Родина – за нами!

Глава восьмая

'Сталкиваясь с проблемой на задании

Боец РДГ самостоятельно принимает меры ее решения

Согласовываясь со всеми рисками

И принимает их на себя'

('Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49',

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)

Дверь блиндажа гулко стукнула. Гауптман Роецки, командир усиленной второй роты гренадер-батальона полного состава «Кениг Фриц», отвлекся от не очень свежего номера «Фёлькишер беобахтер». Нечего читать, совсем… И кто виноват? Ганс?

Нет, с чего бы? Злиться на денщика желания не возникало. Чёртов Восточный фронт, чёртовы русские пространства! Роецки, мог без запинки перечислить своих предков вплоть до легендарного раубриттера Гуго Роецки, положившего начало роду и воспитывался не так, чтобы читать то, что лежало перед ним. Это его кузенам по материнской линии, особенно очкарикам с учеными степенями, тем да…

Но кого в интендантском ведомстве обер-комманде дес Хереес интересовали потребности пусть и заслуженного, но самого обычного гауптмана в, хотя бы, «Шпигеле»? Верно, абсолютно никого. И лётчиков, где служил давний дружок Руди — перевели куда-то дальше, на участок фронта напротив города с очередным диким, для уха нормального вестфальца, названием. Эти ребята, постоянно мотавшиеся далеко на запад за новыми самолётами, подкидывали, бывало, что-то поинтереснее. А сейчас и их отправили в новую русскую задницу с непроизносимым названием. Как же его?..

— Ганс? — Роецки обратился к денщику, плотному и спокойному баварцу Лемке.

— Да, герр гауптман? — тот был занят тем, что расчищал стол командира.

Выбросил окурки из пепельницы майсенского фарфора, привезенную с вещами офицера из дома. Поставил на столешницу, укрытую уже не чистой (а положил он её с вечера) скатертью кофейник.

— Не помнишь, куда откомандировали летунов, что стояли рядом?

— Эм… — брови солдата сошлись над переносицей. — Кажется… Алиметьевск?

— Да, точно. Спасибо, Ганс, твоя память, как всегда, безупречна. — Роецки встал, чтобы не мешать разбирать тот бардак, созданный им за время очередной наполовину бессонной ночи. — Что тут у нас?

— Завтрак, герр гауптман. Омлет с колбасой, яблочный мармелад и хлеб. Кофе я заварил вам из собственных запасов.

— Чёрт, Ганс, не могу представить, как я буду без тебя после войны. — гауптман дружески потрепал солдата по плечу. — Так обо мне не заботилась даже гувернантка у моей бабушки.

— Думаю, герр гауптман, что после войны о вас будет, кому побеспокоиться. — солдат перекинул через плечо полотенце, которым смёл со стола. — Найдёте себе красивую фрёйляйн и та будет заваривать вам кофе по утрам, делать и сервировать домашний завтрак. Вы любите наши, баварские сосиски, с чесноком, травами и мускатным орехом, герр гауптман?

— Да, Ганс, люблю, но только не с утра. Никогда не отказывал себе вечером в паре кружек холодного мюншенера, вот тогда сосиски с твоей родины оказывались как раз к месту. Скучаешь по дому, Ганс? Да не бойся, я спрашиваю не для того, чтобы потом пообщаться с господами секуристами.

— Скучаю, герр гауптман. Помните, год назад вы лежали в госпитале? А мне герр оберст дал две недели отпуску, пока вы выздоравливали после операции. Попал как раз в мае, когда цвели ябло…

Роецки, который искренне привязался к своему постоянному денщику, прошедшему вместе с ним последние несколько лет, так и не успел узнать историю про апфельблумен в Баварии.

Блиндаж строился крепко, с накатом из двух слоёв брёвен и толстым слоем земли и дёрна. Но он не был рассчитан на прямое попадание снаряда советской гаубицы ДС-44, бьющей на несколько километров с закрытых дистанций, отправляя снаряд по такой траектории, чтобы в цель они попадали под практически прямым углом. Также гауптман, уже успевший присоединиться к компании своих доблестных предков, никак не мог знать, что выстрел был пристрелочным. А вот остальные, выпущенные в два десятка залпов после, ушли точно в цель, аккуратно укладываясь по позициям его собственной роты и всего батальона. Что мог успеть подумать денщик Ганс Лемке, так же осталось для него загадкой.

