Рожденные в СССР. Пропагандист

Глава 28 31 января 1974 года. Старая площадь. Кабинет секретаря ЦК

Мерзликин крайне не желал этой встречи. Но даже во второй жизни люди далеко не всегда могли руководствоваться собственными хотелками. Да и, в конце концов, он сам полез в это, по выражению Ракитина «Гиблое дело». Хорошо хоть встречу в Центральном комитете назначили не на раннее утро. Их квартирный вопрос еще решался, поэтому Снежана ночевала у него не каждый день. Строгой хранительнице подъезда Анатолий презентовал коробку Рижских конфет и объяснил их совместное проживание без оформления, как временное затруднение.

Уж непонятно, в какой именно отдел КГБ та стучала. Но Мерзликину все равно стало противно, что такая могущественная организация занимается сущей ерундой. Их отношения не несут угрозы общественному строю. Да и морали тоже. Оба свободны и никому не мешают. Это же сколько народных средств уходило на подобные «контрразведывательные» действия? Затем он вспомнил про Службы Безопасности будущих корпораций, бодигардов олигархов и просто знаменитых людей, и ему стало еще более грустно. На что человечество тратит свои ограниченные ресурсы?

В таком душевном раздрае он плюхнулся на заднее сиденье двадцать первой «Волги». Лафа кончилась. Охрану СО с них сняли, так что теперь он сам без практически личных телохранителей и автомобиля под задом. Свой купить пока финансы не позволяют. Да и очередь в стране советской на подобный дефицит имеется. Он и так наглый, квартиру выбил, правда, с росписью в ЗАГСе возникли некоторые проблемы. Ищут здешние документы на родителей Снежаны. Ха-ха, будущих родителей. Те ни сном ни духом еще не знают, что поженятся. А может, уже и нет. Его самого-то в этом мире нет. Темпоральный парадокс! Вместо маленького Толика, девочка Наташа. Сестричка. И что он, если придется, скажет своим родителям? Да нет, уже где-то мелькало, что люди из будущего находили родственников, но ничем хорошим это обычно не заканчивалось. Так что ну его…

Машину ему сейчас выделяли из гаража Совета Министров и только по заявке. Так что пришлось с головой окунуться в мир столичного общественного транспорта. Метро, автобусы, трамваи. Иногда такси. Премии за прошлые заслуги подозрительно быстро закончились. Так что особо шиковать не приходилось. Посиделки по ресторанам закончились. Заурядный обед где-нибудь в буфете, ужин дома. Благо Снежана оказалась девушкой хозяйственной. Хотя призналась ему, что готовить для кого-то терпеть не могла. Но сейчас все было вновь.

Жить по средствам, особенно советского разлива Анатолию жутко не нравилось. Все-таки сложно избавиться от своего прошлого и вполне обеспеченного образа жизни. Приближенность к власти и здесь давала такую иллюзию. Но взамен требовала… да до хрена чего требовала! В том числе и общение с такими неприятными личностями, как «Серый кардинал» из ЦК КПСС.

Вот и само здание на Старой площади. Мрачное и невзрачное. Не умели коммунисты подбирать архитектуру! Бывший доходный дом 1915 года постройки, но просуществовавший в этом статусе всего несколько лет. С 1920 по 1991 тут размещалась самая наивысшая партийная канцелярия СССР. Тут же был еще один кабинет генерального секретаря, наряду с кремлевским. В будущем эту жилую зону забрала новая власть, закрыв пешеходную улицу для обычных людей. Так что при советской власти у народа все-таки больше прав.

Над входом золотом надпись: Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза. Мерзликина уже ждут, потому на входе не мурыжат. Да и вообще относительно что-то похожее на настоящую охрану он видел лишь в Кремле и на даче Брежнева. По сравнению с СБ будущего здешний «Совок» край непуганых идиотов. Так что с них взять, все теракты еще у них впереди. А благодаря попаданцам их точно не будут. Армянские националисты Степан Затикян, Акоп Степанян и Завен Багдасарян уже арестованы, и Москва в 1977 году не будет взорвана. Ирония судьбы. Обласканные и спасенными русскими армяне первыми решились на такое.

В СССР регулярно угоняли или пытались угнать самолеты. Случаев было довольно много. По странному стечению обстоятельств у Скородумова имелся на телефоне архив, который тут же ушел в компетентные органы. Так что ни в семьдесят шестом, ни в семьдесят седьмом угонов точно не случится. Ракитин рассказывал, что меры по безопасности из будущего привели работников из органов сначала в восхищение, потом в тихий ужас. То есть они осознали ту жесть, в которой люди на обломках Союза существовали.

