Рокоссовский. Клинок и жезл

Глава пятнадцатая БЕЛЫЕ ПОЛЯ ПОД ВОЛОКОЛАМСКОМ

Первоначально Жуков направил Рокоссовского со штабом и всем войском, с которым он прибыл из района Вязьмы, на Можайский боевой участок. Разговор произошёл 11 октября — в первый же день вступления Жукова в должность.

Рокоссовский со штабом и 18-й стрелковой дивизией отбыл в назначенный район. Но буквально на марше его догнало новое распоряжение, по воспоминаниям Рокоссовского: «…выйти со штабом и 18-й стрелковой дивизией ополченцев в район Волоколамска, подчинить там себе всё, что сумеем, и организовать оборону в полосе от Московского моря на севере до Рузы на юге».

13 октября Жуков издал приказ: «…все как один от красноармейца до высшего командира должны доблестно и беззаветно бороться за свою Родину, за Москву!

Трусость и паника в этих условиях равносильны предательству и измене Родине.

В связи с этим приказываю:

1. Трусов и паникёров, бросающих поле боя, отходящих без разрешения с занимаемых позиций, бросающих оружие и технику, расстреливать на месте.

2. Военному трибуналу и прокурору фронта обеспечить выполнение настоящего приказа.

Товарищи красноармейцы, командиры и политработники, будьте мужественны и стойки.

Ни шагу назад! Вперёд за Родину!»

Первые же приказы по войскам, исходившие из штаба Западного фронта, свидетельствовали о тяжелейшем положении на подступах к Москве и жёсткой руке нового командующего. Иного Рокоссовский от бывшего своего подчинённого и не ждал, знал его крутой нрав, упорство и умение держать в узде самого дикого коня…

Этим конём теперь были обстоятельства. Разгром фронтов. Полупустые окопы в залитых осенними дождями полях. Немецкие танковые колонны, которые, как сообщала воздушная разведка, уже приближались к Можайской линии обороны на разных её участках.

16 октября левый фланг армии подвергся первой атаке.

У соседей было, пожалуй, жарче. 13 октября пала Калуга, её с боем оставила 49-я армия. 14 октября танки 3-й танковой группы ворвались в Калинин. 16 октября 33-я армия покинула Боровск. 18 октября 5-я армия будет выбита из Можайска. В тот же день 43-я уйдёт из Малоярославца, опасно открыв фланг Можайской линии обороны.

В Москве началась паника, в некоторых районах грозившая перерасти в бунт. Власти приняли решение об эвакуации некоторых учреждений на восток. Их руководители и директора, пользуясь служебными возможностями и ресурсами, загружали машины ценными вещами и продуктами, очищали заводские и фабричные кассы и со своими семьями бежали из города. Но стихийно организованные заставы останавливали эти транспорты, их владельцев выбрасывали из кабин и избивали.

Вихрь внезапно возникшей в тылу паники долетел и до передовой. Увеличилось количество дезертиров, особенно из числа москвичей. Люди не выдерживали психологической нагрузки и, обеспокоенные судьбой своих семей, бросали окопы и лесными дорогами и просёлками пробирались в Москву.

Дезертиров останавливали армейские патрули и заградительные группы войск НКВД. Большинство задержанных тут же направлялись на пункты сбора; там формировались маршевые роты, и вскоре эти роты снова оказывались в окопах под Наро-Фоминском и Волоколамском.

Свежие резервные дивизии, о которых шёл разговор в штабе Западного фронта, находились ещё в пути. И путь их из Средней Азии и с Дальнего Востока был неблизким. Пока они не подошли, предстояло обходиться тем, что имелось под рукой. У Рокоссовского под рукой была 18-я стрелковая ополченческая дивизия полковника Чернышёва[46]. Полки этой дивизии и некоторые другие части в первые дни обороны служили своего рода пожарными командами, которые перебрасывались с места на место на угрожаемые участки.

Приказы из штаба фронта поступали суровые, духу времени и обстоятельствам вполне соответствующие. Не соответствовали лишь наличию сил в армиях, из последних сил закрывавших московское направление. «Учитывая особо важное значение укрепрубежа, объявить всему личному составу до отделения включительно о категорическом запрещении отходить с рубежа. Все отошедшие без письменного приказа ВС фронта и армии подлежат расстрелу». Это читалось тогда в окопах по несколько раз в день.

Расстрельные приказы в те дни стали почти нормой повседневной жизни на передовой. Правда, эти приказы зачастую заканчивались не расстрелом, но всё же трибуналом с последующим разжалованием или понижением в звании и должности. Приказ читали в штабах армий, дивизий, бригад, полков и батальонов. Но были и расстрелы. Именно так, как говорилось в приказах: перед строем, перед свежевырытой ямой, с обязательным последним торжеством в виде зачитывания приговора. Всё это было. В том числе и в частях 16-й армии. Правда, наш герой на эту воспитательную статью особо не налегал.

Именно тогда, в октябре 41-го, у Рокоссовского и Жукова начались трения. Надо заметить, сложности их взаимоотношений всегда имели служебный характер. Ничего личного.

О том, как развивались события на фронте 16-й армии в октябре — ноябре 1941 года, лучше всего расскажут документы. Приведём здесь два из них. Недавно рассекреченные, они проливают свет на то, как здесь, под Волоколамском, было на самом деле.

В марте 1942 года начальник 1-го отделения оперативного отдела 16-й армии майор Соколов подготовил аналитическую записку для служебного пользования. Она охватывает месяц боёв армии: с середины октября до середины ноября — первый период.

«Волоколамская операция 14.10–16.11.41.

Краткое описание

14.10.41. Штаб армии сосредоточился в Волоколамске и приступил к организации управления частями Волоколамского УР.

На фронте 110 км оборонялись части:

302-й пулемётный батальон:

316 стрелковая дивизия.

15.10.41. 21-я Тбр[47], войдя в состав 16-й Армии, была брошена из района Завидово через Тургиново на Калинин для содействия нашим войскам в этом районе. В этот же день кавгруппа Доватора в составе 50-й и 53-й кд из Волоколамска выдвигается на правый фланг Армии.

16.10.41 противник начал наступление на левом фланге Армии силою 80 танков и полка пехоты. В этот же день в состав Армии прибыли части усиления: 138-й, 528-й, 523-й, 289-й Артполки. На ст. Клин закончил выгрузку 552-й ПАП и 296-й ПТП.

В районе Волоколамска вышли из окружения остатки 690-го сп и части штаба 126-й сд.

В последующие дни наступление противника продолжается с возрастающей силой.

19.10.41 дано указание частям о создании противотанковых отрядов и расстановке их на путях движения танков. Состав каждого отряда 1–2 орудия ПТО, взвод сапёр с минами, стрел, взвод с бутылками «КС» и гранатами.

Оборона строится глубокой и, прежде всего, противотанковой. Этим, собственно, и объясняется упругость нашей обороны и медленное продвижение противника. Большие потери противника в танках отучили его от прорывов танками в глубину нашей обороны и заставили его закрепляться на достигнутых рубежах пехотой, которая, в свою очередь, также несла большие потери.

3. Имея огромное превосходство в силах против левого фланга Армии, противник стремился выйти в тыл Волоколамской группы войск и, сломав её оборону, устремиться к Москве, но его наступление разбивалось о стойкую оборону 316-й сд и мощную систему артиллерийского огня. Ценой огромных потерь в живой силе и танках удавалось оттеснить наши части. Последние, ведя упорные бои за каждый метр родной земли, отходили, сохраняя свои силы и нанося чувствительные потери противнику. Так за один день 25. 10. 41, бросив на направление Спас-Рюховское, Волоколамск 80 танков, враг потерял 40.

Заняв 27.10.41 Волоколамск, враг не добился основной цели — разгрома наших войск. Части армии успели закрепиться на новом рубеже и остановить дальнейшее наступление противника.

4. Не добившись цели, в районе Волоколамска противник предпринимает более глубокий обход нашей обороны. Заняв на участке 5-й армии г. Руза и сосредоточив там 10-ю тд[48] и дивизию СС, противник начал наступление, стремясь выйти в район Ново-Петровск.

Это наступление с ходу было остановлено частями 18-й сд и подготовленной противотанковой обороной. Заняв Скирманово, противник дальше продвинуться не смог.

Нависание на фланге сильной группы противника создавало угрозу для всей Армии, а с выходом противника в район Ново-Петровск открывался путь на Истру и далее на Москву. Для исключения такой угрозы предпринимается частная наступательная операция.

