Розы на снегу

Архив войсковой части 61379 свидетельствует:

ВСТРЕЧА В ПУТИ

Поезд, как на зло, тянулся медленно. На станции Заборье и вовсе остановился. В вагон вошел военный с тремя кубиками в петлицах и сказал:

— Граждане, дальше состав не пойдет. Впереди линия фронта.

Лидия Еремкина возвращалась в Волхов из командировки. Попытки устроиться на машины, идущие к Волхову в обход Тихвина, не увенчались успехом. Лида решила добраться до родного города пешком.

Дорога круто поворачивает в лес. Лида прибавляет шагу. Идет час, другой, третий… Когда стало совсем темно, впереди мелькнул огонек. Показались строения, Еремкина робко постучала в дверь крайней избы. Дверь открыла пожилая женщина и недовольно пробурчала:

— Видно, конца не будет посетителям. Ни днем ни ночью не дают покоя!

Лида поняла, что она не первый поздний гость в этом доме.

Лидия Еремкина.

— Ну что ж, — тихо проговорила она, — если нельзя, то я тогда пойду. Извините, пожалуйста.

— «Пойду-у», — уже добродушно протянула хозяйка. — Куда пойдешь-то? Аль не видишь, что на дворе делается? Еле на ногах стоит, а тоже мне, хорохорится. Проходи, раздевайся да садись к печке…

Ночью разыгралась вьюга. А утром, чуть свет, Еремкина снова отправилась в путь. Хозяйка рассказала, что вблизи от деревушки проходит дорога, по которой идут машины из Подборовья к Ладожскому озеру.

Дорога действительно оказалась недалеко. Но устроиться на попутную машину было не так-то просто. Надрывно ревя моторами, доверху загруженные грузами, они проходили мимо. Вот и еще одна, буксуя колесами, поравнялась с Лидой. Но вдруг сидевший в кузове человек забарабанил по крыше кабины. Прокатившись пару метров юзом, машина остановилась. Человек в кузове, махнув девушке рукой, наклонился к шоферу и стал что-то говорить, а затем подал ему пачку махорки. Еремкина быстро взобралась на ящики. Машина тронулась.

— И куда тебя несет нелегкая в такую погоду? — заговорил случайный попутчик, присматриваясь к девушке. — И кто только послал тебя, будь он неладен?

— А меня никто не посылал, — пряча голову в воротник пальто, проговорила Лида, — мои подруги небось уже на фронте, а я в тылу околачиваюсь. Вот и тороплюсь в Волхов. Попрошу райком задание боевое дать или в партизаны послать.

Они познакомились. Он назвал себя Николаем. Рассказал, что был на фронте. Там его ранили. Потом лежал в госпитале. Сейчас получил небольшой отпуск на поправку здоровья. А ехать некуда. Родные места на Псковщине захвачены фашистами. Вот и надумал вернуться в часть.

Лиде понравилась откровенность Николая, а когда тот, сняв с себя полушубок, набросил его ей на плечи, она не без удовольствия отметила внимательность своего нового знакомого.

Не доезжая станции Колчаново, машина остановилась. Шофер сказал, что девушке пора сходить — будет проверка документов. Лида не стала возражать — от Колчанова до Волхова рукой подать. Николай помог ей спуститься на землю. Они попрощались.

Довольная поездкой, Еремкина бодро зашагала к станции.

В это же примерно время Николай осмотрелся по сторонам и, убедившись, что ни впереди, ни сзади нет ни машин, ни прохожих, незаметно для шофера выпрыгнул из кузова. Выждав, пока машина скрылась вдали, он направился в лес. Спустя минут десять на дороге раздался взрыв. Машина, доставившая Лиду к станции, взлетела вместе с грузом и водителем в воздух.

«СВОЕГО ДОБЬЕМСЯ!»

В Колчанове Еремкина неожиданно встретила Тоню Свинкину, подругу школьных лет. Тоня рассказала: из Волхова эвакуировано почти все население, бои идут на подступах к городу, кое-кто из общих знакомых ушел в партизанский отряд.

— Вот бы и нам с тобой туда, — живо откликнулась Лида.

— Но прямого пути отсюда в Волхов сейчас нет, — сказала Тоня.

На другой день девушки добрались до станции Паша. Здесь пришлось подзадержаться. Вместе с беженцами их сразу же отправили на расчистку станционных путей от снега. Продолжалось это не один день. Они вытаскивали из вагонов какие-то ящики, грузили их в машины. Когда на станцию прибыл санитарный поезд, несколько девушек, в том числе Лида и Тоня, помогали доставлять раненых со станции в госпиталь. А там оказалось столько работы, что подруги не заметили, как наступила ночь.

