Рим. Взгляд со стороны

Надеяться, несмотря ни на что (со стороны Православия)

Православная Церковь, со своей стороны, призвана возвыситься над своими страхами, недоверием и изоляцией. В шестидесятые годы XX в. появился пророк, который указал путь, ведущий в будущее. Это был патриарх Константинопольский Афинагор I. Он считал, что только вновь объединенный христианский мир может ответить на двойной вызов нашей эпохи. Это, с одной стороны, тенденция к объединению планеты, а с другой — впечатляющее нарастание различий. Ситуация отсылающая нас к тринитарному пониманию единства, не исключающего множественности.

Афинагор сознавал, что главный раскол в истории христианского мира произошел в начале второго тысячелетия между Востоком и Западом. Этот раскол привел христиан к «сковывающей дезинтеграции». Именно его необходимо уврачевать, и, в первую очередь, раскол между Римом и Константинополем, которые были протагонистами исторической драмы. Воссоединение может стать «сковывающей реинтеграцией». Православие освободилось бы от присущей ему тенденции пребывать вне истории, а Запад, наоборот, от чрезмерной поглощенности ею, приводящей к поискам духовности в сектах и на нехристианском Востоке. Рим и протестантский мир, отчасти благодаря Православию, которое могло бы сыграть роль катализатора, также пришли бы к взаимной интеграции, не утратив ни чувство свободы, ни ощущение тайны.

Через год после встречи в Иерусалиме Афинагора I и Павла VI происходит снятие анафем 1054 г., что сделало возможным между двумя церквями «диалог в духе любви», свидетельствующий о «неуклонном желании прийти к общему пониманию апостольской веры и ее императивов». В июле 1967 г. Павел VI отправляется в Стамбул и молится в Святой Софии во искупление того, что на этом самом месте в 1054 г. латинский кардинал отлучил от общения Вселенского патриарха от имени Римского престола (не зная, впрочем, что этот престол в тот момент не был занят, по причине смерти папы Льва IX). Принимая Павла VI на Фанаре, Афинагор приветствовал его, как «святейшего преемника Петра». Прибыв, в свою очередь, в Рим, он заявил, что папа — «носитель апостольской благодати, преемник плеяды предшественников, мудрых и святых, прославивших этот престол, который пользуется первенством чести среди всех христианских церквей, и святость и мудрость которого, а также борьба за веру неразделенной Церкви, являются бесценным вкладом и достоянием для всего христианского мира».

В марте 1970 г. в послании, привезенном в Рим его другом и советником, митрополитом Милитоном, патриарх назвал епископа Рима своим «старшим братом», «выдающимся подвижником мира, любви и христианского единства». Прочитав послание, Павел VI, совершенно неожиданно, опустился перед митрополитом на колени, что глубоко потрясло последнего. Необычайный и глубоко символический поступок, ставший прямой противоположностью действиям Пия IX, который поставил свою ногу на голову латинского патриарха Антиохии, осмелившегося в 1870 г. встать в оппозицию догмату II Ватиканского собора.

Диалог между Афинагором I и Павлом VI, ставший свидетельством возрастающей дружбы, был запечатлен в Tomos Agapis («Книга любви»), одновременно изданном в 1971 г. Фанаром и Ватиканом. На сегодняшний день, но в большей степени для дня завтрашнего, эта книга открывает подлинное «пространство богословия». Папа и патриарх подчеркивают, что «Церкви — сестры» могут говорить на одном языке, а именно языке апостолов и Святых отцов, и имеют более чем тысячелетний опыт единства. Павел VI делает акцент на местной церкви, в основе которой лежит евхаристическая община. «В каждой местной церкви совершается таинство божественной любви, и не в этом ли причина того, что согласно древней и прекрасной традиции местные церкви предпочитают называть друг друга церкви — сестры?». Патриарх, со своей стороны, развивая намеченную экклезиологию общения, подчеркивает, что Православная церковь по существу никогда не ставила под сомнение факт римского первенства, несогласие вызывало лишь то, в какие формы оно облекалось исторически. Он не раз повторяет выражение Игнатия Антиохийского о «предстоятельстве в любви», возложенном на Римскую церковь. Таким образом, несмотря на понимание первенства, сформулированное на соборе 1870 г. и в Nota proevia 1964 г., Афинагор I признавал преемство служения Петра (и Павла) за Римским престолом, продолжающееся на практике (praxis), вопреки его теоретическому осмыслению. Что касается дел, то Павел VI в 1974 г. по случаю семисотлетия Лионского собора, на котором безуспешно была предпринята попытка унии, четко разграничил истинные Вселенские соборы, т. е. семь, совместных для Запада и Востока соборов первого тысячелетия, и соборы «всеобщие», проведенные Латинской церковью после разделения, которые имеют силу лишь для нее. С тех пор такой подход не раз применялся католической стороной, в частности, в выступлениях кардинала Ратцингера.