Чтобы ни говорили вражеские голоса, но в СССР было намного безопасней. Алексей обещал, что с принятием изменений в Уголовном Кодексе и усиленном направлении работы МВД лет через десять станет еще безопасней. Сомнут и уничтожат воровскую кодлу, начинающих поднимать немытое рыло цеховиков и мелких шестерок. За криминал решили браться жестко и бесповоротно. Воровская среда сама себя постоянно возрождает в неофитах. В рабочих поселках на периферии бывшие сидельцы находят благодатную среду среди местной шпаны. Понемногу приучая их к уркаганским «понятиям». Мелкое воровство, хулиганство, дальше кражи, разбои и срок. Вот путь обычной шпаны с окраины. Так что рубить надо голову и хвосты разом.

Экономические преступления будут вскоре рассматриваться отдельно. И наказание предусматривается простое: рублем. Отработай на «химии», а затем энную сумму отдавай на гражданке с зарплаты. Как бы «финансовые алименты». Перспектива батрачить на государство до самой старости не очень приятная. Многие сто раз подумают перед тем, как начать воровать или спекулировать. А подпольным «цеховикам» дадут расширять производство, но уже за колючей проволокой. Раз назвался груздем, вот тебе участок и задание. Не справился: срок увеличивается. Перевыполнил план: сокращается по УДО. А как ты там его выполняешь, как заставляешь зэков вкалывать, дело десятое. Помнится, Семен и Анатолий взглянули тогда на смирного с виду Алексея совсем иными глазами. В тихом омуте черти точно водятся!

В предбаннике, то бишь приемной Мерзликина все равно промариновали. Как бы показывая, кто тут есть кто. Кто безродный попаданец, а кто второй человек в стране. Михаил Андреевич Суслов был не просто Секретарем ЦК КПСС, он отвечал за идеологию партии, становой хребет коммунизма. Вынь его из КПСС, и страна развалится. Что последующие события и показали. Мерзликин уже сталкивался с Сусловым к Кремле на разговоре с Брежневым. Они тогда здорово сцепились. Но Генсек упорно настаивал на их личной встрече. Непонятно, что хотел, но пожелание первого человека в государстве — это закон. Да и сам Анатолий уже подошел к такой черте, куда дальше никуда. Не его уровень принятия решений. Он и так постоянно прыгает выше головы, и даром ему подобную борзость точно не спустят.

Мерзликин здорово подозревал, что вскоре за их успехом последует жесткий откат. Не зря Ракитин нынче в тени держится. А он далеко не дурак и прикрытие у него — дай бог каждому! Хрен, кто возьмет с наскока. Пропаганда же дело такое: частенько её направление меняется, как положение флюгера. После шока и эйфории первых месяцев общения в умах высшего руководства наверняка наступит некоторое отрезвление.

Почему ими, такими заслуженными вертят непонятно откуда людишки? Кто-то бы и попытался замести все под ковер обычной, полной интриг политической борьбы. Да поздно, информация широко растеклась, да и попаданцев немало. В их клубе уже не раз размышляли о регрессе. И готовились к будущим неприятностям. Кто-то во время продолжительной беседы четко определил, что один человек из будущего не смог бы сделать ничего. Небольшой скачок темпорального графика, затем все вернулось бы обратно. История и общество — это такие махины, что поворачиваются с трудом. Да и просят в качестве смазки слишком много крови.

Итак, Суслов. Что он о нем знает?

Секретарь ЦК КПСС, второй человек в мировой державе постоянно ходил в калошах, плаще и шляпе даже в жаркую сухую погоду. Это было, когда калоши вышли из моды, в больших городах их давным-давно никто не носил. Кто-то вспоминал: приезжаем на Партбюро — он калоши аккуратно ставит под вешалку. Все, кто приходит, знают: «Калоши на месте — значит, Михаил Андреевич приехал». Потому что, кроме него никто в калошах не ходил. Он нам по этому поводу говорил: 'В калошах очень удобно — на улице сыро, а я пришёл в помещение, снял калоши и, пожалуйста: у меня всегда сухая нога!