5. С утра 4.11.41 28 Тбр[49], 365-й СП 18-й сд начали наступление на Скирманово. Для содействия этому наступлению Кавгруппа Доватора 50-й кд из района Сычи в направлении на Чернея, Михайловская действует по тылам 10-й тд противника, одновременно 258-й сп 78-й сд, наступая на Михайловская с востока, перерезал дорогу Руза, Покровская, затруднив снабжение войск противника, находящихся в районе Покровское, Скирманово.

Начавшиеся 4.11.41 бои продолжались с возрастающей силой. С обеих сторон силы увеличивались, противник стремился во что бы то ни стало удержать Скирманово как исходный пункт для последующего наступления. Но это ему не удалось. 13.11.41 в 4.30 наши части ворвались в Скирманово, продолжая преследование противника.

В итоге десятидневных боёв готовящееся наступление противника во фланг и тыл нашей Армии было сорвано. 10-я тд понесла значительные потери, а её 86-й мп[50] был полностью разгромлен. По неполным данным, в районе Марьино, Скирманово, Козлово противник потерял убитыми и ранеными свыше 3000 человек. Нами захвачено 8 пленных, 30 танков, 1 тяжёлое орудие, 10 орудий ПТО, свыше 20 пулемётов[51], не считая того, что было уничтожено огнём артиллерии и миномётов.

13.11.41 командир 10-й тд противника[52] открыто по радио запросил помощи, ссылаясь на то, что у него нет горючего и боеприпасов.

Заключение. В Волоколамской операции части 16-й армии выполнили поставленную перед нами задачу.

Сравнительно небольшими силами[53] было остановлено мощное наступление превосходящих сил противника (14.10—1.11.41), нанесли ему серьёзные потери, не только предотвратили наступление противника во фланг и тыл Армии со стороны Скирманово, но сами, перейдя в наступление, отбросили его с выгодного рубежа.

В ходе всех боёв враг понял, что ему в полосе 16-й армии к Москве не подойти и он должен искать других путей.

Месяц боёв на Волоколамском рубеже позволил подтянуть к Москве нужные резервы для окончательного разгрома врага»[54].

Обстановка, сложившаяся в районе Волоколамска, и все последующие события сразу же, с первых дней пребывания там, напомнили нашему герою Ярцево: тот же яростный напор противника, танковые атаки.

Но были и отличия. Здесь, при всей опасности положения и превосходстве противника, Рокоссовский чувствовал себя увереннее. Во-первых, потому, что рядом с ним, постоянно, в любых обстоятельствах, всегда находился его надёжный штаб. Обеспечивалась бесперебойная связь со всеми участками обороны. Налажена управляемость.

«Развернув командный пункт в Волоколамске, — вспоминал маршал, — мы немедленно разослали группы офицеров штаба и политотдела по всем направлениям для розыска войск, имевшихся в этом районе, и для перехвата прорывавшихся из окружения частей, групп и одиночек».

Вскоре на позиции 16-й армии вышли 3-й кавкорпус генерала Л. М. Доватора[55], две кавалерийские дивизии генерала И. А. Плиева[56] и комбрига К. С. Мельника[57]. Затем вышли из окружения несколько крупных групп вместе со своими штабами. Левее конников заняли позиции курсанты сводного полка Военного училища им. Верховного Совета под командованием полковника С. И. Младенцева[58].

В одной из рот этого полка воевал будущий писатель, а тогда лейтенант, командир взвода курсантов Константин Дмитриевич Воробьёв. В первом же бою он получил контузию и попал в плен. Прошёл Клинский, Ржевский, Смоленский, Каунасский, Саласпилсский, Шяуляйский концлагеря. Совершил несколько побегов, последний — удачный. Возглавил в Литве партизанскую группу. Свои самые лучшие, самые яркие, суровые и пронзительные книги он напишет именно о боях в районе Клина и Волоколамска: «Это мы, Господи!..», «Крик», «Убиты под Москвой». Чтобы понять напряжение и всю жестокую ярость тех боёв, стоит перечитать книги Константина Воробьёва, лейтенанта армии генерала Рокоссовского.

Когда просматриваешь документы, относящиеся к периоду боев на волоколамском и клинском направлениях, а потом накладываешь на них мемуары маршала, не обнаруживаешь абсолютно никаких зазоров. Никаких белых ниток! Вывод: воспоминания Рокоссовского написаны честной и беспристрастной рукой. Хотя, как и все мемуары, они не лишены некоторых изъятий и умолчаний. Уже тяжело больной, он заглядывал в бездну, торопился, мечтал увидеть книгу и знал, что рукопись будут читать в Главпуре под увеличительным стеклом, что возможна задержка именно по этой причине. А потому многое опускал.

Когда на позиции армии вышел кавалерийский корпус и командующему об этом доложили, он сам пожелал встретить конников. Эскадроны держали строй. В частях чувствовались дисциплина и порядок. Словно кадры кинохроники, перед ним проходила его кавалерийская солдатская и командирская юность. Ржали лошади, звенели стремена…

Появление кавкорпуса с лихим командиром во главе решило многие проблемы обороны армии. Кавалерия в основном воевала как пехота, но при необходимости могла маневрировать куда быстрее. Свободно, без задержек действовала с танковыми частями.

В ноябре, перед началом второго и последнего наступления немцев на Москву, в состав армии в качестве пополнения прибыли 17, 20, 24 и 44-я кавалерийские дивизии. По численности личного состава кавалерийские дивизии, как известно, значительно меньше стрелковых. Каждая из них насчитывала около трёх тысяч человек. Участь двух из них, 17-й и 44-й, оказалась плачевной. В журнале боевых действий 4-й танковой группы есть запись, которая свидетельствует и об уровне организации нашим командованием атак, и об их печальных результатах.

«Не верилось, — записал немецкий офицер, — что противник намерен атаковать нас на этом широком поле, предназначенном разве что для парадов… Но вот три шеренги всадников двинулись на нас. По освещённому зимним солнцем пространству неслись в атаку всадники с блестящими клинками, пригнувшись к шеям лошадей… Первые снаряды разорвались в гуще атакующих… Вскоре страшное чёрное облако повисло над ними. В воздух взлетают разорванные на куски люди и лошади… Трудно разобрать, где всадники, где кони… Немногие уцелевшие всадники были добиты огнём артиллерии и пулемётов…»

Разгромом кавалерийской атаки безумие не закончилось. Чем руководствовались наши доблестные командиры, неизвестно.

«И вот из леса несётся в атаку вторая волна всадников. Невозможно представить себе, что после гибели первых эскадронов кошмарное представление повторится вновь… Однако местность уже пристреляна, и гибель второй волны конницы произошла ещё быстрее, чем первой».

Эта атака нашла отражение и в дневнике командующего группой армий «Центр» фон Бока:» Отчаянная атака трёх сибирских кавалерийских полков в секторе 5-го корпуса была отражена с большими потерями для русских».

Не менее трагична история гибели 58-й Дальневосточной танковой дивизии. В ночь на 16 ноября, выполняя приказ Жукова уничтожить волоколамскую группировку противника, состоящую из 106-й, 35-й пехотных и 2-й танковой дивизий, Рокоссовский бросил в разведку боем танковую дивизию генерала А. А. Котлярова[59]. К началу атаки разведданными танкисты не располагали. Не получили ничего из штаба армии, да и сами не озаботились. Полезли напролом. Немцы к тому времени уже изготовились к своему решающему, второму броску на Москву. Ударные части и подразделения вывели в первый эшелон. И вот на них вышли танки 58-й дивизии и полезли по неразведанным маршрутам, как говорят, наобум. Некоторая часть боевых машин выкатилась прямо под огонь противотанковой артиллерии противника, сразу став лёгкими мишенями. Часть подорвалась на минах. Часть завязла в болотах и лощинах и стала такой же лёгкой добычей немецкой пехоты. Некоторые застрявшие в болоте танки были взорваны своими же экипажами. Несмотря на огромные потери, наступление дивизии всё же продолжалось, танки шли напролом, и к полудню 16 ноября танки 58-й выбили немцев из опорных пунктов в полосе Блудни — Бортники. 17 ноября дивизия продолжила наступление, но по-прежнему теряла боевые машины на каждом рубеже. Ни авиация, ни артиллерия её кроваво-огненный марш не обеспечивали. Разведка боем…

В результате за два дня боёв из 198 танков дивизия потеряла 140 боевых машин. Правда, по другим данным, потери дивизии за 16 и 17 ноября составляют 63 танка. Когда командиру дивизии генерал-майору А. А. Котлярову принесли сводку о погибших экипажах и сгоревших машинах, он написал записку и застрелился. «Общая дезорганизация и потеря управления, — написал генерал Котляров за минуту до выстрела. — Виновны высшие штабы. Не хочу нести ответственность за блядство. Отходите, Ямуга, за противотанковое препятствие. Спасайте Москву. Впереди без перспектив».

