Ротвейлер

Глава 18

Когда Инес вернулась, рядом с магазином стоял уже новый фургон, а не тот, грязный, но тоже белый, из тех, которые сейчас стали такими популярными среди молодых людей определенного типа. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Инес в последний раз видела тот грязный, покрытый граффити фургон со смешной запиской на стекле.

Инес отперла дверь и вошла в магазин. Судя по сигнализации, она первая вернулась домой с праздников. Вряд ли кто-то из жильцов стал бы заново включать сигнализацию. Инес окинула взглядом магазин, убедилась, что все на местах, и поднялась к себе. Она намеревалась устроиться перед телевизором со стаканом вина и посмотреть фильм о Форсайте. Это просто необходимо после часов, проведенных с ее слишком тактичными сестрой и зятем, которые держались так, будто Инес никогда не была замужем. Инес замерла посреди комнаты, глядя на груду кассет, сваленную на журнальном столике. Она так их не оставляла, она была очень аккуратной и методичной. К счастью, все кассеты оказались на месте и целы.

Неужели Фредди приехал раньше и успел здесь побывать? Только он знал, что ключ от ее квартиры лежит в столе. Но зачем ему трогать кассеты? Кроме того, Фредди честный человек, она в нем уверена. Глуповатый, но ему можно доверять. Она не стала убирать кассеты, но налила себе выпить, вернулась в гостиную и огляделась. Казалось, что больше ничего не тронуто. В спальне лежали все ее недорогие украшения, кроме двух колец – для помолвки и обручального – но их она и не снимала с пальцев. На кухне, в жестяной банке, у нее всегда хранились деньги на текущие расходы. Как только Инес взяла эту банку в руки, то поняла по весу, что банка пуста. Даже мелочь исчезла, вместе с сотней фунтов.

Забыв о сигнализации, Инес вспомнила о ключе и испугалась. Залпом выпила вино. Она ведь все это время знала, что ключ повернут неправильно. Сейчас он лежал в ее сумочке, куда она положила его утром, после того, как проверила, закрыта ли дверь. Сообразив теперь, что в доме уже никого нет, она спустилась по лестнице. На миг почувствовала облегчение, увидев, что задняя дверь закрыта. Но что же это… ключ, такой же, как у нее в руках, только новенький и блестящий, лежит на полу у двери. Она подняла его, осмотрела, хотя в этом не было необходимости. Просто кто-то из посетителей магазина вошел однажды и… И все же, кто бы он ни был, он мог украсть больше… Но что же с остальными квартирантами?

Один из них как раз приближался к дому. Инес подошла к двери, чтобы посмотреть, кто это. Джереми Квик.

– Мне очень жаль говорить такое, но нас обокрали, – сказала она.

– Вы имеете в виду магазин?

Эта фраза могла бы получить первое место на конкурсе эгоистов. Тон у него был напряженный.

– Нет, не магазин, как ни странно. Они побывали в моей квартире, нашли на кухне наличные. Они могли так по всему дому пройтись.

Он побелел. Не просто побледнел, его лицо стало каким-то зеленовато-белым, резко выступили скулы, а глаза вылезли из орбит. В его квартире точно было что-то такое, что он никому не хотел показывать. Может, порнография? Детская? Ворованные вещи? Она вдруг поняла, что способна подумать о нем что угодно.

– На вашем месте я бы пошла и проверила, – Инес вспомнила, что надо позвонить в полицию. Набирая номер, она пыталась предположить, кто приедет на этот раз, может, какой-нибудь незнакомый полицейский?

Джереми взбежал наверх через две ступеньки. Внешне комната казалась нетронутой. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и открыл шкаф, очень надеясь на то, что вес сейфа их остановит. Не остановил. Хотя он ожидал увидеть пустоту на месте сейфа, это оказалось таким шоком, что ему пришлось сесть. Есть ли шанс, что они не сумеют его открыть и выбросят? Сбросят с моста в реку? Шансов мало. Они подумают, раз сейф так тщательно спрятан, значит, в нем лежит что-то очень ценное.

