Революционная сага

Геллер в плену

Когда за окном громыхнуло из пушки, Рихард повернул голову, и не открывая глаз кивнул.

Шарахнуло далече, с пару верст от места, где спал Рихард. Пока бой доберется сюда, если вовсе доберется, можно еще один сон посмотреть.

И действительно — заснул, будто провалился. Ему снилось лето, город утонувший в запахе акаций. Снились и барышни под этими акациями, и он сам отчего-то в белоснежном мундире лейб-гвардии. И барышни ему улыбаются, и он с барышнями чрезвычайно мил.

Нарушить сон такой — это сущее преступление. Потому Рихард хоть и понимал, что это обман, видение, держался за него цепко.

И когда сон стал разрушаться, с этим боролся, отмахиваясь от реальности, которая вторгалась в его сон. Когда это стало невозможным, и он все же проснулся, то несколько минут лежал, не открывая глаза.

Пытался уснуть, вернутся в тот самый летний сон. Но нет — возврата не было.

Убедив себя, что этот сон пророческий, Рихард все же решил подниматься. Лавка под ним была твердовата, под шинельку набивалась прохлада. Не хотелось терять эту толику тепла, но надо было вставать.

Тем более, что мир за пределами этой шинельки продолжал жить своей жизнью. Где-то на улице застучали копыта, затарахтели колеса какого-то шарабана. Еще не отойдя ото сна, Рихард отметил, что звук этот дурной. У него вроде бы была лошадь, но какого ляда ее взяли без разрешения на то хозяина? А если это лошади чужие, да еще и с этим шарабаном, то положение вовсе скверно.

Сдернул шинель, поднялся на лавке. Осмотрелся.

Ряд скамеек, большие окна, высокий потолок. Паровоз, намалеванный на противоположной стене.

Сразу вспомнилось все: это зал ожидания, вокзал, напротив должно быть депо, у которого стоял маленький, в четыре вагона бронепоезд. Рихард пробежал к окнам, посмотрел на улицу. Бронепоезда не было.

Ольга! Аристархов с тем большевиком! Где они?

Его забыли, а он проспал!

Схватив в одну руку пулемет, а в другую — шинель, Геллер рванул к лестнице, скатился по ней вниз, туда, где была касса, где будущие пассажиры ждали поезда, которые должны подойти с минуты на минуту.

Но нет, поздно.

Внизу уже были люди. Человек без оружия и в штатском, и двое одетые в остатки военной формы. У последних были винтовки…

Отчего-то они зашли в здание тихо. Вероятно, были не в настроении для разговоров и шума. А, может быть, Геллер не услышал их за грохотом своих сапог.

Среагировали одновременно. Геллер бросил шинель на ступени, навел пулемет на штатского, двое недосолдат взяли на изготовку винтовки. Лязгнуло три затвор.

Все четверо выглядели удивленными. В той или иной степени.

Геллер знал: такие расклады не играются, они просто не могут закончиться хорошо.

Удивлял только этот, безоружный, с чемоданчиком, похожий на докторишку. Он улыбался. Это настораживало и злило. Досадно было, что солдаты стояли по разные стороны от штатского. Стояли бы компактней, можно было срубить одной короткой очередью.

— Может, опустим оружие, и я просто пройду? — предложил Геллер.

И сам чуть опустил пулемет. Стал целиться не в грудь безоружному, а в пах. Безоружный улыбнулся еще шире.

— Оружие? Где ты видел оружие? — спросил он. И рукой сделал мягкий жест в направлении Геллера, словно что-то струсил с пальцев. — Посмотри, что у тебя в руках.

Геллер скосил глаза — и действительно, в его руках действительно струилась змея.

Он тут же отбросил, швырнул ее в колдуна.

Но змея упала на землю, не долетев до противника. Рухнула на землю с неприсущим змее лязгом.

На полу лежал грозный «Шош»…

— Взять его! — распорядился колдун.

