В неприметном сером здании, построенном в духе конструктивизма тридцатых по вечерам собирались весьма примечательные личности. В соседнем, центральном корпусе царила секретность, поэтому поводили диспуты в подсобном давно не ремонтируемом флигеле. Но кого из них могли смутить облезлые стены и стертые полы, не знавшие краски со времен Николая Булганина. Комплекс этих зданий принадлежал Совмину СССР.
По причине пятницы люди немного отпускали вожжи, и потому на простом столе, покрытым старой клеенкой были щедро расставлены бутылки с сухим вином, трехлитровые банки с соком, также на газетах лежала нехитрая снедь. Сырки плавленые, колбаса докторская, хлеб белый и черный, яблоки. Последних было отчего-то много. Мерзликин поначалу говорил мало, больше слушал. Его в первые разы посещения сего неформального мероприятия крайне поразили довольно смелые мысли некоторых хроноаборигенов.
Пусть разброс мнений был излишне широк. От откровенного оппортунистического, сдобренного щедрой порцией маоизма и троцкизма до наивных идей, навеянных дешевой советской фантастикой а-ля ранние Стругацкие. Этих Анатолий терпеть не мог еще с молодости. Как можно писать о людях подобную чушь, зная их подноготную? Выдумывать коммунистического коня в сферическом вакууме. А ведь братья ведали, что из себя представляет человек. Позже, в более мрачных и злых произведениях они отлично показали всю людскую черноту и неблагодарность. Или в начале творческого они еще питали некие надежды? Человеческая душа-потемки!
Его первоначальное молчание некоторые местные позёры приняли за отсутствие собственного мнения и идей. Впоследствии об этом очень горько пожалели. Анатолий с легкостью размазывал их «построения на песках». Доказывал фактами из будущего, что времена «маниловщины» и все еще живущих среди интеллигенции дум в духе «народничества» давно позади. За что получил едкое прозвище — Абаддон, ангел бездны. Откуда, кстати, у атеистов подобные познания?
Сейчас уже мало, кто осмеливался бросить вызов одному из руководителей «Министерства правды». Так хроноаборигены обозвали Комитет по информации при Совете Министров СССР. Больно уж резко те начали идеологическую обработку непривычных к непосредственному обращению со стороны властей советских граждан. Странно им, что к ним стали обращаться, как со взрослыми людьми. Открывая то, о чем еще совсем недавно было страшно подумать. В среде творческой интеллигенции ожидаемо с неприкрытым злорадством встретили потуги высших функционеров партии и правительства. Как же их припекло знанием из будущего, раз пошли на беспрецедентные меры. Нот от богемы и клоунов не ожидали иного.
Вот и сейчас Мерзликина будто бы невзначай попросили пояснить прошедшие недавно передачи о международных делах. Марк Ройзман, один из ярчайших физиков-теоретиков НИИ ТП нескрываемо горячился:
— Правильно ли показывать всю мерзость капиталистического мира? Не перебор ли? Мы и так знаем, что та система несовершенна. Почему бы не обратить внимание на нашу?
Подтекст вопроса был прозрачно ясен для всех. К чему множить идеологически выверенную по лекалам пропаганду еще одним черным мазком? Слабо обругать закосневшую компартию? Анатолий держал в руках обычный граненый стакан с болгарским дешевым вином «Меча кровь». Средства позволяли пить здесь из хрусталя и закусывать сервелатом со шпротами, но дешевый антураж — это одна из форм протеста хроноаборигеновой интеллигенции.
— Знаешь, Илюша, а ведь мы только начали. И такие, как ты, уже заглотили наживку.
Кудрявый физик пожал плечами:
— А в чем она заключается? Я не знаю, что в Америке презирают ниггеров? Так те это заслужили. Не хотят работать, учиться, а получить все разом.
Бородатый громила с ярко-рыжими волосами фыркнул:
— Это твои девиации по поводу арабов Ройзман? Так в отличие от тех поцов негры хорошо выступают в спорте, неплохо поют и танцуют. Расы разные и у каждой имеются как положительные, так и отрицательные стороны.
Физик скривил губы:
— И я это слышу от биолога? Человек внутри одинаков. Сердце легкие, селезенка, пропитая печень.
Это был толстый намек на способность Саши Большого много выпивать и не пьянеть.
— Не знаю, какой ты физик, но в генетике точно ничего не понимаешь. Есть такая штука, Илюша: наследственность называется. Люди ведь расселились по планете очень давно и приобрели на местах различные навыки.
— Если быть точнее, то они вышли из Африки более сотни тысяч лет назад, — поправил биолога Дмитрий Серебров. У инженера оказались на редкость разнообразные интересы, в том числе история человека. — Насколько помню, было две волны расселения. Кстати, миграции шли через Синай, — все разом оглянулись на Илью. — Ученые изучили геномы и считают, что первая волна шли от сто двадцати до шестидесяти тысяч лет назад. Люди тогда достигли Юго-Восточной Азии и даже Австралии.
