Родина – за нами!

На войне, как… — 8

СССР, Свердловск, курсы личного состава РККА, 196…

Бронебойщик — профессия почетная. И страшная. Бронебойщики не часто переживают бой. Но куда без них?

Пусть тяжелых ПТР, противотанковых ружей, сейчас почти не осталось. Пусть жгут врага гранатометами, все равно. Без бронебойщиков армии никак. Страшно? Да. Опасно? Очень. Но никак. Потому и идут из военкоматов добровольцы, и выбирают туда сразу, через сито отбора не хуже, чем в тяжелую пехоту, разведку, саперов или моряков.

Степка Наумов сам попросился, как пришло время и военкомат больше не заворачивал паренька. А что? У Степана несколько разрядов Осоавиахима, Степа работал в цеху с двенадцати, помогал ворочать железо, поднимал заготовки в станки, катал тележки со стружкой, что не каждый взрослый сдвинет. Уж чего-чего, силушки Степе было не занимать. Да и мамин брат, дядя Слава, служил бронебойщиком, уже третий год, жив-здоров, слал приветы в письмах и сейчас стоял где-то на самой линии фронта, в Поволжье.

Степан радовался. Мама ничего не говорила, ходила оставшиеся дни как в воду опущенная. Отец, вернувшийся десять лет назад без пальцев на левой руке, хмурился, но молчал. Провожали просто, собрались с соседями по улице, где стоял вагончик Наумовых, посидели.

Служба пошла, само собой, сразу. Первые полтора месяца никто и не вспоминал, что шли на бронебойщиков. Бегали, бегали, ходили строем, изучали матчасть, теряли и без того не самый большой вес, кто-то учился мотать портянки, кто-то — сушить бушлат за пару часов отдыхающей смены дневальных.

Зима накатывала суровая, осень сыпала град пополам с ледяными дождями. Казармы, стоявшие за Свердловском, были царской еще постройки, для складов строили. Протопить их казалось нереальным делом, но молодежь справлялась, как могла. Лес подходил к ограждению части, вместо зарядки частенько отправлялись туда, с пилами и топорами.

Ничего, жить было можно. Хлебали щи, три раза в неделю с кусками мяса, ели вареную рыбу, минтая и хека, бережно мазали на тяжело-сыроватый хлеб выданные пайки масла. Степан полюбил стрелять, на стрельбище к концу месяца начали гонять через день, пусть и выдавали в основном старые трехлинейки или ППШ, выдав «судаевы» и «калашниковы» лишь пару раз.

А тут, как прошла присяга и отобрали всех слабых и ненадежных, пошла настоящая учеба. Тут-то Степа в первый раз усомнился в себе… А поди, побегай с РПГ-5 за спиной, да с вьюком на три гранаты, с легким, вроде бы, «судаевым-47» и магазинами. А бегать-то еще приходилось в том самом обвесе, что таскали тяжпехи, во всех этих нагрудниках с наплечниками и даже с щитком на яйцах. Ну, и шлем, куда ж без него…

Степа бегал, Степа бегал с трубой и носился с тремя вьюками, за спиной и в руках, если выпадало вторым номером. В первую неделю ныло все: ноги, плечи, спина, шея, задницу вообще ломило после подъемов на взгорки и перебежек между ними.

Старшина Апарович, командир их учебного взвода, себя не жалел, а уж личный состав вообще гонял до белого каления. Но самое-самое началось позже. Когда пошла матчасть бронетехники противника.

— Открыли конспекты, товарищи красноармейцы!

Майор Чувпило, заместитель командира курсов, чернел щеткой усов и черным танковым комбинезоном. Класс находился прямо у входа в несколько больших ангаров, скрывающих огромные стальные коробки, собираемые трофейными командами и отправляемые в тыл на десятки схожих курсов.

