Ну конечно, она и правда собирается выйти за него. Инес могла не сомневаться. Разве Инес все еще не получила приглашение? Не получила и не собиралась приходить.
– Что-то твой Мортон не заходит в последнее время.
– Он заканчивает последние приготовления. По уши увяз в хлопотах. Кстати, а где эти китайские часы?
– Я их продала. Мужчине, он даже не торговался, заплатил сразу, – хотя Инес уже не злилась на Зейнаб так, как в тот праздничный день, она не смогла сдержаться, чтобы не намекнуть: – Он купил их сегодня утром, без пятнадцати десять. Тебя еще не было.
Но подобные ремарки не действовали на Зейнаб.
– Жаль, что он и этого зверя не прихватил, – она стояла перед «своим» зеркалом, изучая свое, как всегда, красивое, но сегодня почти лишенное украшений отражение. На ней был один-единственный бриллиант, в кольце Мортона Фиблинга. – Как жаль мой кулончик. Я все еще ничего не сказала Мортону. Приберегу это признание до первой брачной ночи.
– Из полиции тоже ничего не слышно.
– Да они просто кучка лентяев, – фыркнула Зейнаб. – И бедная Людмила лишилась своих колец. А ты уже нашла мне замену? Или хочешь снова пригласить Фредди?
К несчастью, на этих словах он как раз и вошел.
– Это и так ясно, да, Инес? Или красивее сказать: само собой разумеется.
– Зачем ты это сказала? – произнесла Инес с большим раздражением, чем обычно себе позволяла.
Затем, смягчившись, поинтересовалась, как Фредди с Людмилой провели праздники.
– Восхитительно! – Фредди уселся в серое кресло. – Людо была в отличной форме, и знаешь, Инес, остров Мэн все-таки похож на Барбадос.
Эта девица и ее парень, если он существует, не теряли времени даром. Джереми решил, что его записка могла их разозлить и заставить действовать. Когда около одиннадцати – рановато для них – зазвонил телефон, он как раз думал об этом. Последние дни он вообще только и думал о них, а еще о своем странном и важном воспоминании и причине убийств этих девушек. В следующий раз, как только она позвонит, он сразу спросит ее о сообщниках. Если она одна, значит, открыла сейф сама или поручила его вскрыть человеку, который не сообразил, что за вещи там хранились. Только она поняла их значение. Конечно, ведь она женщина.
Она, вероятно, будет уверять его, что ей помогают дружки. Если это так, то когда он избавится от нее во время следующей передачи денег, ее сообщники либо продолжат вымогательства, либо сообщат в полицию. Но если окажется, что она одна…
Джереми решил выпить джин с тоником перед сном. Первый глоток, как всегда, поднял настроение, но тут зазвонил телефон. Ожидая, что это Инес или мама, он удивился тому, как мало у него знакомых. Подняв трубку, он пришел в ярость от звука этого голоса.
– Я написал тебе в письме, что у меня нет больше денег. Ты получила все мои сбережения.
Она не отвечала.
– Ты получила мое письмо?
Ему показалось, что голос ее звучал неестественно грубо, словно она старалась говорить грозно.
– Один из нас прочел его. Ты же знаешь, что нас много, и все в курсе дела. Думал, я одна? Тебе еще очень повезло, Александр, или как там тебя. А письмо твое ни хера не значит, – Джереми поморщился, он ненавидел грубый язык. – Короче, нам нужно еще пять штук.
– Вы ничего не получите. У меня ничего нет.
– Ты можешь что-нибудь продать. Машину или твой прелестный домик на Кенсингтон-Саут.
Злость захлестнула Джереми горячей волной.
– Я этого не сделаю.
– Тогда возьми кредит в банке. Ты же знаешь, что случится, если ты не сделаешь этого. Мы тоже умеем писать письма, и с радостью отправим одно такое фараонам. Я звякну в субботу.
– Позови к телефону кого-нибудь другого, – жестко сказал он.
На линии замолкли, но трубку не положили. Он прислушался, но не услышал ни других голосов, ни шума. Она молча положила трубку.
Субботний звонок будет решающим. Он вдруг почувствовал облегчение. Он ведь и раньше, несмотря на сомнения, догадывался, а теперь был уверен: она одна. Он вспомнил, как неестественно звучал ее голос: «Ты же знаешь, что нас много, и все в курсе дела». Ложь. Она одна, и даже если сначала с ней был парень, то сейчас она точно одна. Она жадная. Жадность ее и погубит.
