Революционная сага

Ограбление

Дюжина всадников влетели в городишко о трех улицах, пронеслась, высекая искры копытами из булыжной мостовой. За ними катила тачанка — позади возницы в ней сидел мужчина в возресте не то чтобы старом, но и совсем не молодом.

Возле здания банка остановились резко, спешились. С винтовками наперевес бросились к зданию банка. Их намерения сомнений не вызывали, и еще до того как прибывшие успели добежать до дверей, кассиры закончили операции, опустили бронезаслонки, превратив ряд касс в амбразуры. Из ящиков столов были извлечены тяжелые револьверы, охрана взяла на изготовку карабины.

Несколько посетителей брызнули через дверь.

И когда первый вошел в дверь громыхнул залп. Четыре кассира и два охранника не промазали с такого расстояния. Тело нападавшего сразу стало тяжелым от свинца и осело на пороге. Остальные замерли на пороге удивленно, глядя на тело убитого.

По ним стреляли, но непонятным образом мазали.

Это смущало обороняющихся, они стреляли реже.

Наконец, один все-таки осмелился, переступил порог банка, тут же получил пулю в ногу, с криком упал, но не растерялся, отполз за пределы банка.

Налет сорвался.

Вместо этого приходилось переходить к осаде. Один налетчик обернулся и посмотрел на сидящего в стоящей рядом тачанке.

Тот взгляд почувствовал, посмотрел в ответ и кивнул: продолжайте.

И осада продолжалась. Два раза пытались забросить за спины обороняющимся гранаты. Но оба раза они взрывались где-то между кассами и окнами. Взрывной волной вышибло остатки стекла в окнах. Раз за разом помещение банка наполнялось лязгом осколков, но бронешторы их отражали. А оглохшие защитники падали на пол, но после взрыва подымались. И продолжали отстреливаться.

Осада зашла в тупик. Налетчики стреляли стоя в полный рост у разбитых окон. Осажденные из-за бронешторок огрызались скорей для порядка. Им уже было ясно — пули не берут тех, которые на улице.

Помощи осажденным ждать было неоткуда. С иной стороны, заговоренные не могли войти в здание банка. А если бы вошли в операционный зал без защиты магии — могли получить пулю в лоб или как повезет.

Местный народ на события смотрел хоть и не без интереса, но все больше издалека. Опыт подобных развлечений подсказывал — шальные пули придумали именно для зевак. А можно было также схлопотать пулю не шальную, а вполне тебе предназначенную — участники подобных действ посторонних не любили.

Но, тем не менее к тачанке подошел человек, чем-то похожий на ее пассажира. Средних лет, с интеллигентной бородкой и одетый в приличный костюм и пальто.

— Ограбление?

— Угу. — согласился пассажир.

— Становится скучно. В этом месяце этот банк грабили два раза. И четыре — в прошлом. Не возражаете, если я присяду?

Лехто кивнул — места было предостаточно.

— А это, я так понимаю, ваши люди.

Ответом был повторный кивок.

— Вы, случайно, не та самая армия, заговоренных от пуль? — спросил прибывший.

Лехто кивнул в третий раз:

— Случайно — та. Я вижу, вы о нас наслышаны?

— Земля слухами полнится. — согласился собеседник. — Но будто бы вас должно быть больше? Это часть?

— Слишком хлопотно держать большой отряд. — сообщил Лехто.

— В самом деле? И ограблением этого банка вы думаете поправить положение с финансами?

— В некотором роде. — ответил Лехто.

— Ну, тогда должен заметить, что вы зря теряете время. Банкам нынче не верят, и то, что там удастся оттуда извлечь… Если вовсе удастся… Этого вам хватит самое большее на неделю.

— Вы так думаете? — зевнул Лехто.

— Хуже. Знаю…

— А откуда вы знаете это…

— А оттуда, что это мой банк!

Лехто попытался среагировать, но не успел. В шею колдуна уперся маленький пистолет.

