Родина – за нами!

Глава двадцать вторая

'При воспитании психологической устойчивости главные усилия должны

Быть направлены на то,

Чтобы любые неожиданности для разведчиков стали привычными.

Чтобы неожиданность стало правилом,

Сюрприз — закономерностью,

А внезапное изменение ситуации — обычным делом'

('Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49',

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)

Абраменко не ошибся. Трое непонятных немцев-штурмовиков стали, конечно, серьезным противником, но полувзвод егерей из контрпартизанских подразделений СС были серьезнее. Стрельба началась минут через пять, схватка оказалась быстротечной и сложилась не в пользу РДГ.

Разведчик, лежавший рядом с командиром, успел среагировать первым, увидев среди разбросанной поленницы крайнего дома двух немцев с МГ. Выстрелил несколько раз, заставив их вжаться с головами в землю. Попытался бросить гранату, но не успел. Подрубленный точным выстрелом стрелка-снайпера, засевшего в сухом кустарнике на склонах, упал, раскидав руки в стороны. Абраменко, понимая, что долго здесь не протянет, рванулся, как смог, вглубь двора.

Нога вспыхнула болью, остановленная было кровь, вновь брызнула тонкими струйками, пробившись через толстый слой бинта. Лейтенант запнулся и упал, коряво сгруппировавшись и выставив руки, стараясь смягчить падение. Ударился при падении плечом, тут же онемевшим. Сзади рвануло, окатив его кашей из почерневшего снега, прелой соломы и выдранной взрывом земли. Он оглянулся, понимая, что увидит позади себя и не ошибся. Один из тех самых немцев оказался уже на краю деревеньки. Поднял руки с странным механизмом, прицеливаясь.

— Ложись, командир! — Якубовский засадил с РПД в сторону мелькавших среди развалин домов вертких фигур в маскировочных халатах и того самого, высоченного. Пулемет стучал, отсекая длинные очереди, не давая немцам оторваться от забора, остатков сарая и угла дома. На глазах Абраменко странный фашист покачнулся, когда пули РПД ударили его в плечо и грудь, лишь вмяв защиту и оглушив. Но немец устоял, покачнувшись, лишь чуть пригнулся, вновь поднимая свое оружие.

Не дожидаясь результата огня из помеси бочонка с трубой, Абраменко подтянулся на руках, стараясь заставить ставшее таким непослушным тело перевалить через несколько бревен задней стены, раскатанных попаданием реактивного снаряда. Почти получилось, к нему уже бежал один из товарищей, Еремин. Старлей стиснул зубы, чтобы не застонать, когда бревно, задубевшее до металлической твердости, зацепило раненую ногу. Боль разодрала бедро, вцепляясь раскаленными добела крючьями. Он перекинул руку, схватившись за ржавый штырь, торчавший из дерева, напрягся, перебрасывая себя под защиту остатков стены дома.

Сзади еле слышно стукнуло, и мгновение спустя громыхнуло, но уже рядом с командиром группы. Острый пороховой запах и гарь тлеющей одежды, взлетели в воздух комья снега, поднятые сразу тремя разрывами. Абраменко вскрикнул, когда острые крючья осколков вспороли его сразу со спины и с левого бока. Потянулся вперед, не понимая, почему рука, его рука, не слушается. Грохнуло еще раз, плеснув сталью с другой стороны, и это было последним в жизни командира РДГ. Длинный и грязный мешок, покрытый гарью, спекшейся и еще теплой кровью, разорванный со всех сторон попаданиями металла, обмяк, перестав тянуться вперед.

— Падлы-ы-и-и… — Якубовский дикими глазами смотрел на тело командира, перевел взгляд на второго из мертвых разведчиков. Припал к РПД, сменив диск и вставив ленту. Широко, не целясь, повел стволом, поливая огнем дернувшихся было вперед егерей, заставив их лечь. Немец с барабанным гранатометом ринулся вперед, чуть замешкавшись перед этим, перезаряжаясь.