Уставшие девушки добрались до коек и повалились спать. Но сон не шел.

Первой заговорила Лида:

— Ты спишь, Тоня?

— Нет, — тихо ответила та. — Все думаю о том, что видела в госпитале.

— И у меня сердце разрывается, как вспомню крик лейтенанта, которому гимнастерку разрезала, чтобы снять ее. У него руки нет и живот разорван… Ужас! А он еще совсем мальчишка.

— А я слышала, как врач сказал: «Ну, браток, если кричишь, значит, жить будешь».

Девушки минуту лежали молча. Глубоко вздохнув, Тоня тихо сказала:

— Нет. Нельзя нам больше задерживаться. И чтобы там ни было, но мы…

— Своего добьемся, — закончила мысль подруги Лида.

Слова «Своего добьемся!» они как клятву наутро повторяли у военного коменданта капитана Подоплекина, прося содействия в переброске их в Волхов. И на станции Волховстрой, у Павла Ивановича Запатрина — старшего группы, оставленного со спецзаданием в городе на случай его оккупации.

— Конечно, добьетесь, — улыбаясь, согласился Запатрин. — Раз добрались к нам, то чего-нибудь придумаем.

Бои шли вблизи Волхова. Каждый день от станции Жихарево и Войбокало в необорудованных вагонах прибывали раненые. Чтобы отправлять их дальше, требовались санитарные «летучки», которых было крайне недостаточно. Приходилось готовить вагоны на станции Волховстрой. Вооружившись метелками, ведрами, тряпками, Лида и Тоня вместе со всеми очищали вагоны от мусора, мыли, таскали на себе доски, укладывали нары, устанавливали печи-времянки. Потом пилили и кололи дрова, растапливали в вагонах печи, после чего начинали переносить туда тяжелораненых. Поздно вечером девушки возвращались в отведенную комнатку. Выглядели они измученными, продрогшими за день на двадцатипятиградусном морозе, но в те дни в Волхове и под Волховом, наверное, не было ни одного человека, который выглядел бы по-другому. Наскоро перекусив, подруги вместе с мужчинами принимались за изучение ручного пулемета, винтовки и лишь далеко за полночь, не раздеваясь, укладывались спать.

В один из морозных вечеров Лида и Тоня вместо занятий прибежали к Запатрину. Отдышавшись немного, Лида выпалила:

— Павел Иванович, горком комсомола направляет нас с заданием во вражеский тыл… — Лида с минуту помолчала, стараясь как следует отдышаться, потом, заправив выбившиеся из-под платка косички, продолжила: — А вы, Павел Иванович, должны дать нам липовые справки, потому как мы пойдем туда под чужими фамилиями.

— Да, да, Павел Иванович, вы не удивляйтесь, — вступила в разговор Тоня, — это точно. Вы только дайте, пожалуйста, нам эти справки.

А Павел Иванович и не удивлялся, потому что всего два дня назад у него был на эту тему разговор с секретарем горкома комсомола.

ПЕРВАЯ РАЗВЕДКА

На следующий день девушек пригласили в горком комсомола. Когда они вошли к Дураничеву, у него сидел человек в военной форме. Стройный, подтянутый. Темные волосы аккуратно причесаны. На чисто выбритом лице приветливая улыбка. Секретарь горкома поздоровался с девушками, сказал, что представитель армейской разведки майор Левухин хочет поговорить с ними, а сам вышел из кабинета.

— Прежде всего должен вас предупредить, — начал майор, — разговор наш очень серьезный и при любых обстоятельствах должен остаться только между нами. — Девушки понимающе кивнули головами. — Мы хотим дать вам важное задание в ближайшем тылу гитлеровцев…

Беседа продолжалась более часа. В конце ее Левухин спросил:

— Ну как, согласны? — И добавил: — Насильно вас никто не пошлет, и за отказ никто не осудит.

— Вы так говорите, — обиженно ответила Лида, — будто уговариваете нас отказаться. Может быть, мы не годимся для такого дела, так вы прямо и скажите.

— Тогда хорошо. С этого часа вы поступаете в распоряжение воинской части. Сейчас идите домой, возьмите с собой самое необходимое. К вечеру я за вами заеду.

Несколько дней ушло на подготовку. Девушки научились отличать орудия по калибру, читать карту, ориентироваться на местности, познакомились с оружием… Через неделю майор Левухин вызвал Лиду к себе в землянку.

