— Здравствуйте, товарищи! — Я Семен Степанович Ракитин. Наверное, слыхали обо мне?
Мерзликин с группой отобранных коллег с интересом уставился на легендарного в некоторых кругах «Оракула». Он уже был в курсе, что это и есть тот самый первый попаданец в Союз образца 1973 года. За прошедшие дни Анатолию пришлось много работать и общаться с теми хроноаборигенами, кто был допущен к секретам. От них он понемногу набрался разного. Да и после подписания согласия отношение к журналисту из будущего изменилось. Ему даже рассказали, что его монтаж и озвучка здорово понравились кому-то наверху. Настоящий пропагандистский фильм получился. Который разом вылечивал недоверие и сомнения у многих деятелей из различных органов власти. Кого-то даже в больницу сразу из кинозала увезли.
«Так это еще присказка. Сказка будет впереди!»
— Конечно, — отозвался Серебряков также взятый в их команду. — Вы же первым сюда попали.
— Вы совершенно правы, — Ракитин заглянул в карточку. — Дмитрий Васильевич.
— Это правда, что недавний бедлам — ваших рук дело?
Ракитин повернулся к Моисееву:
— Можно считать, что так.
Илья внезапно снова закусил удила:
— Любите кровь?
«Оракул» даже глазом не повел:
— Нет. Потому что сам воевал. Но жизнь отчего-то устроена именно так. Или я не прав? В Израиле арабов кормили мацой и по головке гладили?
Мерзликин усмехнулся:
— Да не слушайте его, Семен. Я, вообще, удивляюсь, как его к нам взяли. Все уши нам прожужжал в эти дни про несчастный совок.
— В отличие от вас, пропагандистов, только я хоть что-то соображаю в компьютерах.
Ракитин тут же откликнулся:
— Вот и хорошо. Возглавите наш научно-исследовательский отдел микроэлектроники. Есть возражения?
Моисеев был явно растерян. Все эти дни он метался между возможностью устроить свое будущее и недоверию к местной власти. Анатолий в самом начале их знакомства понял, что тот что-то явно недоговаривает. Ага, помешали ему делать карьеру. Жадность и желание захапать побольше. Вот это будет честнее.
— Илья, не мямли.
— Ну, если такое дело, то куда деваться.
— Вот именно. С подводной лодки выход лишь на дно, — все-таки поддел его Мерзликин.
Но Ракитин уже обращался к нему самому.
— А вы?
— Анатолий Иванович Мерзликин.
— Опа, вот это встреча! Это ведь вы сочинили текст к фильму о нашем сладком будущем? И мой монтаж поправили.
— Было такое дело, — Анатолию было приятно, что он полновесно смог участвовать в жизни нового общества старого типа.
— Только у меня вы значитесь в списке, как менеджер.
— Так менеджер и есть официально, по масс-медиа проектам. Это следователи, наверное, так с моего удостоверения списали. В «Газпроме» я работал, в отделе по связям со СМИ. А так я много лет отдал журналистике.
Семен оживился и присел на край стола:
— Значит, мы в некотором роде коллеги?
— Вот как?
— В девяностые я какое-то время писал в криминальных хрониках Питера.
— Ого! Это серьезно! Рад знакомству. Нам тогда будет легче понять друг друга.
Мерзликин оценил опыт работы Ракитина. Слышал он о тех крутых перцах. Буквально по лезвию бритвы ходили. Убить человека в те годы могли и за меньшее. А бандиты в Питере были совсем отмороженные.
— Вот-вот сработаемся! Анатолий, берите в свои руки отдел пропаганды и культурного планирования. Сразу скажу, работа будет адски тяжелая. Но вы сами видели уровень местного агитпрома. Детский сад со старческим маразмом придачу.
— Да я уже почитал и проникся. Тут даже не мамонты, а динозавры стиля. Менять надо все абсолютно.
— Согласен.
Ракитин повернулся к Серебрякову:
— Дмитрий, у вас огромный опыт работы с различного рода техникой будущего. Вы редкий универсал. Так что вам я отдаю наш общий технический отдел. Будете помогать нашим лабораторным крысам в разборке накопившегося материала из будущего. И прикидывать, что можно использовать в народном хозяйстве немедленно. А что стоит оставить на будущее.
— Почему?
— Сразу видно, что Анатолий у нас не «физик», а лирик. Технологий еще нет необходимых для производства.
— Тогда можно еще вопрос от дилетанта? Получится их как-то поторопить?
Внезапно ля всех Мерзликину ответил Моисеев:
— Далеко не всегда. Даже имея на руках микроплаты… не факт, что получится их повторить. Нужны прорывные процессы производства.