Его ошибка была лишь в этом. Якубовский, служивший с Абраменко три года, очень любил собственное оружие. А боеприпасы к нему любил едва ли не больше, подбирая лишь те, которые оказывались наиболее удобными. Любые экспериментальные образцы сразу же оказывались у него. Вначале начвор полка еще мог бороться с излишне настойчивым сержантом разведки, но Якубовский умел настоять и умел добиваться необходимого. В конце концов подполковник сдался, махнув рукой на все. Да и нахальному сержанту все прибывающие в часть боеприпасы требовались не для баловства. Тем более, что подразделение у него было самое, что ни на есть, боевое.

Сейчас это пригодилось. Лента он снарядил недавно прибывшими бронебойными, с усиленными стальными сердечниками, где использовался новый состав пороха. Скорость и масса пули сделали свое дело.

Штурмовика отбросило назад, разрывая выше линии пояса. Пули били кучно, ломая грудную клетку, мешая внутри крошево ребер и разрывающиеся внутренности. Тяжелое тело, закрытое надежной, казалось бы, броней, рухнуло, уронив оружие. Напоследок сдетонировали большие подсумки со звякнувшими внутри гранатами. Осколки разметало вокруг, уничтожив двоих зазевавшихся егерей. От близкого разрыва неожиданно занялась наполовину растащенная ветром копна сена, которую в свое время не довезли рачительные хозяева. Остатки телеги и возницы, вместе с давно начисто обглоданным зверьем костяком лошади, валялись недалеко, разбросанные близким, почти прицельным попаданием авиационной бомбы. Казалось — как может заняться солома, давно сопревшая от дождей и снега? А нет, взялась так, что части немцев пришлось спешно менять дислокацию, уходя от пламени, перекинувшегося на остатки сараюшек и амбаров.

— А-а-а-а!!! — Якубовский орал, продолжая хлестать очередями, пока пулемет не захлебнулся, выплюнув начинку последнего патрона. Разведчик покрутил головой, вспомнив, что рюкзак сбросил, ложась для стрельбы. Повертел головой, углядел его сбоку, на расстоянии руки. Потянулся к нему, стараясь быстрее подтянуть. Не успел.

Из-за горячей стены, полыхавшей перед ним, вышел, мерно и спокойно шагая, темный силуэт. Ребристый кожух МГ дернулся, выпустив длинную очередь. Якубовский закричал, почувствовав, как ему прошивает насквозь плечо. Успел ухватить пальцами, сразу ставшими непослушными, лямку рюкзака, рванул на себя. Вернулся назад, осел, откинувшись на стену за спиной и схватившись за пробитое плечо, до возвращения одной длинной, хлещущей по сторонам очереди.

Но еще двое разведчиков не успели, сломанными куклами отлетая назад, расчерчивая совсем черный снег под собой ярко-красными росчерками. Штурмовик скрылся за углом, меняя коробку с лентой. Егеря, разом воспрянув духом, решили двинуться вперед. Якубовский, поскуливая как пес, успел кое-как замотать плечо и не дал им этого сделать. РПД дернулся, прижимая немцев к земля и вновь не давая поднимать головы. В сторону разведчика полетели гранаты, но отскочили от листов железа, стоявших горизонтально и играющих роль козырька. Грохнули за бревном, лишь добавив едкого дыма и не причинив никакого вреда.

— Хамзай! — Якубовский повернул голову. Невысокий разведчик с раскосыми глазами кивнул ему. — Им сейчас надоест, а вон там вертушки. Вам валить надо, но с ними не выйдет. А «драккены», смотри, уходят. На базу идут фрицы, как пить дать, боезапас кончился или топливо подходит.

Хамзай поднял глаза вверх и похлопал по «манлихеру». Якубовский сплюнул со злости, понимая, что товарищ прав и ничего другого им уже не осталось. Только бороться до конца, не сдаваясь и забрав как можно больше фашистов. Да и далеко ли уйдут ребята, даже если вертолеты немцев не станут подниматься в воздух, что вряд ли? То-то и оно, что недалеко, полягут вон там, в поле, не сумев пробежать трех-четырех километров до спасительного леска.

Мысли прервала цепочка разрывов, протянувшаяся по всей линии их обороны. Еремин вскрикнул, прижав руку к лицу. Через пальцы проступила кровь, пробежав вниз несколькими быстрыми каплями. Сбоку, чуть не зайдя им в тыл, неслась в сторону разведчиков здоровенная хрень в защите, только что выстрелившая в них из гранатомета. Всем повезло, что широкая полоса дыма обманула немца, принявшего не шевелящиеся тела мертвых разведчиков за живых и то, что они все-таки перегруппировались. Но опасности от это меньше не стало, немец приближался.