Где-то до обеда Геллер коротал время в стоящем на перроне ларьке. Вероятно, до революции в нем торговали пирогами, чаем да сельтерской водой. Но к появлению Рихарада от пирогов и чая не осталось и запаха. Зато чувствовалось, что кто-то пользовался ларьком в качестве отхожего места.

В обед принесли миску с луковой похлебкой и кружку чая. Хлеба не предложили. Равно, не имелось в чае и сахара.

Впрочем, похлебку Геллер уплел с энтузиазмом. Во-первых, похлебка означала, что расстреливать его пока не собирались. Во-вторых, действительно хотелось жрать. Не кушать, словно в светских салонах, не есть, а именно жрать. Набивать живот чем попало, быстро, не обращая внимания на сортирный запах, чавкая и плюясь слюной…

Часы на башне вокзала пробили полдень. Странно, что они по-прежнему шли. Заводить в этой круговерти их было решительно некому.

Поев, задумался о насущном. Ларек не запирали, выглядел он хлипко, и вероятно, Геллер мог бы подломать какую-то стену, может, сорвать решетку с окон — наверняка гвозди уже сгнили. Иное дело, что любое его действие вызовет шум.

Кстати, дверь запирались только изнутри. Замка у пленивших, похоже, не было. Закрыться изнутри? Эти бандюки разломают эту халабуду за четверть часа. А то и просто сожгут…

Убить часового ложкой? Как? Разве что долго колотить ей по лбу — она была деревянной.

Рихард посмотрел в щель дверей. Вопреки уставу караульной службы, часовой не стоял, а сидел на лавочке в пяти шагах от двери. Ясно было, что убить его неожиданно не получится.

Часа в два дверь ларька открылась:

— Давай выходи.

И Геллер вышел, щурясь от осеннего, но яркого солнца.

Его отвели в здание вокзала, в комнату, где некогда размещался начальник этого самого заведения. Там уже находился тот самый, который был без оружия. Рихард уже не сомневался — колдун.

— Вас покормили? — спросил он с порога.

— Да…

— Все в порядке? Содержание, обращение?..

Геллер вспомнил запах в ларьке, но решил промолчать. В конце-концов бывало и хуже…

Поэтому кивнул:

— Да, все хорошо, спасибо за заботу…

Колдун улыбнулся:

— Только прошу вас, не делайте из этого далеко идущих выводов. Все дело в том, что вы у нас первый пленный. Я мог бы приказать вас пристрелить сразу, но подумал: надо же когда-то начинать.

Геллер осмотрелся, комната небольшая, в одно окно. Меж Геллером и окном стол с этим самым колдуном. В углу растопленная печь-буржуйка, около нее навалены дрова.

— Значит, вы и есть тот самый колдун? — спросил Рихард.

— Да, признаться, он и есть… А ваше имя какое?

— Оно вам ничего не скажет.

— Вероятно так, но надо же знать, что писать на могиле…

— Странно, мне отчего-то думалось, что вы и своих не хороните.

— Откуда у вас такое желание обидеть. Своих мы хороним, как водиться на три четверти сажени.

— И чужих, тоже хороните?

— Хороним, как не хоронить. Причем на той же глубине, и довольно часто — живьем…

Зашел солдат. Молча поставил на стол между Геллером и Лехто крынку с какой-то жидкостью.

— Так как вас звать? — переспросил колдун.

— Рихард…

— А меня — Лехто. Арво Лехто…

— Не буду врать, что рад знакомству. — почесал нос Геллер.

— Взаимно. — согласился колдун.

Рихарду вдруг подумалось, что неплохо бы попить воды. Не пустого горького чая, а воды незамысловатой, студеной.

— А что в посуде? Вода? — спросил Геллер у колдуна, указывая на крынку.

— Керосин.

Геллер посмотрел на колдуна внимательней, думал, что тот шутит и сейчас же улыбнется. Лехто оставался серьезным.

— Я угощусь?.. — осторожно спросил Рихард.