Разгром дивизии потряс командира. Погибло и пропало без вести до трети личного состава. Лишь небольшую часть боевых машин впоследствии удалось вернуть в строй.

История с самоубийством генерала Котлярова, как и все подобные ей имеют несколько версий, а это значит — покрыты мраком неизвестности. Известно, правда, что во время атаки дивизии на передовой находился Мехлис. Он занимался разбирательством, а потому и доложил Сталину о самоубийстве генерала. Именно из его донесения и известно теперь содержание предсмертной записки. Возможно, если бы разбирательством под Волоколамском занимался кто-либо другой, Котляров удержался бы от последнего шага. Неистовый Мехлис мог довести до самоубийства кого угодно.

Личному составу дивизии сообщили, что их командир погиб в результате прямого попадания снаряда в блиндаж, где он в тот момент находился.

«В каждом бою противник использовал главным образом своё подавляющее преимущество в танках», — напишет спустя годы маршал в главе о подмосковном противостоянии.

Но ведь и наша сторона имела много танков! К сожалению, штабы к тому времени ещё не овладели тактикой эффективного боевого применения танковых частей. О гибели 58-й танковой дивизии в те годы, когда писались мемуары, благоразумнее было промолчать. И Рокоссовский промолчал.

Не всё ладилось в обороне 16-й армии. Противник почти мгновенно выявлял просчёты штабов и командиров и тут же всаживал свои танковые клинья именно в эти прорехи.

Например, Рокоссовский писал, что «каждой батарее и отдельному орудию, придаваемым пехоте или спешенной кавалерии для борьбы с танками, обязательно выделялись соответствующие стрелковые подразделения для прикрытия от немецких автоматчиков».

Но, как свидетельствуют архивные документы (донесения), артполкам и противотанковым полкам, которые спешно перебрасывались на угрожаемые участки, приходилось порой драться с немецкими танками и мотопехотой без боевых охранений.

Вот что писал в докладе по итогам боёв первого периода волоколамской обороны начальник артиллерии 16-й армии генерал Казаков. Этот документ может служить комментарием для многих неизвестных и загадочных страниц битвы за Москву. К тому же здесь отражён самый трудный период обороны 16-й армии, когда она встала на отведённом ей рубеже, но ещё не наполнилась силами и средствами для своего прочного стояния.

«Действия противотанковой артиллерии в Отечественной войне

25.10.41 года

(Волоколамское направление)

В период с 15.10 по 22.10 противник, предпринимая неоднократные танковые, а затем и пехотные с танками атаки, прорвал левый фланг обороны 16 армии (а вернее, оттеснил в силу малочисленности нашей пехоты, занимающей оборону, построенную в одну линию ротных опорных пунктов без вторых эшелонов и резервов) на участке Бобошино, свх. Болычев, потеряв более 80 танков и большое количество пехоты, овладел рубежом Кузьминское, Чертаново, Милованье. В результате боёв наши пехотные части (1075 сп и подразделения левого фланга 1073 сп) были рассеяны. С 22 по 24.10.41 в результате больших потерь в танках и пехоте на этом участке противник наступление прекратил. По данным разведки, в это время в районе Поречье сосредоточивалось до 500 танков.

Артиллерия в районе Спас-Рюховское, Рюховское, ст. Волоколамск в количестве двух артполков и двух батарей 768 АП ПТО с малочисленной пехотой 2/1075 сп[60], обороняющегося на фронте 8 километров, образовала три сильных противотанковых района с задачей — не допустить прорыва танков противника в направлении Осташево — Волоколамск.

Первый район Спас-Рюховское — 289 АП ПТО в составе 16 орудий 76-мм 39 года и 4-х орудий 25-мм 41 года (зенит.).

Второй район — Рюховское — 296 АП ПТО в составе 20 орудий 76-мм 39 года и 4 орудия 25-мм 41 года.

Третий район — Матвейково, Холстниково — 3-я и 4-я батареи 768 АП ПТО в составе 8 орудий 37-мм.

24.10.41 противник ввёл свежие пехотные дивизии и к вечеру овладел Сафатово, Дубосеково, Ивановское и, используя открытый фланг в направлении Осташево, Тоболево (10 км юго-вост. ст. Волоколамск), овладел Власово, Сапегино, Ивлево отдельными группами пехоты.

25.10.41 в 5.30 противник миномётным огнём обстрелял боевые порядки 289 АП ПТО. В 6.30 противник вновь миномётным огнём обстрелял 3-ю батарею. В 6.40 обстрелял 2-ю батарею. В 7.00 3-я батарея была обстреляна артиллерийским огнём. Противник вёл огонь батарейными очередями. Из 12 выпущенных снарядов 6 не разорвалось. В 7.20 огонь артиллерии и миномётов противника по расположению боевых порядков усилился. Дивизионная артиллерия 316-й СД (приданная 2-я и 3-я батареи 358 АП 126 СД) вела ответный огонь по пехоте и миномётам противника. В 9.00 двенадцать самолётов противника боевые порядки полка подвергли ожесточённой бомбардировке, сбрасывались мелкие бомбы. Бомбардировка продолжалась 40 минут. Жертв как от артиллерийского, миномётного, так и от авиационной бомбардировки полк не понёс. В 9.40 тяжёлые бомбардировщики противника в количестве 25 самолётов подвергли ожесточённой бомбардировке боевые порядки полка. Было сброшено 150 бомб. Бомбардировка продолжалась около 35 минут. Одновременно с бомбардировкой противник обстреливал пулемётным огнём. В результате полк имел потери. Убито 4 красноармейца; подбито одно орудие и один трактор 5-й батареи; сожжена одна автомашина с кухней 3-й батареи.

В 10.10 с направления Становище на Спас-Рюховское появились три танка противника, но, встреченные огнём противотанковой артиллерии полка, ушли в южном направлении в лес.

В 10.35 около 80 танков противника в районе Становище, Чертаново повели атаку на боевые порядки полка. Огонь был открыт из всех орудий полка. Вслед за танками двигалась пехота, около 2-х батальонов, впереди которой двигались шеренгой автоматчики — примерно 30 человек против каждого батальона. На танках также имелись автоматчики.

В 11.50 до эскадрона конницы противника из района Милованье атаковали 3-ю батарею. Бой принял ожесточённый характер. Имея малочисленные пехотные средства, батареи дрались одновременно с танками, с пехотой и конницей противника. В ход были пущены все огневые средства полка, включая два станковых, девять ручных пулемётов и винтовки. Для того чтобы отсечь пехоту от танков, орудия вели попеременно огонь: бронебойными снарядами — по танкам противника и шрапнелью на картечь — по пехоте. Пехота с танками и автоматчиками противника, не выдержав огневого удара 289-го АП ПТО, стала обходить Спас-Рюховское с востока и запада, выходя в тыл полка и в то же время выходя на фланги 296-го АП ПТО, занимающего противотанковую оборону в районе Рюховское. Обойдя с фланга Спас-Рюховское, противник открыл интенсивный огонь из автоматического оружия и миномётов по боевым порядкам полка как с флангов, так и с тыла, а танки противника перешли в атаку с тыла на огневые позиции.

К 12.30 289-м АП ПТО было уничтожено 55 танков, сбит один самолёт и уничтожено большое количество пехоты.

Третья батарея в результате огня автоматчиков и танков потеряла три орудия с расчётами и тракторами. 3 орудия 4-й батареи были смяты танками, атаковавшими с фланга и тыла. Танки начали давить расчёты, но расчёты укрылись в окопах. По одному из окопов прошёл танк, но люди остались живы. К поднявшимся из окопа командиру батареи, комиссару и зам. командира батареи направился экипаж одного из танков противника в сопровождении автоматчиков. Выстрелами из револьверов со стороны трёх героев-командиров экипаж танка был уничтожен. Судьба этих героев для нас до настоящего времени не известна. Первое орудие этой батареи было полностью уничтожено прямым попаданием из танка противника.

Пятая батарея была окружена танками и пехотой противника. Ни один человек из личного состава батареи из боя не вернулся. Судьба орудий не известна.

Находившиеся в районе Ивлево для прикрытия левого фланга полка два орудия 2-й батареи были атакованы четырьмя тяжёлыми танками противника из леса Чертаново. Подбив одно орудие, танки ушли в северном направлении. О судьбе второго орудия данные уточняются.

В 12.40 командный пункт полка, находившийся в Спас-Рюховское, был окружён танками и автоматчиками с левого фланга и пехотой с правого фланга. При выходе из окружения с боем штаб потерял около 30 процентов личного состава.

Ведя наступление танковыми частями в направлении Становище, Спас-Рюховское, противник одновременно атаковал наши части крупными пехотными частями в направлении Дубосеково, Пагубино и Козино, Крюково, угрожая тылам 296 АП ПТО. К 12.40 296 АП был окружён танками и пехотой с флангов и с тыла. Полк вступил в бой один, не имея пехотного прикрытия.

