Глава 28

Удавку для каждой девушки он всегда использовал новую. Первую жертву задушил ее же цепочкой. Это была единственная возможность, потому что когда он посадил Гейнор Рей в машину, то понятия не имел, что убьет ее. А зимой он использовал электрический шнур, который лежал в бардачке. С тех пор, когда он выходил на вечернюю прогулку, то брал с собой что-нибудь подходящее для этой цели: кусок веревки, шнур, полоску материи, хотя никогда не планировал специально убивать или преследовать девушек. Он просто заботился о себе, мало ли что случится, и если подвернется «его» женщина, то без своего орудия он с ума сойдет. Иногда он думал о том, что если его арестуют и обыщут, он не сможет объяснить назначение удавок. Разве смогут его понять законопослушные люди, которые не прочувствовали этого? Он и сам не так давно был законопослушным.

На этот раз он взял кусок электрического кабеля, – самое надежное орудие, – аккуратно сложил его и сунул в карман. Вымогатели просили положить деньги в пластиковую папку, которые так легки, удобны и дешевы. Их иногда выдают на конференциях вместе с брошюрами.

Джереми пришлось ее купить. Он работал не по найму и потому не посещал собраний и конференций. На этот раз он не снял в банке требуемые пять тысяч, а наполнил черно-зеленую папку с непонятной этикеткой газетами, нарезанными по размеру банкнот.

Он почти не думал о девушке, разве что спрашивал себя, во что она нарядится на этот раз. Единственное, чего он боялся, – присутствия ее сообщников. Но с другой стороны: почему они оба предыдущих раза позволяли ей одной забирать деньги? Если они знали, что он за человек, то почему отпускали ее одну, рисковали ею? Почему бы им не послать для этой цели мужчину? Он мог бы позвонить Джереми сам и назначить время и место. Она говорила о своем парне, но как-то чересчур истово, слишком старалась, чтобы Джереми поверил. И если он был рядом, почему бы ему не доказать свое присутствие? Так почему же она все делает сама?

Ответ один: потому что она это делает не в первый раз. И если он ее задушит там же, в парке у Марилебон, то полиция просто увидит в ней очередную жертву Ротвейлера. Для этого он снимет с нее какую-нибудь мелкую побрякушку. Избавиться от тела легко, она ниже его ростом и довольно хрупкая. Да и опыта у него уже достаточно.


Место встречи назначили вблизи Стар-стрит. А время – самое позднее. В полночь будет очень темно, даже летом. Особенно если небо будет затянуто тучами. Он вышел без десяти двенадцать, не желая больше ждать на месте, как в прошлый раз. Бродли-стрит показалась ему зловещей.

Днем, возможно, здесь не так мрачно, но ночью пусто и одиноко, особенно в узких переулках, с этими муниципальными домишками и одним-двумя высокими викторианскими зданиями. В некоторых окнах горел свет, но на улицах никого не было, кроме кучки подростков, которые вынырнули из темноты Пенфолд-стрит. Они дразнили друг друга, дико повизгивали и пинали пустую пивную банку. Они пробежали впереди Джереми, прямо через дорогу, не глядя по сторонам, потом выскочили на тротуар с другой стороны Лиссон-гроув. Мимо промчалась машина с открытым верхом, из которой раздавалась грохочущая музыка. Потом снова сгустилась тишина, еще более глубокая, чем до этого.

Он посмотрел на часы, когда переходил дорогу. Две минуты первого, но девушка еще не появилась. Только сумасшедшая пришла бы в этот тихий сад в такое время. И тут он увидел, как она идет от Эшмилл-стрит, даже не идет, а плывет, как это делают скромные азиатские женщины, – медленно, так, словно у нее уйма времени. Голова гордо поднята, лицо и тело скрыты под балахоном.

Луны и звезд видно не было, парк освещали несколько фонарей, но Джереми понял, что балахон темно-серый, а платок, которым она обмотала лицо до самых глаз, – черный. Она не подала вида, что заметила его, стоящего в нескольких ярдах от дерева, под которым он должен был оставить деньги. Но Джереми не подошел к дереву, а остался на месте, рассматривая ее и стараясь встретиться с ней взглядом, но не мог различить глаз. Он принюхался, зная, что почувствует самый тонкий аромат на расстоянии, но ничего не почувствовал. Пахло только травой и табаком и, как ни странно, кокосом.

