Ротвейлер

Глава 19

Открыть сейф оказалось сложнее, чем думал Анвар. Для начала он отнес его к другу-механику, у которого были все необходимые инструменты, и друг испробовал все, но сейф не открылся. Придется пользоваться более сложными механизмами. Анвар прекрасно знал, что бесполезно перебирать цифры, чтобы угадать код. Миллионы и триллионы попыток могут не привести к успеху.

В фургоне Кифера, отмытом до блеска, они вернулись на Сент-Майкл-стрит. Анвар вынул из-под подушки кулон Зейнаб и положил в карман. Он собрался отнести его к одному ювелиру, индийцу, но не родственнику – с родственниками лучше не связываться. Он не пойдет и к мошеннику, разве что, возможно, к человеку, слегка нечистому на руку. Кифер устал так, что едва открывал глаза, а изо рта у него стекала струйка слюны. Он сел на пол в углу и принялся протягивать себе кокаиновую дорожку, надеясь с ее помощью проснуться. Анвар вышвырнул бы его за дверь, но знал, на что способен в таком состоянии его друг. Он ведь начнет падать на землю, ломиться в дверь и выть. Когда удавалось разжиться деньгами, Кифер без остатка отдавал себя во власть наркотиков.

Анвар сел на кровать и занялся сейфом. Он попробовал номер сигнализации Инес, день рождения Александра Гиббонса, кто бы он ни был, возможно, кто-то важный в жизни Квика, может, даже его собственный псевдоним. Дату Анвар прочитал на водительских правах: 7 июля 1955 года. Возраст Квика. Интересно, но четыре цифры – слишком мало для кода. Он попробовал телефонный номер Квика, номер Инес и магазина. Ничего не подходило. Может, остановиться и подумать о другом варианте? Он отправит Флинта проследить за Джереми Квиком, посмотреть, куда тот пойдет утром. Если Квик и Александр Гиббонс – одно и то же лицо, он должен время от времени становиться этим самым Гиббонсом. Тогда это и есть его настоящее имя. А Квик – псевдоним. Анвар на месте Квика сумел бы достать себе водительские права на какое угодно имя, даже выдуманное, а Квик, видимо, недостаточно умен для этого.

Кифер вдруг принялся в экстазе подпрыгивать на месте, ноги у него заплетались, ступни стучали по полу.

– Вот что бывает, когда нажрешься этого дерьма, – поморщился Анвар. – Тебе лучше остаться здесь. Я поеду на твоем фургоне.

Он был слишком молод, чтобы садиться за руль. Машина не застрахована, и у него нет паспорта. Переодевшись в аккуратный полосатый костюм, он поехал на Брондсбери-парк, к родителям. Его сестра Арджуна была дома, тоже прогуливала школу, предположил он, а родители работали, «чтобы дети жили так, как родителям в детстве и не снилось», – как часто говорил отец.

– Привет, незнакомец, – сказала Арджуна тоном не четырнадцатилетней девчонки, а чьей-нибудь престарелой тетушки.

– Привет.

Анвар не собирался тратить на нее время. Он поднялся в свою спальню, где стоял его компьютер с выходом в Интернет. Он быстро отыскал сайт со списком лондонских избирателей. Поиск мог занять очень много времени, но Анвар решил быть терпеливым. Через два часа он нашел то, что искал. Место, где жил этот человек, – или якобы жил, – находилось, как и Стар-стрит, в центре города, только на Четвинд-Мьюз, 14. Гиббонс Александр П. Теперь не обязательно преследовать Джереми. Анвар отправится к дому Гиббонса и все выяснит.

Тем временем домой вернулись Ума и Нилима.

– А мама спрашивала, где ты, – упрекнула Нилима.

– Ты скажешь, что я был здесь, хорошо?

– Ты, наверное, собираешься вернуться к другу в Бэйсуотер? Там у тебя девушка, так?

– Не суй нос не в свои дела, Нилима, хорошо? – отрезал Анвар и вышел, хлопнув дверью.