До 9.00 25.10.41 против 296 АП ПТО, находившегося на южной и юго-западной окраинах Рюховское, противник активных действий не вёл. С 9.00 до 10.30 противник произвёл сильную артиллерийскую и миномётную подготовку по боевым порядкам 296 АП ПТО. Одновременно в 9.40 подверг бомбометанию с самолётов в количестве 28 штук. Зенитная батарея полка в это время сбила три самолёта типа «Юнкерс-88». Экипаж одного самолёта в количестве 4-х человек сгорел, второго — спрыгнул с парашютами, при приземлении разбились.

В 10.30 боевые порядки полка одновременно с направлений Дубосеково, Спас-Рюховское, Ивлево подверглись атаке силою до 80 танков и до одного пехотного полка. Полк открыл организованный артиллерийский огонь как по танкам, так и по пехоте противника. В результате огня уничтожено 16 танков и до двух рот пехоты. Прорвав незначительные силы нашей пехоты, находившейся на этом участке, танки и пехота противника вышли непосредственно на огневые позиции батареи. Личный состав стал нести большие потери от автоматического и пехотного огня противника. Шесть орудий полка (два орудия 1-й батареи, четыре орудия 2-й батареи) были раздавлены танками и уничтожены их огнём. Видя бесполезность пребывания на этом рубеже, командир полка отдал приказ о выводе материальной части на южную окраину ст. Волоколамск, где и перейти к обороне.

Полк, побатарейно, через леса северо-восточнее Рюховское стал выходить из боя, на ходу отстреливаясь ружейно-пулемётным огнём.

В результате боя уничтожено: 2-й батареей — 3 танка; 1-й батареей — до одной пехотной роты; 3-й батареей — 3 танка и до полутора взвода пехоты; 4-й батареей — 10 танков и до взвода пехоты. Полк понёс потери в материальной части — противником уничтожено 6 орудий 76-мм образца 1939 года; из-за отсутствия тяги расчётами взорваны два орудия 76-мм образца 1909 года и из двух вынуты замки (302-го пульбата — французских); одно орудие с личным составом пропало без вести. Личный состав полка героически сражался до последнего момента. Так, комиссар 1-й батареи политрук Селезнёв, будучи окружён пехотой противника, отстреливался из личного оружия — нагана. После ранения в правую руку взял наган в левую и продолжал отстреливаться не отходя от орудия, где и погиб смертью героя.

В личном составе полк понёс потери.

Убитыми:

среднего начсостава — 1; младшего начсостава — 6;

рядового состава — 56.

Ранено:

среднего начсостава — 2.

Пропало без вести: среднего начсостава — 2; младшего начсостава — 7; рядового состава — 39[61].

К исходу 26.10.41 полк в составе 5 орудий 76-мм 39 года и 4-х орудий 85-мм с личным составом сосредоточился в районе Покровское (13 км юго-восточнее Волоколамска).

К 17.00 отдельные группы пехоты, в основном автоматчики, вышли в лес восточнее Холстинково и отдельные группы пехоты вышли в рощи восточнее и юго-восточнее Крюково.

В это же время из леса 800 метров южнее Холстинково по направлению к ст. Волоколамск вышли 8 танков противника, но, встреченные организованным огнём 3-й батареи 768 АП ПТО, потеряли подбитыми три танка и скрылись в южном направлении. Один из трёх подбитых загорелся. Через 20 минут танки, ушедшие на юг, вновь возвратились и перешли в атаку на орудия ПТО, но вновь, потеряв подбитым один танк, повернули назад, не причинив никаких потерь в личном составе и материальной части орудиям ПТО.

Через 30 минут после второй атаки танков из леса вост. Холстинково левофланговый взвод 3-й батареи, занимающий огневые позиции на юго-восточной окраине Холстинково, был обстрелян сильным фланговым огнём автоматчиков и понёс потери в личном составе. Командир 3-й батареи, находившийся при этом взводе, учитывая создавшуюся обстановку, принял решение — отвести орудия к ст. Волоколамск. Сняв орудия с ОП под сильным огнём противника, взвод стал уходить через поляну восточнее Холстинково, при этом вёл стрельбу из автоматов и орудий с ходу. После залпов по лесу огонь автоматчиков стихал. Отход этого взвода прикрывал своим огнём 2-й взвод этой батареи, находившийся на ОП на юго-западной окраине Холстинково.

Через некоторое время 2-й взвод также был обстрелян сильным автоматическим огнём из района леса западнее и восточнее Холстинково. Взвод стал нести большие потери в личном составе. Комиссар батареи, находившийся при этом взводе, учитывая невозможность обороны против автоматчиков, принял решение — снять с орудий личный состав и занять оборону на южной окраине Холстинково, а затем под прикрытием ружейного огня расчётов вывести орудия на северную окраину Холстинково, что и было сделано. Орудия были отправлены с шофёрами автомашин. Когда машины вышли на северную окраину Холстинково, комиссар стал организованно выводить личный состав расчётов, по два-три человека, к орудиям. Орудия с выходом на северную окраину Холстинково вновь были обстреляны автоматическим огнём из леса восточнее Холстинково. Подошедшие к этому времени номера, по два на орудие, открыли огонь по этим рощам из орудий. Под прикрытием их огня остальные бойцы расчётов вышли из боя, вынесли раненых.

Далее, отстреливаясь на ходу, орудия были выведены за станционный посёлок, где занимала оборону другая батарея этого же полка. В дальнейшем орудия заняли ОП в районе кустарника И километра севернее ст. Волоколамск в общей обороне этого участка. Стало темнеть, и противник активные действия прекратил.

В результате боя 289 АП ПТО потерял 5 орудий разбитыми огнём из танков, 7 орудий подавленных гусеницами танков, судьба двух орудий с расчётами неизвестна.

Особо героически сражались командир 3-й батареи старший лейтенант Капицин Д. К., командир 4-й батареи старший лейтенант Серомахо и командир 5-й батареи лейтенант Беляков. Судьба их неизвестна.

Третья батарея 768 АП ПТО в материальной части потерь не имела. В личном составе потери: убито — 2; ранено — 5.

Занимающий противотанковую оборону в районе Чухалово, Татьянино, Высоково 525 АП ПТО с утра 25.10.41 был атакован противником силой до двух батальонов пехоты. На этом участке оборонялся 3-й батальон 1077 стрелкового полка на фронте 12 километров. Пехотой в основном были прикрыты дороги — отдельными опорными пунктами. С наступлением пехоты противника артполк открыл огонь вначале с закрытых позиций, используя связь между орудиями, а затем с открытых позиций на картечь. Боевой порядок полка был окружён пехотой противника. Попытки вывести материальную часть из-за плохого состояния дорог оказались безуспешными. Автомашины «ЗиС-5» не могли вывезти с ОП даже 85-мм орудия. Командир полка отдал приказ взорвать орудия, что и было сделано. Меньшая часть личного состава, около 30–35 %, вышла из боя на линию обороны по р. Лама. Большая часть погибла в бою.

Из действий противотанковой артиллерии за этот день можно сделать следующий вывод:

1) Артиллерия совершенно не имела потерь от танков и имела совершенно незначительные потери от авиации противника (несмотря на интенсивную бомбардировку 25 самолётов) как в личном составе, так и в материальной части до тех пор, пока не понесла тяжёлые потери от пехоты и автоматчиков противника, зашедшего на фланги и в тыл боевых порядков артиллерии.

2) При нормальном наличии нашей пехоты для прикрытия орудий артиллерия не имела бы таких тяжёлых потерь, а противник имел бы большие потери в танках и пехоте, так как при этих условиях артиллеристам не пришлось бы раздваивать своё внимание для отражения наступающей за танками пехоты, т. е. вести огонь шрапнелью на картечь.

3) Пехотные подразделения в силу их малочисленности не могли обеспечить фронт, фланги и даже тыл боевых порядков артиллерии. Только смелость личного состава 3-й батареи 768 АП ПТО и правильное решение командира и комиссара батареи обеспечили вывод материальной части и личного состава из тяжёлой создавшейся обстановки.

4) Личный состав 289 АП ПТО, выполняя приказ Народного Комиссара Обороны тов. Сталина — не отходить и, жертвуя собой, защищать подступы к Москве, до конца сражался с во много раз превосходящими его танковыми и пехотными частями противника.

5) В результате боя 25.10.41 противотанковая артиллерия понесла потери:

289 АП ПТО — в материальной части уничтожено 12 орудий 76-мм 39 года и о двух орудиях нет сведений. О потерях в личном составе сведений нет.