— Но все равно имея на руках образцы — это сделать будет легче.
Бывший израильтянин согласился:
— Плюс в том, что мы в курсе магистрального пути развития и не будем отвлекаться на тупиковые.
Мерзликин решил немного повредничать:
— А минусы?
И тут их удивила единственная среди них дама. До этого утра никто из присутствующих ее не видел. Брючный костюм подчеркивал стройность фигуры, но не показывал лишнее. Прическа короткая, то ли с такой сюда попала, но скорее по привычке подстриглась уже здесь. Если несколько десятилетий не носить длинные волосы, то забываешь, как с ними возиться и холить. Внешность симпатичная, как обычно, в молодости, но не более. А вот голос оказался приятным. Грудной, обволакивающий.
— Минус в том, что в боковых исследованиях можно найти нечто совершенно иное. Масса невероятных открытий в науке была сделана именно так. Так сказать, случайно.
— Любопытный расклад, — Мерзликин с мужским интересом уставился на молодую женщину. Но в ответ получил более чем холодный взгляд.
— Если не ошибаюсь, Попова Вера Петровна? — тут же спросил Ракитин.
— Верно.
— Вы…
— Я микробиолог из Новосибирска.
Анатолий крякнул:
— Вы еще скажите, что из «Вектора»?
— Из него самого.
Вера едко улыбнулась одними глазами. Попаданцы недоуменно переглядывались. Пришлось Семену пояснить.
— Это, насколько я помню, связано с биологическим оружием?
— Скорее со всеми смертоносными вирусами мира.
Моисеев недовольно буркнул:
— Нам мало ядерного оружия? Мир и так хрупок.
Попова парировала. Было заметно, что для нее нет авторитетов, да и держалась она независимо:
— Я бы не стала сбрасывать со счетов биологическое оружие. Оно помогло нам выжить в девяностых. Но сейчас нам важнее технологии работы с генетическим материалом и фармацевтика.
Мерзликин еле захлопнул рот от удивления?
— Так это вовсе не слухи? Про закладки?
Илья и Семен непонимающе воззрились на Веру. Ракитин немедленно потребовал:
— Не поясните, пожалуйста, для непосвященных.
Женщина вздохнула и с видом преподавателя, до чертиков уставшего от невнимательных студентов, начала рассказ:
— Не все наверху власти были дураками. Я точно не знаю, чья это была идея. Но в конце правления Иудушки Горбачева кем-то было принято решение создать в Соединенных Штатах систему закладок с капсулами. Что там находилось точно, я не знаю. Но мы в те годы были впереди планеты всей в области микробиологии. Так уже исторически сложилось.
— Офигеть! — только и выдохнул Моисеев. — Советы готовились убить Америку?
— Если бы они пошли на вторжение, то да. Люди, оставленные там, регулярно проверяли целостность закладок. И насколько я понимаю, имелись и запасные. Кто его знает, как поведут бывшие разведчики, когда их общая родина прекратит существование.
Ракитин покачал головой:
— Все у нас делалось с запасом. Спички, соль, керосин.
Серебров бросил в его сторону недоуменный взгляд. Он был типичным технарем и не разбирался в искусстве игры слов.
— Поэтому они не посмели?
— Не знаю,- Попова пожала плечами. — У нас ходили лишь смутные слухи. Но мы точно ведали, что на такое способны.
— Эпидемия, которую не остановишь. Не от своих информаторов некоторые режиссеры брали данные для фильмов-катастроф? Ведь там довольно точно математически была показана реалистичная картина конца света.
— Так и с той стороны не дураки сидели. После полученной от доверенных лиц информации все быстро просчитали.
— И оставили нас в покое.
— Слишком много рисков. Проще сварить лягушку медленно.
— И через двадцать пять лет срок хранения закладок закончился, в товарном количестве народились Мальчиши-Плохиши и нас начали прессовать по полной.
Анатолий и Вера невольно переглянулись. Какой ловкий диалог у них получился. Чтобы сгладить тяжесть изложенного, они оба рассмеялись.
— Товарищи, — Ракитин решительно встал. — О серьезном мы еще успеем наговориться. Сейчас же по желанию вы можете присоединиться к небольшой вечеринке, организованной в честь начала работы нашего Центра. Пусть он еще не имеет своего названия. Да и сотрудников всего ничего. Но лиха беда начало! Выпивка и закуски за счет компании.
Народ тут же оживился. И в самом деле, к чему вспоминать прошлое будущее с его страшилками. Они получили шанс на вторую жизнь. Возможно, более яркую, чем прошлая. Надо радоваться и готовиться к новым свершениям.