Как часто Квик возвращается домой и становится Александром Гиббонсом? Возможно, каждый день, может, время от времени. Только зачем ему все это? Одно понятно, если он может позволить себе содержать два дома, и один из них в Кенсингтоне, то он и правда скупой рыцарь, как выразился Фредди. Так что времени терять не стоит, надо скорее открывать сейф. Там вполне может оказаться что-нибудь похлеще того кулончика. А если он не откроется, то, может, заставить самого Гиббонса-Квика открыть его? В Кенсингтоне, конечно, не здесь.

Анвар припарковал фургон на Сент-Майкл-стрит и прошелся на Эджвер-роуд, где купил путеводитель по Лондону. В своей комнате Кифер дремал в позе эмбриона. Анвар пнул его под ребра, просто так, ради собственного удовольствия. Кифер не шевельнулся. «Надеюсь, он не сдох», – подумал Анвар, не сочувствуя приятелю, а представив себе, как будет пытаться незаметно избавиться от тела.

В путеводителе он увидел, что на Четвинд-Мьюз можно свернуть с Лонсестон-плейс. Туда можно было доехать на машине или на метро. Легко и просто. Попробуем еще раз повозиться с сейфом.

После двух часов бесполезных попыток Анвара к нему прибыли Джулитта и Флинт. Они бесстрастно глянули на Кифера, которого не первый раз видели в таком состоянии.

– Сколько раз я говорила ему, чтобы уматывал, – поморщилась Джулитта. – Кому такой нужен в доме? А ты еще не открыл свою коробку?

Так с Анваром говорить не полагалось.

– Сама попробуй, сука. Ты и банку консервов не откроешь, не говоря уже о сейфе.

– Да ладно, я только спросила.

– Ты зачем пришла? Если просто так, то можешь убираться и его с собой захвати.

Им пришлось втроем поднимать Кифера на ноги. Джулитта и Флинт взяли его под руки и увели. Анвар услышал, как они тащат его по лестницам, Джулитта стучит каблуками, Кифер бормочет и ругается, волоча ноги по ступеням. Вернувшись к сейфу, Анвар подумал, что придется заставить Гиббонса-Квика открыть его. Помучить его слегка. Правда, он может отрыть сейф, а как только они смоются с деньгами, пойдет в полицию и опишет внешность каждого. Для Анвара собственная репутация была очень важна, и пока, кроме прогулов школы, она у него ничем не запятнана.

Сейчас он уже пробовал любые комбинации. 1234 и 5647. Четыре одинаковых: 6666, 8888. Не срабатывало. Просто для разнообразия: цифры, которые он сам никогда не использовал бы для кода, и Гиббонс-Квик тоже вряд ли: 3386. Это был его день рождения: третье марта 1986. Думая о том, что теряет время, он нажал на кнопку.

Сейф издал низкий рык, затем щелкнул два раза, и дверь открылась.

– Не может быть! – выдохнул Анвар и закрыл глаза. Когда он снова посмотрел на сейф, дверь по-прежнему оставалась приоткрытой. – Давай, соберись. Ты же сделал это.

Но что там? Пара дешевых сережек, зажигалка и какие-то девчачьи часы. Первое разочарование рассеялось, когда он начал понимать, что это за вещи. Это же серьги Джеки Миллер, зажигалка принадлежала второй убитой девушке, а часы третьей. Об этом целыми днями твердят по телевизору и в газетах. Две убитые девчонки и третья, которую ищут. Их вещи хранятся у Гиббонса-Квика, вернее хранились. Это значит, он их убил. Он и есть Ротвейлер. Какое еще возможно объяснение?

В своей воровской практике Анвар Гош был уже умудрен опытом, но все же ему только шестнадцать. Он родился в семье, которую его классный руководитель назвал бы «благополучной», и получил воспитание в традициях индийского среднего класса: трудолюбие, серьезное образование, трепетное отношение к семье – даже исключительное почитание семьи. Анвар застыл, когда подумал, что он, сын уважаемых людей, с большими планами на будущее, ворвался в квартиру серийного убийцы и обокрал его. Он как будто оказался под холодным душем. На мгновение, и только на мгновение, ему захотелось швырнуть сейф с моста в канал, а друзьям сказать, что там не оказалось ничего особенного, только несколько банкнот и старое барахло.