— На здоровье…

Геллер потянулся к крынке, думал попить. Но нет, там действительно был керосин. Из рук Рихарда крынку принял Лехто. Прошел в угол, к буржуйке. Сырую воду плеснул в чайник, поставил его на плитку. Открыл дверцу, бросил в огонь несколько поленьев.

— …Должен вас обрадовать или огорчить — ваши товарищи прорвались через порядки противника, что стоял на востоке от станции. — проговорил колдун явно никуда не спеша. — Сам же противник снялся с позиций и начал преследование. Впрочем, думаю, догнать им ваших друзей не получится. Я не стану спрашивать, куда делись ваши друзья. Вам это наверняка неизвестно. Да и ваши друзья сами не знали, куда бегут.

— А кто там был? На востоке-то?

— Ума не приложу. Мои войска занимали положение к западу.

Геллер криво ухмыльнулся. За несколько минут он уже понял, что тех самых войск — кот наплакал. Одна — две дюжины конных, одна тачанка.

— Кстати, а сколько у вас было людей? — продолжал Лехто. — Если даже вас умудрились забыть, то, наверное, много?

— Ага… — зевнул Геллер. — Человек двадцать.

— Врете, по глазам вижу, что врете. Впрочем, неважно…

На плитке засвистел чайник. Закипел он быстро, вероятно потому что, Лехто налил туда совсем немного воды. Впрочем, — подумал Рихард, от этих колдунов можно ожидать всего.

И действительно, колдун с готовой чашкой чая вернулся к столу. Сел, втянул чай, достал трубку.

— Вы бы не курили после керосина-то. — бросил Рихард. — Вспыхнете ведь. По глазам вижу — вам все равно. А мне можете одежду попортить.

— Ладно… Если хотите, может угощаться… Там возле печки есть вторая кружка.

Пока Геллер готовил себе чай, бормотал:

— Лихо… Я слышал, что некоторые обращали воду в вино, наоборот даже видел… Но так, чтоб воду в керосин и наоборот… Братья Нобель вам за такое заклинание миллионы отдадут…

— А где это вы видели фокус с вином и водой?

— Да на таможне в Одессе. Там и не такое увидишь.

— Кстати, Рихард, а кем служили в царской армии? Судя по всему — броненосцем «Потемкиным». Вам тут смерть глазки строит, а вы хохмите…

— В артиллерии я служил…

— А можно узнать ваши политические взгляды? Судя по всему, вы не монархист?

Рихард покачал головой.

— По имени ясно, что вы не из казаков или малороссов. Стало быть, не самостийник…

В ответ Рихард покачал головой еще раз.

— Но не кадет же вы?.. Не эсер, не большевик, не анархист… Неужели безыдейный?.. Стойте!.. Не подсказывайте… — молчание Лехто затянулось на добрые полминуты. — Я, кажется, догадываюсь… Вы — масон.

Геллер не стал подтверждать. Но и не покачал головой, не опроверг.

С кружкой кипятка и пачкой чая Рихард вернулся к столу. Сел напротив Лехто, стал будто бы от безделья разглядывать пачку чая.

Прочел на ней:

— "Уже купец 20 лет купец Епифанов отбирает лучший чай! Лидер на рынке чая!" — Геллер фыркнул. — Угу, уже двадцать лет купец Епифанов отбирает лучший чай, а что остается — продает у себя в лавке! Лидер на рынке фуфла! Да, соглашусь: у него шмурдяк матерый, но это не чай. Чай так не пахнет, это какая-то смесь махорки, дубовых листьев и непонятно чего. Впрочем, нет. Мне рисуются поля Индии, засаженные чаем. Трудолюбивые индусы по веточке собирают чай на плантациях. И тут появляется агрегат купца Епифанова! Он рубит под корень чайные кусты, амброзию, которую не успели выполоть, или что там у них в Индии растет. Ну а если попадется зазевавшийся индус — тем лучше! Меньше конкурентов.