«Тралы», запущенные сапёрами, прошлись по минному полю густо, сорвав много круглых болванок, таящих в себе смерть всему живому. Густые клубы чёрного и серого дыма от сработавших мин, начали рассеиваться ветром, когда в ход пошли дымовые шашки. Первые тяжёлые фигуры горохом посыпались с бруствера вперёд, ведомые приказом и долгом перед собственной страной, семьями, незнакомыми людьми оставшимися за линией фронта, всем тем, что было для каждого из бойцов родным.

Там, позади, укрывшись в рощицах и перелесках, спрятанные за несколькими холмами, что тянулись по-над рекой, грохотали десятки орудий. Наступление трёх полков, просчитанное в штабе 2-ой ударной дивизии Приволжского фронта, началось в точно назначенные сроки. Сотни людей, весь сложный механизм, руководивший ими, сейчас работал на успех. И всего несколько человек, посвящённых в тайну, знали настоящее значение неожиданного удара на этом участке.

Остальные… остальные не знали ничего. Они просто шли вперёд, стреляя в уже хорошо видимые фигурки врагов, подносили снаряды, заряжали, вели огонь батарей. Стояли на КНП[19], кричали в эбонит микрофонов станций и полевых телефонов необходимые приказы. Рвали на себя ручки фрикционов, кидая стальные тела боевых машин вперёд. Нажимали на спуск, отправляя вперед очереди и одиночные. Передавали координаты, стараясь рассмотреть поправки через дым и летящие землю со снегом. Бежали быстрее быстрого, стараясь достать до немцев раньше, чем те опомнятся. Закидывали мины в жерла минометов, заставляя фрицев еще сколько-то секунд вжиматься в землю. Тянули катушки проводов, не надеясь на радиосвязь и стараясь обеспечить такое необходимое взаимодействие. Оттаскивали на себе раненых, захлёбывающихся кровью и матом из орущих и перекошенных ртов.

Для каждого из них наступил тот момент, которого ждали долго, упорно, стискивая зубы от ненависти и стыда. Они просто воевали, идя в бой против тех, кого не звали на эту землю.

Лейтенанта уже вскользь зацепило. Шальная пуля, скорее всего из штурмового карабина, чуть чмокнула на излёте. Прожгла рукав маскировочного халата, бушлата, нательного чистого белья, вспорола кожу с мякотью. Кость, слава Богу, не зацепила. Ближайший к командиру боец, торопливо выхватив перевязочный пакет из подсумка, наскоро перебинтовал. Кровь на лёгком морозце, к счастью, остановилась быстро. Взвод, также, как и три соседних, упорно шёл вперёд. Прикрываясь плотным серым дымом из шашек, играючи преодолели первые метров триста. Идти было несложно, воронки и чёрный снег от подорванных мин проложили хорошую дорогу. Пока ветер не разнёс дымовое прикрытие — шли на грохот от разрывов.

«Боги войны» не подвели, не дали испугаться. Рискованно, конечно, было идти под свистящими над головой тяжёлыми болванками. Но риск стоил того, первые несколько минут фрицы даже и не думали огрызаться. Сидели, вжавшись в землю, осыпаемые её мёрзлыми комьями, чёрным снегом и густыми красными каплями, летящими от тех товарищей по оружию, кому не повезло спрятаться от снарядов русских.

Рёв и взрывы продолжались около двух-трёх минут, того самого рассчитанного в штабах времени, что должно было хватить штурмовой пехоте, чтобы подобраться к врагу вплотную. И его ребята, и соседи, друзья-товарищи, угловатые в броне, широкими грязно-белыми пятнами сейчас виднелись повсюду. Спешили, бежали что есть сил, торопясь успеть, пока не очухались в окопах на «той» стороне. Но всё-таки не успели.

