Революционная сага

…а в ресторане…

— …Сегодня у нас пирует сам генерал Подлецов… Гроза красных! — гордо известил посетителей швейцар, стоящий у входа в ресторан «Яръ».

Клим хотел фыркнуть, но совершенно резонно сдержался.

Впрочем, особой надобности в подобных предупреждениях не было. Возле подъезда стоял автомобиль «Бугатти», скучал военный патруль. Из-за дверей и окон ресторана было слышно, как оркестр аккуратно и чопорно выводил легкомысленные кружева вальса "Дунайских волн". Сам по себе он пьянил не хуже иного вина.

Шумели волны шелка, в зале было невозможно дышать за запахом "Любимого букета императрицы".

Когда уселись за стол, Аристархов доверительно известил своих сотрапезников:

— …Впрочем, я уточнял. Генерал он самопровозглашенный. После того как потрепал красных, якобы ему присвоил чин генерала не то Деникин не то Колчак, не то оба сразу. Но злые языки говорили, дескать, не тот и не другой, а некто сам находящийся в генеральском звании.

За "Дунайскими волнами", заиграл оркестр иные волны, холодные, тяжелые амурские.

Будто из-под земли появился официант, изготовился принимать заказ.

Шампанского в меню не имелось.

— Что же это такое? Ресторация и без шампанского.

— Личное распоряжение генерала Подлецова. Пока не побьем большевиков — никакого шампанского.

Заказ делал Евгений. Говорил четко, так, словно всю жизнь питался исключительно в ресторанах.

Лишь раз уточнил:

— Даме, разумеется, вино?..

— Водки мне! — распорядилась Ольга. — От дурного вина у меня изжога, а откуда в этой дыре хорошее вино.

— Зря вы так сударыня. — обиделся официант. — Хорошее есть… «Абрашка» из старых запасов…

— Делай, что тебе говорят. — распорядился Евгений.

Довольно скоро принесли закуски и графин с водкой. Аристархов тут же разлили ее по бокалам:

— Выпьем за наше спасение. И за его творца — деву Ольгу!

Возражений не последовало.

Рюмка водки натощак подействовала освежающе, резко, словно пощечина. Кровь прилила к лицу, стало жарко. Иль, может быть, Ольга покраснела еще до выпитой рюмки?

— Так расскажите… — проговорил Евгений, тут же наливая по второй. — Расскажите, откуда вы такая расчудесная.

— Ранее… Да так ли важно? Училась в университетах с труднозапоминаемыми названиями, в городах далеких. Работала на стольки фабриках и заводах, что все не упомню.

— Часто меняли место работы? — полуулыбнулся Аристархов. — Наверное, тяжело даме работать на мужской работе?

— Пролетарская революция уровняет в правах мужчин и женщин. — вмешался в разговор Клим, и тут же зачем-то покраснел.

— Ну я в этом конкретно сомневаюсь. Попытки, безусловно, будут… Но ничем хорошим это не закончится.

— Вы против феминизма? — удивилась Ольга. Не верите в движение суфражисток? В прогресс?

Евгений еще раз вдохнул воздух, густо пропитанный духами:

— Нет, отчего же, я за прогресс. Раньше для того чтоб привлечь мужчину женщины использовали приворотное зелье, готовили какие-то гадости из пепла и волос, то теперь для тех же целей пользуются пудрой, помадой… Так что да здравствует прогресс. А если серьезно…

Евгений начал и замолчал.

— Да простит меня Клим, но деление мира на женщин и мужчин есть наипрекраснейшим неравенством на свете. Всему свое место, и каждый на своем месте. Женщины созданы красивыми, чтоб вдохновлять мужчин на подвиги. Мужчины сильны, дабы защищать женщин, красоту. А если мы начнем уравнивать, получится существо не шибко сильное, и не совсем красивое…

Выпили по третьей. Выловив вилкой маринованный гриб, Евгений хотел что-то сказать. Но не успел.

— Жаль, потеряли Рихарда… — проговорила Ольга, голосом больше похожим на шепот. — Как он там…

— А мне ничуть не жаль… — ответствовал уже осоловевший от водки Евгений. — Мне жаль людей, которые на него наткнутся.

За соседними столами подобострастно шептались:

— А вы слышали? Генерал Врангель взял Царицын. И сам Джугашвили бежал, переодевшись в женское платье, впрочем, не сбрив усы…

И тут, будто сама по себе открылась двухстворчатая дверь. Из полутемноты коридора в обеденный зал вошли четверо. За их спинами почти сразу закрылись створки. Только все одно, в зале сразу стало всем зябко. Показалось, вошли они не из коридора, а из склепа, где холоду и смерти по-домашнему уютно.

На пороге остановились, не то, привыкая к яркому свету, не то осматриваясь.

Отдыхающие ответно оглядели их.

Высокие, худые, черные плащи до пят, капюшоны, скрывавшие лица. Но заглянуть под капюшон хотелось меньше всего. С плащей капала вода, хотя будто бы на улице дождя не было.

Кто-то пробормотал:

— И как их пустил швейцар?..