Он ездил в машине с наглухо закрытыми стеклами и запрещал включать кондиционер и даже вентиляцию. Скорость его передвижения никогда не превышала 60 км/ч. Пальто у него было таким старым, что Брежнев как-то в шутку предложил членам Политбюро скинуться ему по десятке на новое, и только после этого Суслов пальто купил. По нему можно было проверять часы, потому что он никогда не опаздывал и никогда не появлялся раньше времени. Он приходил на работу в 8:59 и уходил ровно в 17:01. Это он проделывал в течение 35 лет, пока был секретарем ЦК КПСС — дольше, чем кто-либо другой за всю историю страны.

После зарубежных поездок сдавал оставшуюся валюту в партийную кассу. Часть своей зарплаты регулярно отчислял в Советский Фонд Мира. Никогда не принимал никаких подарков и подношений и другим не позволял. Не курил и табачного дыма не переносил. Когда Брежневу удавалось затащить его на хоккей, все пепельницы из комнаты отдыха убирались, и Леониду Ильичу приходилось тайком закуривать чуть ли не в туалете, как школьнику.

Практически не пил спиртного — на кремлевских приемах ему наливали в рюмку воду вместо водки. Сложные блюда не признавал: всем подают какую-нибудь осетрину по-московски, а ему — сосиски с картофельным пюре. За обеды в командировках, даже комплексные, платил сам. Увидев как-то по телевизору, что после хоккейного матча команде-победителю вручили в награду телевизор, пришел в ярость и повелел снять с работы директора телевизионного завода: «Он что, свой собственный телевизор отдал?» Его квартира и дача были обставлены исключительно казенной мебелью с бирками «Управление делами ЦК КПСС».

Человек — функция.

Подойдем к секретарю ЦК с его рабочей стороны. И что мы видим? Главный идеолог партии за всю свою жизнь не написал ни одной книги, ни даже хотя бы какой-нибудь брошюрки. Речи и статьи писали ему помощники. Маркс был теоретиком, создавшим целостную идеологическую систему, которая, будучи воплощенной в жизнь, должна была дать самый совершенный общественный строй — общество, в котором «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». Как именно будет выглядеть такое общество — основоположники и не пытались описывать, потому что были учеными, а не фантазерами.

Ленин был практиком, но понимал учение Маркса достаточно, чтобы приспособить его к России. Маркс, как вы помните, был против. В России он видел контрреволюционную мировую силу, воплощение мирового зла, в которой никакой революции быть не может, а может быть только бунт. Ильич доказал истории обратное. Сталин чистый практик, пытался казаться теоретиком, поскольку «отец народов» по должности обязан быть теоретиком, но он и сам знал свой уровень и с Лениным даже не пытался тягаться. Сталинский «Краткий курс истории ВКП (б)», написанный, чтобы представить Сталина единственным истинным ленинцем. А его понимание марксизма единственно правильным и зафиксировать этот факт в качестве окончательной незыблемой истины на веки вечные.

И был Курс для советских руководителей единственным источником исторической и марксистской мысли. Его наследники, кроме «Краткого курса» не знали ничего и руководствовались более или менее здравым смыслом. Это примерно, как поручить сложнейшую, передовую, не виданную в истории машину людям, которые не любят и не знают техники и даже не удосужились прочитать инструкцию по эксплуатации. Колхозники в космической ракете. Суслов был среди них исключением. Он Маркса читал. Но лучше бы этого не делал.

Именно Суслов был тем человеком, который настоял на вводе войск и силовом подавлении Венгерского мятежа в 1956 году. Микоян, по воспоминаниям Хрущева выступил резко против. Расстрел рабочих в Новочеркасске тоже приписывают Суслову, хотя формально он в этом деле не участвовал. Суслов же председательствовал на заседании октябрьского Пленума ЦК КПСС, снявшего Хрущева со всех постов, и именно Суслов выступил с докладом «О ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Н. С. Хрущева».

После Хрущева Суслов твердо стал вторым человеком в государстве. В ЦК КПСС он направлял деятельность отделов пропаганды, культуры, информации, науки и учебных заведений, а также два международных отдела. В его руках были Главное политуправление Советской армии и ВМФ, министерства просвещения и культуры, Гостелерадио, Госкомитеты по делам кинематографии, по делам издательств, Главлит — советская цензура, ТАСС, творческие союзы писателей, художников, композиторов, общество «Знание», даже международный туризм. Все, что хоть как-то было связано с идеологией, курировалось именно Сусловым. Так что давление на инакомыслящих усилилось уже при нем. Не зная удержу. А страну вроде бы развалили совсем другие. Такие, как суслов просто ярдом стояли.

Ну-ну.

