— Тетя Оля, вам письмо из Запорожья.
Девушка-почтальон с улыбкой протянула Коваленковой конверт.
— Из Запорожья? — удивленно переспросила Ольга Михайловна и вскрыла письмо.
Твердый мужской почерк. Нет! Незнакомый. Но кто же мог написать:
«Дорогая Ольга Михайловна!»
Глаза впились в строчки:
«Никогда я не забуду Вас, Ольга Михайловна, а также Полину Семеновну Коваленкову, Александру Филатовну Поднебесную, Филата Андреевича Ларионова. Хорошо помню, как вы лечили меня, раненого, беспомощного, грудным молоком, как делились последним куском хлеба, как прятали в лесу от карателей-фашистов…»
Так вот оно что… Из какого страшного далека весть! Коваленкова хотела вздохнуть, но горло сдавила спазма. По лицу побежали слезы, мешая прочесть последние строчки:
«Всегда буду в долгу перед Вами за спасенную мне жизнь».
Девушка-почтальон стояла, присмирев, боясь оторвать хозяйку дома от сокровенных мыслей. Наконец не выдержала — спросила:
— Тетя Оля, а кто этот человек, что прислал вам письмо?
Коваленкова вздрогнула, тыльной стороной ладони провела по лбу, будто отгоняя нахлынувшие воспоминания, тихо ответила:
— Летчика мы тут в войну одного спасли. Ой, как трудно и страшно, дочка, было! Вот и разыскал нас сокол ясный…
Конец сентября 1943 года выдался на северо-западе дождливым, ненастным. Советские войска стояли на юге Псковщины, готовясь к штурму фашистских укреплений в районе города Невеля. Личный состав 373-го полка ночных бомбардировщиков рвался в бой, но уже несколько дней подряд над аэродромом плыли низкие свинцовые тучи и в штабе слышалось одно и то же: «Погода нелетная».
В первых числах октября в расположение полка прибыло четверо штатских: две девушки, парень лет двадцати и пожилой мужчина — представитель областного партизанского штаба. Их необходимо было переправить за линию фронта.
С утра 6 октября погода стала улучшаться, а к концу дня и совсем прояснило. Командир полка приказал выстроить личный состав.
— Товарищи! — обратился он к авиаторам. — Вот и дождались летной погоды. Завтра с утра — в бой. А сегодня нужно полететь одному. Необходимо перебросить во вражеский тыл четырех человек, а оттуда захватить Василия Ямщикова. Жив наш боевой товарищ. Кто желает полететь, шаг вперед!
Из строя не вышел — вылетел невысокого роста, сероглазый, русоволосый лейтенант с орденом Красного Знамени на груди. Не сказал — выпалил:
— Разрешите мне!
— Хорошо, — согласился командир. — Подробно о задании расскажет начальник штаба.
Алексей Тарасов радовался скорой встрече со своим лучшим другом Васей Ямщиковым. С ним они летали в одном звене. Летали слаженно, дрались с врагом отважно, выполнили десятки ответственных заданий. Однажды, в конце августа, Ямщиков улетел в тыл врага с грузом боеприпасов и медикаментов для калининских партизан. Долетел благополучно, приземлился на партизанском аэродроме, сдал груз. А вот на обратном пути его самолет был сбит. Пилот удачно приземлился и добрался до партизан.
…От деревни, где размещался личный состав полка, до стоянок самолетов было чуть побольше километра. Шли пешком вшестером: штурман Петренко, четыре пассажира и летчик. По дороге перебрасывались шутливыми замечаниями, смеялись, будто шли на прогулку.
«Р-5» стоял замаскированный в сосновом лесу. Самолет был старого образца, но Тарасов привык к нему и не терпел критических замечаний в его адрес. Под крылья машины были приделаны люльки, в которых свободно вмещалось по два человека.
— Ну вот, всем по купе, — пошутил Тарасов. — Справа — для мужчин, слева — для женщин.
— Алексей, у меня к вам просьба, — обратилась к Тарасову москвичка Вера Иванова. — Всякое может случиться. Если что, передайте это моим. Адрес на конверте.