А второй, перезарядивший пулемет, вновь открыл огонь. Воздух снова наполнился грохотом выстрелов и свистом пуль, которые выбивая щепки из укрытия оставшихся в живых, пытались добраться до них. Штурмовик с гранатометом несся к ним, мелькая среди построек соседних дворов, не дававших ему возможности открыть прицельный огонь. Якубовский, оценив обстановку, поняв одно: если не успеют ухайдакать гранатометчика, то все, полная хана. Поднять им головы и перегруппироваться пулеметчик не даст. Он посмотрел на тех, кто были рядом, увидев во взглядах тоже самое. Разведчик хмыкнул, принимая решение. Да, до смерти осталось всего ничего, но если не попытаться дать возможности уйти остальным, то…

— На, сука, получай! — Еремин не выдержал, сорвавшись с места и шагнув в сторону немца, показавшегося за полуразваленной пристройкой. Боец встал во весь рост, бросаясь вперед. Высокая фигура немца, странная, широченная и угловатая, не успела уйти с линии огня АСД разведчика. Пули простучали поперек груди, сумев найти слабые места в сочленении защиты шеи и плечевого пояса. Три вошли с левой стороны нижней челюсти, разбрызгав крошево осколков кости, зубов и ошметков мяса с языком. Громадный штурмовик, весь покрытый броней, обтянутой зимним камуфляжем, тяжело завалился на спину, разнеся в щепки остатки невысокого хлипкого заборчика.

Гранатомет все же успел выстрелить, пусть и немного. Палец уже мертвого штурмовика надавил на толстую скобу, выпустив три заряда. Но и этого хватило. Еремина закрыло поднявшимся от разрыва гранаты облаком дыма, гарью и снежным крошевом. На общем грязно сером фоне, отчетливо мелькнули алые пятна, разбрызгавшиеся во все стороны. Разведчика разорвало пополам, разметав во все стороны. Якубовский высоко взвыл, схватившись за ногу. Острый, как хорошо правленая опасная бритва, осколок вспорол ногу, чуть выше колена. Кровь ударила с небольшим замедлением, но сразу и сильно.

Со стороны залегших немцев вновь раздались короткие очереди, выбивая четкий ритм. Немец с пулеметом, учел опыт двух погибших собратьев, прикрывался всем, что осталось от строений, пока не горевших. Его темный силуэт терялся в расползающихся вокруг плотных клубах дыма. Разведчики вжимались в снег, не имея возможности не отползти дальше, не ответить врагу как следует. Вспышки пламени, мелькающие над компенсатором, давали возможность зацепить его взглядом, но не более. Егеря, которых он прикрывал, начали продвигаться вперед.

Якубовский, над головой которого резко свистнуло сразу несколько пуль, покачал головой. Дела стали совсем хреновыми, выхода он практически не видел. Надо бы прикрыть ребят, дав им возможность идти на прорыв. Но этот гребаный немецкий живой танк не давал даже малейшей возможности. Неожиданно выстрелы прекратились.

— Это чего еще такое? — Хамзай осторожно выглянул в просвет между досками. — Никак немчура чего надумала?

— Сейчас сдаваться будут предлагать. — Предположил Христенко, пользуясь моментом и проверяя ПСО[37] на винтовке. Покрутил головой, смотря на трех выживших товарищей. — А что, думаете, не будут?

Снайпер оказался прав. Прошло совсем немного времени, и над размочаленной деревянной будкой уличного туалета поднялся ствол «манлихера», на конце которого виднелось небольшое и относительно чистое белое полотенце. Обычное белое полотенце, всегда лежавшее в рюкзаке каждого педантичного Ганса, Пауля или Вилли.

— Эй, русскийе! — вслед за «белым» флагом там же показалась голова в шлеме, обтянутом капюшоном от маскировочного халата. — Не стрельяйте, переговоры!

— Че те надо, фриц? — Якубовский крикнул, не приподнимаясь из-за укрытия.