525 АП ПТО — уничтожено 7 орудий 85-мм и нет сведений о 4 орудиях 45-мм. О потерях личного состава сведений нет.

296 АП ПТО — уничтожено 6 орудий 76-мм французских и у 2-х орудий вынуты замки и испорчены прицельные приспособления»[62].

Бесценный документ великой эпохи!

Доклад начальника артиллерии 16-й армии даёт наиболее полную картину того, что происходило в полосе обороны 16-й армии в октябре 1941 года. Из резервов Ставки и фронта армии дали артполки, но армия не смогла обеспечить их достаточными для боя пехотными охранениями. В результате целые батареи погибали, так и не увидев в прицелы своих орудий немецких танков.

Если наложить на эти обстоятельства суровый тон приказов командующего фронтом Жукова, его жёсткие монологи во время телеграфных переговоров, которые так коробили командармов, то становится понятно, почему комфронта порой не выбирал выражений.

Конечно, удерживать стрелковому батальону 12 километров фронта — это против всех нормативов и уставов. В 1943 году, когда Рокоссовский будет командовать войсками Центрального фронта, дивизии его армий, стоя в обороне на орловском направлении, будут иметь перед собой участки фронта вдвое короче.

Но тогда, под Волоколамском и Клином, эти реденькие батальоны дивизии генерала И. В. Панфилова[63] должны были жертвенно выстоять, потерять убитыми, ранеными и угнанными в плен половину, а порой и до девяноста процентов своего списочного состава, чтобы обеспечить — тогда ещё в смутном будущем — саму возможность новой обороны и на орловском, и на других направлениях.

Таким образом, командующий 16-й армией обеспечить пехотное прикрытие противотанковых батарей не мог при всём своём желании — некем. А Жуков, отвечая за весь Западный фронт и понимая, что если и дальше противотанковая артиллерия будет гибнуть от пехоты противника, жёстко требовал обеспечения прикрытия ПТО достаточными силами стрелковых частей.

В этом-то и заключался парадокс сложившихся обстоятельств. Все были правы. И в этой наэлектризованной обстановке, когда противник давил и давил из последних сил, усугубляя и без того трудное положение, неминуемо сталкивались сильные характеры командующих.

Первое серьёзное столкновение Рокоссовского и Жукова произошло во время боёв за Волоколамск и отхода частей 16-й армии на тыловые рубежи. Чтобы затруднить продвижение немецких танков, были взорваны водоспуски Истринского водохранилища. Поток воды высотой до двух с половиной метров хлынул по пойме Истры, затопив её к югу от плотины на 50 километров. Рокоссовский перед взрывом запросил у штаба фронта разрешение на отвод войск за водохранилище и залитую пойму. Но Жуков просьбу отклонил. Рокоссовский настаивал. Тогда комфронта направил в штаб 16-й армии короткую шифровку: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать».

Рокоссовского это задело. В своих мемуарах он комментировал приказ Жукова известным пассажем размышлений о роли командира в войсках. Эти яркие размышления интересны прежде всего потому, что, говоря о Жукове, автор всё же больше рассказывал о себе: «Все мы, от солдата до командарма, чувствовали, что наступили те решающие дни, когда во что бы то ни стало нужно устоять. Все горели этим единственным желанием, и каждый старался сделать всё от него зависящее, и как можно лучше. Этих людей не нужно было понукать. Армия, прошедшая горнило таких боёв, сознавала всю меру своей ответственности.

Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей. Но необходимыми качествами всякого начальника являются его выдержка, спокойствие и уважение к подчинённым. На войне же — в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются… К сожалению, командующий нашим Западным фронтом не всегда учитывал это. <…>

В моём представлении Георгий Константинович Жуков остаётся человеком сильной воли и решительности, богато одарённым всеми качествами, необходимыми крупному военачальнику. Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве. На войне же от этого многое зависит.

Мне запомнился разговор, происходивший в моём присутствии между Г. К. Жуковым и И. В. Сталиным. Это было чуть позже, уже зимой. Сталин поручил Жукову провести небольшую операцию, кажется в районе станции Мга, чтобы чем-то облегчить положение ленинградцев. Жуков доказывал, что необходима крупная операция, только тогда цель будет достигнута. Сталин ответил:

— Всё это хорошо, товарищ Жуков, но у нас нет средств, с этим надо считаться.

Жуков стоял на своём:

— Иначе ничего не выйдет. Одного желания мало.

Сталин не скрывал своего раздражения, но Жуков не сдавался. Наконец Сталин сказал:

— Пойдите, товарищ Жуков, подумайте, вы пока свободны.

Мне понравилась прямота Георгия Константиновича. Но когда мы вышли, я сказал, что, по-моему, не следовало бы так резко разговаривать с Верховным Главнокомандующим. Жуков ответил:

— У нас ещё не такое бывает.

Он был прав тогда: одного желания мало для боевого успеха. Но во время боёв под Москвой Георгий Константинович часто сам забывал об этом.

Высокая требовательность — необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчинённым, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжёлые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он и несправедлив, как говорят, под горячую руку.

Спустя несколько дней после одного из бурных разговоров с командующим фронтом я ночью вернулся с истринской позиции, где шёл жаркий бой. Дежурный доложил, что командарма вызывает к ВЧ Сталин.

Противник в то время потеснил опять наши части. Незначительно потеснил, но всё же… Словом, идя к аппарату, я представлял, под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во всяком случае, приготовился к худшему.

Взял трубку и доложил о себе. В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного Главнокомандующего. Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчёркивалось доверие к командарму. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он с пониманием сказал:

— Прошу продержаться ещё некоторое время, мы вам поможем…

Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А тёплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь — полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да ещё Сталин прислал свыше двух тысяч москвичей на пополнение. А нам тогда даже самое небольшое пополнение было до крайности необходимо».

Ещё до истринской истории разговоры с комфронта чаще всего велись на повышенных тонах. Особенно когда Рокоссовский в очередной раз просил прислать резервы. Вот один из таких эпизодов, вошедших в мемуары: «Разговор предстоял не из приятных, я заранее это предвидел. Стоически выслушал всё сказанное в мой адрес. Однако удалось добиться присылки в армию к утру 26 октября двух полков 37-миллиметровых зенитных пушек. Худо ли, хорошо ли, но это была помощь».

Справедливости ради стоит заметить, что разговор произошёл 26 октября, когда на столе у комфронта уже лежали донесения о разгроме под Спас-Рюховским и Холстинковом противотанковых артполков, не прикрытых боевыми охранениями. Что ж, командарму, не позаботившемуся о правильной организации боя, ничего другого не оставалось, как «стоически выслушивать». Случались ошибки и у него.

16-я армия оказалась на острие удара северной группировки немцев. По замыслу штаба фон Бока, эта группировка должна была сломить оборону Западного фронта на узком участке, охватить с севера и северо-востока Москву вместе с находившимися здесь нашими армиями и соединиться с потоком, шедшим навстречу, — танками и моторизованными дивизиями 2-й танковой группы Гудериана. Но Гудериан увяз под Тулой и Михайловом. А танки 4-й танковой группы генерала Гёпнера не прошли здесь — под Волоколамском и Клином их остановили и начали истреблять дивизии Рокоссовского.

Напряжение противостояния между тем нарастало. 27 октября авангарды 2-й и 11-й танковых дивизий группы Гёпнера ворвались в Волоколамск. Накануне, 26 октября, Жуков в разговоре по телеграфу приказал железнодорожную станцию и город Волоколамск не сдавать ни при каких обстоятельствах. Из Ставки пришла телеграмма — уход из города и оставление станции Волоколамск Ставка называла «позором для Западного фронта». После оставления Волоколамска Рокоссовский получил ещё одну телеграмму, на этот раз от Военного совета Западного фронта: «Вы не справились с полученной задачей и, видимо, не поняли и не осознали приказа тов. Сталина… пропускаете противника на восток». В штаб 16-й армии тут же прибыла специальная комиссия для выяснения обстоятельств сдачи врагу Волоколамска.

Обычно в таких случаях летели чьи-то головы.

Волоколамск сдавали части 316-й стрелковой дивизии. Либо генерал Панфилов, либо Рокоссовский должен был пойти под трибунал.

С одной стороны, мы наблюдаем ситуацию, когда жёсткий Жуков, вроде бы перестраховываясь (так чаще всего трактуют этот эпизод истории), насылает на Рокоссовского комиссию, чтобы определить козлов отпущения. Но, как всегда, в таких историях есть другая сторона…

Из переговоров Жукова и Рокоссовского 26 октября 1941 года (0.30-2.00):

«Жуков. Первое. Что вам известно о противнике, который утром прорвался и вышел в полосу 16А? Второе. В чьих руках ст. Волоколамск, где наши там и где противник? Третье. Почему вы не обеспечили проводку телефона с вами? Четвёртое. Что делает 18-я дивизия для того, чтобы задержать продвижение противника?