Его охватило неизвестное ранее чувство. Он не мог оставаться здесь один, хотелось побыть с кем-то. Инес и другие соседи будут спрашивать, что у него украли, но мудрее будет промолчать о сейфе. Полиции тем более не говорить. Лучше сказать, что украли деньги или какие-нибудь запонки, часы. Тут он вспомнил о часах, которые оставил в спальне, и побежал туда бегом. Часов не было.

Он спустился по лестнице.

Людмила маршировала по магазину, негодуя по поводу ограбления и беспорядка, который воры устроили в ее квартире.

– Там только конь не валялся, – причитала она, – и пропали все мои обручальные кольца. Все! Кольцо Яна, Вольдемара, они мне так дороги! Все исчезли!

– Я и не думал, – сказал Фредди, – что у тебя было столько мужей, Людо. Это все меняет.

Она не обратила на него внимания и принялась дергать себя за волосы, словно желая вырвать их с корнем. Инес подошла к окну, ожидая полицейского, обещавшего прибыть «в течение получаса».

– А у вас много украли? – поинтересовался Фредди, увидев Джереми.

– Нет. Часы, которые мне нравились. Немного наличных.

– Мне повезло, – сказал Фредди, когда понял, что Джереми не собирается спрашивать, – все ценное у меня в доме на Сток-Ньюингтон.

– Снова поменял квартиру, Фредди?

Как только Инес наконец задала ему этот вопрос напрямую, к магазину подъехала машина, и оттуда вышел детектив Джонс, а за ним сотрудник полиции в форме. «Что, если они уже нашли сейф, – подумал Джереми, – что, если они нашли его уже пустым…»

Они планировали пообедать на открытом воздухе, в кафе с видом на реку, но официантам пришлось внести столики в ресторан и включить отопление. День стоял ясный, но время от времени в небе раздавался грохот, и по мощеному тротуару рассыпался град. Джеймс казался неспокойным, и Бекки тоже не могла расслабиться. Уилл сидел дома. Они оставили ему холодный ланч: свиной пирог, яйца вкрутую, соленые огурцы и пирожное на десерт. Обещали вернуться к половине четвертого. Пока Бекки готовила Уиллу ланч, зная, что салат он есть не будет, и не решаясь оставлять ему горячее, Джеймс воспитывал Уилла.

Он считал, что ему это хорошо удается, но Бекки знала, что на Уилла вряд ли подействует просьба «не портить тете удовольствие, ведь не все время ей сидеть с утра до вечера дома». Уилл ведь считал, что главная радость Бекки – это быть с ним, с Уиллом. К своему неудовольствию, Бекки понимала, что Уиллу Джеймс не нравится. Он все еще молчал, но как бы ни был похож на ребенка, этот ребенок умел контролировать мимику. Он не надувал губы и не хмурился, как настоящий девятилетний мальчик, но был мастером услужливой улыбочки и вежливого кивка.

Бекки же хорошо умела читать по его лицу – в этом у нее был большой опыт – она видела, что Уилл недоволен Джеймсом, видела, как его грустные глаза следят за каждым ее движением, и лишь изредка злобно поглядывают на Джеймса.

Когда она во второй раз перехватила взгляд Уилла, направленный в спину Джеймса, то подумала, что никуда не пойдет и что день для этого неподходящий, что и дома можно также хорошо посидеть. Но сразу пришла и другая мысль: «Если я сейчас не решусь, то, возможно, пройдут недели, прежде чем вообще куда-то выйду без Уилла. Буду сидеть с ним до тех пор, пока Уилл снова не заговорит и не вернется на Стар-стрит». Об этом она думала и в ресторане, пока они с Джеймсом ели спаржу и пили «Совиньон».

– Нам нужно поговорить, – сказал Джеймс, и его слова испугали ее.

– Нужно?

– Ты мне очень нравишься, Бекки, ты очень привлекаешь меня, и у меня нет слов, чтобы оправдать мое исчезновение на несколько недель тогда.

– Сейчас это уже не имеет значения, правда?

Он не ответил.