— Сегодня нам с вами выпало огромное счастье… — майор ходил между партами. — Вон, прямо там, за дверью, ждут ваши пытливые умы две интересные машины, созданные сумрачным тевтонским гением. Кому тут смешно⁈ Алапаев!

— Я, трщ мйор!

— Тебе смешно от слова «сумрачный», от слова «тевтонский», от самого словосочетания или ты как дурачок, смеешься над всем непонятным?

— Виноват, трщ мйор!

— Виноват — не виноват, а будешь сегодня помогать личному составу, обслуживающему панцеркампфваген-восемь, наваривающему на него новые бронепластины для практических стрельб. Твоя задача будет почетной — начищать траки до блеска.

— За что, трщ мйор⁈

— Было бы за что, Алапаев, что другое бы начищал. А так, считай, боевая задача. Садись.

Курсанты молчали и смотрели в конспекты. Майор славился крутым нравом и крутыми знаниями, за что майора ценили и никак не отправляли на фронт, куда тот просился каждый квартал, выпуская новых курсантов.

— Итак, товарищи курсанты, записываем. Панцер-шрайтер модели пять-бис[24].

Степа, старательно выводя название, косился в окошко, где виднелся горб кабины чертовой машинерии.

— Как данный вид боевой техники обзывают в войсках?

— Саранча! — почти крикнул Алапаев, страстно не желавший начищать траки.

— Молодец, Алапаев. Слушаем внимательно, товарищи бронебойщики. Запоминаем, записываем и не боимся применять данные впоследствии. Эти машины вам встретятся не часто, но знать их слабые и сильные стороны просто необходимо. Тем более, почему?

Взвод молчал недолго:

— Потому что нас ждет полный разгром врага, выход к границе Союза Советских Социалистических Республик и битва на германской земле, когда фашистам придется использовать все имеющиеся силы! Наше дело правое, Победа будет за нами!

Бабушка Степана ходила в церковь. В небольшую, стоявшую на окраине городка. Служил там бывший подводник, комиссованный из-за отсутствия обеих ног. Скрипя протезами, очень скромно одетый в аккуратно заштопанную черную хламиду, поп регулярно ходил по Степкиной улице. А бабушка, никого не заставляя, вечерами читала молитвы, наизусть.

Вот как ту самую вечернюю молитву, так и эти слова курсанты запоминали первые три дня. Старшина Апарович, левой стороной лица напоминающий потекший сыр, опершись левой рукой-культяпкой на тумбочку дневального, не распускал спать, пока слова не звучали как надо: едино, сильно и яростно.

— Молодцы! — майор пригладил усы большим пальцем левой руки. У него не хватало мизинца и безымянного, но садясь за рычаги — майор цеплял хитрый протез, сделанный в мастерских Военно-медицинского института и разгонял стальные махины как никто другой.

— Молодцы, — повторил майор, — а теперь записываем точки попадания, после которых «саранча» горит как миленькая. Их у них есть, как говорится. И мы их, гребаных сук, знаем давно!

«Шагуны», «бегуны», «волки»… К концу курсов Степа знал о шагающей технике все. От открытия в сорок восьмом, сделанного инженерами Порше, сумевшим склепать специальную шагающую платформу, используемую горными егерями для подвоза боеприпасов на перевалах и до «саранчи», ставшей проклятием партизан на Кавказе совсем недавно. Знал, куда попадать, знал, как жечь, знал все полностью.

Степана отправили на Северный фронт, где машины красили в бело-голубое и серое. Первым боем стала стычка с финнами у Петрозаводска, отбитого совсем недавно и бывшего опорной точкой перед рывком на Ленинград, одновременно с наступлением в Поволжье.

Степан Наумов погиб в своем первом бою. Сжег два стареньких четвертых «панцера», регулярно отправляемых немцами финскому щютцкору и пропустил выстрел сбоку. Его номер, Микола Галайда, из казахских украинцев, тогда уже ничего не видел, получив попадание в голову. Вместе с похоронкой родителям Степы передали орден Красного знамени.