Михаил Андреевич никому никогда не делал разносов. Был всегда приветлив и почтителен, в том числе и к своим оппонентам. Но если было нужно, он действовал методично, культурно и довольно жестко. Именно Суслов навел в Польше порядок, когда там разразился политический кризис. Брежнев ценил в Михаиле Андреевиче работоспособность, отсутствие интриг с его стороны и равнодушие к властным полномочиям. Да и авторитет Суслова очень пригодился Леониду Ильичу. Его знали за границей, как продолжателя русских революционных традиций. Он был удобным человеком для осторожного Ильича.

«Архитектор перестройки» Александр Яковлев, которому некоторое время пришлось работать вместе с Сусловым, вспоминал:

«Власть у него была несусветная. На Политбюро ведь его члены ходили как на праздник. Там ничего не случалось: хихоньки и хахоньки, Брежнева заведут, и он давай про молодость и про охоту рассказывать. А на секретариатах Суслов обрывал любого, кто на миллиметр отклонялся в сторону от темы: 'Вы по существу докладывайте, товарищ».

Когда Суслов бывал в отъезде, за него секретариаты вел Андрей Павлович Кириленко. Так Суслов, возвращаясь, первым делом отменял скопом все решения, принятые без него. Он был очень самостоятельным в принятии постановлений на секретариате. Ни с кем не советуясь, объявлял: «Решать будем так!» Когда некоторые хитрецы говорили, что другое решение согласовано с Брежневым, отмахивался и отвечал: «Я договорюсь!»

Кто-то метко выразился: Псевдомарксизм Суслова требовал полного равенства и аскетизма даже безо всякой цели и смысла, и был совершенно несовместим с развитием экономики. По слухам, внешне успешные Косыгинские реформы свернули из-за противодействия Суслова и его приспешников. Решающим аргументом опять-таки оказалась Пражская весна. Реформы неизбежно приводили к социальному расслоению: кто лучше работал, тот больше получал. Псевдомарксизм Суслова требовал полного равенства и аскетизма даже безо всякой цели и смысла и был несовместим с развитием экономики, приводящим к материальному и социальному неравенству.

«Более равными, чем другие», могли быть только партийно-советские деятели, и как это должно было выглядеть, показывал на личном примере сам Суслов — вот только желающих ему подражать что-то не находилось даже в Политбюро. Суслов отлично понимал, что появление в обществе прослойки хорошо оплачиваемых, высококвалифицированных и «много о себе понимающих» работников неизбежно приведет к их требованию дать им место во власти, чтобы самим решать свои проблемы. Дело пахло беспартийным влиянием на власть и, упаси боже, демократизацией! А этого главный идеолог СССР допустить не мог. Его политическое поведение одна из производных кизиса власти, приведшее в итоге к распаду Союза.

Вот с таким непростым человеком от власти Анатолию сейчас предстояло столкнуться. Но ему отчего-то нисколечко не было страшно.

Это оказались вовсе не слухи. В кабинете Суслов поддерживался особый микроклимат. Было жарко неимоверно. Михаил Андреевич сидел за столом ровно и рассматривал гостя, как ученый неведомую букашку. Но на Анатолия такой взгляд не действовал. Он спокойно поздоровался и неспешно сел на приставной стул. Суслов на правах хозяева начал:

— О чем говорить будем, Анатолий Иванович?

— О делах наших грешных, Михаил Андреевич. Вы что хотели от меня? Леонид Ильич бубнить устал: Съезди к товарищу Суслову и съезди. И вот я тут.

Суслов уголками губ показал, что началом разговора недоволен.

— Проблема у нас имеется, товарищ Мерзликин. Внезапно кто-то возомнил себя мудрым идеологом. Сбивает с пути истинного советский народ.

Анатолий раскрыл от удивления рот. Этот сухарь умеет в сарказм? Или это серьезно?

— Никогда себя идеологом не считал, а занимаюсь чисто пропагандой. Советского, между прочим, образа жизни.

Суслов снял очки, достал платок и близоруко взирал на гостя:

— Видел я ваши передачи. Не по-нашему сделаны, пошловато и… излишне откровенно.

— Но зрителю же понравилось! И отклики, заметьте, правильные.

— Только поэтому они остались в телевизионной сетке.

«Шах и мат!»

— Как скажете. Мое дело продвигать новшества.

— Вот в этом вы весь. Пропихнуть в нашу жизнь ваше…капиталистическое.

— Но оно работает! Доказало собственную эффективность.

Суслов склонил голову вбок:

— А нужен ли нам такой не социалистически невыверенный подход? Он разлагает общество и народ. Это вы там в будущем привыкли…- секретарь ЦК покрутил замысловато рукой, — мы же проще живем.