– Если бы мы были знакомы давно, уже хорошо друг друга знали, то, возможно, я бы понял и был готов делить тебя с твоим племянником на иждивении. В этом случае я бы подождал, пока Уилл поживет у тебя некоторое время. Но ситуация другая. Я ни разу не остался с тобой наедине, даже на несколько часов, у тебя дома или у меня. Что уж говорить о том, чтобы остаться на ночь…

Бекки неожиданно обнаружила, что в своем возрасте еще способна краснеть. Она посмотрела на Джеймса, всем своим видом умоляя его замолчать. Но он не замолчал.

– Если бы я захотел остаться на ночь, ты бы сказала, что при Уилле нельзя. Ты бы именно так сказала.

– Да, ты прав, – слова слетали с ее губ против воли. – Я не знаю, что он сделал бы тогда.

Подоспело основное блюдо. У Бекки пропал аппетит, но она знала, что нужно как-то повернуть этот разговор в положительное русло.

– Джеймс, – неуверенно начала она, – это не будет продолжаться вечно. Нам просто не повезло, и мы встретились именно в тот момент, когда у Уилла начались неприятности с полицией, они заставили его пережить ужас. Но ему станет лучше. Он вернется к себе домой, и я буду видеться с ним максимум один раз в неделю.

За все это время она ни разу не чувствовала себя настолько виноватой, как сейчас. Вина так давила на нее, что Бекки казалось, будто она предала Уилла. Это было хуже, чем когда она отдала его в детдом.

– Я очень… – она хотела сказать, что любит Уилла, но не решилась. – Я очень к нему привязалась. Я ответственна за него, особенно сейчас, в такое время.

– Но мне он – никто, – грубо бросил Джеймс, и Бекки передернуло.

Ей стало дурно, она захотела встать и уйти. Но сделала нечеловеческое усилие и сдержалась.

– Дай мне… две недели, – попросила она и добавила противным самой себе, умоляющим голосом. – Пожалуйста. Две недели, и все изменится.

– Хорошо, ладно. По крайней мере, мы с тобой все прояснили и расставили все точки над «i».

«Ты не понимаешь», – подумала она.

– Давай сменим тему.

Обед был испорчен, но она и не надеялась на то, что он окажется приятным. Отпущенное им время убегало, а она думала об Уилле, который сидит дома один, и ему, возможно, не нравится еда, которую для него оставили. Или он не может справиться с телевизионным пультом – интересно, батарейка еще не кончилась?

Уилл предложил прогуляться пешком.

– Ты когда-нибудь ходила в аквариум? Можно заглянуть.

– Мы обещали вернуться до половины четвертого.

– Хорошо. Тогда пошли.

С Уиллом все было в порядке: все съел и даже вымыл посуду. Он с удовольствием смотрел старый черно-белый фильм. Бекки приготовила чай с печеньем, которое очень любил Уилл, а Джеймс глянул на печенье так, будто она предложила ему тарелку личинок. Он взял в руки газету с кроссвордом, но то ли не смог его разгадать, то ли расхотел даже пытаться, и сел, уставившись в окно с таким видом, будто размышляет о чем-то очень скучном. Бекки невесело подумала, что если он две недели собирается продолжать в том же духе, то разонравится ей, и она больше не захочет его видеть. Тогда все проблемы решатся сами собой.

Телевизор работал, не переставая, уже три часа, а в шесть Джеймс встал и сказал, что ему пора, что он обещал зайти к сестре, а Бекки он позвонит. Как только Джеймс ушел, на лице Уилла появилась блаженная улыбка облегчения. Он откинулся на подушки и радостно захихикал, глядя в экран и время от времени бросая на Бекки заговорщические взгляды. Один раз даже подмигнул, чего никогда не делал раньше.

Ей не хотелось есть, а Уилл ел с аппетитом. Несмотря на то, что он целый день провалялся на диване, он жадно проглотил свою любимую еду: яичницу с беконом, картофелем и помидорами, которую пожарила Бекки. Когда в восемь кто-то позвонил в дверь, она подумала, что это Джеймс хочет извиниться за свое поведение и пообещать, что изменится. Но на пороге стоял не Джеймс, а детектив Джонс, появление которого испугало Уилла, напомнив ему о ночи, проведенной в камере.