Но на этом сейфе можно заработать неплохие деньги. Тысячи, десятки тысяч. У Гиббонса-Квика есть деньги. У него два дома. Он скупой рыцарь. Но что с этим теперь делать? Посидеть в тишине и подумать. Обдумать следующий шаг. А главное – не забывать, что этот человек очень опасен.

Было около пяти, когда Анвар на белом фургоне приехал на улицу, где жил Гиббонс. Анвар не выходил, опасаясь дорожного инспектора, шатающегося поблизости. Он припарковался позади дома 9, на другой стороне улицы. Из-за кирпичной стены, покрытой граффити, удобно наблюдать за домом 14. К дому примыкал гараж, и когда Анвар заглянул в небольшое окошко, то увидел там серебристый «мерседес». В отличие от Инес, он записал номер машины.

Мысль о страшной находке все еще не укладывалась у него в голове. Всякий раз, когда он думал о вещах этих девушек, у него потели ладони и лоб, он спрашивал себя, не снится ли ему все это? Но это была реальность. И он решил извлечь из этого выгоду. Как только его охватывали неуверенность и страх, он напоминал себе о выгоде.

Гиббонс-Квик был дома. Анвар заметил его в окне и сразу узнал, хотя видел только два раза: первый раз, когда тот возвращался домой (в один из своих домов), а второй – когда они с Фредди встретили его прогуливающимся по Эджвер-роуд. В десять утра Гиббонс-Квик появился в окне верхнего этажа, посмотрел на улицу и задернул шторы. Неужели это тот самый парень, который убил всех этих девчонок, задушил их до смерти?! Ему не верилось. «Хватит, – приказал себе Анвар, – это случилось, и все. Гиббонс убийца».

И вот он вышел из дома, как раз когда на другом конце улицы появился дорожный инспектор. Куда же шел Гиббонс? Похоже, собирался ехать на метро до Стар-стрит. Анвар преследовал его, пока не помешала дорожная пробка. Он решил не привлекать к себе внимание на дороге, сидя в чужой машине без водительских прав и страховки.

По дороге домой он снова задумался о Гиббонсе-Квике. Тот вел двойную жизнь, а значит, ему есть что скрывать. Этот человек то и дело исчезал из одной жизни и появлялся в другой, и еще он обладал довольно эксцентричным чувством юмора. Он уже два дня знает о том, что сейф исчез и что воры уже открыли его, если очень постарались, или просто повезло. Только полный дурак подумает, что им могло надоесть это занятие до такой степени, что они избавились от сейфа, не открыв его. Так что Ротвейлер, скорее всего, ожидает, что его разыскивают, и, возможно, разыскивает полиция.

Анвар решил, что следующим шагом оправдает это ожидание, только тщательно к этому подготовится.

Уилл снова превратился в испуганного ребенка. Ту слабую защитную перегородку, которую его неуверенное «я» сумело построить с помощью друзей: Бекки, Монти и Кейта, в один миг разрушила полиция. Иногда он лежал вниз лицом на кровати Бекки, иногда сидел в углу на диване, уставившись перед собой или глядя в окно, на небо. Все еще помогал телевизор, но только когда показывали невинные викторины, созданные, как казалось Бекки, для детей с низким уровнем интеллекта, мультфильмы и исторические комедии. Но последние часто включали в себя сцены насилия, дуэлей, грубого обращения с узниками – всего этого Уилл пугался и прятал лицо в подушках. Ему были противопоказаны детективы, фильмы о войне и новости. Вид мужчин в форме, даже просто в защитных рабочих костюмах, шляпах и плащах вызывал у него панику. Он убегал из комнаты в свое убежище – спальню Бекки. Она перестала спать там, предоставив эту комнату в его распоряжение, и переехала в кабинет.