— Ничего себе путешественники! — оборонил черноволосый усач из НИИ. Местные слушали Сереброва внимательно. Ведь люди из будущего давали массу информации пока еще недоступной всем. Не то что бы её сильно придерживали, вернее, считали, что давать надо дозированно. Многие из советских граждан еще слыхом не слыхивали о пришельцах.
— Часть ученых считает, что волн миграции было две. Потому что первую уничтожило извержение вулкана Тоба. Тому доказательство — заметное снижение генетического разнообразия среди представителей людей той эпохи. Некоторые считают, что людей вообще в какой-то момент осталось около десяти тысяч. Случилось так называемое «бутылочное горлышко».
Кто-то присвистнул. А бородач резво ухватился за предложенную возможность показать свои знания:
— Вот и я о том! Людей спасла их тяга к перемене мест. Из-за этого они получили генетическое разнообразие. Потому что им пришлось перестраивать организм под потребности к окружающему миру. Люди физически очень разные, да и эмоционально. Это и беда, и скрытая возможность человечества. Вместо копирования, двойственные особенности.
— Дает нам больше шанса для выживания?
— Так что, Марк, не правы твои источники. Вместо решения социальных проблем, они оправдывают собственные действия.
Усач с легким грузинским акцентом заметил:
— Саша, ловко ты завернул. Но ты точно уверен, что человеческую личность можно изменить с помощью биологических методов?
— Рубен, ты зачем наводишь тень на плетень! Я вовсе не об этом. Просто политики должны учитывать различия в расах и народах. Из-за этого зачастую они делают ошибки в планировании.
— Вряд ли, — снова вступил в разговор Анатолий. — Острые углы крайне удобны политикам для внесения раздрая между социальными группами и классами. Власть имущие отлично умеют играть на горячих точках общества.
— Так ты, — грузин поднял высоко стакан с красным вином, — специально показываешь нам вначале эти самые точки? Чтобы затем раскрыть весь механизм? Как империалисты тонко умеют работать с массами?
— И не только. Дальше будет интересней. Но, извините, сказать пока больше не могу. Сценарий еще не утвердили.
Марк искоса гляну:
— Ты так уверен, что эти старцы его утвердят?
— Куда денутся? Будущее они знают, их методы уже не сработали.
— А им не все равно? Честно говоря, иногда складывается такое впечатление, что тем плевать на нас с высокой колокольни.
Мерзликин удивленно уставился на физика. Этот хмырь точно слушает «Голоса». Там в последнее время появились странные передачи, утверждающие, что Кремль столкнулся с некоей глобальной проблемой. Как обычно, все это основывалось на слухах. Многие из которых на поверку оказывались чистой дезинформацией. Кстати, в её создании активно принимал участие и Комитет Информации. Вот здесь пригодились наработки Второго управления КГБ. Анатолий предложил не трогать его работников и чаще использовать для идеологических диверсий.
Потому Мерзликин жестко отрезал:
— Я могу точно сказать, что это совсем не так!
Внезапно физика диссидента поддержал коллега по попаданству Серебров.
— Да не сказал бы, Толик. Я здесь достаточно пообщался с яркими представителями местного истеблишмента. Не первый день в Москве живу. Если те хари из двадцать первого века просто набивали свой карман. Каждый по ранжиру в пищевой цепочке. Где-то засылали наверх, другие платили крыше из ментов или иных органов. То здесь они боятся за номенклатурные льготы. Понимаешь, за колбасу в пайке! Ёканый Бабай! Страну просрали ради гребаной колбасы.
Хроноаборигены замерли. Они и ценили эти сборища за минуты откровенности. Хотя за такие речи чекисты каждого могли законопатить далеко и надолго. Но в последние недели многое изменилось. Борзеть не следовало, но за мысли пока не сажали.
— Дмитрий, не утрируй, пожалуйста. Речь идет не о представителях средней номенклатуры, а о стратегических задачах государства, коими занимаются очень немногие.
— Ну, это ты у нас по верхам лазаешь!
— Да. Потому что хочу перевернуть эту страну вверх тормашками! Расслабились, слабаки! Вы только на диспутах смелые, а на деле оказались фуфлыжниками!
Бородач недовольно хмыкнул:
— Ты это, Толян, не передергивай! Я за страну всех на британский флаг порву.
— И тебя или убьют, или посадят. Вы просто не в курсе, как у нас в нулевых годах профсоюзное движение уничтожили. А это, между прочим, прямо на моих глазах происходило.
— Государство? — спросил кто-то из НИИшников.
— При его полной поддержке. Но особо усердствовали крупные корпорации, принадлежащие олигархам. Самое смешное, что основные либеральные СМИ, певшие о свободах и правах, принадлежали как раз им. Пока продажные писаки и оскотинившаяся интеллигенция пели осанну новому демократическому строю, лидеров рабочего движения избивали громилы частных охранных агентств, на них заводили фиктивные уголовные дела, запугивали их семьи.
Кто-то ахнул:
— Да быть не может!
— Как так? В нашей стране? С такими богатыми революционными традициями?
Дмитрий криво усмехнулся:
— Это капитализм, ребятки. Он иным не бывает.