Но как бы там ни было, Уилл снова обрел дар речи, вскочил и закричал:

– Нет! Я не пойду! Я не пойду, я останусь здесь!

– Нет, он мне очень даже нравится, – сказала Зейнаб Мортону Фиблингу. – Но ты помнишь, что сказала Инес? Не носить его на улице. Мы ведь не договаривались, что ты подвезешь меня на «линкольне»?

– Я был бы рад, если бы ты позволила мне подъехать к твоему дому.

– Я же миллион раз говорила, что отец меня убьет. И тебя.

Вместо прогулки на лодке они отправились в Кью-гарденс.[14] Мортон вспомнил, что на воде его укачивает. Зейнаб не хотела в Кью. Она любила цветы, особенно орхидеи и белые лилии, но садовое искусство оставляло ее равнодушной. А Мортону очень хотелось пойти туда, потому что однажды в школе он выучил стишок о походе в Кью в пору цветения лилий. Зейнаб же считала, что это место слишком далеко от Лондона, и несколько раз ему об этом напомнила. Она не беспокоилась о своем новом кулоне, потому что решила, что оставила его на полочке в ванной у себя дома. Но она гордо выставляла напоказ прохожим кольцо для помолвки. Кроме этого развлекаться здесь было нечем.

Для разнообразия Мортон повел ее в «Ритц», выпить чаю. Зейнаб, которая никогда не толстела, съела два шоколадных эклера и большой кусок клубничного торта с кремом. Все это время она серьезно обдумывала, как ей наконец порвать отношения с Мортоном. Сейчас еще не поздно, пока не начались хлопоты по приглашению на свадьбу гостей и выбору даты. Но перед разрывом ей хотелось получить от него последний большой подарок. «Ягуар» отвез их в Хэмпстед и там, на углу, водителю приказали остановиться, чтобы их не успел увидеть мистер Шариф.

Мортон вернулся на Итон-сквер, а Зейнаб пришлось ехать на автобусе с двумя пересадками. Алджи и дети смотрели по телевизору «Мэри Поппинс». Миссис Шариф, которую сегодня не приглашали, сидела в лучшем кресле и поедала конфеты «Годива».

– Какой ужасный день был у меня, – вздохнула Зейнаб, надеясь, что мать подумает, будто ее дочь – единственная женщина в округе, работавшая сегодня. Мнение матери по поводу ее образа жизни было Зейнаб безразлично, но она боялась, что, узнав подробности о Мортоне и Роули, мать откажется сидеть с детьми. И тут она вспомнила о кулоне Мортона и побежала в ванную. Кулона на полке не оказалось. Она, должно быть, отнесла его в спальню. Дорогу туда ей преградил Алджи, желающий поговорить, и так, чтобы не слышала миссис Шариф.

– Если это опять про Мортона или Роули, то и не пытайся. Мне самой с ними не весело, это просто тяжелый труд. Между прочим, друг Мортона, Орвиль Перейра, недавно назначал мне свидание, и я сказала «нет». Из-за тебя. Так что с дороги.

– Разговор не об этом. А об обмене.

– Каком обмене?

– Звонила семейная пара. Они увидели мое объявление и сказали, что у них квартира в Пимлико, которую они готовы обменять на нашу. Никакой суеты, Сюзанна, все будет быстро.

– Я не знаю, Алджи. Это важное решение. Я даже не знаю, где находится Пимлико.

– Зато я знаю. Могу показать тебе. Твоя мать останется с Брином и Кармел, а мы сходим и посмотрим.

– Ладно. Я не против, только забежим куда-нибудь поужинать, совместим приятное с полезным. И сначала я найду подарок Мортона. – Мрачный взгляд Алджи заставил ее усмехнуться. – Ведь чтобы его продать, надо сначала найти, так?

Кулона не было ни в тумбочке, ни на ней, ни в ящике, где Зейнаб хранила драгоценности, ни среди косметики в двух других ящиках. Но что же она надевала в пятницу? Свой обычный наряд, состоящий из пушистого белого свитера и черной мини-юбки. Она всегда так одевалась, и сейчас тоже. А кожаную куртку носила только в самые холода. Зейнаб скорее согласилась бы подхватить воспаление легких, чем скрыть себя под верхней одеждой. Она проверила карманы куртки. Там было пусто, конечно, она же не надевала куртку с прошлой пятницы. Нет, с прошлого месяца.