Джеймс, верный данному ей обещанию об испытательном сроке, продолжал навещать их. Он и сам вел себя с Бекки как социальный работник из какого-нибудь благотворительного общества. Когда он приходил, то целовал ее точно так же, как она целовала Уилла, помогал готовить чай, рассказывал о работе, предложил принести еще один телевизор, для нее самой.

– Спасибо большое, но нет необходимости, – сказала она как-то слишком оптимистично. – Уиллу придется вернуться домой через неделю, максимум две. Я уже две недели в отпуске, и в запасе у меня только одна. Потом мне придется выйти на работу, если не хочу потерять место.

Джеймс пристрастился к кроссворду из «Таймс». Он каждый раз его разгадывал, а Бекки, просматривая его, прежде чем выбросить в урну, замечала, что он делает успехи. Все реже оставались пустые клетки для слов, которых он не знал. Уходя, он целовал ее в щеку и говорил, что «заглянет через день-два». Перед каждым его визитом и после ухода Бекки делала глоток-другой виски из секретной бутылки, которую хранила за кухонной полкой.

К ним так же часто заходил и Кейт Битти. Заметив выражение лица Кейта, увидевшего Уилла, Бекки поняла, что успела привыкнуть к состоянию племянника. Несколько минут Кейт не знал, что сказать, но вскоре собрался, за что Бекки его мысленно поблагодарила, и заговорил о своей текущей работе, о жене, детях и сестре.

– Ким по тебе скучает, Уилл, постоянно спрашивает, как у тебя дела. Она сказала, что ты собирался позвонить ей и назначить свидание, и тут вдруг это случилось. Она винит во всем полицию.

Бекки с удивлением подумала, что Кейт, кажется, до сих пор думает, что Уилл – нормальный человек, просто немного скрытный и по какой-то причине не получивший достойного образования. Неужели его сестра убеждена в том же?

– Я могу позвать ее проведать тебя, если только мисс Коббетт, то есть Бекки, позволит.

– Конечно, пусть приходит.

А что еще она могла сказать? К тому же Уилл, который вел себя так натянуто с Джеймсом, в компании Кейта, казалось, расслаблялся, начинал улыбаться, как улыбался раньше, до того, как полиция обнаружила его копающим землю. Может быть, и с Ким ему тоже будет хорошо. Это можно рассматривать как своего рода терапию для Уилла.

Кейт как будто верил, что Уилл просто физически болен, словно у него грипп или другой вирус. Бекки была очень благодарна Инес, потому что та относилась к Уиллу как к нормальному человеку и старалась, чтобы среди ее знакомых укрепилось это мнение. Что до самой Бекки, она впервые за все эти годы перестала испытывать вину перед Уиллом. Сейчас она жертвует для него своей свободой и будущим. Но другая вина поселилась в ней. Она ведь не могла нормально работать, не могла выполнять работу, находясь дома, как сначала планировала. Она чувствовала себя виноватой перед любовником. Без сомнения, чувство постоянной вины стало частью ее натуры. Оно просто переходило из одной сферы жизни в другую. Еще одной неотъемлемой чертой ее жизни стала выпивка, неприятной чертой, ее тайной.

Но такой самоанализ не решал вопроса о том, что делать, когда придется возвращаться в офис. Если она хочет сохранить место, то должна работать. До пенсии еще двадцать лет, к тому же она вообще не собиралась выходить на пенсию.

Чувствуя себя на грани отчаяния, она слушала, как Кейт рассказывает о своем сыне, который пошел в детский сад. Уилл кивал, улыбался и приговаривал: «Хороший мальчик. Уже большой». Бекки показалось, что она в ловушке. Она привязана к этой неблагодарной, неоплачиваемой, скучной и отупляющей работе по уходу за неудачником.