— Зачьем стрелять? Прощье сдаться. Врачи, банья, отдых…. Сдафайтесь, русские. Огонь открывать не будьем, найн. Руки ввьерх и выходитьите.

— Мы подумаем. — Якубовский вздохнул. — Эй, Ганс, или как там тебя⁈

— Чьто? — Немец вновь появился над заборчиком.

— Пока думаем, может, сигарет кинешь? У нас кончились.

— Коньечно, лови, Иван. Сдафайтесь, сигареттен у нас много.

Пачка дешевых солдатских «Спорт» шлепнулась рядом с сержантом. Тут же приземлилась плитка «Шокаколы».

— Вот дурной немец-то, а? — Якубовский взял пачку, держа ее подрагивающими пальцами. Открыл, достав сигарету, помял, понюхал. Запах был неплохим, сладковатым. Сержант не курил и сейчас, чиркнув спичкой, неумело затянулся, закашлявшись.

— Ты чего? — четвертый из выживших разведчиков, сорокалетний Иваныч покосился на него.

— Ниче… курю вот. Будешь? — сержант снова закашлялся, скривился, когда задел распоротой ногой за ручку РПД.

— А чего не покурить, да, сержант? — Иваныч прикурил от своей, сделанной из патрона, зажигалки. Затянулся дымом, прищурился, хитро глядя на Якубовского. — Особенно если в последний раз-то…

— Точно. — Сержант широко улыбнулся, глядя на него. Рука прошлась по коробке с оставшейся лентой, снаряженной обычными патронами. — Дурни немцы, ох и дурни.

— Это они нас поэтому гранатами не закидали до сих пор? — Христенко чуть прикрыл глаза. — Хотя вон тот урод, который с гранатометом бежал, точно в плен никого брать не хотел.

— Мало ли… может чего переклинило у него в мозгах, всего делов. — Иваныч докурил сигарету, сплюнул вязкой желтой слюной. — Христенко?

— Чего?

— А что это ты так дышишь странно, а?

— Да, понимаешь, попали вот… — снайпер повернулся боком, который до этого времени закрывал. Опустил голову, смотря на густую коричневую корку, никак не засыхавшую на ткани. — Дышать тяжело так, представляете?

— Говно… — Хамзай сморкнулся, дернул чуть лицом. — Долго не протянешь.

— Это ты точно заметил. — Христенко закашлялся, сморщившись от боли так, что напомнил печеное яблоко. — Господи, больно как…

— Хамзай! — сержант позвал разведчика тихо, махнул рукой. — Помоги мне, а?

Тот аккуратно подполз к нему, доставая жгут из кармашка на рюкзаке. Посмотрел на выходное ранение, которое сержант успел закрыть ИПП и притянул его же бинтом. Поцокал языком, оценивая увиденное, и повернул ногу так, чтобы было удобнее перевязывать.

— Уходи… — Якубовский всхлипнул от боли, когда Хамзай перетянул ему жгутом бедро. Тот покачал головой, глядя на товарища. — Уходи, чурка ты не русская, бери Иваныча и валите. Мы сможем их чуть задержать…

— Сам ты чурка. — Хамзай невесело улыбнулся. — Хорошо, братка, мы уйдем. Патронов насколько хватит?

— Не знаю. — разведчик потрогал пояс, стараясь что-то нащупать. — Ты это, Хамзай, оставьте нам с Петькой пару гранат, а? Мало ли.

Тот лишь кивнул, доставая из подсумка два рубленных яйца. Отогнул ворот кутки Якубовского и воткнул в узкий и тугой карман одну. Христенко протянул руку, мол, кидай, давай. Поймал «эфку», просунул в проушину застежки длинную полоску пластыря, прихватил им гранату по центру. Пластырь лег плотно, не давая ей выскочить из петли. Потянулся головой, проверяя — достает ли зубами? Последним делом Христенко разжал усики, чтобы ничего не помешало вырвать чеку.

— Спасибо. — Снайпер прищелкнул новый магазин. — Давайте уже валите отсюда, нечего вам оставаться.

— Там гранатомет этого чудовища лежит. — Якубовский показал в сторону темного тела. — Возьмите, мало ли.

