела, — удивился я. — Что ж Диана не сказала ничего? Я бы тоже дал. Хотя, мы у них в эту субботу будем…

Переключившись на эту несчастную семью, Костян отвлёкся немного от своих проблем. Напомнил ему, чтобы прикрепил жену в Кремлёвку, мало ли Женька сдаст назад, и он ушёл.

Хотел продолжить работать над записками, но из головы не выходила эта Женькина идея фикс. Если она уже к кому-то привязалась, то тут всем останется только отойти в сторону и не мешать… Иначе всем только хуже будет. Это как родную мать к ребёнку не пускать. Она же озвереет и всё на своём пути снесёт. Тем более, Женька. Даром, что Костян не боец. Там у Женьки дури на двоих хватит.