Колдун откровенно хохотнул:

— А вы далеко пойдете… Если, разумеется, пойдете со мной… Иначе дойдете лишь до первой стенки. Рихард, вы мне определенно нравитесь…

Геллер кивнул, дескать: ну да, как это я могу да не нравиться

Если бы в окно комнаты кто-то бы заглянул, то подумал, что за чашкой чая встретились два друга. Но солдаты из разбитого эскадрона старались держаться от Лехто подальше. Да и если бы все же заглянули — так бы не подумали. Они знали: у Лехто нету друзей. Просто быть не может.

Меж тем, Лехто продолжил:

— Коль вы уже у меня в плену, и пока не расстреляны, я хотел бы с вами побеседовать.

— Валяйте… — Геллер зевнул и поправился. — К вашим услугам…

— Может быть, вы смогли бы работать на меня. Пока мне нужен человек, который бы, к примеру, бы занялся обучением новобранцев, коль скоро такие появятся. Стрельбы, муштра… Я слышал, что муштра повышает дисциплину войска. Затем надо обеспечить фураж лошадям, питание личному составу, квартиры…

— Этим занимается квартирмейстер. — возразил Геллер.

— Вот! — оживился колдун. — А я даже этого пустяка не знаю. И войско у меня на самообеспечении, то бишь на грабеже!.. Кто-то должен этим заниматься. Разумеется, со временем, вы подберете себе помощников. С ростом армии будут расти ваше звание и награды… Как вам такое предложение?

— Признаться, никак…

— А по какой причине, разрешите узнать?

— Разрешаю… — кивнул Геллер. — Я не люблю диктаторов. А вы метите именно на эту должность — видно за версту. Есть определенный тип людей, кои стремятся к власти исключительно ради желания покомандовать. Им нравится, когда люди маршируют строем, роют ямы, кои абсолютно никому не нужны. Конечно, сейчас вы скажете, что будете совсем иным диктатором… Просвещенным…

— Ну да. — улыбнулся и кивнул Лехто. — Вы даже не представляете насколько иным.

— Хорошо хоть не отказываетесь, что метите в диктаторы. Но дело не в маршах и кордебалете на плацу. Я сам был в армии, и лично ходил строевым шагом там, где это никому на самом деле не надо. Всякая диктатура трещит по швам, когда умирает диктатор. И кровь льется по полам дворцов так, что поднимаются ковры, паркет пучит. Зачастую это кровь непричастных, тех, кого убили просто так, на всякий случай. Я не люблю, когда убивают тех, кто стоит в стороне. Это неспортивно.

— О-о-о… — улыбнулся Лехто. — Кто-то, а уж вы точно не будете в стороне. Вы будете главным претендентом… Впрочем, смею вас успокоить: эту проблему я решу. Я буду жить вечно.

Геллер скривился:

— С вами опасно иметь дело, вы определенно безумны. Слушайте… У меня к вам будет встречное предложение. Я не убиваю вас, а вы — меня. Мы расходимся в разные стороны, и я даже убираюсь из этой губернии. Поверьте — вам это предложение выгодно, так как ордер на ваше убийство я уже получил.

— Наверняка задаток тоже получили? Как я могу поверить в вашу честность?

— Я авансов не беру! — с гордостью ответил Геллер.

Но в ответ колдун улыбнулся:

— Вы осознаете, что, будучи у меня в плену, вы мне же угрожаете.

— Не угрожаю, а честно предупреждаю. Конечно, если я убью вас прямо сейчас, то я несколько рискую. Но, в конце концов, я же беру деньги за риск.

— И как вы себе это представляете? — спросил колдун, все так же улыбаясь.

Геллер улыбнулся в ответ:

— Я пока над этим не задумывался. Но раз я убил человек заточенным карандашом. Если хотите, могу продемонстрировать.

В ответ колдун покачал головой:

— С вами определенно интересно разговаривать. Знаете, приелась эта деревенщина. Так и быть, я расскажу, зачем мне нужна власть.

— Абсолютная?

