Ревизор: возвращение в СССР #29

Глава 4

Москва. Военная часть, «Лосиный остров».

Собираясь домой после рабочего дня, полковник Воробьёв еще раз решил рассмотреть подарок от Ивлева. Еще в первый раз, рассматривая необычные этикетки на бутылках с надписями на английском, он понял, что это экспортный товар, не для всех. Но его тогда дернули и заставили побегать по звонку из министерства, из-за ЧП с солдатом недельной давности, так что времени подумать над этим не было.

Ничего себе, — растерянно подумал он. — Это зачем же он мне ещё и такой дорогой коньяк принёс? Я и так рад, что такой человек ко мне ездит пострелять! Такую карьеру парень делает, на радио выступает, в газете союзного значения печатается… Есть чем перед друзьями-офицерами похвастаться, а то думают, что я тут в лесу сижу, хотя и в столице! Ан нет, и в лесу, если он московский, такие вот таланты встречаются!

Забрал письма, что отложили мне девчонки в папку «Ивлеву Павлу Тарасовичу». Просмотрел папки с вопросами. Так, чтобы на ещё одну передачу на радио, ни одна папка ещё не тянула. Папки «Вопросы в газету» тоже ещё были хиловатые, девчонки не успели ещё разобрать те два мешка, что я им притащил последний раз.

— Что у вас? Есть интересные сигналы для «Комсомольского прожектора»? — поинтересовался я у Гусева.

— Есть, — без энтузиазма ответил он. — Но всё упирается в объективность писавших.

— В каком смысле?

— Ну, написали, допустим, люди, что в некоем магазине «Ткани» работники торговли позволяют себе хамство и грубость в отношении покупателей в ответ на их законные претензии. А как это проверить? И вообще, для кого-то хамство и то, что к нему на «ты» обратились, а не на «вы»… На наш запрос в Мосторг ответили, что к ним жалоб на этот магазин не поступало. И вот, зачем сразу на радио об этом говорить? И причём здесь ты и твоя передача о патриотизме и воспитании молодёжи?

— Ну, подождите, Анатолий Степанович. Для меня ключевыми словами, из тех, что я услышал, были «в ответ на их законные претензии». Что там были за претензии?

— Что отмеряют ткань деревянным метром, отрезают, вроде, на глазах у покупателей, те домой приносят, а десяти сантиметров не хватает.

— О, как, — удивился я. — Может, метр специально укоротили, чтобы мошенничать?

— Ну, это я не знаю, — развёл руками Гусев. — Это надо контрольную закупку сделать, потом проверить отрез, соответствует ли купленной длине. Метр их деревянный проверить…

— Так а почему нет? Нормальный рейд.

— Из-за десяти сантиметров?

— Так десять покупателей, вот тебе и метр! — возразил я, вспомнив анекдот про Раскольникова — «одна старушка двадцать копеек, а пять — уже рубль». — Тем более что покупателей тоже можно понять. Люди экономят многие, впритык материал покупают, чтобы точно по выкройкам сшить. Представьте только, что домой пришли, а там чтобы юбку или кофту пошить пяти сантиметров не хватает. Так что можно встретиться предварительно с жалобщиками, уточнить, кто именно их обслуживал, может, там не все продавцы этим грешат, а только одна какая-то выдра завелась. И сделать в течении нескольких часов несколько контрольных закупок для чистоты эксперимента именно у нее.

— Думаешь, есть смысл этим заняться? — с сомнением посмотрел на меня Гусев.

Понятное дело, ему не хочется такой мелочёвкой заниматься после совместной с Верховным Советом операции с таксистами. Она ему, похоже, реноме подняла на недосягаемый уровень.

— Ну, а почему нет? Это вполне уровень университетского «Комсомольского прожектора», — ответил я. — Я бы даже и принял участие в этом рейде. Если информация подтвердится, из этого материала хороший фельетончик получился бы.

— Может, ты и прав, — озадаченно потёр подбородок Гусев.

— Маякните тогда, если решитесь, — попросил я.

— Конечно! — улыбнулся он.

Наверное, подумал, что не так и важно, по какой причине, главное — почаще мелькать в газете с положительным освещением.