— Если только не поврежден. — Иваныч пожал руку Якубовскому. — Ну, встретимся, сержант. Потом, но встретимся. Это, Хамзай…

— Э?

— Лови. — сержант кинул ему плитку немецкого шоколада. — Чего шоколадку забыл?

И широко улыбнулся.

Сержант подождал, пока они, старательно распластавшись по грязи, мусору, гари, черному снегу и крови, отползут дальше. Подмигнул Христенко, перед этим попросив его постараться попасть в здоровенного немца. Выхаркнул темный сгусток, удивленно уставившись на него, пощупал себя. Пальцы наткнулись на клочья разодранной одежды, кожи и мяса сзади, пониже правой лопатки. Якубовский только покачал головой, удивляясь тому, что не почувствовал ничего раньше, ослепленный болью в ноге. Пристегнул полную коробку, чтобы не полагаться на остатки ленты предыдущей, вздохнул, окунаясь в последние воспоминания.

— Эй, фриц! — голос был хриплым. Сержант подумал, что он похож на воронье карканье и невесело улыбнулся.

— Да, Ифан. Сдаешьса? — голова немца появилась над забором.

— Нет. — Якубовский очень хорошо стрелял, даже из такой тяжелой махины как РПД.

Шлем переговорщика прогнулся, пробитый в двух местах короткой очередью. Немца откинуло на спину, только правая рука взметнулась над острыми концами досок. Христенко тоже не зевал, но его выстрел не вышел таким хорошим, как у товарища. Пуля из СВТ-С лишь чиркнула по шее темного и плечистого силуэта. А немец не промахнулся.

МГ ударил одной длинной очередью, зацепив снайпера по плечу и добив его, уже упавшего. Якубовский лишь успел заметить, как мертвого разведчика отбросило назад, тело дергалось, получая пулю за пулей. Но чуть позже ему стало не до этого. Теперь всерьез взялись уже за него. Бревно все еще спасало его, принимая в себя один свинцовый гостинец за другим. Частые попадания, впивавшиеся в его твердые бока, отдавались в голове сержанта звуком сапожного частого молотка. И рядом больше не было никого, кто мог бы прикрыть фланги, с которых несколько автоматов уже начали поливать огнем в его сторону.

Он вздохнул, понимая, что осталось немного. Взглянул на небо, стараясь остаться в нем, перевернутом светлом куполе. Рядом мягко упало что-то. Остального Якубовский уже не видел. Боли не было, разведчик умер мгновенно.

Хамзай и Иваныч смогли подобрать гранатомет. Странная конструкция с барабаном, оказалась полной ровно наполовину. Этого хватило для маленького чуда, когда Хамзай, стоя под огнем догонявших немцев, попал в один из двигателей «драккена». Тот задымил, выбросил жирный черный шлейф и ушел в сторону, даже не стараясь добить мгновенно рванувшие с места две фигуры в белых маскхалатах. Догнать их бегом по рыхлому снегу у фашистов шансов не было. Ни одного.

Лишь один, тот самый, последний из трех ненормально развитых немцев, подхватив МГ практически подмышку, долго несся за ними саженными прыжками. Остановил его лишь выстрел из гранатомета, не попавший точно в высоченную фигуру, взрыхливший сугробы вокруг, но задержавший. Стрелять прицельными очередями тот не стал. То ли все-таки оказался ранен, то ли густая серая пелена от сгоревших остатков строений, разносимая еле уловимым ветром, мешала прицелиться. Двое оставшихся разведчиков из группы Абраменко ушли, скрывшись в спасительном пролеске.

Они петляли весь вечер и большую часть ночи, стараясь оторваться. С ревом несколько раз над разведчиками прошло несколько поисковых вертолетных патрулей. Один раз, когда оба лежали на снегу, стараясь перевести дыхание, Хамзай на самом крае слуха засек собачий лай. Далекий, хриплый и злой, он донесся до них, заставив разом встать и бежать дальше. К утру, когда подморозило, Иваныч хрипло кашлял, а волосы на коротко остриженных головах схватились коркой, все не таявшей, пока они снова не перешли в бег, хотя ноги практически не слушались. Ближе к девяти они наткнулись на группу Иволгина. Случайно и странно, но они смогли пересечься с их маршрутом.