Один, второй, третий… басовито зарокотали в приближающейся тёмной полосе станковые МГ. Жёлтые вспышки в узких, не видных практически с поля щелях, венчики пляшущего пламени на кончиках толстых стволов. Визг плотных стаек трассеров, раздирающих воздух, хлещущих стальными бичами крест-накрест. Пулеметчики были жестко и умело, выхлестывали ленты, одна за одной, стараясь не подпустить русских.

Вот ткнулся головой вниз один из солдат, бежавших в первых рядах. Плеснуло ярко-алым, таким заметным на фоне грязного и чёрного от сгоревшей взрывчатки снега вокруг. Свернулся в клубок чей-то любимый сын, брат, муж, отец, дядя, сват, или просто пусть и не родной, но близкий человек, которого ждали за Уралом.

Очередной безымянный для многих герой, который делал всё что мог, чтобы пусть и нескоро, но на этой земле можно было жить. Дышать вольным и чистым воздухом, строить жизнь, растить детей. Каждый из тех, кто сейчас бежал вперёд по заснеженному полю, мечтал делать это сам, но знал, что даже если не выйдет у него, должно быть у кого-то другого. И никак иначе, только так. Потому что это война каждого. А этот солдат, который может и с другого взвода, роты, батальона, будет отомщён. И память о нём будет жить дальше, передаваясь из поколения в поколение, потому что по-другому было нельзя. Ведь это общая, одна на всех война.

А пулемёты продолжали стрелять трещотками, жадно, захлёбываясь очередями. Падали, падали солдаты в штурмовых комплектах защиты. Воздух продолжал рваться на куски роями голодных стальных ос, прошивающих насквозь людей с маленькими красными звёздочками на шлемах. Ноте шли, шли и шли вперед, наливаясь еще больше злобой и яростью.

Лейтенант прижался к земле, прикрывшись разбросанной взрывом противопехотной мины, грудой вывороченной земли. Вскинул автомат, к стволу которого на полном автомате, не помня, когда он это и сделал, прикрепил гранату. Быстро поменял магазин, прищёлкнув холостые патроны. Вскинул тяжёлый механизм, поймал в прицел одну из щелей, плюющуюся огнём в их сторону. Прикинул расстояние и поправку для очень нужного результата попадания, взял чуть вверх и левее. Выдохнул, выбрал момент и плавно, как на стрельбище, выбрал спуск.

Отдача от мощного девятимиллиметрового патрона сильно толкнула плечо. Граната фыркнула, отправившись в полёт по кривой дуге, ставшей к концу более пологой, стремящейся к цели стрелой. Оставила за собой быстро исчезающий, дымный след. Она воткнулась ровно туда, куда было необходимо попасть. Молниеносно юркнула в едва заметную щель-бойницу. Взрыв-не взрыв, не особо громко, больше похоже на хлопок, с густым белёсым дымком. Крик внутри укрепления был намного громче. Ствол МГ заметно дёрнулся, застыв чёрной корягой, торчащей прямиком в низкое, серое и снежное небо.

— Ур-р-р-р-а-а-а-а!!! — басовито рявкнул сбоку невесть как оказавшийся рядом с командиром «замок». Вскинулся одним прыжком, перебросил удобнее свой автомат и ринулся вперёд ртутным живым шариком.

Лейтенант привстал, шаря глазами вокруг. Дым развеялся, давая возможность оценить то, сколько полегло однополчан, только что двигавшихся вперёд вместе с ним. На какой-то момент ему показалось, что из батальона осталось чуть больше одного полноценного взвода. Но всего на какой-то момент. Зарокотало справа, слева, сзади. Высокие мощные фигуры, укутанные в зимний камуфляж, виднеющийся из-под носимой защиты, кажущиеся неповоротливыми и большими, вставали во весь рост. И шли вперёд, собственной огневой мощью пробиваясь к совсем уже близкой линии траншей.

Злость и ярость, кипящие внутри, просились, рвались наружу, подталкивали бурлящим адреналином и…

— Ур-р-р-р-а-а-а-а-а!!! — лейтенант вскочил, чувствуя, как совсем ушёл в никуда противный липкий страх, не так давно попытавшийся скрутить его изнутри.