Он сунул руку в карман, нащупал кабель и сжал его. Держа папку в другой руке, он очень медленно подошел к дереву, надеясь, что не спугнет ее. Она наверняка наблюдала за ним. Джереми положил папку на траву и, повернувшись, встал так, чтобы разглядеть ее. Он подумал, что было бы легче, если бы она занервничала или хоть как-то отреагировала, вместо того, чтобы стоять столбом. Его охватило отвращение, неизвестное ему ранее. Прежде, как только он понимал, что девушка обречена, его кровь закипала, все тело пульсировало и дрожало, а руки как будто заряжались электричеством. Сейчас же всего этого не было.

Он понял и содрогнулся. Ему не хватало запаха, этого безымянного запаха, вместо которого он чувствовал только слабый кокосовый аромат. Ему нужен был стимул. Тем не менее, он должен совершить задуманное, в полном сознании, и без стимуляторов. Она двинулась к дереву все той же плавной походкой. Так и не сумев ничего разглядеть в слабом свете единственного фонаря, освещающего тропинку в траве, Джереми набросился на нее. Она издала глубокий рычащий звук, согнулась и пнула его. Он удержался на ногах и затянул кабель, надеясь, что тот достает до ее горла, плотно перевязанного черной тряпкой. Ему пришлось на секунду ослабить хватку, чтобы стащить с нее черный платок. Он сделал это и тут же с криком отстранился, нащупав твердый бугор на ее горле. Адамово яблоко. Мужчина! Это оказался молодой мужчина с гладкой кожей оливкового цвета, довольно длинным орлиным носом и глазами, которые сначала показались ему пустыми, а теперь горели яростью и злорадством. Его верхняя губа дрогнула, и парень зарычал. Он принялся брыкаться, царапаться слишком длинными для мужчины ногтями, но Джереми был крупнее и сумел вцепиться ему в горло руками. Он сдавил его, нажимая на большие пальцы. Но задыхающийся парень оказался на удивление сильным и умудрился ударить Джереми коленом в пах. Боль была нестерпима. Джереми не упал, но зашатался, не в силах сдержать стон, и пока старался удержать равновесие, парень схватил сумку и побежал. Он был молод и даже в балахоне бежал быстрее сорокавосьмилетнего мужчины. Преследуя его с большим отставанием, Джереми увидел, как парень на ходу снял балахон и швырнул на тротуар. Платок он сразу оставил на траве, но за сумку держался крепко.

Джереми сдался. Он проиграл. Но он все еще видел бегущего впереди парня, который должен был быть девушкой. Он помчался к Пенфолд-стрит, а Джереми сначала прихрамывал за ним, а потом остановился. Парень достиг более безопасной Марилебон-роуд, но и там все еще бежал изо всех сил, по направлению к станции метро на Бейкер-стрит.

Мошонка Джереми перестала гореть, но пульсирующая боль все равно была невыносимой. Ему пришлось сесть на деревянную скамейку. Когда боль немного утихла, Джереми снова обрел способность мыслить логически. Все это время он ни о чем не думал, просто действовал и страдал от чужих действий. Поднимаясь, чтобы уйти, он вдруг понял, что натворил. След от удавки наверняка остался у парня на шее и причинял ему сильную боль. Помучившись, он захочет мстить. Он и его девчонка. Пойдет ли он в полицию? Теперь, вероятно, даже серьги не понадобятся. Достаточно одного только синяка и описания внешности маньяка, чтобы они быстро сообразили, что мужчина, которого он описывает, живет как раз на Стар-стрит.

Дома, медленно поднимаясь по лестнице, он услышал за дверью Уилла Коббетта рыдания, отчетливые в полной тишине дома. Джереми вошел в свою квартиру и рухнул в кресло, не включая свет. Сон казался ему теперь недостижимым блаженством. Он закрыл глаза и стал думать, что делать дальше. Оставаться здесь и ждать, когда за ним придут?

