Рим. Взгляд со стороны

Экклезиология общения

Для христиан первых веков, как прекрасно показали Николай Афанасьев и Иоанн Зизиулас, не существовало экклезиологии как таковой. Несмотря на угрожавшие христианам тогда, как и во все времена, грех и предательство, Церковь в своей глубине переживалась как опыт сопричастности таинственному триединому бытию Сына, Духа и Отца, который является источником и основанием троичного общения.

Церковь прежде всего есть Тело Христово. Кульминацией Откровения является Воплощение, в котором Бог «выходит за пределы Книги» чтобы сообщить нам Свою Жизнь, т. е. Воскресение. Церковь, таким образом, есть «место возрождения», «таинство Жизни», «всецелый Христос, как единство главы и тела». «Между главою и телом не может быть никакого промежутка, малейший промежуток был бы смертелен для нас». Таким образом Церковь есть таинство, «тайна» Воскресения, которое нас воскрешает. В центре этого таинства, исполняющего и являющего глобальную таинственность творения, находится Евхаристия, как «таинство таинств», измерением которого является Писание, провозглашаемое и комментируемое в начале Литургии. Именно Евхаристия преобразует Церковь в Тело Христово, в ней верные, как говорит святой Петр, становятся «сотелесны» Христу и Церковь пребывает «во Христе». «Так как хлеб один, мы, многие, образуем единое тело, так как причащаемся от единого хлеба» (1 Сол. 10, 17). Местная церковь — церковь города и его окрестностей, т. е. античного полиса, столь мало имеющего общего с нашими мегаполисами — благодаря апостольскому преемству своего епископа, не есть составная часть Вселенской Церкви, но, непрестанно взываемая к бытию, выявление во всей полноте Церкви, «единой, святой и апостольской», как говорится в Никео–Константинопольском Символе веры. Все местные церкви идентифицируются сквозь пространство и время в едином Теле Христовом и каждая из них является его свидетельством. Общение этих церквей есть подлинное евхаристическое единосущие, вытекающее из единства веры и епископского служения. Каждый епископ одновременно является предстоятелем местной церкви и выразителем соборного единства Церкви Вселенской. Отдельное обретает себя во вселенском и через него, а вселенское — в отдельном и, также, через него. Таким образом, каждая церковь несет ответственность за остальные. Каждая церковь свидетельствуется от остальных, и все они нуждаются во взаимном свидетельстве, «рецепции», что утверждает их в отдельности и всех вместе в качестве Единой Церкви.

Тело Христово, Церковь, одновременно и «храм Святого Духа». Духом пронизано земное существование Христа, Духом совершается Его мессианское помазание, Дух превращает тело в soma pneumatikon, «духовное тело», проникнутое энергиями Духа, как говорит Павел. Именно в Духе Церковь есть таинство Воскресения. При совершении каждого таинства, мы молимся о ниспослании Духа и Его действии (так называемая эпиклеза), ибо Церковь не обладает магическим образом силой своего Господа. Притом, именно эпиклеза позволяет ясно выявить всеобщее «царское священство» всех верных и сакраментальное священство епископа и священников, которые становятся его уполномоченными в условиях умножения приходов (почему эти последние не были наделены епископскими полномочиями, до сих пор остается для меня загадкой, ведь появление института «делегатов» епископа привело к немалому изменению изначальной роли самих епископов, при том, что приход как таковой и есть местная евхаристическая община). Эпиклезис есть и призыв и свидетельство: призыв совершается литургическим служением всей общины, предстоятель, епископ (священник), свидетельствует об исполнении этого прошения. Таким образом даже «миряне», «носители Духа», которого все получают в крещении и миропомазании, становятся ответственны за истину, в особенности те из них, кого можно назвать «стяжавшими Духа», и которые переживают истину более интенсивно (отсюда проистекает зачастую решающая роль монахов в истории Церкви). Это происходит отнюдь не вопреки епископату, не вопреки его сакраментальному установлению, ведь они имеют общие корни — истинный профетизм всегда сакраментален — но для «очистительного контроля», чтобы сакраментальное священство не «объективировалось» и соответствовало своему истинному призванию: епископы не могут быть пассивными орудиями Духа, но сотрудниками Его, святителями в прямом смысле этого слова. Послание восточных патриархов 1848 г. утверждает, что епископы являются «судьями и свидетелями», а миряне «щитами», защитниками истины. Фундаментальная тема «рецепции» распространяется таким образом на весь Народ Божий. (В течение первых веков епископы избирались всеми верными своих диоцезов, как клириками, так и мирянами). История Церкви знает примеры, когда даже собор епископов оказывался «разбойничьим», как, например Эфесский 449 г. или собор в Иерии 754 г. За подобным собором следовали волнения и протесты. Но речь идет совсем не о демократических консультациях. Иногда и один человек в силу своего профетического дара мог свидетельствовать о истине. Такую роль сыграл Максим Исповедник в 658 г. когда решался вопрос о монофелитстве, ереси в конечном итоге существенно искажавшей представление и полноте человеческой свободы. Пророк, рано или поздно, оказывается услышанным епископатом, пробуждает его, и тот признает в одиноком свидетельстве голос Церкви: так, менее, чем через двадцать лет после мученичества Максима состоялся Вселенский собор 680—681 гг., осудивший монофелитство.