Попрощавшись с ним, поехал на обувную фабрику. Председатель месткома Анна Глебовна встретила меня улыбкой и суетливо достала целую папку. Там оказались инструкции для разной детской мебели. Где-то небольшой вкладыш, где-то целая брошюра со схемами сборки. К каждой была приколота скрепкой записка, с наименованием изделия, вариантом исполнения, если брошюра на несколько видов, и необходимое количество.

— Большую работу провели, — улыбнулся я, бегло просмотрев их все.

— Спасибо. А это мой телефон, — показала она на папку. — Вдруг вопросы какие-то у людей появятся.

— Это правильно, — кивнул я, попрощался и уехал, увозя с собой всю папку.

На винодельческом заводе меня встретил председатель профкома Евгений Поликарпович. Я его сразу узнал. Он рассказал мне, что с тех пор, как я был у них в прошлый раз, они ещё одну линию в сувенирном цехе запустили.

— Вам будет интересно, — подмигнул он мне.

Там он показал мне бутылку армянского коньяка, на которой крупно было выведено на этикетке число пятьдесят. Не поверив собственным глазам, уточнил, что это означает?

— То и означает, — лукаво посмотрел на меня Евгений Поликарпович.

— И можно взять ящик? — сразу уточнил я.

— Можно, — рассмеялся он. — Коробку шесть бутылок.

— Это же шикарный подарок, — воскликнул я, а сам подумал, что таким и Межуева не стыдно отблагодарить. — Я бы две коробки взял. Если нельзя две коробки пятидесятилетних, то вторую можно попроще, лет двадцать пять.

— Попроще, — продолжал веселиться председатель местного профкома. — Я, в ваши годы, ничего дороже бормотухи и не видел.

— Это же на подарки, — ответил я. — А сам-то я и не пью, можно сказать. Учёба, лекции, а сейчас ещё сезон начался, считай, за рулём всё время… Когда пить-то? Тем более, если с хорошими людьми общаешься, то настроение будет прекрасным и без всякой выпивки. А с другими я стараюсь и не общаться…

— Так-то, это правильно, — уважительно взглянул он на меня. — И здоровье целее будет… А насчёт подарков… Конечно, сделаем две коробки, одну пятьдесят, вторую двадцать пять.

— Спасибо! — сразу полез я за кошельком.

Пока я читал лекцию, он сам оформил всё в бухгалтерии. Потом жалел, что только на вопросы успел. Хотел ему вкратце рассказать, о чём была моя лекция «Комплексные планы социального развития промышленных предприятий СССР». Но он, как услышал название темы, так сразу расхотел слушать.

— Как у вас получилось такой темой людей заинтересовать? — искренне удивился он. — Я же слышал, сколько вам вопросов задавали…

— На самом деле, это же всё о них, об их работе, об их жизни. Поэтому и интересно.

Он предложил мне загнать машину на территорию, чтобы не таскать коробки по всему заводу. Попросил у него разрешения сделать звонок, позвонил Петру и попросил меня дождаться. Сказал, что подвезу сейчас презент для председателя жилкомиссии.

Зять ждал меня на улице у проходной, хотел сразу расплатиться и отпустить меня, чтобы я не терял время, но я предложил его подбросить к станции электричек, что тут ехать-то до станции «Лось»? Он с невероятно счастливым лицом утащил коробку с двадцатипятилетним коньяком к себе в лабораторию и вскоре вернулся.

— Спасибо, что надоумил меня, — искренне благодарил он меня всю дорогу. — А то уже месяц прошёл, мысли нет-нет, да возникали, что так ничего и не подарил… И стыдно, и неудобно… Веришь, боялся встретить его случайно где-нибудь.

— И как, встретил хоть раз? — усмехнулся я про себя.

— Нет, — ответил Пётр. — Повезло. Но сколько бы везло еще?

Он вышел у станции и поспешил на электричку, а я подумал, что сто с лишним рублей, что он отдал сейчас мне за коньяк, может, конечно, и немало. Хотя, за дополнительную комнату?.. Да ещё с опозданием… Вот отблагодарил бы вовремя и трёх бутылок хватило бы.