— Я за! Вера, вы с нами?
Попова бросила взгляд в сторону импозантного Мерзликина, которого в этом костюме и позитивной внешности можно было принять за ответственного комсомольского работника.
— А когда я отказывалась от хорошей вечеринки? Вы плохо знаете людей науки. Особенно биологов.
Столы были накрыты в небольшой столовой. Видимо, раньше это помещение предназначалось «для своих» и еще сохраняло остатки былой роскоши. Попаданцы еще не успели рассмотреть новое место нового жительства. Их безо всякого предупреждения собрали после завтрака «с вещами» и целый час куда-то везли в автобусе с закрытыми напрочь окнами. Хорошо хоть глаза не завязали. Дмитрий оказался обладателем природного ощущения пространства. Мог по лесу без компаса ходить часами. Он определил:
— Нас возят не кругами, а примерно в одном направлении на северо-восток.
— Судя по шуму это Ленинградская трасса. Движняк на ней всегда плотный.
— Подальше от города. Будет явно что-то секретное.
По факту оказался полузаброшенный санаторий, принадлежащий раньше какому-то крупному предприятию. Правда, все таблички и стенды были сняты. Охрана не отсвечивала, то есть была профессиональна. Хоть это радовало. Разместили их в двухэтажном корпусе, что утопал в зелени. Дальше за лесом просматривалась речка. Хотя было тепло, но природа уже заиграла красками, обещая скорую осень.
Сейчас же их пригласили на праздничный обед. Здесь же, как им объяснили девушки из персонала, они будут столоваться. Завтрак в восемь. Обед в тринадцать и ужин в девятнадцать. Если чего-то не хватило или захотелось выпить чая, то к их услугам небольшой холодильник и подносы с выпечкой. Анатолий оценил широкий жест. Дефицит продуктов на них явно не распространялся, или их прикрепили к какому-то особому снабжению. Потому что в холодильнике он заметил два сорта сыра, колбасу и ветчину с маслом.
— Не похудеешь, констатировал он и поспешил к столу.
Работники расстарались. Но вроде ничего сверхъестественного, все-таки не ресторан. Несколько видов салатов. Мясной, овощной, квашеная капуста с красными ягодками клюквы. Мясная нарезка и вскоре подадут горячее. Отдельно стояли вазы с фруктами. Так как был сезон, то там оказался изрядный выбор. Яблоки груши, виноград и сливы.
— Неплохо жили при СССР!
— Некоторые! — поддакнул ядовито Илья. Вот ему непросто поначалу придется!
— Но тоже согласись, советские люди.
— А ты у нас настоящий мастер демагогии. Бедные хроноаборигены. Я уже боюсь представить, как ты их начнешь дурачить.
— Люди готовы обманываться. Им так легче живется.
Их спич неожиданно прервала Вера:
— Мальчики, давайте не будем сегодня о серьезном. Лучше поговорим о том, что не успели сделать раньше. И кто-нибудь откроет даме вино.
Семен тут же подорвался с места.
— Айн момент! Верочка, бутылки уже откупорены. Или вам лучше шампанского?
— Нет, пожалуйста, Ркацители.
— Будет сделано. Ребята, не стесняйтесь. Мы все отработаем честно. Считайте, что это аванс.
Они выпили и перекусили. Коньяк пили лишь Илья и Дмитрий. Анатолий и Семен дегустировали выставленное «Киндзмараули» и остались довольны результатом. Сюда привезли явно не стандартизированное вино «для всех». Даже бутылки были иной формы. Хорошо снабжают элиту страны! Они уже жили при коммунизме, потому и не стремились ничего менять. Понемногу разговоры стали оживлённее. Принесли горячее. Котлеты по-киевски. Сочное куриное филе, обернутое вокруг косточки и с кусочком сливочного масла внутри. Редко где в будущем подавали в ресторанах это заурядное блюдо из советской кухни. Расплодились чуждые русскому кусу восточные и азиатские кухни, а также все места в партере занял вездесущий фастфуд. Соответствовал и гарнир. Жареная по-деревенски картошка, зеленый горошек и в качестве специи настоящая аджика.
— Прямо студенчеством повеяло, — блаженно улыбнулся Дмитрий.
— Оно здесь при чем?
— Мы стройотрядом ездили в Коми. Неплохо там заработали. А в сентябре завалились в Пицунду. Шашлыки, вино…
— Девушки…
— И они, конечно. Столько пляжных романов у меня больше в жизни не было!
Анатолий пихнул вбок Семена:
— А с виду такой тихоня.