— Вот, смотрите, — показал он на карту, испещренную разноцветными карандашами, — линия фронта проходит здесь. В этом месте сегодня ночью мы вас переправим в расположение врага. Пойдете одна, подруге вашей будет другое задание. Ваша же задача — постараться узнать, какие оборонительные сооружения фашисты возводят у шоссе, понаблюдать, сколько и какой техники они перебрасывают за сутки к железной дороге…

В полночь Еремкину и Свинкину разбудили. Около землянки стояла машина. Когда все уселись, она рванулась с места, и крохотный поселок Сопели через минуту растаял в морозной мгле. Миновав деревню Боргино, передвигались настолько тихо, что слышно было похрустывание снега под колесами. Наконец последняя остановка.

— Подождите меня здесь, — обращаясь к шоферу, сказал майор Левухин и кивнул Лиде, молча приглашая ее за собой.

Попрощавшись с подругой, Лида вышла вслед за ним. Пройдя немного вперед, они свернули в сторону. Лида почувствовала терпкий запах гари. Глубокий снег повсюду был разворочен гусеницами танков. Местами приходилось пробираться, увязая чуть ли не по пояс. Шли минут десять, потом остановились. Майор некоторое время прислушивался, затем тихо три раза просвистел. В ответ послышались такие же посвистывания. И почти сразу откуда-то из-под снега раздался негромкий голос:

— Стой! Пароль?

— Новгород, — ответил майор.

— Нева.

Обменявшись рукопожатиями с подошедшим и поговорив о чем-то, майор обратился к девушке:

— Ну, Лида, сейчас мы с вами расстанемся. Товарищ проводит вас до места. Как говорится, ни пуха ни пера.

Лида и человек в белом пошли дальше, а майор, постояв немного, направился обратно к машине. Ему нужно было проводить в такой же путь вторую разведчицу — Тоню Свинкину. Из разведки Свинкина не вернулась.

«Оккупированная территория», «вражеский тыл»… Эти понятия никак не укладывались в голове Лиды. Ведь деревня Морозово, откуда начинался ее маршрут разведчицы, небось такая же волховская деревушка, как и ее родная Любынь. Стараясь отогнать от себя страшные мысли, Лида повторяла про себя задание: «Значит, прежде всего шоссе… Затем…»

Над зарослями, по которым напрямик шла разведчица, уже занимался рассвет. Вскоре с той стороны, где должна быть деревня, послышался сильный шум. Лида определила — танки. До Морозова осталось недалеко. Чтобы не вызвать подозрений, Еремкина вышла на шоссе, отряхнув с одежды прилипшие кое-где сосновые иголки.

Гул моторов нарастал с каждой минутой, и вскоре из кустарника показались тяжелые танки с высокими башнями. Буксуя в глубоком снегу, с трудом проталкивались вперед грузовики, тягачи тащили пушки и минометы. Позади нестройными группами шли солдаты в серо-зеленых шинелях. Шли пританцовывая, — мороз стоял отменный.

По «легенде» Еремкина разыскивала мать, работавшую на расчистке шоссе. Но на Лиду, свернувшую с дороги к избе, никто не обратил внимания — пересказывать «легенду» не пришлось. А тут, к счастью, из сарая вышла пожилая женщина с мальчиком лет шести.

— Удирают, что ли? — спросила она Лиду, показывая на колонну машин и танков. — Скорее бы унесло окаянных…

Еремкина не ответила. Женщина посмотрела на нее и предложила:

— Пойдем в хату. Замерзла небось. Вижу — не здешняя. На чердаке посидишь, пока войска чертовы не пройдут.

На чердаке — об этом Лида и мечтать не смела. Быстро поднялась наверх. С чердака как на ладони была видна вся вражеская махина, перемещавшаяся, очевидно, на другой участок фронта. Девушка считала танки, машины. Черные коробки ползли и ползли, оставляя за собой пышные шлейфы снега, земли и гари…

Во второй половине дня Еремкина была уже в районе станции Теребочево. Опускались сумерки. Влево от железной дороги Лида заприметила несколько полуразрушенных построек. Из одной наиболее сохранившейся избы доносился детский крик. Лида решила зайти туда и попроситься на ночлег.

— Кто пришел? — еле слышно раздался детский голос.

— Не бойтесь, я своя, — сказала Еремкина и направилась в угол, где громко плакал ребенок.

На шестке вспыхнули небольшие язычки пламени, и Лида успела разглядеть хлопотавшего у печки мальчика лет девяти. Он проворно подкладывал в огонь мелкие лучинки, которые, разгораясь, рассеивали по всей избе тусклый мигающий свет. Мальчик поднес горящую лучинку к фитильку стоявшей на полке коптилки. И сразу же во всех углах и даже под столом зашевелились дети.