Саша Белый заиграл желваками:
— И никто за ребят не вступился? Что остальные рабочие?
— Языки в жопу засунули! Перед этим случилось десятилетие голодухи, когда ради любой работы рвали задницу. Все было рассчитано точно. Но первопричина вовсе не в этом.
Народ потрясенно молчал. Для них услышать такое, было сравни разрыву шаблонов.
Наконец, первым отмер Марк Ройзман.
— Я, кажется, начинаю лучше понимать, куда ты гнешь. Проблемы в нас?
— И не только! — махнул рукой Мерзликин. — Но в первую очередь из-за сытой эпохи развитого социализма. Так, через несколько лет обзовут ваше время. В памяти у народа оно, кстати, запомнится одним из лучших в истории. Несмотря на все недостатки. Но именно поэтому советские люди потеряют зубы.
— Что ты имеешь в виду?
Все присутствующие затаили дыхание, как будто на пороге некоей тайны. Они внезапно почувствовали, что этот странный пришелец, что получил весьма важный пост, рассуждает об истории его мира не просто так.
— Вы все родились в такое время, когда все социальные блага достались вам по праву рождения. Даже ваше появление в роддоме бесплатно для ваших родителей, и вас с самого младенчества наблюдают педиатры и прочие врачи. Ставят вам нужные вакцины, чтобы не случилось эпидемий. Кстати, многие из них случались еще совсем недавно по историческим меркам. А некоторые свирепствуют и до сих пор в неразвитых странах.
— Это так.
— Детский садик, школа, пионерские лагеря, ВУЗы. Очередь на бесплатную квартиру. Это все дано вам советской властью сразу, за это не надо бороться. Несколько поколений советских людей просто-напросто разучились бороться. За свои же права. В отличие от наших западных собратьев по труду. И в моем будущем на проклятом Западе не утихала профсоюзная деятельность и борьба за свои социальные права. В том числе и в виде демонстраций и столкновений с полицией. Фермеры вываливали прямо перед крыльцом муниципалитетов навоз, перекрывали тракторами трассы. Бастовали железнодорожники, мусорщики. Зато в новой Росиюшке царила тишь и благодать. По завету выбранного Царя установилась «стабильность».
Саша Белый мрачно констатировал:
— Так значит, эти уроды ликвидировали сопротивление на корню?
— Ты прав, Саша. Таким образом они смогли эксплуатировать рабочих и не платить им честную зарплату. Хватало лишь на оплату жилья, питание и выплату кредитов.
Горячий грузин не выдержал:
— Так это все правда, про мир капитала? А вовсе не пропаганда!
— Именно так, генацвале. Мы и сами в это до конца не верили, зато потом хлебнули по самые уши.
Ройзман не унимался:
— И что делать? И там засада, и тут несладко!
— Ждете от меня готового ответа? Нет, друзья, новый и лучший мир мы должны строить сами. Ежедневно, ежечасно, вот этими очумелыми ручками. А не просто трепаться по курилкам.
— Но как?
Мерзликин развел руками:
— Пока не знаю. Если вы нас, людей из будущего считаете мессиями, то совершенно зря. Мы еще можем подсказать, что точно не надо делать, а правильную дорогу придется щупать нам вместе.
Анатолий замолчал, за него закончил Серебров:
— И что самое важное: собственное будущее ни в коем разе не отдавать на откуп партноменклатуре. Это мы уже проходили.
Бывший журналист обернулся на товарища. А у него «котелок» варит! В короткой фразе выразил всю сущность идеи. Ройзман повернулся к столу, чтобы налить целый стакан вина, затем махом его опростал.
— Ну, граждане, попаданцы, вы еще большие антисоветчики, чем так называемые диссиденты.
Мерзликин снисходительно сузил глаза:
— Марк, уже испугался?
Физик вспыхнул:
— Еще чего! Но мы тут причем? Мы ученые и наше дело заниматься наукой. Максимум на что способны: потрендеть вот в таком философском кружке.
— Выпустить пар?
Саша Белый громко хрустнул пальцами:
— За всех не говори, Маркуша. Я человек дела и за спинами никогда не прятался. Скажите, что и куда.
Анатолий внимательно оглядел присутствующих. Кто-то прятал глаза, но остальные смотрели прямо. Не угас в советских людях еще тот дух первооткрывателей и исследователей, что двигал человечество дальше. Через десятилетие уже будет поздно. Пассионарность полностью уйдет в деструкцию. Кто же такой умный закинул их именно сюда? В точку бифуркации.
— Встретимся здесь через неделю. Тогда и поговорим.
— И только? — бородач оценивал слова попаданца по-своему.
— Как карты лягут. Не забывайте, что перед тем, как что-то сделать, нужно семь раз отмерить. У нас еще есть время, чтобы повернуть локомотив истории. Но придется плотно поработать над его планом.
Народ налег на вино, запивая смелые мысли. Ученые и попаданцы разбились на небольшие группы, обсуждая интересующие их проблемы. Саша Белый, например, плотно насел на Сереброва с генетикой.