— В тихом омуте русалки водятся! — у Веры заблестели глаза.
— Можно поподробней? — тут же засуетился Мерзликин, доливая вина в бокал дамы.
— Для этого надо еще выпить. Но не дождетесь! Вера Петровна — кремень. Оставим все в прошлом. Мы все равно мертвы.
Если бы они были трезвыми, то данная сентенция вызывала ощущение печали. Сейчас же все отчего-то начали вспоминать подробности собственной смерти. Хуже абсурда не придумаешь. Отличился, конечно же, Моисеев. Он даже удостоился рукоплесканий от Поповой. Да и сам уже вспоминал этот момент с некоторым юмором. Да и чего стыдиться? Умереть во время соития надо еще умудриться. Пусть и дама была продажной, но не педиком же или трансгендером. Все познается в сравнении.
Анатолий, как и Семен умерли от естественных причин. Сердечко у обоих пошаливало, и лишний вес давил. Валентин долго мялся, но признался, что последнее из воспоминаний — это падающий сверху кран-балка. Он какого-то лешего полез на крышу проверять качество ремонта гастарбайтеров. Оказался он на поверку неудовлетворительным.
А вот Вера всех удивила.
— Я отравилась. Причину называть есть смысла?
— Рак?
Попова удивленно вскинула взгляд на Моисеева.
— Так ты поэтому в Москву вернулся?
— Опухоль в мозге. Нечего было терять. Да и зачем всю жизнь копил деньги? Не этим же писдюкам, коим лень поздравить на Новый год, оставлять?
Внезапно остальные запечалились. У них остались там в недостижимом будущем дети и жены.
— Так, народ, это неправильно, — взял ситуацию в руки Мерзликин. — Как бы то ни было, но мы-то с вами живы! И у нас снова впереди целая жизнь. Мы оставили там, что получилось. Это не всегда хорошее, но вот честно, себя я плохим человеком не считаю. Так что стыдиться мне по большому счету нечего. Предлагаю танцы! Энергичные танцы!
Музыка также нашлась. Основательный проигрыватель стоял в углу зала. Правда, с наполнением были проблемы. Помогла одна из горничных, принесла несколько миньонов с ударными композициями незаслуженно забытых исполнителей. Даже Ободзинский пришелся в тему. А еще были «Самоцветы», Эдуард Хиль и прочие ретро исполнители.
Твист и подобие рок-н-ролла расшевелили публику. Даже персонал в итоге сдался. Повар, упитанный дядька южной внешности отлично умел в твист. Да и девушки не отставали. Или им дали указания особо не отдаляться от опекаемых. Во всяком случае, симпатичная миниатюрная блондинка не отказала Мерзликину в медленном танце под композицию «Поющих гитар» «Нет тебя прекрасней». Внезапно с ней он ощутил некое волнение.
«Гормоны, итить их!»
Или это так сказалась выпивка? После он танцевал с Верой и даже слишком смело её обнял, ощутив мягкость тела под тонкой тканью. Женщина усмехнулась уголками губ:
— Толик, даже не надейся. Ничего не будет.
— Я так тебе не нравлюсь или это какие-то комплексы?
Вера вздохнула:
— Да ну их к черту! Раньше были и прошли. Просто дружба подобного рода между людьми из будущего не приветствуется. Так что обрати внимание на местную публику. Вот той светловолосой девушке ты точно понравился. Ей в глуши невообразимо скучно. А тут такое приключение! Мы же для них, как марсиане.
— И хороший шанс выбраться куда-то. Плавали, проходили. С такими нужно только в «перчатках». Хотя согласен, милое создание. Но если передумаешь, я всегда рядом.
— У тебя насыщенный личный опыт. Пойдем к столу, я что-то устала.
Они еще сидели некоторое время. Пили чай, пели песни, рассказывали анекдоты.
Брежнев вызвал группу космонавтов.
— Товарищи! Американцы высадились на Луне. Мы тут подумали и решили, что вы полетите на Солнце!
— Так сгорим ведь, Леонид Ильич!
— Не бойтесь, товарищи, партия подумала обо всем. Вы полетите ночью.
— Сколько у нас всего евреев? — спрашивает Брежнев Косыгина.
— Миллиона три-четыре.
— А если мы им всем разрешим уехать, многие захотят?
— Миллионов десять — пятнадцать.
При Ленине было как в туннеле: кругом тьма, впереди свет.
При Сталине — как в автобусе: один ведет, половина сидит, остальные трясутся.
При Хрущеве — как в цирке: один говорит, все смеются.
При Брежневе — как в кино: все ждут конца сеанса.