А эти бутылки во втором ящике, что у меня остался… С такой-то этикеткой их смело можно по одной дарить вместо трех обычных… Ценители коньяка будут в полном восторге.

Вернулся домой, поужинал и пошёл к Якубовым на шестой этаж. Анна Аркадьевна меня опять ужинать попыталась с ними усадить.

— Смотри, что в свадебном салоне купили, — решил похвастаться Загит и протянул мне маленькое приглашение на свадьбу. Двойная открытка, размером чуть больше обычной визитки, подписанная от руки красивым женским почерком, приглашала нас с женой двенадцатого мая на свадебный банкет, который состоится… В столовой НИИ, где работает мама и числюсь я.

— Ну, правильно, — улыбнулся я. — Дома будет тесновато, столько гостей будет… Нас сколько, у вас сын с семьёй… А дочь ваша замужем?

— Нет, не замужем, — сразу как-то сникла она.

— Ну, ничего, это дело наживное, — усмехнулся я. — Главное, чтобы зять хороший попался…

— Верно, Паш, а то приведёт такого же, как наша соседка напротив, — хохотнул Загит.

— Лина, что ли? — удивился я. — А кого она опять привела?

— Ой, Паш, стиляга какой-то, — брезгливо поморщилась Анна Аркадьевна.

— Ага, хиппи, — хмыкнул Загит. — Тряпки такие яркие, что ее Мишка-цыган и то скромнее одевался.

— Ну, вы скажете тоже, — не поверил я. — Откуда у нас хиппи? Да и ей же за тридцать… Что, бывают еще хиппи в таком возрасте?

— Не веришь? Сам увидишь, — уверенно ответила она.

— Ну и дела, — покачал я головой. — Я что пришёл-то? — вспомнил я про папку с обувной фабрики. — Вот, детская мебель…

Анна Аркадьевна развязала завязки, просмотрела бумаги и уверенно кивнув, отнесла папку в коридор.

— Если хоть что-то из этой пачки получится для них изготовить, — попытался мотивировать я её, — то, думаю, они с удовольствием тоже пойдут вам навстречу и продадут для ваших работниц замечательные туфли. По-настоящему замечательные, не хуже импортных. Там кожа экстра-класса, мягкая, так что нога будет как в перчатке, и фасоны только самые лучшие.

— О, ну так с этого надо было начинать, — рассмеялась она. — Наши бабоньки как про это услышат, так нашего директора измором возьмут, чтобы все было сделано как можно быстрее…

Москва. Квартира Сандаловых младших.

Алексея несколько дней мучила совесть из-за того, что он указал на дверь дядьке, брату мамы. Тот заслужил, конечно, чаша терпения переполнилась, но все же родич… Посоветовавшись с женой, он решил сам позвонить матери и рассказать о произошедшем. Ну и заодно выяснить, чего он, правда, у них не останавливается?

— Жаль, сразу не догадались твоим позвонить, — огорчённо заметила Света, когда Алексей одевался, чтобы дойти до ближайшего телефона-автомата. — Если дядька им первый позвонил, представляю, что он про меня наговорил!.. У меня и так с твоей мамой отношения не фонтан.

— Не переживай. Сейчас всё узнаю, — ответил Алексей.

— Я не утерплю дома ждать. С тобой пойду!

Трубку взяла мама. Алексей поздоровался, поинтересовался здоровьем родителей и новостями. Не услышав никаких намёков на конфликт с родственником, Алексей облегченно выдохнул — все же не насплетничал! И сам решил вывести на разговор о нём.

— Мам, тут дядя Саша твой что-то к нам зачастил, — проговорил он и замолчал в ожидании, что сейчас скажет мать.

— Не мой дядя, а твой, — спокойно ответила мать, — а мне он брат.

— Он практически каждые выходные приезжает, — продолжил Алексей.

— Это он любит, — рассмеялась она и отвлеклась на отца Алексея.

— А что он к вам не едет? — уже в открытую спросил Алексей. — Пусть бы в моей комнате останавливался.

— Ой, подожди, тут папа что-то хочет сказать, — торопливо ответила она и Алексей тут же услышал голос отца.