Рокоссовский. 1. Известно — прорвавшаяся у Руза танковая колонна головой проходила Песочная, а её передовые части к исходу дня вышли в Покровское. В Руза — полк пехоты противника.

2. В районе ст. Волоколамск идёт бой с группой прорвавшихся танков и автоматчиков противника. К исходу дня под давлением 29 мд и 2 тд, переходящей трижды в атаку при сильной бомбардировочной авиации противника, понеся большие потери, наши части отброшены к линии железных дорог.

Противником вводилось в бой с направления Осташево 125 танков, уничтожено и подбито 45 танков противника. Противник понёс тяжёлые потери. Бой был упорный и длился непрерывно с утра до исхода дня. На участке курсантского полка наступление противника было отбито. На направлении Спас-Помазкино вклинившийся в нашу оборону батальон пехоты противника полностью уничтожен. Положение правого фланга и центра устойчивое. Левый фланг слаб и выдержать напора столь превосходящих сил противника не смог.

Организуем оборону рубежа Волоколамск, р. Лама. Усилить левый фланг нечем. Драться будем до последнего бойца.

В этом бою большие потери понесла наша артиллерия раздавленными и подбитыми орудиями и личным составом.

Беспокоюсь за шоссе Волоколамск на участках к востоку от Волоколамска на Ново-Петровское, ибо прикрыть этот участок у меня нечем. Предполагаю, что вся подвижная группа противника с утра будет обтекать Волоколамск с юго-востока с выходом на шоссе.

3. Телефон находится в ведении НКВД. В нашей просьбе ими нам отказано.

4. 18-я дивизия занимает участок Спасс-Нудоль, Ново-Петровское, Ядренево. Один батальон по вашему приказу выброшен в район Онуфриево с задачей воспрепятствовать продвижению противника на Истра.

Жуков. Уточните пункты на ж. д., где находятся ваши части?

Рокоссовский. Лудина Гора, Муромцево, а к северо-западу на р. Лама.

Жуков. А что вы сделали с группой в районе Клишино, Спас-Рюховское, Осташево?

Рокоссовский. С этой группой весь день вёлся бой, эта группа противника потеряла 45 танков и прорвала наш фронт в районе Спас-Рюховское, в дальнейшем, обтекая с востока, группа танков и автоматчиков вышла в район ст. Волоколамск.

Жуков. Я спрашиваю, что вы сделали со своими частями в этом районе?

Рокоссовский. В течение ряда дней непрерывных боёв на этом участке действовал 1075-й полк, усиленный батальоном 18 сд, батальоном 609 сп и отдельными ротами, взятыми за счёт других участков. Вся эта группа, понеся тяжёлые потери в результате предшествующих боёв, и особенно сегодняшнего боя, к исходу дня отброшена на линию железной дороги южнее Волоколамск.

Жуков. Что вами сделано по приведению в непроезжее состояние района Тургиново на вашем фланге?

Рокоссовский. Участок Тургиново нами сдан частям 30-й армии. На этом направлении устроено много заграждений и минированных полей.

Жуков. Кем устроены?

Рокоссовский. Работы проводились фронтовыми сапёрами и нашими частями; по линии инженерного отдела представлена схема проделанной работы.

Жуков. Что вы предполагаете сделать по ликвидации противника, вышедшего в район Покровское?

Рокоссовский. Товарищ командующий, по уничтожению сил противника, вышедших в этот район и действующих на этом направлении, может быть брошена 28 тбр. Она ещё не прибыла в район Ново-Петровское, но командир бригады был в этом районе и получил приказ уточнить силы противника и в соответствии с этим их атаковать и уничтожить. В случае обнаружения крупных сил противника, действующих в районе Покровское, считаю более целесообразно дать ему бой на рубеже обороны 18 сд, расстроить его огнём обороны и добить действиями танковой бригады, не выбрасывая танков вперёд для самостоятельных действий вне взаимодействия со своими войсками.

Жуков. 1. Замысел противника ясен. Он стремится захватить Ново-Петровское, Истра.

2. Допускать подвижного противника с танками со слабой обороной дивизии двухполкового состава, только что сформированной, будет неправильно. Такую оборону он сумеет смять прежде, чем будет оказано противодействие.

3. В ваше распоряжение дается 28 тбр, которая уже повёрнута на Покровское.

4. 4-я танковая бригада, которая утром должна быть в районе Онуфриево, 27 тбр, которая разгружается утром в Истра, четыре бронепоезда: два — для действия в районе ст. Волоколамск, два — на участке Ново-Петровское, с задачей уничтожить мелкие группы противника в районе Покровское и отбросить их на юг, в дальнейшем продвигаясь через Лысково на Руза.

4-я тбр через Онуфриево нанести удар по противнику в районе Старое Клемянница и, взаимодействуя с 28 тбр, наносить удар на Руза. Батальон в Онуфриево дать на усиление бригаде. Из района Орешки, Никольское, Коковино наносят удар части 133 сд.

27-ю танковую бригаду после разгрузки сосредоточить в лесу в районе Жилино в качестве фронтового резерва, но, если будет нужно, доложите — бросим и эту бригаду для того, чтобы ликвидировать рузскую группировку противника.

Ст. Волоколамск, гор. Волоколамск под вашу личную ответственность, тов. Сталин запретил сдавать противнику и по этому вопросу вам нужно через меня донести тов. Сталину, что вы сделаете для выполнения его приказа.

Не кажется ли вам, что ваш КП сейчас оказался не на месте и фронт ваш посыпался быстрее?

Рокоссовский. Как раз КП оказался на месте, ибо с этого КП мы смогли следить и руководить действиями всех частей. Я лично весь день находился там, где требовала этого обстановка. Это не связано с действиями КП, который обязан обеспечить связь со всеми частями, находясь в таком месте, в котором его работа не прерывалась бы воздействием артиллерии, миномётов и отдельных танков противника.

Тов. командующий, прошу уточнить, остаются ли в силе разгранлинии, установленные вашим приказом от 21.10.41 № 00358, и на кого возлагается операция по разгрому группировки противника, прорвавшейся из района Руза, так как этот район входит в полосу нашего соседа слева?

Относительно 4 тбр ничего мне не известно, где она находится — я не знаю. Руководить этой операцией для меня затруднительно, так как из ваших слов я должен буду руководить операциями у Волоколамска.

Что касается этого пункта — я вам уже докладывал, что будем драться до последнего бойца, но прошу учесть, что силы неравные, противник превосходит в три раза в пехоте, плюс танковые соединения. Усилить это направление ничем не могу. Будем продолжать бой тем же составом, который участвовал сегодня, сильно поредевшим.

Сейчас получил сообщение о выдвижении в сторону Волоколамска с запада 109, 101 пд противника, это ещё более усугубляет наше положение.

Жуков. Вы напрасно теряете время. Десять раз докладывать, что неимоверные силы противника и ничтожные силы вашей армии, — это не полагается командующему. Нам отлично известно и Правительству известно, что есть у вас и что у противника. Вы исходите не из страха, который ещё весьма сомнителен, а исходите из задачи и тех реальных сил, которые вы имеете. Приказы Правительства и командования нужно выполнять без всяких предварительных оговорок.

Второе. Ваша граница с 5-й армией остаётся, как это указано в приказе, но противник выходит на ваше Ново-Петровское, где развёрнута ваша 18 сд. Первые действия будут происходить на вашей территории. Если будет успех, то противник, видимо, отойдёт на Руза на территорию вашего соседа. Для преемственности обстановки и для увязки взаимодействия от 5 А, откуда идёт 4-я танковая бригада, послан вместе с бригадой заместитель командующего 5-й армией генерал-лейтенант Богданов.

Поскольку это дело происходит на стыке, тут требуется организация взаимодействия. От фронта будет выслан, очевидно, Маландин, который будет к рассвету в Ново-Петровское. Неплохо было бы за счёт правого фланга 18-й дивизии усилить поддержку 28-й танковой бригады со стороны Ново-Петровское на Покровское.

Всё ли ясно?

Рокоссовский. Всё ясно.

Жуков. Ведите разведку и с раннего утра систематически докладывайте. Телефон прикажите немедленно поставить, и вы напрасно сдаётесь НКВД. Командуем мы, а не НКВД. Вы должны были доложить мне немедля. Донесите срочно, кто конкретно отказался поставить телефон.

Рокоссовский. Есть тов. командующий. Доношу, что приказание двукратное не выполнили они.

Жуков. Сейчас получил данные: 28-я бригада сосредоточилась в Ново-Петровское, где после заправки спустится на Покровское. Берите в свои руки. Всё.