Что же он станет делать? Он не знал… пока. Дождется субботнего звонка. Что за мерзкое и глупое слово «звякну». Он смочил пересохшие губы джином. Отчего-то вспомнил ту страшную фразу: «День светлый миновал…» И вот сквозь тьму стал проникать свет как раз в тот момент, когда ему уже в третий раз угрожали и просили деньги.
Она никогда не отошлет серьги «фараонам», как она их называет. Он об этом позаботится.
В четверг вечером Зейнаб обещала поужинать с Мортоном Фиблингом, который собирался отвести ее в Коннаут, но Алджи встретил ее в новом костюме. Он сообщил, что заказал им два столика в «Дафнис». И мать согласилась посидеть с детьми. Она уже была дома, на каждое свое толстое колено усадила по малышу и включила на видео «Другие».
– Почему Николь вечно в одном и том же фиолетовом платье? – поинтересовалась Зейнаб. – Она ведь звезда. Могла бы разнообразить свой гардероб.
– Не спрашивай меня, – Рим сунула по половинке «Баунти» в рот каждому ребенку. – И помолчи. Мы смотрим телевизор.
Зейнаб решила пойти с Алджи. Если она опять откажет ему и пойдет встречаться с Мортоном, то Алджи начнет буквально с ума сходить. Она решила бы иначе, если бы не потеряла этот злополучный кулон, за который планировала выручить хорошую сумму и положить на счет Алджи.
– Ладно, я только переоденусь.
В спальне она надела черное платье, обшитое бисером, – знал бы Алджи, сколько заплатил за него Мортон! – и позвонила Фиблингу с мобильного. К счастью, он не ответил, и она оставила сообщение, пожаловалась на какую-то мистическую болезнь и страшную усталость.
Когда кончился фильм, она сказала Рим, что если Мортон позвонит, сообщить ему, что Зейнаб спит и просила ее не будить.
– Ага, она же просто привидение. Вот почему.
– Что-что?
– Вот почему Николь вечно в одном и том же платье.
Алджи с Зейнаб доехали до Найтсбриджа на такси. Вечер прошел замечательно, и Зейнаб в очередной раз подумала, что с Алджи ей всегда намного приятнее, чем с Мортоном и вообще с кем угодно. Все было так романтично, почти как до рождения детей. Правда, у Алджи такой вид, будто он не решается ей что-то сказать. Рим согласилась остаться на всю ночь, а это значило, что они могли гулять сколько угодно. Алджи сводил ее в клуб, потом в другой, и домой они прибыли около двух.
Алджи проснулся спозаранку. Пришлось. Он разбудил Рим в семь тридцать, ему требовалась ее помощь. Потом поднял детей и напомнил Рим, что она обещала собрать их в школу. Зейнаб спала, как и было задумано. В восемь тридцать приехал грузовик. Алджи мог теперь позволить себе заказать хороших грузчиков, а в прошлый их переезд ему приходилось самому перетаскивать вещи. Хотя тогда вещей было гораздо меньше. Он попросил мужчин начать с гостиной и быть осторожными с цифровым телевизором. Когда они принялись за работу, а Рим забрала детей, он разбудил Зейнаб.
– Который час? Господи боже!
– Скоро девять. Вставай. Мы переезжаем.
– Мы… что?! – вскричала Зейнаб.
– Ты слышала, Сюзанна. Вперед, мы давно уже решили. Так вот, день настал.
Она поднялась, натянула новые джинсы, стильно протертые на коленях и на швах, и пушистый свитер, потому что на улице похолодало. Ей понравился процесс переезда. Мужчины слушались ее с полуслова, ей было приятно, что Алджи взял все в свои руки. Ей даже захотелось купить ему что-нибудь красивое. Может, уже в Пимлико она продаст свое кольцо для помолвки – последнее украшение, оставшееся из всех, что ей подарили ее богатые обожатели.
Что-что, а в пунктуальности Фредди не откажешь. Он даже слишком ранняя пташка, подумала Инес. Она не успела поставить чайник, как нарисовался Фредди в своем халате.
– На случай, если тебе интересно: жена полностью одобряет мою работу в магазине.
– Я поняла, – кивнула Инес, наливая ему чай. – Людмила и в прошлый раз не возражала.
– Да, но теперь она моя законная жена. А у жен свои права на нас. И вот еще один деликатный вопросик, Инес. Теперь, когда я буду работать постоянно, хотелось бы поговорить о моей зарплате. Нет, не сейчас, – Фредди предусмотрительно поднял палец. – У нас еще будет возможность для переговоров после чая.