— Здравствуй, сын. Ты же про дядю Сашу с матерью говорил? Правильно я понял? — спросил отец и Алексей подтвердил. — Гони этого проходимца к чёртовой матери! На порог не пускай! Он мне тут базу перевалочную в квартире устроил. Ездил чуть не каждую неделю, дефицит скупал, чтобы потом у себя с наваром перепродать. Ночевал сколько раз, а хоть бы буханку хлеба в дом принёс!

— А что ж вы мне не сказали? — расстроенно спросил Алексей. — Он мне последний раз Свету до истерики довёл. Приехал, сожрал мой ужин и ещё хотел, чтобы я ему после работы на голодный желудок помог тяжеленный палас на вокзал до электрички дотащить.

— Вот, гнида охамевшая! — разъярился отец. — Я его выгнал, так он, получается, к тебе пошёл⁈ Спекулянт чертов, как его еще милиция не взяла с поличным?

— Да ладно, это уже не проблема. Я его тоже выгнал уже, — ответил отцу Алексей. — Собственно, я что и звоню-то? Света переживает, что он вам наговорит на неё всяких гадостей…

— Кто? Этот куркуль? Да я его чуть с лестницы не спустил, когда он начал мне тут про зазнавшихся москвичей рассказывать! Он теперь не то что к моему дому подходить боится, он даже звонить не рискует!

— Ну и отлично, пап! — обрадовался Алексей.

Положил трубку со спокойной душой. Слышавшая весь разговор Светка чуть рядом не подпрыгивала от радости. Притянул ее к себе и крепко поцеловал.

Пожелав Якубовым спокойной ночи, вышел от них на лестничную площадку и услышал звуки гитары. Подумал было, что это из квартиры Данченко, но потом сообразил, что слишком хорошо слышно для восьмого этажа. Прислушался, а гитара в Лининой квартире звучит, и голос мужской… Хороший такой голос, брутальный…

Вот же шило в заднице у девки. Не цыган, так бард-хиппи, — усмехнулся я и уже начал спускаться, как чётко прозвучали слова «Каждый болван может править страной, там, где лишь партия наш рулевой!». Это что ещё такое? Это кого нам Лина привела?

А потом еще что-то в том же стиле началось…

'Так здравствуй же вечно, премудрость холопья,

Премудрость мычать, и жевать и внимать,

И помнить о том, что народные копья

Народ никому не позволит ломать.

Над кругом гончарным поют о тачанке

Усердное время, бессмертный гончар.

А танки идут по Вацлавской брусчатке

И наш бронепоезд стоит у Градчан!

А песня крепчает — «взвивайтесь кострами»!

И пепел с золою, куда ни ступи.

Взвиваются ночи кострами в Остраве,

В мордовских лесах и в казахской степи'.

Так, где я это слышал… Это же Александр Галич… одна из его песен после событий в Чехословакии… Ясное дело, чистой воды антисоветчина.

Ну, что сказать? — подумал я и пошел по лестнице к себе. А я ведь тоже стихи знаю… Спускался, напевая себе под нос: «Как теперь не веселиться, не грустить от разных бед? В нашем доме поселился замечательный сосед».

Ну Лина дает… Цыган хоть молча напивался… А этот пьет и антисоветские песни поет. Она с ним так может влететь, что всю жизнь потом расхлебывать будет… Работая уже не по специальности, а где-нибудь истопницей. А сейчас она где-то начальница, вроде, даже, как кто-то говорил.

Ясно, что я их в КГБ не сдам. Не в моих правилах стучать. Но я же не один по лестницам в нашем доме хожу. Услышит вот такое кто-то правильный через фанерную дверь, возмутится, да вызовет милицию. А те быстро передадут дело в правильные руки. Барда-хиппи наголо постригут и отправят лес валить, а ее с работы тут же уволят.

Ох, Лина, Лина, тревожная душа! Ну что за природный талант влипать в неприятности! Женщина-катастрофа!

В среду утром спросил у Ирины Леонидовны, видела ли она нового друга нашей Лины? Уж очень мне любопытно было, что там за хиппи-бард антисоветский такой?

— Такой же беспутный, как и она, — скривила она губы. — Волосы длинные, одежда похабная, взгляд дерзкий. Я ему: здравствуйте, а он прошёл мимо, как будто я не с ним поздоровалась.