На этой же неделе нашли тело Джеки Миллер, в саду дома по Кенсингтон-Саут. Дом был полуразрушен, и хотя большую часть строительного мусора уже вывезли, перед фасадом, где когда-то находилась лужайка, валялись кирпичи, доски, фиброволокно и разбитое стекло. Возиться с фиброволокном было опасно, мельчайшие стеклянные иголочки въедались в кожу, так что эту кучу строители разбирали последней, и когда наконец разобрали, водитель мусорного фургона обнаружил там тело девушки, которое уже разложилось.

Ее мать, последние месяцы жившая в страхе, но со слабой надеждой, опознала тело в морге. Она подошла, словно лунатик, поглядела на дочь пустыми глазами и отвернулась.

Все это время Джеки лежала через две улицы от дома, где Джереми Квик жил под своим настоящим именем: Александр Гиббонс. Он редко ездил через Вест-энд, но сделал это в ночь, когда Джеки вышла с друзьями из клуба. Время было позднее, и, увидев девушек, он без труда припарковал машину на свободном месте перед желтой линией. Четыре девушки, все слегка пьяные, веселые и с виду немного уставшие. Все как с Гейнор Рей.

Он приблизился к ним, повернулся к телефонному автомату и сделал вид, что собирается звонить. Уже начиная волноваться, он вспомнил Гейнор, ее серебряный крестик, и как легко она согласилась, чтобы ее подвезли. То, что с ним происходило, не поддавалось никакому разумному объяснению. Когда он видел свою жертву, то не мог контролировать чувства. Ему мешало это сильнейшее желание, которое не было ни сексуальным влечением, ни злостью, ни тем, что дураки называют жаждой крови. Может, желание кому-то отомстить?

Три девушки пошли к Тоттенхэм-Корт-роуд, возможно, надеясь сесть на ночной автобус. А одна, именно та, которую он выбрал, – сам не зная, почему, – осталась дожидаться такси. Уже двадцать минут второго, а такси не показывалось. Людей на этой темной узкой улице тоже не было.

Серьги девушки поблескивали в серовато-белом свете единственного работающего фонаря. Блестящие камни в серебре походили на настоящие бриллианты в белом золоте – это же его шанс! Джереми завел машину. Останься он на месте, его бы затошнило, пришлось бы выходить. Однажды он уже попробовал сдержаться, и у него получилось только потому, что девушка, которую он преследовал, вдруг открыла дверь подъезда и вошла внутрь. В этот момент его вырвало. Нет уж, в этот раз не пройдет.

Как всегда безупречно одетый, в темном костюме, белой рубашке и синем галстуке, он постарался говорить без намека на свой родной ноттингемский акцент, заменив его безупречным выговором, которому учили в частной школе. Он подъехал туда, где могло бы остановиться такси, и сказал:

– Куда едешь? Да не смотри так, – она и не смотрела «так», просто удивилась. – Я не бродяга какой-нибудь. У меня дочь твоего возраста. Я тебя не обижу.

– Вэндсворт, – сказала она и назвала улицу.

– Уверена, что не боишься? Или, может, будешь ждать такси?

– Да их что-то не видать. А вам по пути?

– Я в Бэлхем. По пути.

Он повез ее в южную сторону, мимо своего дома, к Челси и затем по Вэндсворт-бридж-роуд. По дороге они разговорились, она рассказала о друзьях и весело проведенном вечере. А он, мысленно поздравляя себя за богатое воображение, выдумал жену-врача, дочь в Оксфорде и сына-отличника. Когда они почти подъехали к Вэндсворт-бридж, он свернул на темную и пустую боковую улицу.

– Кажется, мы не туда заехали, – сказала она без страха, так, как обращаются к другу, который ошибся дорогой.

– Я знаю. Я хотел, как настоящий водитель такси, посмотреть карту.