К этой концепции «церквей — сестер», несмотря на то, что попытки отказаться от нее предпринимались не раз, в том числе и тем же Ратцингером, Иоанн Павел II вернулся во время своего первого визита в Константинополь в 1979 г. В следующем году был начат, наконец, серьезный богословский диалог и смешанная комиссия, периодически заседающая, выработала важные документы, посвященные как вопросам сакраментальной структуры Церкви, так и проблеме унии, т. е. т. н. греко–католических церквей.

Варфоломей I, прежде, чем стать патриархом, в течении восьми лет был вице–президентом комиссии «Вера и церковное устройство» Всемирного совета церквей, единственной комиссии, в которой католики были представлены полноправно. Без сомнения, именно в этой комиссии за двадцать лет ее работы в наибольшей степени удалось добиться подлинного прогресса в области межхристианского диалога. Таким образом, Варфоломей хорошо ознакомился с экуменической проблематикой, а также с достижениями современной экзегезы, чего, возможно, не хватало Афинагору.

В своих выступлениях Варфоломей не раз называет папу «нашим старшим братом», «епископом первого Рима, с которым мы пребываем в общении любви». Вместе с тем, он уточняет, что к единству можно продвигаться лишь «в духе страха Божия, искренности и осторожности».

Крушение коммунизма привело к тому, что в страны, в которых оно произошло, хлынул поток наиболее спорных «достижений» западной культуры, что повлекло за собой среди немалого числа православных сильную антизападную и антикатолическую реакцию, ввиду осознания ими угрозы для собственной идентичности. В странах Восточной и Юго–восточной Европы они (хотя и не представляя собою абсолютное большинство) принимают участие в широко развернувшемся восстании Востока против Запада. И если для Ислама Запад это чаще всего христианство, то для этой группы православных, Запад — прежде всего Рим. Югославский кризис вновь оживил призрак заговора католиков и мусульман (который якобы имел место в 1204 и-.1453 гг.), направленный против Православия.

Патриарх Варфоломей сумел выступить против того, что он назвал «антикатолической истерией» и спас угасающий межцерковный диалог. В 1996 г., несмотря на конфликт с Москвой, с трудом преодоленный, он воспрепятствовал отмене заседания большой смешанной комиссии, инициатором которой неожиданно и без объяснений выступила православная сторона. Однако и он, соглашаясь признать в принципе разрешенным вопрос о Filioque (в Цюрихе, в июне 1995 г., он напомнил не без юмора по этому поводу о теории относительности, опубликованной в этом городе Энштейном), с весны того же года жестко критикует католическую интерпретацию известного текста из Мф. 16: «Ты — камень, и на этом камне Я созижду Церковь Мою». Встреча Варфоломея I и Иоанна Павла II в Риме 27—29 июня 1995 г. сопровождалась символическими жестами: благословение, преподанное сообща, заключительный призыв патриарха, обращенный к верным: «Возлюбим друг друга!». Однако, с точки зрения богословской встреча была неудачной. Оба предстоятеля согласились с тем, что первенство есть, в первую очередь, служение и требует величайшего смирения. Но патриарх подчеркнул, насколько толкование Мф. 16 было и остается сложным и неоднозначным, а папа по сути никак не прокомментировал эти слова. Его ответом можно считать завершающий пассаж энциклики Ut unum sint, в котором папа призывает к экуменическому размышлению о служении первенства.