Покачал только задумчиво головой…

Появился свободный день, решил найти того рационализатора, что письмо на радио мне написал. Хорошо, что предприятие в Москве. Нашёл по милицейскому справочнику, позвонил по указанному там телефону, выяснил номер подразделения, которое рационализатор указал, как своё. Позвонил и спросил, могу ли я его услышать?

Мне дали другой номер, и я его нашёл всего за три звонка. Порадовало, что такой человек реально существует.

У бедного товарища Кукушкина перехватило дыхание, когда я представился и спросил, писал ли он обращение на радио? Он секунд тридцать откашливался, но придя в себя, всё подтвердил, и мы с ним договорились о встрече сегодня на комбинате, пока у меня есть окно по времени.

Он встретил меня у проходной, пропуск уже был заказан не только на меня, но и на машину тоже, он только госномер в него вписал. Первым делом он привёл меня к главному инженеру, у которого и лежало, собственно, его рацпредложение.

Вдохновлённый моим визитом высокий и крепкий Кукушкин навис над главным инженером, бесконечно протиравшим очки носовым платком, сидя за своим рабочим столом.

Рационализатор пытался мне объяснить суть своего предложения, но мне было довольно трудно понять, о чём речь, не зная специфики этого производства от слова совсем. Напряжённая катанка, гидробетон, торкретирование, мельница…

— Ничего не понял, — честно признался я. — Дмитрий Иванович, обратился я к главному инженеру комбината, — вы не против, если мне товарищ Кукушкин на месте всё покажет. Может, мне так понятней будет?

— Конечно, я и сам вам могу показать, — оживился он.

Мы вышли из его кабинета и направились на производство.

— Вот, смотрите, — показывал Кукушкин, — ленточные транспортёры поднимают с улицы на участок, где отливаются трубы, песок и щебень.

— Это зачем такие здоровенные трубы нужны? — поинтересовался я.

— Это канализационные, — ответил главный инженер.

— А потом песок тачками перевозится на участок торкретирования на мельницу.

— И в чём проблема? — пытался понять я.

— Тут больше пятидесяти метров, — удивлённо посмотрел на меня рационализатор. — Что мешает запустить третий транспортёр в эту часть, а, товарищ Пигорев?

— Может, его отсутствие? — предположил я, взглянув на главного инженера.

— Да нет, есть он, — ответил за него Кукушкин. — Его починить надо и перенести.

— Да? — скептически посмотрел на него Пигорев. — Перенести — это разобрать и заново собрать.

— Ну, это же не на один год работы, — возразил я. — Зато это же механизация…

— Ну, поставим мы его сюда, — начиная нервничать, ответил тот, — а потом какой-нибудь из основных двух сломается. И что мы будем делать?

— Отсюда по-старинке тачками возить, — предложил я.

— Да вы что? — воскликнул главный инженер. — Сюда, на торкретирование, песка в разы меньше уходит, чем на отливку изделий на основном участке. Весь комбинат здесь будет с тачками бегать.

Резон в его словах был. И я посмотрел на Кукушкина, мол, твой ход.

— А то, что сейчас целая бригада песок тачками возит на мельницу — это нормально? — тоже начиная злиться, спросил Пигорева Кукушкин. — То пьяные, то тачки сломаны, то ещё что-то, и в итоге участок торкретирования план сорвал!

— Слушайте, — остановил я этот спор, почувствовав, что у всех уже нагорело. — Что касается лично меня, как экономиста, то я всегда голосую за механизацию. Вы на хозрасчёте?

— Нет, — ответил главный инженер.

— Ну, тем более. Вы можете заказать ещё один транспортёр. Один старый на основном участке демонтируете, сложите на запчасти где-то, если так за них переживаете… Не вижу в этом никаких проблем. Ручной труд — это атавизм, или мы будет перестраивать нашу промышленность на новые современные рельсы, или мы проиграем другим странам индустриальную революцию. А она уже второе столетие идет, между прочим! Уж если мы в Москве будем песок тачками возить, то что говорить об отдалённых регионах?

— Вот идите к нашему директору и ему это всё объясняйте, — махнул на меня рукой Пигорев. — Можно подумать, мне нравится в каменном веке работать…