— А как иначе… Впрочем, нет… Оставим пигмеям Африку, а эскимосам — Чукотку, или где они там обитают… Пусть только не посягают на мой мир. Да и что толку будет с их потуг? А вот тех, кто может меня потревожить, следует пацифицировать. Вы не поверите, но я бы предпочел жить в каком-то тихом замке, не беспокоиться о дне завтрашнем. Не просто не думать, что мне кушать в день грядущий, а так чтоб мне готовили эту самую еду. Чтобы я не боялся, что обезумевшие крестьяне придут ко мне делить мои пробирки и мой рояль. Хочется спать, сколько надо, а не сколько придется. И чтоб над твоей головой не бегали дети. А еще бы хотелось, чтоб хоть часть дел выполнял не я. Чтоб, положим, все доступные в районе девственницы ежемесячно сдавали кровь — хотя бы по пять унций. Я так думаю, кровь разных девушек будет обладать различными магическими свойствами…

— А я думал, вы ее на колбасу пустите, кровяную…

Но, пропустив мимо ушей реплику Геллера, Лехто продолжал:

— …Чтоб можно было отправить одну экспедицию на поиски Грааля. Другую — изловить Кракена или Левиафана.

— То есть видите себя в роли абсолютного, эпического самодура? Этакий современный Царь Горох, требующий на обед заячье сало? Дурацкое зрелище.

— Самое дурацкое зрелище, которое я доселе видел — это одноногий на катке. Все остальное — более или менее терпимо.

— Вас низвергнут.

— Кто? Ваши друзья-массоны? Но они безумно далеки от народа. А народ меня будет любить. Вы знали Костылева?..

— Это кто?

— Человек, от которого мне в наследство достался этот отряд. Я его убил пару недель назад. Совершенно никчемная личность, но многое он понял интуитивно. Наша земля — это не Европа, и тем паче — не Азия. Не Евразия, как говорят некоторые, и путь наш не особенный, ибо подобное в истории уже было. Мы — Византия. И народ здесь стерпит казни, глупости правителя. Только глупости должны быть как раз эпическими — длинной в несколько лет, в сотни верст, казни — пышными, чтоб кровь рекой…

— Многовато философии…

— Согласен. На неокрепшие умы истина действует не всегда адекватно… Я дам вам время обдумать мои слова. Тем паче, что меня ждут дела государственной важности.

— В сортир припекло, что ли? — ухмыльнулся Геллер.

— Впрочем, какой ваш будет ответ?

Геллер скривил кислую мину и покачал головой:

— Я уже высказал свое предложение: вы меня отпускаете, и я вас не убиваю…

— А может, поторгуемся еще?

— А что толку с вами торговаться. Это как они мой приятель говорил: "я скажу «рубль» — вы «пятьдесят». А сойдемся на рубль пятьдесят.

— Что же. Это во многом правильный ответ. Если бы вы сейчас же стали на мою сторону, я бы вас убил, посчитав неискренним. Ну а пока у вас остается шанс. Посидите в цепях, подумаете. Может, из вас не выйдет главнокомандующего, но при самодуре обязательно должен быть шут.

Оба улыбнулись. У Геллера улыбка вышла кривоватой и печальной.

— Только прошу помнить — когда самодуру надоедает шут, от него избавляются быстро и тихо. — напомнил Арво. — Впрочем, нет, вы умрете иначе. Я распоряжусь, чтоб вырубили прорубь. И вас туда сбросят прямо в цепях.

— То бишь, смерти мне можно опасаться только зимой?

— Для меня — это не вопрос. Специально для вас заморожу реку на версту.

— А что, просто с моста — не то?..

— Мостов здесь нету. А просто с помоста — не то. Недостаточно зрелищно. А красочные казни повышают популярность. Византия, мой друг, Византия…

— Ладно, давайте ваши наручники. — кивнул Геллер.

— Кто тебе сказал про наручники? Наручники хороши для гуманной Европы. Даже если бы я захотел — я для вас их здесь бы не нашел. А я не хочу. Здесь вам не Европа — Азия. Если угодно — Византия. Зато под рукой есть традиционные кандалы.