Этого ему не хотелось. К собственному стыду и удивлению, он понял, что хочет побежать к матери. Но это невозможно. Вряд ли он вообще когда-нибудь увидит ее снова, разве что на суде или в тюрьме. Не думай так, приказал он себе. Он открыл ящик комода, вынул оттуда поддельные серьги, зажигалку, кольцо для ключей и положил их в карман. Что еще подозрительного может находиться в его доме? Ничего не пришло в голову. Он вышел из квартиры и снова спустился по лестнице. Рыдания за дверью Коббетта не прекращались. Джереми вышел на улицу.

Там ничего не изменилось, кругом стояли плотно припаркованные машины, у одной, новенького «пежо», разбито окно. Кому-то понадобился радиоприемник или мобильный. Джереми вспомнил, что, когда входил в дом, окно было целым. У фонаря на углу стояла урна, но она была пуста. Люди, живущие здесь, уже вынули пакет с мусором, завязали и выставили на тротуар, чтобы завтра его увезли мусорщики. Джереми развязал узел и отступил, поморщившись. Для его тонкого обоняния этот запах был мучением. Он сунул серьги, зажигалку и кольцо в пакет и завязал его.

Поднимаясь к себе наверх, он остановился у двери Коббетта. Свет там погасили, и плач стих. А какая ему разница? Плевать на Коббетта или кто там мог быть – ребенок или женщина…

Ему даже показалось, что это его оплакивают, его жизнь, которой скоро придет конец.

Он вошел в квартиру, разделся и лег в кровать, не надеясь уснуть.


Бекки убеждала себя, что ее организму давно пора бы привыкнуть к таким порциям алкоголя, какие она принимала каждый день, и похмелье должно пройти. Но она оказалась исключением из правил. Бекки снова подумала, как думала каждое утро, что должна резко бросить пить, должна остановиться наконец. Иначе она забросит работу, испортит себе внешность и печень, рано постареет.

Она встала, шатаясь и пытаясь контролировать движения, не упасть в обморок. Головная боль не проходила и становилась невыносимой. Бекки почистила зубы, прополоскала рот, долго, но безрезультатно брызгала холодной водой в лицо, приняла две таблетки аспирина, которые не подействовали, и ей стало интересно, почему. Почему она так много пьет, будучи свободным человеком, с хорошей работой и зарплатой? Она пила без причины.

Шум в голове усилился, превратился в регулярный звон в самом центре черепа, отдающийся в глазах. Она зажмурилась, облокотилась на кухонный стол и вскоре поняла, что звенит не у нее в голове. Кто-то звонил в дверь.

– Кто это?

– Это Уилл. Открой мне, Бекки, пожалуйста. Я замерз.

Она нажала на кнопку домофона, открыла дверь и упала в ближайшее к ней кресло. Уилл выглядел заплаканным, лицо красное, глаза опухли. Он держал чемодан, на вид тяжелый, который с грохотом поставил на пол. Бекки заметила, что это был самый огромный из трех имеющихся в его квартире чемоданов. Уилл молчал. Неужели он снова потерял дар речи? Нет, не потерял.

– Можно мне выпить молока?

– Да, пожалуйста.

Пока Уилл наливал молоко, она сделала себе крепкий джин с тоником. Только это может помочь сейчас, пусть даже ей не стоило бы пить.

– Что случилось, Уилл?

Он ответил не сразу.

– Я останусь здесь, Бекки. Я не хотел возвращаться в субботу, я хотел остаться. Я всегда буду хотеть, потому что здесь так хорошо.

– А у Инес плохо?

– Нет, но не так хорошо, как здесь.

– А что в чемодане?

– Вещи, которые мне нужны.

Он открыл чемодан. Одежда, наверное, лежала где-то на дне, потому что сверху были игрушки, – неужели он в них играет? – комиксы, журнал «Радио-Таймс», пульт управления для видео, видимо, на случай, если ее пульт не станет работать, коробка мятных леденцов, красная бейсболка, видеокассета с фильмом.

– Я сам смогу сделать себе комнату. Я сделаю, как ты в прошлый раз. Перетащу все стулья, кроме одного, и уберу оттуда компьютер. Разложу диван в кровать и постелю белье.

– А как насчет работы, Уилл?