Тарасов положил письмо разведчицы в планшет и, сразу посерьезнев, скомандовал:
— По местам!
До линии фронта было минут пятьдесят летного времени. При подходе к Невелю стали видны всполохи орудийных выстрелов, огонь пожаров. Сверху казалось: вытянувшись в изломанную линию, горит земля.
Передний край миновали благополучно, но сразу же «Р-5» был атакован двумя «мессершмиттами». Тарасов бросал самолет то влево, то вправо, уклоняясь от ударов, но одна из пулеметных очередей пробила бензобак. Горючее хлынуло на Алексея, обливая комбинезон, попало в глаза. Летчик решил резко снизиться и на бреющем полете уйти от преследования. Но в этот момент новая меткая очередь фашиста разрубила самолет пополам. Задняя часть фюзеляжа с хвостовым оперением и находящимся там Петренко, гонимая струей воздуха, полетела за линию фронта, к своим. Как стало потом известно, Петренко благополучно приземлился с парашютом в расположении одной из наших частей.
Передняя же часть самолета камнем падала вниз. Алексей вылетел из кабины и инстинктивно рванул кольцо парашюта. Пассажиры же в люльках не имели парашютов, да и выброситься оттуда в считанные секунды практически было невозможно…
Летчик Алексей Тарасов (слева) с друзьями.
Глухой удар о землю. Сильная боль в левой ноге. На какой-то момент Тарасов потерял сознание. Придя в себя, Алексей снял защитные очки, огляделся. Он лежал на маленькой поляне. Кругом высились могучие деревья. Казалось, что они макушками упираются в небо.
«Ну вот и выполнил задание, товарищ лейтенант», — с горечью подумал Алексей.
Нужно было что-то предпринять. И первое — укрыться. Превозмогая боль в ноге, Алексей пополз под шатер большой мохнатой ели. Достав из кобуры наган, он погладил его рукой и засунул за пояс. Решил: «Так будет удобнее. Если фашисты обнаружат — не промахнусь. А последний патрон — для себя».
Медленно тянулись ночные часы. И впервые за все время, проведенное на фронте, Тарасова захлестнул поток воспоминаний. Перед мысленным взором встала родная Гремячка, курская деревушка, где прошло босоногое детство и первые годы юности, где живет отец. Потом перед глазами поплыли огненные струи электросварки, лица товарищей довоенных лет, с которыми он, молодой электросварщик, трудился на далеком Урале. От этих воспоминаний стало теплее на душе.
Вспомнился и тот вечер, когда в общежитие пришел стройный, подтянутый мужчина, инструктор аэроклуба, и задал всем неожиданный вопрос: «А кто из вас хочет летать?» Легко сказать, кто хочет летать, когда самолета многие, в том числе и Алексей, близко и в глаза не видели.
В числе других записался в аэроклуб и Тарасов. Без отрыва от производства в 1938 году успешно закончил его. Затем Пермская летная школа, а по окончании ее работа инструктором в Челябинском авиационном училище. С конца 1942 года — фронт…
Потихоньку начало светать. А вскоре верхушки деревьев озарились первыми лучами восходящего солнца. Стало еще прохладнее. «Поесть бы чего-нибудь, потеплее бы стало», — подумал Алексей.
Боль в ноге хотя и несколько успокоилась, но давала о себе знать. «Надо искать еду», — решил Тарасов и с трудом добрался до болотца. На его бугорках бусинками рдела клюква. Алексей стал быстро собирать ягоды, забрасывая их горсточками в рот, чтобы скорее утолить голод. Подкрепившись, пополз в лес, решив двигаться на юго-восток. Полз, пока не выбился из сил.
Следующую ночь тоже провел под елью. И утром тоже клюква. И снова упорно полз в одном направлении…
9 октября рано утром Ольга Михайловна Коваленкова пошла к колодцу набирать воду. Вдруг слышит из кустов голос:
— Тетенька, у вас в деревне есть фашисты?