– В этом случае, – сказала Инес, – у меня тоже деликатный вопросик. Я планирую увеличить арендную плату, потому что в квартире Людмилы теперь законно проживают двое.
Переговоры закончились тем, что Инес согласилась не поднимать плату за квартиру, пока Фредди у нее работает, но платить ему значительно меньше, чем Зейнаб.
– Ты не забудешь сообщать в службу занятости, правда?
– Верь мне, – ответил Фредди с успокаивающей улыбкой.
Утро выдалось холодным, но солнечным, и это еще ничего не значило. Часто в такие дни к обеду начинается дождь. Инес все равно выставила книжный стенд на улицу, решив наблюдать за тучами на небе, которые начнут собираться часа через два.
Джереми Квик не пришел выпить чаю. Он уже несколько недель не заходил по утрам, и на работе давно не был. Он не казался больным, скорее наоборот: бодро бегал по лестнице, часто появлялся на улице, шел к Эджвер-роуд, через час возвращался, чтобы уже минут через десять опять куда-то уйти. Она с удовольствием сделала бы ему какое-нибудь замечание, но понимала, что упрекнуть его не в чем. Он регулярно платил за квартиру, не шумел, не устраивал поздних вечеринок. Он был безупречным жильцом, но ее все больше раздражали его бледные глаза и ложь.
Фредди, должно быть, производил благоприятное впечатление на посетителей. Для Инес, привыкшей считать его вечной помехой в магазине, это оказалось сюрпризом. Войдя в магазин с улицы, она смерила его взглядом и сделала вывод, что он выглядит профессионалом в своем рабочем костюме и с фигуркой из венецианского стекла в руках. Он казался вышедшим на пенсию аукционистом, решившим подзаработать. Инес с удовольствием понаблюдала, как он продал викторианский барометр женщине в фетровой шляпе.
– Он получше любых прогнозов погоды, – приговаривал Фредди, заворачивая барометр в коричневую бумагу. – Они ошибаются девять раз из десяти, а этот парень никогда не ошибется.
Следующий посетитель был из тех, кого редко увидишь в таком магазине. Мужчина за тридцать, высокий и плотный, в кожаной куртке и джинсах. Его длинные рыжие волосы были собраны сзади в хвост. Инес стало интересно, что он может купить, наверное, что-то вульгарное – парафиновые фрукты или картину «ню» девятнадцатого века. Рассеянно оглядев магазин, он уставился на ягуара.
– Какая гадость, хуже меховой шубы! – воскликнул он.
– Я его не убивала, – сказала Инес.
– Как не стыдно держать чучело в помещении! Бедное животное. Неужели его вид не вызывает у вас сострадания, и вы ничего не чувствуете, глядя на это?
Инес встала.
– Как только вы прекратите меня оскорблять, соизвольте сказать, что вы хотите купить.
Ее слова неожиданно произвели эффект.
– Я ищу Айешу, – пробормотал он.
– У нас нет никого с таким именем, – ответила Инес, начиная догадываться.
– Ну, такая симпатичная, с длинными волосами. Ей лет двадцать.
– Я, кажется, знаю, о ком вы говорите, но сначала назовите себя.
– Мое имя Роули Вудхауз.
Инес не удержалась:
– Так вы существуете!
– Какого черта мне не существовать? Где Айеша?
– Она уволилась вчера, – Фредди, с любопытством наблюдавший за происходящим, подошел к ним. – Я уверен, что она уже готовится. Она выходит замуж в субботу. Я и сам женился на прошлой неделе, испытал на себе, что это такое.
Роули Вудхауз вытаращился на него.
Инес поняла, что пора как-то спасать ситуацию, но то ли Фредди действительно так невинен и непонятлив, то ли это был хитроумный план мести, но вел он себя странно.
– Я не понимаю, – проговорил Вудхауз.
– Послушайте, разбирайтесь с ней сами, – Инес собиралась добавить, что не может… Но тут увидела желтую «БМВ» Мортона Фиблинга и его водителя, открывающего хозяину дверь.
Инес в голову пришла дикая мысль спрятать Вудхауза на кухне или даже в шкафу, словно тайного любовника из французского фарса, но Мортон уже входил в магазин, еще один жених, потерявший невесту.
– Где же та, кто в четыре утра светла и нежна, как луна?
«Он, должно быть, выучил эту фразу заблаговременно», – с неприязнью подумала Инес. Она не знала что сказать, но вскоре придумала.
– Зейнаб вчера уволилась отсюда. Я думала, вы в курсе.