Рокоссовский. Есть»[64].

Как видно из этих переговоров, Рокоссовский тот ещё дипломат. На вопрос «кто конкретно» из работников НКВД отказал ему в прямой связи со штабом фронта, он ответил: «…они».

Разговор выдержан в классическом стиле «начальник — подчинённый». И что тут удивительного? Или оскорбительного для подчинённого? Жёсткие требования? Или — несправедливые? Непосильные задачи? Но в те дни такие задачи ставились и другим армиям, и зачастую более непосильные. К примеру, 33-й армии генерала Ефремова. Или 49-й армии генерала Захаркина. И ничего, держались. Выполняли приказ — держаться.

Выполнил свой приказ и Рокоссовский. За что и был вскоре награждён орденом Ленина.

Жуков, кстати, за Битву под Москвой, им явно не проигранную, был награждён всего лишь медалью «За оборону Москвы».

Когда начались разборки по поводу оставления Волоколамска и железнодорожной станции, Жуков сделал всё возможное, чтобы отвести удар от Рокоссовского. А Рокоссовский, в свою очередь, оградил от репрессий генерала Панфилова: «Я доверяю Панфилову. Если он оставил Волоколамск, то, значит, так было нужно».

«Изучив оперативные документы, опросив свидетелей, проведя другие следственные действия, комиссия установила, что виновных в умышленной сдаче Волоколамска нет». Такие резюме по итогам работы фронтовых комиссий просто так не появляются…

К 24 ноября, когда немцы продолжали наращивать удар на клинском направлении в рамках второго этапа своего наступления на Москву, фон Бок с удовлетворением записал в своём дневнике: «46-й танковый корпус достиг Истринского водохранилища. На юге от Солнечногорска противник оказывает ожесточённое сопротивление».

Рокоссовский со своим верным и надёжным штабом энергично строил манёвренную, вязкую оборону. Противотанковые районы и опорные пункты располагались не линейно (врыться в землю и стоять насмерть), а уступами в глубину. Такая оборона предполагает возможность отхода на тыловые позиции под прикрытием войск, находящихся во втором эшелоне. Одновременно не позволяет немецким авангардам, особенно танковым группам, одномоментно проламывать нашу оборону и затем беспрепятственно продвигаться в глубину.

Жуков смотрел на такой манёвр своего подчинённого из-под сдвинутых бровей: отход, то есть фактически оставление позиций то на одном фланге, то на другом, то в центре, может означать только одно — фронт 16-й армии трещит по швам и вот-вот может распасться…

Рокоссовский же маневрировал. Опасно, но гибко, уверенно, искусно. Армия с боями пятилась к Москве. Немцы нажимали. Донесения разведки и характер боёв свидетельствовали о крайней усталости противника, о том, что его атаки на грани отчаяния. Это вселяло надежду. Надо было сберечь силы.

В конце ноября, когда последовал второй и последний удар «Тайфуна» в глубокой обороне наших войск и немцы почувствовали неладное, фон Бок с беспокойством докладывал начальнику штаба Верховного командования сухопутных войск генералу Гальдеру: «Если нам не удастся обрушить северо-западный фронт противника под Москвой в течение нескольких дней, атаку придётся отозвать, так как это приведёт к бессмысленным встречным боям с противником, в распоряжении которого, судя по всему, имеются многочисленные резервы и большие запасы военных материалов, а мне здесь второй Верден не нужен».

В эти дни в деревне Пешки недалеко от Солнечногорска, где временно разместился командный пункт армии, Рокоссовский в очередной раз попал под обстрел прорвавшихся немецких танков.

Последний рывок левого крыла группы армий «Центр» уже завершался. Слабели силы, иссякал ресурс. Но, направленный в сторону московских стен, он всё ещё был смертельно опасен…

Из воспоминаний маршала: «Не успел я отдать распоряжение командиру танкистов уточнить, кто же прикрывает шоссе, как начался артиллерийский обстрел деревни. Один из снарядов угодил в наш дом, пробил стену, но не разорвался внутри.

Вбежал наш офицер связи. Он доложил, что немецкие танки вошли в деревню по шоссе, автоматчики двигаются по сторонам, обстреливая дома.

В такую переделку мы ещё не попадали. Первая мысль: «Где же войска, перекрывавшие шоссе?..» Вторая: «Где наши машины, целы ли?..» (Мы их оставили на южной окраине.)

Вышли из избы. Стали осматриваться. В деревне то впереди нас, то в стороне рвались снаряды. Некоторые проносились со свистом и мягко шлёпались о землю или ударяли в постройки, в заборы, но не разрывались. По-видимому, это были болванки, которыми стреляли немецкие танки.

Ночь озарялась вспышками разрывов мин и массой светящихся разноцветными огнями трассирующих пуль. Подумалось: «Какая эффектная картина!..» Но тут же осознание опасности поглотило всё.

У дома всё ещё стоял танк. Командир предложил мне сесть в него. Я приказал ему немедленно отправиться в танке на розыски своей части, прикрыть шоссе и не пропустить врага дальше железной дороги, пересекавшей Ленинградское шоссе в 6–8 километрах южнее Пешек.

Сами же мы — а собралось нас человек двенадцать, — разомкнувшись настолько, чтобы видеть друг друга, стали пробираться к оврагу в конце деревушки. Невдалеке промчался на большой скорости Т-34. Под сильным обстрелом неприятеля он скрылся из глаз.

Осторожно приближались мы к шоссе и вскоре нашли свои машины. Наши товарищи — водители не бросили нас в беде.

Убедившись, что, блуждая под носом у противника, мы пользы никакой не принесём, я решил сразу отправиться в штаб армии и оттуда управлять войсками, сосредоточившимися на солнечногорском направлении».

За что и любили своего генерала и солдаты, и офицеры, и генералы — что все тяготы армейской и фронтовой жизни делил наравне со всеми. Ведь не забрался в танк, не пожелал под его бронёй выбраться в одиночку из-под обстрела в безопасное место. Пошёл вместе со всеми искать выход. И вместе со всеми выход нашёл. Подчинённые такое не забывают. Войну солдат измеряет своей жизнью и своими страхами. И когда попадает в переделку, а командира радом нет, смерть настигает даже того, кого могла бы пощадить. Если же командир радом и делит с солдатом всё — и страх, и надежду, и если избавление затем приходит, то таких командиров не только уважают, но и любят, а впоследствии о них слагают легенды.

Однако, обладая личной храбростью, герой наш бравадой не щеголял. Не любил, когда фронтовые генералы и старшие офицеры развлекались своего рода танцами со смертью, при этом подвергая опасности своих подчинённых. Шофёр Рокоссовского Сергей Иванович Мозжухин вспоминал: «В ноябре 1941 года мы вырвались на машине из горящего Клина, в который уже вошли фашистские танки. Всякое было. Я знал одно: что бы ни случилось, надо держать машину в исправности и любой ценой оберегать командарма. Сколько раз мы уходили от смерти! Ночевали в машине — он сзади, я — спереди».

Немцы продолжали нажимать. Рокоссовский на своём участке фронта продолжал маневрировать, с боем отходил, усеивая белые подмосковные поля трупами немецких солдат и горящими танками Гёпнера. Боевые порядки уплотнялись. Подходили резервы.

Немцы уже разглядывали Москву в бинокли. Подтягивали крупнокалиберную артиллерию.

Из книги «Солдатский долг»: «Ночью — было это в конце ноября — меня вызвал к ВЧ на моем КП в Крюково Верховный Главнокомандующий. Он спросил, известно ли мне, что в районе Красной Поляны появились части противника, и какие принимаются меры, чтобы их не допустить в этот пункт. Сталин особенно подчеркнул, что из Красной Поляны фашисты могут начать обстрел столицы крупнокалиберной артиллерией. Я доложил, что знаю о выдвижении передовых немецких частей севернее Красной Поляны и мы подтянули сюда силы с других участков. Верховный Главнокомандующий информировал меня, что Ставка распорядилась об усилении этого участка и войсками Московской зоны обороны.

Вскоре начальник штаба фронта В. Д. Соколовский сообщил о выделении из фронтового резерва танковой бригады, артполка и четырёх дивизионов «катюш» для подготовки нашего контрудара. К участию в нём мы привлекли из состава армии ещё два батальона пехоты с артиллерийским полком и два пушечных полка резерва Ставки. (Раньше эти силы намечалось перебросить под Солнечногорск.)

Сбор и организация войск для столь важного дела были возложены на генерала Казакова и полковника Орла. Они немедленно отправились в Чёрную Грязь, где находился вспомогательный пункт управления. Туда же вслед за ними выехал и я.