Пуля со свистом пролетела рядом с головой Иволгина, отщепив несколько кусков коры, царапнувших скулу. Капитан кривовато усмехнулся, выловил еще одну фигуру в серо-белом, прицелился и плавно выбрал спуск. Винтовка Ованесяна кашлянула, аккуратно отправив вперед небольшой снаряд калибра семь-шестьдесят два. Фигура дернулась и пропала, плеснув красным из пробитой артерии на шее.

Он остался один. Остальные… остальных, если судить по двум глухим разрывам там, справа, в ельнике, уже не было. Ованесян умер несколько минут назад. Умер быстро, хотя и нелегко. Иволгин не смог смотреть на него, ничего не видящего, вздрагивающего в судорожных движениях. Осколок от разорвавшегося ОФЗ вошел в голову, пробил кость. Кусочек металла, скорее всего совсем маленький, сделал свое дело, оставив неширокое отверстие, из которого били небольшие струйки крови. Капитан, которого закрыло широким стволом очень старой и высокой березы, пострадал меньше. Ему всего лишь в нескольких местах рвануло мякоть плеча. Иволгин перехватил винтовку, чуть не упавшую в снег, когда снайпер начал заваливаться и его самого, неуклюже, сильно ослабев. Но не упал сам, смог положить товарища на снег.

Когда Ованесян вздрогнул в первый раз, закричал, страшно и люто, ничего не соображая и просто воя от боли, Иволгин заплакал. Странно, казалось бы, зареветь посреди боя, когда тебя обложили как волка и стараются уничтожить, но ничего не поделаешь. Сдержать себя он не смог. Горячие редкие слезы бежали сами по себе, падая вниз, солеными дорожками огибая пересохшие губы. Всхлипнув, глядя на агонию своего бойца, капитан приставил ствол «штурмера» к его голове и выстрелил. Слезы прекратились сразу, остановившись в тот самый момент, когда сухой и высокий Ованесян вздрогнул в последний раз. Дело оставалось за немногим, время практически вышло.

Там, чуть позади, дымил один из «шагунов», которого смог подорвать кто-то из ребят. Лежало с десятка полтора, не меньше, егерей. А остальные шли сюда, по его, Иволгина, душу. Капитан перехватил винтовку, закинув автомат на плечо. Отстегнул подсумок у снайпера, понимая, что в том от силы один магазин и быстро, насколько осталось сил, скользнул дальше, в самую глубь леса. Немцы пошли следом, только теперь осторожно, понимая, что взять его парней сразу не вышло. Цену разведчики взяли с них большую. Хуже всего было то, что стволы продолжали валиться и трещать, показывая путь еще двух, как минимум, «панцершрайтеров».

Огонь по нему открыли сразу с трех точек. Винтовка помогла лишь несколько раз, потом Иволгину оставалось лишь вжиматься между вывороченными корнями нескольких рухнувших стволов и ощущать, как подпрыгивает под ним земля. Пальцы в это время жили своей жизнью. Они быстро нащупали плотный брезент на правом боку, торопливо дернули ремешок и нашли на ощупь одну вытянутую и плоскую штуковину. У него, слава Богу, которому капитан никогда и не молился, остались при себе и руки и немного времени. Колпачок с иглы ушел в сторону быстро, повиснув на тонкой полоске ограничителя из пластмассы. Куда втыкать тонкое стальное жало Иволгин знал прекрасно. Приходилось уже, пусть и всего несколько раз. Игла вошла ровно туда, куда и было нужно. Пальцы послушно надавили на тонкие, хотя и очень прочные, пластичные стенки одноразовой ампулы-шприца.

Голоса немцев, уже не таящихся, Иволгин старательно отогнал в сторону. Какая ему была разница до них, которые его получат лишь в качестве доказательства уничтожения русской диверсионной группы? Внимание его сосредоточилось на одном, ярком пятне. Прямо перед ним, сидя на покачивающейся, почему-то покрытой снегом ветке, сидел снегирь. Сидел. Смешно склонив голову набок, и смотрел на него черными и блестящими маленькими глазами. Птица улетела, но не сразу. Лишь когда снежинки, падающие на лицо человека, перестали таять.