— Прикажите вашим людям сложить оружие…

Вместо этого двое из людей колдуна навели оружие на банкира.

— Кажется пат… — заметил Лехто.

— Согласен. Попробуем договориться?

— Не поверите, но я только что подумал об этом же.

Вопросы обсуждали совсем недалеко от банка. Налетчики курили у тачанки обороняющиеся остались в банке, лишь открыв некоторые оконца, дабы хоть немного проветрить помещение забитое кислым пороховым дымом.

В эркере с окнами на площадь трактирщик накрыл столик. Поставил пиво, к нему — раков.

Банкир и колдун не сколько пили, сколько закусывали. Обоим одинаково не хотелось напиться и проиграть переговоры.

— Так как идут у вас дела? — спросил Лехто, для вида пригубив пиво. — Говорите, неважно?

— Признаться, стараниями таких как вы — не очень. Конечно, клиентам я это не говорю, но вы ведь прибыли сюда совсем не для того, чтоб сделать депозитный вклад?

— Наверное, прибедняетесь, ибо, если бы так оно обстояло, вы бы давно закрыли дело.

— Ну на хлеб хватает. — заметил банкир, разламывая панцирь. — Вообще же некую прибыль принесли одного профессора математики, бежавшего от большевиков из Петрограда. Он сейчас возглавил мою бухгалтерию и многого добился применением в расчетах мнимых чисел, мнимой единицы…

Лехто улыбнулся и пригубил пиво. Банкир продолжал:

— А начинал я не с банка, нет… Сначала я торговал лечебной грязью. Вернее брал грязь и продавал ее — авось поможет. А грязи у нас сам понимаешь, как… Э-э-э… Пустил пару слухов о целебности, и все. Товар возврату и обмену не подлежит. Купить, правда, ее мог только круглый дурак, но дураков у нас все как той же грязи, потому спрос долгое время был стабилен… Потом занялся, собственно банковскими операциями…

— Да вы, я смотрю, человек ушлый. Завесили банк контрмагическим амулетами…

Обсасывая клешню рака, банкир кивнул:

— Именно…

В клешней той было мяса на аптекарский скрупул, на тарелке лежали целые раки, огромные, сочные. Но тем не менее банкир предпочитал обсасывать пустую клешню. Отчего? Был настолько бережлив?

Это вряд ли. После трапезы на тарелке осталось три рака, уже оплаченных, коих трактирщик подал вечером другим посетителям.

Наверное, банкиру нравился само действо…

— Можно было бы купить пуль серебряных. — продолжал банкир. — наверное, от них бы ваше заклинание не помогло?

— Вероятно, да… — согласился Лехто. — Но на вашем бы месте я не рассчитывал особо на это. В моей практике попадалось несколько заклинаний, которые серебро не пацифицировало а наоборот, выступало как катализатор…

Люди колдуна смотрели на банкира с испугом и уважением. Впервые на их глазах кому-то удалось застать Лехто врасплох. Как по мнению солдат, банкир совершенно напрасно опустил оружие. На месте банкира стоило бы без лишних разговоров отстрелить колдуну голову.

Хотя сегодня и без того был день неожиданностей. Заговоренного от пули расстреляли, колдуна застигли врасплох. А колдун вместо того, чтоб испепелить противника, совершенно спокойно пьет пиво.

— Ваши люди убили одного моего человека. — с некой обидой в голосе отметил Лехто. — Второго ранили.

— Помилуйте, господин колдун! Ведь это не моя вина!

— Меж тем именно они начали стрелять первыми. А если бы ваши люди не стреляли бы, никто бы не пострадал!

— Если бы они открывали депозитный счет, а мои люди их при том застрели, тогда бы мне ваше возмущение было бы понятно. Но это был налет, ограбление. Совершенно ясно, что мои люди не хотели ждать милостей от природы. Не стали проверять — будут ли ваши люди стрелять или нет… Cкажу более — участвующие в сегодняшнем бою получат премию. Может быть — весомую. К тому же смотрите: во время налета повыбивало окна, посекло пулями и осколками мебель. Вместо того, чтоб вести дела клиентов, служащие занимались прицельной стрельбой. Я уж не говорю про то, что из-за перестрелки клиенты е могли попасть в банк.