Еще в Цюрихе 14 декабря 1995 г. Варфоломей решительно заявил, что единственной властью божественного установления в Церкви является власть епископов и их соборов, и что особые функции пап не имеют духовного основания. В конце июня 1996 г. в интервью польскому ежемесячнику Tygodnik Powszechny патриарх подтвердил свое мнение о том, что «папство стало самым большим и самым спорным камнем преткновения» в диалоге между православными и католиками. Он поставил под сомнение правомочность того, как осуществлялось служение пап, начиная с конца первого тысячелетия, и, в особенности, «ложные теологические обоснования» всемирной юрисдикции пап.

Для Варфоломея миссия, возложенная Христом на Петра, есть миссия каждого из епископов и всех епископов вместе, как преемников Двенадцати, а не одного епископа Рима. Все епископы соборно являются преемниками апостолов. В действительности, ни один серьезный экзегет сегодня не поддерживает мнения о том, что Петр получил повеление «править» другими апостолами. Если он «первый», то «первый среди равных». II Ватиканский собор, как мы видели, признал, что Петрово служение осуществляется в рамках епископской благодати, так как не существует таинства папства.

Не столь важно, что заявления патриарха кажутся несколько упрощенными и заостренными полемически. Экуменический диалог действительно нуждается сегодня в осмыслении. Конечно, необходимо критиковать то, как осуществлялось римское первенство, в особенности в эпоху Средневековья и в Новое время. Мы слышим эту критику из уст патриарха в интервью польскому ежемесячнику. Не менее необходимо, однако, напомнить и о «таинстве» присутствия Петра (и Павла) в Риме, и о «предстоятельстве в любви», которое из этого проистекает, таинстве, в полной мере признанном Востоком, начиная с V в. Столь же важно напомнить и об особой роли Петра (protos, а не arche), засвидетельствованной в Новом Завете.

И все же, чем объяснить резкий тон заявлений Вселенского патриарха? Со всей осторожностью осмелюсь выдвинуть на этот счет две гипотезы. С одной стороны, патриарх не может не учитывать усиление интегристских настроений в некоторых православных кругах, о чем упоминалось выше. С другой стороны, на патриарха не могут не оказывать влияния эклезиологические идеи его советника, замечательного богослова профессора Иоанна Зизиуласа, ставшего митрополитом Иоанном Пергамским. В своей главной книге «Евхаристия, епископ и единство Церкви» он утверждает, что единственной благодатной структурой является епископат, дальнейшее развитие церковной организации объясняется историческими факторами. В этой части Зизиулас расходится с другим выдающимся православным экклезиологом XX в., о. Николаем Афанасьевым, профессором Свято–Сергиевского богословского института в Париже, который считал, что высший авторитет «рецепции» признавался за Римом на самом раннем этапе церковной истории.

В этом контексте неопределенности нельзя не отметить одно профетическое событие, которое недавно имело место на Ближнем Востоке, в пределах древней Антиохии. Во время синода Греко–католической Церкви, проходившего в Ливане с 24 июля по 4 августа 1995 г., практически все епископы подписали исповедание веры, состоявшее из двух пунктов:

1. я верю всему, о чем учит Православная Церковь;

2. я пребываю в общении с епископом Рима, в той роли, которую признавали за ним Восточные отцы в эпоху до разделения церквей.

Этот текст одобрил один из самых выдающихся епископов Антиохийской православной патриархии — митрополит Георгий (Кодр), а также сам патриарх Игнатий IV (Назим). Митрополит Георгий заявил: «Я рассматриваю это исповедание веры, как необходимое и достаточное условие, чтобы восстановить единство Православных церквей с Римом». Конечно же, трудно ожидать результатов этого события немедленно, они могут появиться прикровенно, возможно, для начала лишь в пределах древней Антиохии. Греко–латинский патриарх, осторожный старец, не подписал синодального заявления. Ватикан молчит. Сам папа, как кажется, не в курсе случившегося. Что же касается православной стороны: интегристы бодрствуют, другие автокефальные Церкви хранят упрямое молчание. Что же в итоге? Заживление исторических ран началось, и не только в сердцах отдельных верующих, но и на уровне церковных структур. Не забудем, что именно в Антиохии ученики Иисуса стали впервые называться «христианами»!