– Ты можешь позвонить Кейту и сказать, что я плохо себя чувствую, – Бекки подумала, что это для него что-то вроде записки в школу. – Ты скажешь, что мне завтра станет лучше, и пускай он заедет за мной сюда.

Он застегнул чемодан и потащил его в ее кабинет. Головная боль прошла, но Бекки все еще чувствовала сильную слабость. Она услышала, как он двигает мебель и напевает песенку гномов из «Белоснежки». Она знала, что пел он только в тех случаях, когда был очень счастлив.

Что оставалось делать? Если он пойдет завтра на работу, то и она тоже. Ему придется оставаться одному часа на два каждый день, но это не так страшно. Она ведь уже рассталась с любовником, а других она не заведет. Телевизор будет работать по утрам и вечерам, постоянно. Но чувство вины исчезнет навсегда. На смену ему придет немного мертвящий и безжизненный покой. Ею теперь станет руководить этот мягкий, странный ребенок. Покой будет с ней постоянно, во сне и при пробуждении, в ее походах на работу и возвращениях с работы. А что, если вместе с чувством вины ее оставит и желание выпивать? Может быть. Однажды.

Его приход был неизбежен. Возможно, где-то в глубине души она всегда знала, что это случится. Она просто старалась отодвинуть этот роковой день. Но ведь я люблю его, думала Бекки, и эти слова казались ей пустыми. На самом ли деле она его любила? Она вообще любила кого-нибудь?

Бекки поставила локти на стол, обхватила голову руками и заплакала. Она плакала из-за автокатастрофы, этой неправильной хромосомы Уилла, из-за жестокого мира, и просто жалея себя.

Из кабинета доносилась песня Уилла: «Хей-хо, хей-хо, за работу примемся…»


– Тебе надо было сразу известить нас, еще прошлой ночью, – сказал инспектор Криппен. – В день, когда это случилось. Не ждать.

– Я думал, вы будете рады получить от меня такое описание Ротвейлера, о котором можно только мечтать, – Анвар не сильно расстроился.

Ему было плевать. Если полицейские ничего не предпримут, он обратится к журналистам, а потом посмотрим, как этим дуракам влетит за невыполнение служебных обязанностей. Тем более при попытке задушить человека.

– Давай посмотрим на твою шею.

Анвар надел свитер с высоким воротником, но он не стыдился своей раны, а просто хотел произвести на них впечатление, когда откроет горло и все увидят побагровевшую, опухшую полосу.

Оба полицейских, Криппен и Зулуета, отреагировали именно так, как он предполагал.

– Какой ужас! – отшатнулся Криппен. – Боюсь, останется шрам.

– Тебе не мешало бы побывать у доктора, – сказал Зулуета. – Это нужно осмотреть.

Криппен не переставая тряс головой, видимо, задумавшись о бесчеловечных нравах западного Лондона.

– Расскажи-ка подробнее, что случилось.

– Я шел домой от станции метро Марилебон. Я был в гостях у тетушки, – на самом деле Анвар ходил к ней с родителями в прошлую пятницу, но тетушка Сима все равно не вспомнит, когда это было, она давно уже впала в маразм. – Около двенадцати я вышел на Эшмилл-стрит с Лиссон-гроув. – Им это не покажется странным, так как это кратчайший путь.

– Но ты не похож на девушку, – вставил Зулуета, – да и на женщину тоже.

Он внимательно оглядел Анвара, его худобу, впалую грудь и тонкие ноги, еле пробивающуюся щетину и крупный нос.

– Может, он и не разглядел меня, – продолжал Анвар. – Было очень темно, а он стоял под деревом. Я решил срезать дорогу через сад. Маньяк набросился на меня с куском электрического кабеля, я и пикнуть не успел, как он затянул кабель вокруг моей шеи.

– Что ты сделал?

– Я же не девушка, так? Я стал бороться, конечно.

– И, говоришь, узнал его?

– Конечно, я его узнал, – раздраженно сказал Анвар. – Имени его я не знаю, но он живет этажом выше, над квартирой моего друга Фредерика Перфекта.


Выиграв в лотерею сто фунтов, Фредди пребывал в прекрасном расположении духа. Он радостно помахал Джереми из-за витрины магазина, но тот не ответил, хотя точно заметил его и даже встретился с ним взглядом.