Затягивать организацию контрудара было нельзя. Всё делалось на ходу. Войска, прибывавшие форсированным маршем в район Чёрной Грязи, получали задачу и, не задерживаясь, занимали позиции.

С утра началось наступление. Наши части, поддержанные сильным артиллерийским огнём и мощными залпами «катюш», атаковали врага, не давая ему возможности закрепиться. Противник сопротивлялся ожесточённо, переходил в контратаки. С воздуха обрушивались удары его авиации. Однако к исходу дня немцы с их танками были выбиты из Красной Поляны и отброшены на 4–6 километров к северу. Совместно с частями 16-й армии в этом бою участвовали войска Московской зоны обороны.

Только успели мы разделаться с противником на этом участке, исключив возможность обстрела Москвы тяжёлой артиллерией, как осложнилась обстановка на солнечногорском направлении…»

Перед началом контрнаступления Ставка усилила армии и фронты. Кое-что перепало и 16-й армии: «…В нашу армию были переданы три стрелковые бригады. Фактически каждая представляла собой не больше чем усиленный стрелковый полк. Но это всё же подкрепляло армию, и мы были рады».

Рокоссовский бросил свои дивизии и бригады, артполки и дивизионы ракетных установок в контрнаступление почти без всякой паузы. Немцы продолжали атаковать, пытаясь хотя бы выиграть время и сохранить возможность «закрепиться и во что бы то ни стало удержаться на достигнутых рубежах вблизи Москвы».

К 8 декабря в результате трёхдневных непрерывных изнурительных боёв ударная группировка армии сломила сопротивление противника в районе Крюкова и начала продвижение на запад.

Маршал вспоминал: «В бою за Крюково наши части захватили около 60 танков, 120 автомобилей, много оружия, боеприпасов и другого военного имущества.

В селе Каменка враг бросил два 300-миллиметровых орудия, предназначавшихся для обстрела Москвы.

Перешли в наступление и главные силы армии на истринском направлении. Нанеся удары по фашистам, не успевшим ещё, к нашему счастью, организовать оборону, войска сломили упорное сопротивление врага и начали преследование. Глубокий снежный покров и сильные морозы затрудняли нам применение манёвра в сторону от дорог с целью отрезать пути отхода противнику. Так что немецким генералам, пожалуй, следует благодарить суровую зиму, которая способствовала их отходу от Москвы с меньшими потерями, а не ссылаться на то, что русская зима стала причиной их поражения.

При отступлении немецкие войска делали всё, чтобы затормозить наше наступление. Они густо минировали дороги, устраивали всевозможные минные ловушки. Штаб армии старался быть поближе к головным частям, и приходилось часто обгонять войска, продвигаясь там, где наши сапёры ещё не успели снять минные препятствия. Ощущение, скажу, не из приятных… А задерживаться, пока все дороги и обочины станут полностью безопасными для движения, не позволяла обстановка: нельзя было допустить, чтобы противник успел оторваться от преследующих войск и прочно встать в оборону».

Комфронта Жуков в эти дни докладывал Сталину:

«К исходу 11.12.41 г.:

30-я армия генерала Лелюшенко, преследуя 1 тд, 14 и 36 мпд противника, окружила город Клин;

1-я [ударная] армия генерала Кузнецова, захватив город Яхрома, преследует отходящие 6, 7 тд и 23 пд противника и вышла на Ленинградское шоссе;

20-я армия генерала Власова, преследуя 2 тд и 106 пд противника, захватила город Солнечногорск;

16-я армия генерала Рокоссовского, преследуя 5, 10 и 11 тд, дивизию СС и 35 пд противника, захватила город Истра;

5-я армия генерала Говорова прорвала оборону 252, 87, 78 и 267 пд противника и развивает наступление в общем направлении на Ново-Петровское, Руза;

50-я армия генерала Болдина, разбив северо-восточнее Тулы 3, 4 тд и полк СС «Великая Германия» противника, развивает наступление на юг, тесня и охватывая 296 пд противника;

1-й гв. кавкорпус генерала Белова, последовательно разбив 17 тд, 29 мпд и 167 пд, преследует их остатки и захватил города Венёв и Сталиногорск;

10-я армия генерала Голикова, отбрасывая на юго-запад части 18 тд, 10 и 5 мпд, захватила город Михайлов и станцию Епифань.

После перехода в наступление, с 6 по 10.12.41 г., частями наших войск заняты и освобождены от немцев свыше 400 населённых пунктов.

С 6 по 10.12.41 г. захвачено: танков — 386, автомашин — 4317, мотоциклов — 704, орудий — 305, миномётов — 101, пулемётов — 515, автоматов — 546. За этот же срок нашими войсками уничтожено, не считая уничтоженных авиацией: танков — 271, автомашин — 565, орудий — 92, миномётов — 119, пулемётов — 131. Кроме того, захвачено огромное количество другого вооружения и боеприпасов, обмундирования и разного имущества. Немцы потеряли на поле боя за эти дни свыше 30 тысяч убитыми.

Всего за время с 6.11 по 10.12.41 г. захвачено и уничтожено, без учёта уничтоженных авиацией: танков — 1434, автомашин — 5416, орудий — 575, миномётов — 339, пулемётов — 870.

Потери немцев только по указанным выше армиям за это время составляют свыше 85 000 убитыми.

Сведения эти неполные и предварительные, так как пока в разгаре наступления нет возможности подсчитать все трофеи».

Победа была сокрушительной! При подсчёте трофеев врага, как водится, не жалели. Не жалели и наград. Многие отличившиеся были награждены орденами и медалями.

В феврале 1942 года Рокоссовский получит второй орден Ленина — за Москву. За Истру и Волоколамск. За Крюково и Спас-Рюховское.

Но до февраля были ещё бои, бои и бои…

Немцы отошли на заранее подготовленные тыловые позиции и встретили наступающие армии наших фронтов мощным огнём и контратаками. На некоторых участках отрезали глубоко вклинившиеся в их оборону дивизии и целые группировки. Судьба большинства из них оказалась трагической. Так, под Вязьмой, в тех же местах, где в октябре погибли окружённые армии Западного и Резервного фронтов, была блокирована ударная группировка 33-й армии генерала М. Г. Ефремова[65]. Ефремов продержится в «котле» всю зиму и часть весны, но выйти оттуда со своими солдатами так и не сможет.

В эти дни суровых подмосковных боёв нашему герою улыбнулось скупое фронтовое счастье — встреча с женщиной и — недолгая, военная, грустная любовь. Именно военная, потому что с окончанием войны она словно бы истаяла. Как снег в конце зимы…

Молоденькая военврач 2-го ранга 85-го походно-полевого госпиталя 16-й армии Галина Таланова, которую и санитары, и медсёстры, и раненые уважительно называли Галиной Васильевной, принимала очередную партию раненых, прибывших с передовой. Когда сняли всех с машин и на носилках разнесли по палатам, она устало побрела к операционной, где ей предстояла нелёгкая смена. Осколки, раздробленные кости, пробитые пулями лёгкие, проникающие ранения с кровоизлиянием… Навстречу шёл незнакомый высокий офицер в кожаном реглане. Не поднимая глаз, она деловито прошагала мимо. Но высокий офицер остановил её:

— Что же вы, товарищ офицер, не отдаёте честь?

Она встрепенулась, вскинула глаза и узнала его: это был командующий. Однажды она видела его, но мельком, в конце коридора, когда он приходил навестить кого-то из офицерской палаты.

— Простите, товарищ генерал-лейтенант. — И она вскинула ладонь.

А он внимательно смотрел на неё и не уходил.

— Видимо, сильно устаёте? Ну ничего, противник наш уже выдыхается, скоро наступит пауза. Раненых станет меньше. — И он улыбнулся.

И она улыбнулась.

Познакомились.

Вскоре встреча повторилась.

Это не было мимолётным увлечением. И уж тем более связью командира и подчинённой, что на фронтовом языке именовалось ППЖ — походно-полевая жена. Вспыхнула самая настоящая любовь. Как всякое сильное чувство, случившееся между свободным и несвободным сердцем, оно принесёт им короткое яркое счастье и мучительные страдания неминуемого расставания.

О фронтовом романе вскоре узнала Юлия Петровна. Как всякая верная женщина, не предававшая своего возлюбленного даже в самые страшные времена, когда и обстоятельства, и люди, даже близкие, советовали отказаться от него, забыть хотя бы на время, она была оскорблена, уязвлена, обижена. Переписку сразу же прервала. Он же продолжал слать ей письма, настаивая на ответах, потому что не переставал любить и её, и, конечно же, дочь Аду. Он по-прежнему считал их своей семьёй и не мыслил без них своего будущего. Тогда никто из них ещё не предполагал, какие испытания ожидают их всех впереди.