— Один из клиентов сидит перед вами. — сообщил Лехто.

И разломал панцирь рака. Да так неудачно, что ароматное рачий жир попал в лицо банкиру, на его костюм.

— Право, сударь, какой вы не ловкий! — бросил банкир в сердцах и крахмально-белым платком стал вытирать пиджак.

— Простите великодушно… Я не нарочно!

— Ладно, пустяк… Так на чем мы остановились? На клиентах?

— Именно. — кивнул Лехто. — Я прибыл в этот город по делу.

— Не сомневаюсь. Мы с вами уже говорили об этом… В самом начале нашей беседы. Но денег вы не получите. Во-первых, потому что их нету. Во-вторых, даже если они и были, я бы все равно вам их не дал — это невыгодно… К тому же подумайте сами, кто будет доверять банку, который постоянно грабят? Или же вы хотите все же сделать вклад?

— Нет.

— Вы прибыли взять взаймы? Может быть, мы могли выдать вам небольшой кредит под залог оружия, тачанки и возможно нескольких лошадей…

— Тоже нет…

— Тогда что?

— Мне надо получить содержимое одной ячейки. Вы их, кажется, называете депозитными.

Банкир тихо кивнул: не важно, как мы их называем, но смысл понятен.

— Мерси, но сие невозможно. По указанной ранее причине. Я не помню вас среди клиентов нашего заведения, стало быть та ячейка — не ваша. А если мы начнем раздавать совершенно посторонним людям то, что нам доверили… Репутация — коту под хвост. Я удивлен, что должен объяснять вам такие простые вещи. Согласно типовому содержимое депонентского ящика выдается только владельцу…

— Заверяю вас — этот человек уже никогда не предъявит права на свое имущество.

— …или его наследнику. Но, как правило, последнее — в особенных случаях.

— Можете мне поверить — случай чрезвычайно особенный. У меня имеется только номер ячейки. Известно, что после посещения вашего банка клиент на запястье выколол номер ящика.

— Хм… Не назовете ли номер?

Лехто назвал — две буквы и шесть цифр.

— Хм… — Еще раз задумался банкир.

Затем поднялся:

— Подождите меня тут несколько минут…

И удалился в здание банка. Появился лишь минут через десять. Лехто ожидал, что банкир принесет ящик, но тот вместо него вынес тоненькую папочку.

— Вы знаете, мало чем могу вам помочь на самом деле. Покойный, кем бы вам не приходился, сообщил, что родственников у него не имеется. Что ящик открыть можно лишь в его присутствии, сличив отпечаток его руки. Образец отпечатка имеется. И что в случае его неявки до истечения срока хранения — ящик сжечь не открывая…

— Поверьте, такое уничтожение не будет никому выгодным.

— Не знаю, не знаю… Вы действительно были близки с усопшим?

— Ближе меня в момент смерти к нему никого не было. Как в прямом, так и в переносном смысле. Когда он умирал, я держал его за руку…

— Кстати… Рука… Все же был бы желателен оттиск…

Лехто легко стукнул себя по лбу:

— Ах, простите, что отнял у вас столько времени. Ну конечно, оттиск, рука… С этим не может быть никаких проблем.

Колдун наклонился и из стоящего у его ног саквояжа извлек отсеченную человеческую кисть. На запястье можно было рассмотреть синеву татуировки. Две буквы и шесть цифр.

Кисть не то успела высохнуть, мумифицироваться, толи изначально была рукой худого человека.

Задумчиво глядя на руку, банкир глотнул пива и тут же зажевал его рачьим мясом.

— Хм… Как-то все неожиданно. Не знаю…

— Меж тем, условия соблюдены. Мы имеем руку, с которой можно снять оттиск. И клиент тоже присутствует, хотя и частично…

— Не знаю, не знаю… — пробормотал банкир и хлебнул еще пива.