Важно подчеркнуть, как это делает Каллист Уэр, что «соборные решения истинны не потому, что они приняты Церковью, но они приняты Церковью, потому что они истинны». И эта рецепция есть знак того, что вера Церкви поистине была выражена собором.

Тело Христово, животворимое Духом, Церковь есть также и «дом Отца». Божественное единство не отсылает нас к чистой природе, но к Лицу Отца: «един Бог потому что един Отец», «само имя это выше имени Бог». «В вечном движении любви» Отец — источник божественности, ее принцип — полагает в Себе инаковость — единство Сына и Духа и сообщает Им все, что Он есть. Здесь начало, о котором говорит Иоанн в прологе своего Евангелия, того, что «Бог есть любовь» и источник всякой любви. Также можно сказать, что Бог есть общение и источник всякого общения. Таким образом, «дом Отца», Церковь участвует (и должна об этом свидетельствовать) в образе троичного бытия: через нее распространяется на человечество любовь Святой Троицы, любовь и свобода, исходящие из самых божественных глубин. Божественная жизнь, исходящая от Отца через Сына в Святом Духе, сообщается людям, призывая их к аналогичному общению (к его становлению, несмотря на то, что мы без конца замутняем его), троичному по своей природе. Бог существует в Трех Лицах, «метаматематическое» число, которое, будучи выше всякого исчисления, выражает абсолютное многообразие в абсолютном единстве. Во Христе, в веяниях и всполохах Духа, явлен Человек, единственный и, вместе с тем, вбирающий все множество человеческих личностей: в Теле Христовом мы все «члены друг друга». Каждый в это единство лично принят Христом, каждый посвящен в свое единственное призвание языком огня Пятидесятницы.

Это общение, источником которого является Отец, полагает основание пневматологическому аспекту Церкви, согласию и, в конечном итоге, единению отдельных человеческих личностей. Это совершается действием любви, хранительницы Истины. Оно также полагает основание собственно христологическому аспекту Церкви, общению местных церквей, т. е. перманентному осуществлению соборности. Традиция предполагает посвящение нового епископа тремя епископами соседних диоцезев (епархий): таким образом, его служение оказывается включенным в общую соборность епископата.

Очень рано, чтобы избежать самозамкнутости или же конфронтации местных церквей, а также чтобы помогать им преодолевать время от времени имеющие место критические ситуации, церкви, имеющие большой авторитет, в особенности, основанные апостолами, оказались облеченными правом преимущественной «рецепции», а значит, и «попечения». Так постепенно сформировалась целая система центров согласия и, следовательно, система первенств: они назывались метрополиями и были наделены определенными presbeia, подтвержденными I Вселенским собором (Рим, Александрия, Антиохия). Позже, начиная с V в., они станут именоваться «патриархатами». Константинополь был введен в их число благодаря сиянию новой имперской столицы: altera Roma. Система церковного общения принимает облик «Пентархии» (Рим, Константинополь, Александрия, Антиохия, Иерусалим). На тот момент в соответствии с установившейся традицией первенство заключалось в праве принимать апелляции и подтверждать епископские посвящения. «Попечение» первенствующих епископских престолов, входивших в «Пентархию», а в особенности Рима и Константинополя, простиралось на Вселенскую Церковь. 34 правило т. н. «апостольских» постановлений (в реальности, вероятнее всего, появившихся в III в., когда формировались округа митрополий), отражает процесс превращения центров преимущественной рецепции в центры первенства: «Подобает епископам каждого народа (ethnos) знать первых среди них, признавать их главой и в делах, выходящих за пределы их церквей, ничего не предпринимать, не посовещавшись с ними. Но и первый, со своей стороны, не должен ничего предпринимать без совета с остальными. Так будет царствовать единомыслие, и Бог прославится в Господе (Иисусе Христе) через Святого Духа…». Тринитарная ссылка в конце не случайна.

Отсюда проистекает утверждение Рима о первенстве, имеющем свою особую харизму.