Он отстегнул ремень и потянулся мимо девушки к бардачку. Но вместо карты Лондона взял в руки кусок провода, который там лежал…

Когда все было кончено, он не стал убирать тело с сиденья, и прохожим, должно быть, казалось, что девушка просто спит. Это риск, но этот риск лишал все происшедшее неприятного, грязного налета. Все становилось не таким реальным, похожим на игру. Тем не менее, он не мог оставлять ее в машине надолго. На обратном пути ему попалась куча строительного мусора в саду разрушенного дома. В этом районе дома огромные, с густыми садами. Огней вокруг горело мало. Обычно он не старался тщательно прятать тело, но что-то ему подсказывало, что в этот раз лучше перестраховаться.

Он снял с нее серьги, как только понял, что она мертва. Самому себе он внушил, что это просто еще одна Гейнор Рей…

Неделю спустя он проходил мимо этого места и обрадовался, увидев слой фиброволокна, сваленного как раз там, где под кирпичами, песком и досками лежало тело. Они не скоро ее найдут.

Так и случилось.

Новость об обнаружении тела на время отвлекла Джереми от беспокойства, которое его теперь не покидало: он постоянно думал о том, что случилось с сейфом. Удачный исход не исключен. Ворам могла надоесть возня с замком, и они могли выбросить сейф, не открывая. Был также шанс, что они не догадались, что за вещи лежат в сейфе. А если и догадались, то могли решить не связываться с этой историей. Так проще, ведь они сами – преступники. Вероятность их визита в полицию очень мала.

С каждым днем Джереми все больше успокаивался. Возможно, лучшим решением было переехать жить в настоящий дом и стать Александром Гиббонсом, и никем больше. Он уже обдумывал такой вариант, когда планировал жениться на выдуманной Белинде. После ограбления квартира на Стар-стрит перестала его радовать. Он чувствовал, что Инес теряет к нему доверие. Она вряд ли подозревала его в преступлениях, скорее, во лжи. Общаться с ней стало неприятно, и он начал избегать приходить утром на чай. Два раза не мог заставить себя работать дома, а просто бродил по улицам, сидел в кафе, пил кофе и пытался определить, нет ли за ним слежки. Несколько раз ему казалось, что кто-то идет за ним по Бэйсуотер-роуд и Вестборн-террас, и даже поднялся следом на мост. Но прежде чем Джереми добрался до дома, он понял, что этот то ли мужчина то ли женщина просто шел в том же направлении и тем же шагом.

Газеты пестрели заголовками о найденном теле Джеки Миллер, интервью с ее матерью, друзьями и родственниками.

Одно из них напугало его. В нем подруге Джеки, подарившей ей серьги, показали ту пару, которую он купил в магазине, и она сказала, что это не те серьги. В настоящих было двадцать камушков, она их сосчитала, а в тех, что ей показали полицейские, всего шестнадцать. В газетах и по телевизору продемонстрировали фотографию подаренных серег, которую взяли у ювелира, а рядом поместили снимок тех, что нашли в магазине Инес.

Это плохая новость, думал Джереми, сидя в квартире и отлынивая от работы, и даже от своих обычных прогулок по Лондону. Если хулиганы, укравшие сейф, услышат эту новость, – а они наверняка услышат, – то дела его плохи. Воры поймут, что у серег в сейфе именно двадцать камней, как на фотографии. Ну почему, почему он не додумался сосчитать чертовы стекляшки, прежде чем покупать? Это просто не пришло ему в голову, он и представить себе не мог, что их количество столь важно. Может, это означало, что в глубине души он презирал женщин, носящих дешевые украшения? Или более того, он питал к ним настоящее отвращение, смотрел на них сверху вниз? Возможно. Он попробовал и не смог вспомнить ни одной, которая ему нравилась бы.

Кроме матери, конечно. Он вдруг сделал открытие: его мать не просто женщина, она уникальный человек – его мать. Вне каких-либо категорий и вне пола.

В этот самый момент, когда он сидел в кресле, погруженный в свои мысли и легкую дремоту, зазвонил телефон. Не многие знали его телефонный номер. Только соседи, Инес и еще, возможно, полиция. Телефон прозвонил пять раз. Шесть. Джереми поднял трубку.