— Чего вы попрятались? Вылезайте! — баюкая малыша, распорядилась Лида.

К столу стали подходить мальчики и девочки. Их набралось не меньше десятка. Из их скупых рассказов разведчица поняла, что в избе собраны дети из пострадавших семей: у одних дом сгорел, у других разрушен, у третьих вообще не осталось ни мамы, ни старших братьев или сестер. А у тех, у которых родные были живы, фашисты всех угнали на расчистку дорог от снега.

— Давайте-ка ужинать, — весело блеснула глазами Лида, — а то я так есть хочу, того и гляди кого-нибудь из вас съем.

Ребята заулыбались, а те, которые поменьше, смотрели на веселую тетю с удивлением. Лида достала из сумки буханку хлеба, большую банку мясных консервов. Когда в избу вошли две женщины — мамы одного мальчика и двух девочек, «пир» был в полном разгаре.

— Хлеба настоящего мы давно не ели, — сказала одна из пришедших, подсаживаясь к дымящемуся котелку с картошкой.

— А разве немцы не выдают в пайке хлеба? Ведь вы работаете, — будто к слову спросила Еремкина.

— Попробуй не работай. У них кара одна: за отказ от работы — расстрел. За опоздание — плети.

— Видимо, у вас работа такая важная и такая срочная, — как бы между прочим заметила Лида, — что ни опоздать, ни уйти пораньше нельзя.

— А у них все важное и все срочное. То рвы копали, а теперь вот площадку расчищаем, аэродром строим.

— Перестань, Аннушка, — предупредила ее подруга. — Не дай бог, узнают про твои слова — несдобровать нам с тобой.

— Это точно. Мастер грозился, — обращаясь к Лиде, продолжала Аннушка. — За разглашение места работы — расстрел. — Помолчав с минуту, добавила: — Так что если доложишь им про нас, — она кивнула в сторону ребят, — знай — вон какую ораву беспризорными оставишь.

Лида не могла проглотить положенную в рот картошку. Горькая спазма сдавила горло, и вместе с тем от радости защемило сердце. Не выдержав, взволнованно заговорила:

— Дорогие вы мои! Я обязательно скажу про вас, но только не гитлеровцам. А нашим воинам, — тут Еремкина осеклась и смущенно закончила: — Когда они прогонят отсюда оккупантов…

От натопленной печки в избе было тепло. Спали прямо на полу, подложив под себя что только было возможно. Проснулась Еремкина от стука чугунами. Одна из женщин возилась около горящей печки, а вторая раскладывала по сумкам вареную картошку.

— Нам-то уже пора идти, — заговорила Аннушка, — а ты можешь еще подождать немного. Когда пойдешь, лопату возьми с собой. В случае чего скажешь: ночь работала, идешь отдыхать — подозрений меньше будет.

Потом переглянулись между собой, и Лида поняла, что они приняли какое-то решение.

— Вот что, — обращаясь к разведчице, сказала Аннушка. — Мы не знаем ни имени твоего, ни фамилии. Нам, может быть, и не нужно знать этого. Возьми вот это… — Она достала из-за пазухи и передала Лиде аккуратно свернутый лист бумаги. — Тут карта с надписями на немецком языке. Передал нам ее один человек вроде тебя и просил как можно быстрей переправить нашим. Сам не мог, — ранили его смертельно. Спрячь только получше.

— Не беспокойтесь, — горячо заверила Лида, — завтра утром все это будет там, где нужно.

Женщины ушли. Быстро собралась и Лида. С лопатой и сумкой за плечами она вышла на улицу. Без особых приключений добралась до станции Гостинополье. Правда, по дороге Лиду задержал патруль, но выручили «легенда» и милая улыбка в адрес офицера, к которому солдаты привели девушку.

На станции Лида решила зайти в будку стрелочника. Дежурившая там женщина средних лет с удивлением, но беззлобно сказала:

— Сюда же нельзя.

— Я ненадолго, — проговорила Лида. — Обогреюсь немного и уйду.

— Ладно уж, пришла — так грейся. Солдаты заявятся к ночи. По ночам немцы сами дежурят, — объяснила стрелочница, — русским не доверяют.

Слово за слово, завязался разговор. Дежурная оказалась не только разговорчивой, но и очень осведомленной. От нее Лида узнала, что полные поезда не прибывают в Гостинополье, а подаются только отдельные вагоны. Грузы выгружают сразу в машины и отвозят на склад, который находится за километр южнее станции. Много груза переправляют за Волхов.