А что она делала в тот день? Пришла на работу с Мортоном, похвасталась камнем, поругалась с Фредди. Он назвал ее проституткой, а она обозвала Людмилу русской коровой, потом были покупатели, а потом – она вдруг вспомнила, – она сказала Инес, что обедает с Роули, а Инес посоветовала снять украшение. Она и сняла. Но что с ним сделала, не могла вспомнить. Просто положила на столик у зеркала, пока подкрашивалась. Кажется, и оставила его там. Потом забыла о нем и ушла.

Значит, там он и должен лежать. Она завтра же заберет его.

Рим Шариф с неудовольствием согласилась на предложение Алджи.

– Но если эти дети не перестанут есть мой шоколад, они заболеют как собаки. И еще. Если вы хотите, чтобы я тут торчала до полуночи, то принесите мне еды. Где вы есть собираетесь?

– В китайском ресторане, – ответил Алджи.

– Принесите мне курицу с лимоном, рис в яйцах и кунжутный тост с креветками. И не забудьте, после десяти и на минуту не задержусь.

Бекки сообщила Инес по телефону, что полицейские не забрали Уилла, но допрашивали о каком-то ограблении. Разве магазин обокрали?

Инес рассказала ей обо всем.

– Но что за нелепое предположение, будто Уилл может иметь какое-то отношение к ограблению? Его ведь неделю здесь не было.

– Я не знаю, думают они это или нет, – ответила Бекки, – но всем своим видом показывали, что это так. Они хотели устроить обыск, но я воспротивилась, и они ушли. Детектив Джонс сказал, что получит ордер, но это было вчера вечером, а сегодня никто пока не приходил.

– Я знаю Джонса, – проговорила Инес. – Не так хорошо, как Зулуету и Оснабрука, не говоря уж о Криппене, но я знаю его.

Бекки сказала, что ей очень жаль, и спросила, что украли. Слушая, как Инес перечисляет пропажи, Бекки посмеялась над кольцами Людмилы.

– А Уилл снова заговорил, – вспомнила Бекки. – Вчера вечером. Шок после Джонса.

– Значит, он скоро вернется к нам?

– Надеюсь, Инес, – отозвалась Бекки, и Инес услышала мечтательную нотку в ее голосе.

Инес ждала Зейнаб, когда зазвонил телефон. Она пришла не позже обычного. Впервые с октября, когда он лежал с простудой, Джереми не зашел утром в магазин выпить чаю. Это, конечно, не обязательные визиты, но он все же мог бы позвонить, предупредить, чтобы не заваривала на него чай. Инес предположила, что на работу он не ходил. Она снова вспомнила, что видела его за рулем вчера. В последнее время в его поведении появляется все больше странностей. Он трижды говорил ей, что у него нет машины, что в Лондоне ни за что не купил бы машину, не хочет загрязнять воздух выхлопными газами. Возможно, та машина была вовсе не его, он мог взять ее напрокат, чтобы съездить к матери. Но он же говорил, что не умеет водить. Инес заметила, что частое общение с полицейскими повлияло на ход ее мыслей, и пожалела, что не записала номер машины. Но она запомнила, что это серебристый «мерседес».

Зейнаб вбежала в магазин без четверти десять. Инес подумала, что закоренелые любители опаздывать всегда задыхаются и суетятся, когда наконец приходят. Не поздоровавшись и даже не глядя на нее, Зейнаб ринулась к «своему» зеркалу и стала осматривать тумбочку под ним. Ее испуганное, ошеломленное лицо отразилось в зеркале, а руки перебирали мелочи на приставленных к зеркалу витринах. Она повернулась к Инес, сложив руки в молитвенном жесте.

– Он исчез!

– Кто исчез?

– Мой кулон, который подарил Мортон. Я оставила его здесь в пятницу, когда поехала на ланч с Роули, и… забыла о нем!