Шаг, второй, следом за теми, кто уже нёсся вперёд, даже не прижимаясь к такой спасительной земле. Они шли в самоубийственную атаку, обычные парни, родившиеся на этой великой земле, шли не пригибаясь и уже не прячась, подавляя врага одним только видом и древним, пришедшим из глубины времени боевым кличем. И те дрогнули, понимая, что здесь и сейчас они уже ничего не смогут сделать этим вот мужчинам и женщинам, не боящимся смерти. И для них не надо было никакого специального вещества, про которые они и не слышали. Не было никакого боевого безумия, не было алого тумана перед глазами и жажды убийства. Была лишь ледяная ненависть к тем, кто пришёл в их дом, сжигающая изнутри не хуже пламени…

Лейтенант ударом приклада отшвырнул одного, бросившегося откуда-то сбоку, вынырнувшего из хода сообщения. Хлестнул очередью поперёк груди ещё одному, неожиданно вскочившему на ноги, и оказавшемуся весьма живым. Когда автомат сухо щёлкнул, а рука, привычно пошарив в подсумках, не нащупала ни одного полного магазина, он только вздохнул. Привычно перекинул автомат за спину и быстро выхватил тяжёлый трофейный клинок, понимая, что может не успеть к силуэту в офицерской шинели, шатающейся, показавшейся в дверях дымящего блиндажа. Но всё ещё сжимающей в руках угловатый МП.

Одинокая серая ворона, кружась, опустилась вниз. Каркнула, выглядывая товарок, суетливо оглянулась вокруг, топорща перья и подпрыгивая. Но нет, пока она была одна, первая, понявшая, что внизу всё прекратилось.

Чёрный дым продолжал подниматься клубами в небо, но треск стрельбы и басовитые разрывы гранат становились всё реже. Птица, давно наученная жизнью осторожности, продолжала осматриваться. Она не спешила приступать к тому, для чего прилетела. Этому она тоже научилась давно. Лучше было дождаться того времени, когда высокие фигуры перестанут сновать взад и вперёд, постоянно нагибаясь к земле. Изредка, то одна, то другая начинала кричать, махая руками. Или наоборот, молча выпрямлялась, направляя вниз остро пахнущее железо, что не выпускала из ладоней. Потом был короткий звук, вспышка огня и человек шёл дальше. Надо было лишь дождаться, когда они уйдут дальше и тогда можно приступать.

С неба вновь падал, лениво кружась в морозном воздухе, снег. Падал, не тая на широко раскрытых глазах тех, кто уже никогда не сможет встать с ледяной земли. Падал, накрывая пушистым мягким ковром, красные и чёрные пятна. Бой закончился.

Полковник Медведев молчал, крутя в пальцах сломанный карандаш. Хрустнул его остатками, подошёл к столу. Открутил колпачок на фляжке, которую достал из тумбочки. Посмотрел на тех, кто сидел рядом. Нашёл три относительно чистых стакана и налил по трети каждого прозрачной жидкости. В блиндаже резко запахло спиртом.

Поднялась вверх плащ-палатка, закрывающая вход в «кабинет» командира. Зашёл уставший, с красными щеками и носом Смирнов. Принюхался, взял один из стаканов, залпом отправил внутрь.

— Ну? — на лице Медведева чётко выступили желваки.

— Ушли, товарищ полковник, все три группы успешно ушли на ту линию фронта.

«Батя» сжал в руке стакан, поискал глазами лысого, всё также сидящего в тени. Выпил, медленно, пропустив ледяной спирт сквозь сжатые зубы. Стукнул стаканом по доскам стола. Сел, глядя в пустоту перед собой.

— Пусть вам земля будет пухом, ребята… — Смирнов, глядя на командира, сухо сглотнул. Группы ушли «туда», дело было сделано. Цена… цена вышла дорогой. И понять командира можно было без лишних слов. Война…

— Они погибли не зря. — лысый вышел на свет. — Не зря.