— Но скоро все будет иначе, Михаил Андреевич. Надо держать руку на пульсе времени. В противном случае молодежь упустим и пойдут они прямо в логово нашего идеологического врага.

Суслов соединил пальцы в замок:

— Хотите сказать, что мы ретрограды?

Мерзликин замер:

— Почему нет? Время в двадцатом веке неимоверно спрессовано. Сами вспомните былое. В начале столетия ведь не было ни радио, ни аэропланов. А сейчас ЭВМ, ракеты в космосе, пластик, фармацевтика и микробиология.

— Вы не забывайтесь, дорогой товарищ, с кем разговариваете.

— А я помню. Отлично помню, Михаил Андреевич, чем это все закончилось. Из нашего будущего Нафталином, гонкой на лафетах и крахом державы. Думаете, нам там не тошно было?

Суслов откинулся в кресле, крыть ему было нечем. Его глаза лихорадочно забегали.

— И что вы предлагаете?

Этого вопроса Мерзликин ждал. Он развел руками:

— Не знаю!

Михаил Андреевич оторопел. Видимо, готовился к другому. Что наглый попаданец начнет его поучать.

— Как это? Критикуете, но не знаете.

— Мы в курсе, что точно делать не стоит! В первую очередь распространять такую хтонь, как советская пропаганда. Машина давно заржавела и ей пора на свалку.

— Но что взамен⁈

Анатолий выдал заготовку:

— Надо думать вместе, решать сообща. Это важнейшая задача для партии и ЦК в частности.

Лицо Суслова скривилось:

— Тогда зачем вы, ненавидя меня, посоветовали Леониду Ильичу оставить на этом посту? Издеваетесь?

В первый раз голос секретаря ЦК сорвался. Мерзликин нарочито спокойно ответил:

— С чего это вы решили, что я вас ненавижу? В свое время вы были на месте. Сейчас же… Вы, Михаил Андреевич, догматик. Жуткий догматик. Не обижайтесь, пожалуйста. Иным вырасти в таких исторических условиях было невозможно. Но тем, кто начнет заново выстраивать более подходящую для новой эпохи коммунистическую идеологию, будет необходимо от чего-то отталкиваться. Некий постоянный маркер, на который им следует ориентироваться…

Суслов неимоверно удивился. Да так, что застыл в кресле. Он прочистил горло и потянулся к графину.

— Ну, знаете…

— Извините, но разговор был нужен не только нам обоим. И я честно ответил на ваши вопросы. Ничего не утаивая. Мне важнее интересы СССР, чем отдельных пусть и заслуженных личностей.

Михаил Андреевич внимательно глянул на молодого нахала. Вернее, не молодого, но нахала. Голос был тих.

— Не врешь! Спасибо за честность.

— Вам нельзя врать.

По глазам было заметно, что слова попаданца оценили. Только вот в какую сторону?

— Тогда как планируете работать?

— Я? Не планирую. Идеология — труд коллективный. Я же буду продвигать интересы партии и народа. В том русле, в каком укажут руководящие товарищи.

Секретарь ЦК КПСС крякнул. Вот это заход!

— То есть вы творить будете собственную хтонь?

Анатолий еле удержался, чтобы не улыбнуться. А товарищу Суслову пальцы в рот не клади. Очень умный мужик!

— Вот тут вы нас и поправите. Я ведь не исключаю ухода в неправильное направление. Это же на самом деле огромная проблема. Сами вспомните, сколько в партии было фракций.

Секретарь ЦК задумался, затем буркнул.

— Я вас понял. И больше задерживать не буду.

Анатолий уже в коридоре понял, что рубашка буквально прилипла к спине. Еще бы, в открытую хамить второму человеку в стране! И в будущем такое не прокатывает. Тот снулый вождь славился жуткой злопамятностью. Многие из его подручных тоже. Но здесь вроде пронесло. А?

Суслов некоторое время сидел за столом молча, затем взорвался:

— Щенок!

Он взял трубку и попросил:

— Мне два чая с сушками и вареньем. И Черненко пусть зайдет.

Михаил Андреевич некоторое время сидел молча, затем выдавил:

— Но каков хитрец! Хорошо у них там дело поставлено. Кадровая работа ведется. И ведь перевербовать не получится. А жаль. Талантливый щенок.

Дверь открылась:

— Михаил Андреевич, вызвали?

— Заходите, чай попьем. Поговорим.