Но вопрос остался без ответа. Даже вопрошающему стало ясно: таких попробуй не пустить. Такие пройдут по трупам. А кому хочется, чтоб по их трупам ходили?

И четверо шагнули, освобождая из ножен мечи. Пошли в глубину зала.

Шагали не в ногу, но четко. Подогнанные ранее без скрипа половицы стонали, молили о пощаде.

Было понятно: они пришли сюда не обедать. Почувствовав что-то, вскочили офицеры из-за стола Подлецова, ощетинились стволами пистолетов.

— Не стреляйте, и никто не пострадает… — устало предупредил один из вошедших. — Кроме полковника Подлецова.

Странно, но пока четверо шли, никто так и не смог пересилить себя, нажать на спусковой крючок.

Сам генерал сидел за столом совершенно бледный. Он не бежал — просто не понесли бы ноги. Лишь когда до фигур осталось с пол-сажени, выдавил:

— А кто вы такие, позвольте спросить?..

— Нет времени. — был гулкий ответ.

Взмах пяти мечей.

Кровь.

Карминовая струя упала на вечернее платье одной дамы. Красное на белом фоне хорошо смотрелось.

Голова генерала упала лицом в салат. Обезглавленное тело расслаблено откинулось на спинку стула.

И лишь тогда юный, молодцеватый поручик из двух револьверов и стал стрелять по фигурам в черном. Бил по-македонски, с обеих рук.

И стрелял довольно сносно. Лишь раз пуля прошла мимо фигур. Остальные тринадцать пуль двух офицерских «наганов» попали в цель. Вернее, в цели.

Стрелял, пока ударники не стали бить уже по стреляным гильзам.

Тогда четыре черные фигуры повернулись. Сидящие в зале видели, как дыры на их одежде затянулись. Казалось, что плащи вокруг ран стали ветхими, рассыпаются в прах, в пыль. Эта пыль засыпает отверстия, затем становится тверже, превращается в ткань.

Один из черных подошел к поручику. Руки в черных перчатках касались рукоятей сабель. Но их лезвия оставались в ножнах.

Стал в двух шагах от офицера, так что они могли бы прикоснуться к друг другу, пожать руку, если на то есть желания. Но такое желание ни у кого не возникало.

Зато поручик был единственным человеком, который видел лицо пришельца. Не мог не видеть.

Говорят, некоторые седеют за ночь. Поручику, для того чтоб постареть и поседеть понадобилось не более пяти секунд.

— Я убью тебя. — голос из-под капюшона грохотал глухо, словно снежок, брошенный в водосливную трубу. — Но не сейчас… Прости, но твое время еще не пришло.

Затем черная рука протянула что-то зажатое в кулак поручику.

— Держи… Это твое…

Но за минуту постаревший поручик не спешил принять дар. Тогда ладонь раскрылась и повернулась руба.

На пол посыпались нагановские пули.

— Пора… — сказала фигура повыше. Та, что носила мечи за спиной.

И четверо пошли вглубь зала.

Говоривший с поручиком, шел чуть сзади и в стороне. Возле столика, где сидели Аристархов, Чугункин, Геддо и Ольга.

Внимание проходящего привлекла последняя. Он сбил шаг, остановился, словно вспомнил что-то…

— Ольга? Дочь Косты?.. Вас ли я вижу?

Ольга сглотнула и кивнула. Евгений незаметно расстегнул кобуру пистолета.

Но совершенно напрасно:

— А мы ведь недавно гостили у вашего батюшки. — неслось из-под капюшона. — Он отошел от дел, но пребывает в добром здравии. И если бы ваш батюшка знал, что мы свидимся, то непременно бы велел вам кланяться.

Ольга кивнула:

— Передавайте ему тоже поклон, если попадете в те края.

— Пренепременно. Впрочем, не знаю, слишком много дел…

В это время трое прошли через весь зал. Тут же распахнулось окно, словно какая-то дверь, хотя потом владелец ресторана клялся, что окна у здания были на зиму закрыты и законопачены. С улицы ударил осенний ветер, задул свечи в эркерах, остудил горячие блюда, еще больше охладил водку.

Трое один за другим становились на подоконник, расправляли плащи, словно крылья и спрыгивали вниз.

— И сейчас мы спешим… — сказал четвертый. — Простите, но дела.

Ольга кивнула.

Четвертый пробежал через зал и тоже выпрыгнул в окно.

За окнами заржали кони. От этого ржания стыла кровь в жилах.

В зале молчали долго.

— Кто это был? — спросил Аристархов.

Ольга покачала головой:

— Не знаю, хотя и догадываюсь…

— А кто ваш отец, Ольга? — спросил уже Геддо.

— Палач…

Замолчали опять.

Дул ветер, играл створками окон. Был слышен стук копыт, сначала громкий, словно барабанный бой, затем все тише и тише, как тарабанит дождь по далекой крыше.

Снова ударил ветер, в зал ресторана занес капли воды.

На улице действительно начинался дождь…

— Да закройте кто-то окно! — крикнул Евгений. — Простудимся ведь! И нам кто-то собирается нести горячее?