Есть ли вероятность, что Вудхауз подумает, будто здесь работают две азиатки?
Мортон, конечно, решил подыграть.
– Ах да, вспомнил. Какой я глупец! Как я мог забыть о собственной свадьбе!
Вудхауз приблизился к нему.
– Вы говорите о Айеше?
– О Зейнаб.
– Это одна и та же, – с удовольствием пришел на помощь Фредди.
Вудхауз глянул на Фредди, но заговорил с Мортоном.
– Давайте-ка все проясним. Вы что, женитесь на моей невесте?
– Нет, я женюсь на моей невесте, самой прекрасной девушке на земле. Зейнаб или Айеша – какая разница? Сегодня она выглядит как Мисс Вселенная, а завтра будет миссис Фиблинг.
Вудхауз ударил его довольно неуверенно. Инес вскрикнула. Она просто не сдержалась, звук сам вылетел из ее открытого рта. Мортон пошатнулся, но удержался на ногах. Инес отбежала за стойку, на ходу напоминая Вудхаузу, что перед ним пожилой человек, и он не должен драться с мужчиной вдвое старше него. Но Мортон пошел на него, сжав кулаки. Эта стойка поразила Инес. Она вдруг вспомнила, кто он такой. Она уже давно пыталась сделать это, когда он входил в магазин. Много лет назад, может, лет тридцать пять, он был чемпионом мира по боксу в легком весе. Ее первый муж дважды водил ее на чемпионаты. Только в то время Мортона Фиблинга звали Морти Филипс. Вудхауз, конечно, грохнулся на пол.
– Звони в полицию! – крикнула Инес Фредди.
Но не успел он поднять трубку, как к магазину подъехала машина Зулуеты. Инес никогда прежде не была так рада его видеть. Мортон и Вудхауз снова пошли друг на друга, и Мортон остался победителем, а второй жених Зейнаб оказался на коленях. Им срочно требовался рефери, который положит этому конец, и он появился в образе Зулуеты и Джонса.
– Что здесь происходит?!
Вудхауз лежал на полу, скрючившись и грустно подвывая. Мортон, усевшись в серое бархатное кресло, победоносно взирал на него и утирал лицо шелковым красным платком.
– Да, я все еще не потерял силу удара.
Джонс склонился над поверженным Вудхаузом, который пытался встать на колени, сохранив гордый вид.
Покачав головой, словно бы жалея глупое человечество, Зулуета повернулся к Инес.
– Цель нашего визита, миссис Ферри, попросить у вас адрес мистера Мортона Фиблинга, который, насколько нам известно, собирается жениться на молодой девушке, работающей здесь.
– Это я, – Мортон встал, словно желая покрасоваться. – Вы что, совсем меня не помните? Я был здесь, когда вы приходили насчет убийств.
– Но обстоятельства были совершенно другими, сэр.
Вудхауз вскочил на ноги, отпихнул Джонса и уже собрался с новой силой атаковать соперника, но Зулуета заломил ему руки за спину, толкнул его в кресло, в котором только что сидел Мортон, и Вудхауз с недовольным стоном утонул в нем.
– Хватит уже, – Зулуета говорил с видом школьного учителя, вразумляющего пятиклассников. – Джентльмены, пора прекратить безобразничать, и раз никто не пострадал, мы не станем вмешиваться в вашу ссору. – Тут он сурово обратился к Вудхаузу. – Однако напоминаю вам, сэр, что вы оказывали сопротивление инспектору Джонсу, я вас предупредил.
Он переключился на Мортона и достал из кармана записную книжку.
– Нам стало известно, что дорогостоящий кулон, найденный на Молл-стрит в прошлый понедельник, – ваша собственность. По заявлению господина Ла Туш-Шессьера, ювелира с Бонд-стрит, вы купили у него это украшение за двадцать две тысячи фунтов.
При этих словах Фредди изумленно охнул, а Роули Вудхауз вытаращил глаза.
– Информация от двадцать второго мая две тысячи второго года.
Мортон кивал, потеряв самодовольный вид.
– На этом все, но вы должны пройти с нами в отделение, чтобы опознать предмет, – заключил Зулуета.
Мортон, уже забыв про Вудхауза и их ссору, качал теперь головой, подобно Зулуете.
– Моя возлюбленная, вероятно, обронила его на празднике. – Он пошел за Джонсом к двери. – Но ничего, как она обрадуется, когда я снова вложу в ее ручки потерянную драгоценность! – Он обратился к полицейскому. – Я готов поехать с вами, но на своей машине, если не возражаете.