За окном стало сереть. Еремкина заторопилась к «больной матери» в Морозово. Всю ночь не шла — бежала. Когда услышала знакомое «Стой!», обессиленная, опустилась на снег. К ней подошел человек в белом маскхалате, помог подняться.

В восемь часов утра Еремкина была уже в землянке и докладывала майору Левухину о выполнении задания. Рассказывала торопливо, сбивчиво, возбужденно, отчего бледность щек сменялась ярким румянцем. Потом они оба склонились над картой.

— Молодец! — сказал майор, отпуская Лиду отдыхать. — Считай — первое задание выполнила отлично.

ЧЕРНОЕ ДЕЛО

Через неделю Еремкина вторично побывала в местах, где проводила первую в своей жизни разведку. С радостью узнала она о том, что на месте оборудованного нового аэродрома валяются остовы сгоревших бензозаправщиков и не успевших взлететь самолетов, а на станциях Глажево и Теребочево станционные пути почти полностью разрушены, завалены изуродованными вагонами.

За второй разведкой последовала третья, четвертая. Однажды во время очередного отдыха Лида решила сходить в Волхов в надежде увидеть там кого-нибудь из знакомых. В городе было все так же безлюдно, хмуро, напряженно. Кроме военных, почти никого не видно. И вдруг она услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Оглянулась — дорожный попутчик Николай.

В эту встречу он был совсем другой — какой-то суетливый, настороженный. О себе старался не говорить, а больше выспрашивал Лиду о ее делах, успехах на партизанском поприще.

— Да я еще ничего особенного не сделала, — отвечала девушка.

— Зачем такая скромность? — не отставал Николай. — Я-то уж представляю ваши походы: глухая морозная ночь, кругом лес, настораживает каждый шорох куста. Кругом чужие люди, а вы идете, смотрите…

— А почему чужие? — перебила Лида. — Там много и своих людей. Да и не следует об этом говорить.

— Хорошо. Не надо, значит, больше не буду, — согласился Николай. — Хотелось бы мне встречаться с вами почаще.

— Это не так просто, — вздохнула Лида.

— Ну давайте встретимся завтра или послезавтра.

— Нет, это невозможно.

— Значит, уходите?

— Не спрашивайте.

— Еще один вопрос: когда вернетесь обратно?

— Не знаю.

— Через неделю встретимся, хотя бы опять здесь?

— Может быть.

— Я буду ждать…

На четвертый день после этой встречи в районе Гостинополья Еремкина была арестована агентами фашистской армейской разведки во время бомбежки переправы через Волхов. В здании Островско-Веденского монастыря ее допрашивал офицер абвера в чипе майора. Лида назвала вымышленную фамилию и сказала, что шла в село Прусынская Горка.

Переводчик перевел ее слова и, выслушав офицера, задал Лиде два вопроса:

— Где находилась во время налета русских самолетов?

— Там, где проходила колонна грузовиков по льду.

— Чем изволила заниматься?

— Испугалась я, господин офицер, — Лида выдавила улыбку, — так страшно было, что не помню, как на лед вбежала.

Гитлеровец встал из-за стола, приблизился к Лиде и, ударив девушку кулаком в живот, крикнул отчетливо по-русски:

— Врешь, стерва!

Когда Еремкина пришла в себя, в комнату кто-то вошел. Майор через переводчика обратился к нему:

— Посмотрите на эту девушку — не встречалась ли она вам где-нибудь?

Вошедший подошел к лежавшей на полу Лиде. Взгляды их встретились. Лида вздрогнула: рядом стоял Николай. Блудливо улыбаясь, он сказал:

— Это, господин майор, Еремкина, разведчица…

— Гадина. Какая гадина, — прошептала, содрогаясь, Лида.

…Четыре часа ночи. Истерзанную Еремкину вывели на улицу. Холодный ветер вырывался из закоулков разрушенных домов. Издали доносились артиллерийские залпы. Гитлеровцы подвели Лиду к реке, к месту, где днем была погребена колонна немецких машин. Мороз еще не успел затянуть льдом огромные полыньи…

Раздалась короткая автоматная очередь…

Если вам придется побывать в Любыне, зайдите в крайний дом, что слева, если идти от железной дороги. Вас приветливо встретят хозяева — Иван Васильевич и Анастасия Ивановна Еремкины. Они предложат вам попить чайку. В горнице вы увидите два портрета. На одном из них сын Еремкиных Виктор, погибший на фронте, на втором дочь Лида, погибшая в тылу врага.

Могила Виктора в районе города Суоярви. У Лиды