Думал долго — столько, сколько надо было выпить кружку пива. Пил он ее не спешно. Смотрел на руку, пил, закусывал. Снова пил.

Колдун его не торопил.

— Знаете ли… — заметил банкир. — Я вас не боюсь…

— Это заметно. — согласился колдун.

— И то, что я вам сейчас предложу, вызвано не страхом…

— Я весь во внимании.

— Я слышал, вы можете воскрешать мертвых…

— Не воскрешать. Оживлять… Оживленные остаются трупами, но живыми.

— Замечательно. Давайте договоримся — я отдам вам этот ящик, а вы мне из местного морга оживите двух покойников.

— Зачем они вам?

— Я их поставлю в охрану банка. Проблем с кормежкой и отдыхом с ними не будет, ведь так? Их невозможно подкупить. Нельзя отравить, убить — поскольку они уже мертвы. — сказал банкир и переспросил. — Ведь так?

— Так, но не совсем. Вашим клиентам наверняка не понравится, если у вас по помещении банка будет нести… хм… Разложившейся плотью… К тому же, они медлительны, туповаты и хороший стрелок легко с ними расправится. У меня к вам будет иное подобное предложение… Вы мне крайне симпатичны и по этому поводу я могу вам предложить нечто особенное…

— Пуленепробиваемое?

— Разумеется…

Банкир улыбнулся:

— Я всегда говорил, что умные деловые люди всегда могут договориться друг с другом…

Когда через девять дней на банк был осуществлен новый налет, грабители были умнее, наблюдательней, аккуратней.

К банку подошло четверо…

Подошли с разных направлений, имея небольшую разницу во времени. Их оружие было скрыто.

Четыре раза звякнул колокольчик на двери, но не шелохнулся магический аларм рядышком.

Соответственно, вошедшие не обратили внимание на железного истукана стоящего у дверей. Был он выкован из стали довольно небрежно и доселе никто из посетителей не знал, что он обозначает. То ли огромная пепельница, то ли культурное наследие какого-то местного дикого племени, идол, божок. А может, модерновая вещица, вроде "Черного квадрата" того самого Малевича? Почему нет? Гармонии и правильных линий как в картине так и в этом истукане было примерно одинаково.

Короче, вошедшие стальным болваном подивились, но прошли дальше.

Двое заняли место возле клерков — один стал разговаривать о краткосрочном вкладе, другой — стал заполнять договор сдачи ценностей на хранение.

Двое других стали якобы в очередь и опять же, якобы от безделья, стали прохаживаться по помещению банка. Когда они были около охранников, плащи распахнулись и на свет появились обрезы. Два пистолета также навели на кассиров: делайте как мы говорим и никто не пострадает…

В общем, продолжалось это недолго.

За их спинами жалобно заскрипели дюймовые доски половиц. Стальной голем двигался на них.

Один налетчик приставил пистолет к голове кассира и сообщил голему, что пристрелит клерка, если тот не остановится.

Кассир плакал, говорил…

Да неважно, что он говорил. Сухой остаток от следующих минут составил: клерка действительно пристрелили. Голем даже не остановился. Как и другие големы он был лишен голоса, слуха и сострадания.

Затем стреляли по самому голему. Пули оставляли вмятины, рикошетили — но голем шел.

Среди прочего оказалось, что несмотря на тяжеловесность, голем был довольно ловкий.

Из четверых не удалось уйти никому.

Налетчиков хоронили в закрытых гробах. Во-первых, никто не хотел смотреть на них, лить слезы… Во-вторых смотреть было особо и не на что…

Все дальше и дальше от города уходили десять конных и одна тачанка. У пассажира тачанки в руках был небольшой ящичек. Оттуда Лехто то и дело доставал лист папиросной бумаги, любовался им.

Возница порой скашивал глаз и видел, что любоваться особо нечем. На листе тонкой папиросной имелось немного. А именно несколько неровных линий, нарисованных так, будто кто-то расписывал перо…