Инес прекрасно знала, что людям в таком состоянии бесполезно говорить, что нужно быть осторожнее. Все равно ничего не изменится. Но теперь придется сообщить ей новость.

– Я боюсь, что вчера случилось кое-что неприятное, – она сделала паузу, чтобы подготовиться. – Нас обокрали, очень жаль, но нас всех. И я боюсь, что твой кулон тоже теперь у них в руках.

– О боже, боже мой! Что же мне делать? Что я скажу Мортону?

Инес верила, вслед за Мартином, что правда всегда лучше, чем ложь во спасение. Но, несмотря на это, ответила:

– Пока не говори ему ничего. Вдруг полиция найдет кулон.

– А если он спросит?

– Он ведь никогда не спрашивал о других драгоценностях, которые ты не носишь?

– Но всегда может начать спрашивать. А полицейские не знают, да? Я лучше сообщу в полицию.

– Позвони им, – согласилась Инес, боясь, что Зейнаб опять захочет «отойти» с работы. – Спроси детектива Джонса. И я тоже поговорю. Хочу сообщить о том грязном фургоне, который раньше стоял здесь с запиской. Это может оказаться полезным.

«Обыск в доме оказался хуже ограбления», – думала Бекки.

Джонс со своим помощником в форме зашли в каждую комнату, проверили ящики шкафов, перевернули все их содержимое, сунули носы во все шифоньеры, проверили карманы верхней одежды, поснимали с полок все книги одну за другой, заглядывая за каждую. Один особенно толстый том Джеймс даже открыл, видимо, посчитав, что в нем тайник. Украшения Бекки также тщательно осмотрели, особое внимание они обратили на старое и поцарапанное обручальное кольцо матери. В кабинете, который теперь служил спальней Уиллу, они нашли пару шерстяных перчаток. Это были ее перчатки, ярко-красные и слишком маленькие для Уилла, но Джонс очень серьезно отнесся к этой находке, подозревая, что именно их Уилл надевал, когда грабил дом Инес.

Ничего, подтверждающего их теорию, не обнаружилось, но они продолжали обыск, вдохновившись перчатками. Почему перчатки оказались именно в этой комнате? Затем они переместились в гостиную, где, забившись в угол дивана, сидел перепутанный Уилл. Когда они начали осмотр книг и видеокассет, он издал какой-то нечленораздельный визг и выбежал из комнаты, ища убежища не в кабинете, а в спальне Бекки. Он повалился на кровать и зарылся лицом в подушки. Там его и обнаружил Джонс. Он ничего не сказал, но поджал губы и удивленно поднял брови – правда, этой гримасы никто не видел.

Через полчаса, завершив обыск и ничего не раскопав, кроме перчаток, обручального кольца и мужских часов, которые Бекки иногда надевала, потому что у них был удобный большой циферблат, Джонс спросил ее, действительно ли Уилл ее племянник.

– На что вы намекаете?

– Он, кажется, хорошо знаком с вашей спальней.

Бекки, возможно, стоило попросить его не совать нос в чужие дела, но она этого не сделала.

– Я могу предоставить свидетельства о рождении: мое, его матери и Уилла. Я полностью отрицаю ваше предположение.

– Ладно, успокойтесь, мисс Коббетт. На сегодня у нас все. Но мы можем вернуться.

Уилл все еще лежал на ее кровати, заткнув уши пальцами, хотя полицейские не шумели. А что, если он откажется шевелиться и пролежит так целый день? Что, если он захочет спать здесь? Будь они с Джеймсом по-настоящему близки, она бы позвонила ему и попросила совета или помощи. Но сейчас их отношения слишком хрупкие, чтобы это сделать. Сейчас ей не к кому пойти и попросить поддержки. Бекки вдруг осознала, что с тех пор, как забрала Уилла к себе, она не звонила в офис и не посылала электронных писем и факсов. А на следующей неделе ей нужно возвращаться на работу.

Она вернулась в спальню. Уилл уснул там, где лежал, но это был неспокойный сон. Уилл бормотал и вертелся, пальцы сжимались и разжимались, словно он пытался почувствовать свои онемевшие конечности. Бекки охватила паника. Она вернулась в гостиную и налила себе большой стакан виски.