– Вряд ли он пошел на работу в этот час, – заметил Фредди. – И выглядит больным. Надеюсь, он не заразный. Да еще не прихватил с собой ни плащ, ни зонт. Только хуже будет. Польет ведь, как из ведра. Интересно, куда он направился? Может, к доктору? Пускай идет.

Ни одна из его реплик не требовала ответа. Инес улыбнулась, поглядев на Фредди. Сегодня он пришел на работу поздно, как Зейнаб, но Инес была этому даже рада. Стоило ей вынести на улицу стенд с книгами, появился тот самый покупатель китайских часов. Он принялся разглядывать вещи, но как-то невнимательно. Потом вдруг подошел к ней и пригласил вместе поужинать. Она тут же согласилась, удивляясь себе, но когда он ушел, то поняла, что очень хочет поужинать с ним.


Он шел, конечно, не к врачу. Джереми собирался купить пистолет. Он не умел с ним обращаться и потому решил купить копию или даже игрушечный, лишь бы выглядел как настоящий.

Он провел жуткую ночь, заснул только в семь утра. Обычно, если спрашивали, он говорил, что не видит снов или сразу же забывает их. И это правда отчасти. Сны его были скорее странными мелькающими видениями или фантазиями, которые вспоминались и повторялись даже после пробуждения, роились перед глазами и дразнили его своей бессмысленностью. Когда-то он то и дело видел профиль первой убитой девушки. Она то опускала глаза, то поднимала их, то смеялась, то плакала. Потом следовала череда разнообразных удавок: веревка, шнур, кабель, струна, лента, цепь и шпагат. Они плясали перед глазами и зависали в воздухе. Прошлой ночью, видимо, в связи с его неудачей и переживаниями, он видел флакончики, бутылочки и другие ничем не пахнущие склянки с духами. Были и мелкие, и огромные, прозрачные, золотистые, розовые, зеленые, голубые, черные, они летали и падали сверху. Он пробовал избавиться от видений, закрывал глаза, потом заставлял себя открыть их, встать, включить свет. Но как только он снова ложился, видения падали на него сверху.

Сейчас они исчезли, но осталось воспоминание и желание, которое они в нем разбудили. Он подумал о роковом аромате и о том, как узнать его название. Но прежде всего нужно купить пистолет. На Нью-Оксфорд-стрит был магазинчик, где можно купить «пугач». Он сел в автобус, идущий на восток и после изнурительной поездки по переполненной машинами улице вышел на Нью-Оксфорд-стрит.

Магазинчик должен был располагаться рядом с магазином тростей и зонтов, но его там не оказалось. Придется купить игрушку.

Джереми сел в такси и вернулся туда, откуда приехал. Он вышел напротив «Селфриджес». Преодолевая соблазн, он в первую очередь зашел не в парфюмерный отдел, а в мужской. Среди игрушек на первом этаже он нашел подходящий пистолет и купил его. Пистолет был черный с серебром, из пластмассы, которую легко спутать с железом. Итак, придется брать заложника или нет? Он бы не сомневался, если бы у Инес все еще работала эта азиатка. Но в любом случае придется кого-то взять, чтобы осуществить план самоубийства. Нет, не самоубийства, в этом случае он смог бы и выброситься из окна. Он не этого хотел, он хотел погибнуть от чужих рук.

Теперь он вошел в парфюмерный отдел. Ему нужно было узнать название, не потратив на это много времени. Скорее всего, полицейские уже ждут его, если только пострадавший парень действительно решил мстить. Возможно, они сначала позвонят, и если никто не поднимет трубку… Они придут, и будут ждать его, это точно. Руки у него вспотели, а ноздри беспокойно втягивали множество ароматов: сладких, горьковатых, фруктовых, мускусных. Все они казались ему безобидными.

Он искал девушку, которая в прошлый раз дала ему понюхать роковой запах.

Она была красивой, темноволосой, черноглазой, с примесью восточной крови, ближневосточной, у нее не было складочек над верхними веками. А флакон черно-золотой.

Самое главное – не позволить ей снова распылить на него этот запах, которого он боялся больше смерти.

Загрузка...