Анвар рылся в коробках со старым тряпьем на чердаке родительского дома в поисках подходящей накидки или балахона. Результат его разочаровал. Анвар спустился в родительскую спальню. Может, взять сари на этот раз? Сари, – некоторые просто красивейшие, – мать надевала на званые вечера или благотворительные приемы. К сари можно надеть вуаль. А лицо Джулитты прикрыть необходимо – она слишком светлокожая, и будет странно выглядеть в таком одеянии. А макияж Анвару казался чересчур сложным делом. Какое из этих сари не понадобится матери в ближайшее время? Бледно-розовое с серебряным подолом? Он вспомнил, как она говорила, что уже слишком стара для такого. Он также не видел, чтобы она надевала темно-синее с белым узором. Оно было из хлопка и, вероятно, казалось ей слишком простым для приемов. Но лицо должно быть полностью закрыто, и хотя женщина в сари может надеть дупатту,[19] ее лицо не будет скрыто полностью. В самом углу шкафа он нашел длинный балахон с пуговицами и поясом, темно-серый, похожий на те, что носят мусульманки на Ближнем Востоке. Мать купила его года четыре назад, когда они с отцом ездили отдыхать в Сирию. Мать сказала, что вещь теплая и ее можно носить зимой, но так ни разу и не надела, насколько он помнил. И хоть она не была слишком разборчива в одежде, этот балахон не прельстил даже ее.
Джулитта сможет надеть его с какой-нибудь самодельной чадрой. Даже с белой. Потому что шелковый шарф не скроет ее лица полностью. Анвар засомневался, смогут ли они изготовить чадру, но решил, что достаточно будет просто обвязать черный широкий платок вокруг головы, под глазами и над бровями, и завязать сзади на узел. Он свернул балахон, отыскал длинный черный шарф в ящике и вернулся в фургон, не попрощавшись с сестрами.
По дороге к Паддингтону он размышлял о скупом рыцаре. Придется подыскать ему новое прозвище. Они доят его такими темпами, что золота у него скоро совсем не останется. Где же ему встретиться с Джулиттой на этот раз? Может, в парке? В этом небольшом треугольнике из травы и деревьев, расположенном между Бродли-стрит и Пенфолд-стрит? Это довольно безлюдное и тенистое место, ночью там небезопасно, но при свете дня вполне сойдет. К тому же совсем рядом с парковым садом находятся жилые районы на Кроуфорд-плейс и Бринстон-сквер. С другой стороны Лиссон-гроув, а Бостон-плейс, где Джереми убил одну из девушек, шла мимо станции Марилебон по направлению к Дорсет-сквер.
Воспоминание об убийстве Кэролайн Данск, возможно, впервые в жизни пробудило в Анваре рыцарские чувства. Отцу бы это понравилось, хотя, конечно, нет, принимая во внимание ситуацию, в которой родились эти чувства. Но почему нет? Он улыбнулся сам себе.
Мужчина, купивший китайские часы, пришел снова. Инес подумала, что в часах обнаружились неполадки – трещины в фарфоре или неточный ход. Но мужчина жаловаться не стал, а принялся восхищаться другими вещами и разговорился с Инес.
Оказалось, что ему шестьдесят, он недавно овдовел, был адвокатом и ушел на пенсию. Живет на Сент-Джонс-Вуд. Он не представился, надеясь, вероятно, что она запомнила имя, прочитав его на чеке, которым он расплачивался, когда покупал часы. Она напрягла память, но вспомнить не смогла, а достать из стола копию чека было неудобно.
Фредди вернулся с Людмилой после ланча ровно через полчаса, как и обещал, но Инес обрадовалась ему. После прихода Фредди мужчина побыл еще две минуты и попрощался. Сказал, что зайдет в понедельник, его заинтересовали некоторые вещи в магазине.
– Сразу ясно, что ты ему запала в душу, – выдал Фредди.
– Не смеши.
– Ладно, как хочешь. Бедный старый Фредди, как всегда, неправ. Но посмотрим, посмотрим…
Вечером она собиралась посмотреть не один, а два фильма про Форсайта.
Но когда подошло время Инес налила себе стакан вина и уселась перед экраном, то не стала нажимать на кнопку, а спросила себя: может, в том, что она так лелеет свое горе, есть нечто неестественное, даже нездоровое? Она уже и так очень долго купалась в мечтах об ушедшей идеальной любви. Как говорится, пора идти дальше.
Она открыла книгу, которую купила несколько месяцев назад, но до сих пор не прочла.