Оглянувшись, Коваленкова увидела человека в советской форме, лежавшего на земле.
— Нет супостатов проклятых. Наша деревня маленькая, да и стоит у самого леса, так они боятся у нас задерживаться. Приезжают иногда кур да поросят ловить.
Подойдя к обессилевшему человеку, Ольга Михайловна помогла ему подняться и незаметно, огородами, дотащила до дома. И только тут спросила:
— Звать-то тебя как и кто ты такой?
— Зовут меня Алексеем, летчик я, — ответил незнакомец, трясясь от холода.
— Ну не горюй, Леша, — ободрила летчика хозяйка дома. — Полезай-ка на печку. А я схожу лекарств тебе достану. Не горюй, поможем, — еще раз повторила Коваленкова и вышла из дома.
Но не только за лекарствами побежала Ольга Михайловна. Надо было с кем-то посоветоваться, как прятать спасшегося советского летчика. Направилась к Ларионову.
В дни оккупации Филат Андреевич Ларионов был добрым советчиком для своих односельчан. Знал он толк в военном деле («Воевал германца еще в четырнадцатом году», — говорили о нем соседи), одним из первых вступил в колхоз и работал в нем рьяно. Не склонился и перед врагом лютым — помогал партизанам, вел невидимую, опасную борьбу с оккупантами.
Филат Андреевич набирал в поленнице дрова. Увидев во дворе соседку, сразу понял: что-то случилось.
— Что, Ольга, так раненько?
— Да вот, дядя Филат, у колодца раненого я нашла. Кажись, наш летчик. И все же проверить не мешало бы. Пойдем ко мне, поговори с ним. Совет дай, как укрыть, коль наш, — попросила Коваленкова.
— Пошли.
Обстоятельно побеседовал с Тарасовым деревенский старожил, документы посмотрел, успокоил летчика:
— Раз наш сокол, то летать будешь. Троих «докторов» к тебе прикрепим. Одного ты знаешь — хозяйка твоя. Вторым будет Полина Коваленкова, а третьим — Александра Поднебесная, дочка моя. Вылечат…
Говоря так, Ларионов имел в виду, что в доме дочери длительное время размещался партизанский госпиталь, в котором почти постоянно находилось на излечении больше десятка человек. Вместе с фельдшером Варей Воронковой трое названных женщин ухаживали за ранеными. А когда Воронкова уходила с отрядом на боевое задание, Поднебесная оставалась за нее.
Лежал Тарасов в доме Ольги Михайловны. Дежурили около него попеременно. У Александры Филатовны был грудной ребенок. Вот и решили «доктора» промывать глаза своего подопечного, воспалившиеся от попавшего в них бензина, грудным молоком. Помогло.
Шли дни. И нога стала поправляться. Алексей уже мог слегка ступать на нее. И тут было чуть беда не случилась. В деревню неожиданно нагрянули фашистские фуражиры. Выручили вездесущие мальчишки. Предупредили Ольгу Михайловну:
— Тетя Оля, фашисты едут!
— Скорее, Леша, под пол, — не растерялась Коваленкова.
Алексей быстро надел на себя поданное хозяйкой пальто и осторожно спустился в люк. На полу стоял мешок с картошкой. Ольга Михайловна высыпала его поверх люка. Еле успела она это сделать, как в дом вошли два гитлеровца.
— О-о, матка, картошка. Гут, гут, тавай картошка.
Ольга Михайловна набрала ведро и высыпала солдатам в мешок.
Гитлеровец показал еще один палец. Коваленкова набрала еще и еще.
Под полом Алексей лежал до вечера.
Прошло около двух недель. Летчик поправлялся, быстро набирался сил. Как-то вечером зашел Филат Андреевич. Принес с собою пару советских листовок и газету, которые получил от партизан. Расспросив про здоровье, сказал:
— Ну вот что, Лексей, придется тебе менять место жительства. По имеющимся сведениям, фашисты начинают большую карательную экспедицию против партизан. В Замошенье тоже пожалуют. Соорудил я тебе убежище, что сам черт не найдет, а не то что каратели. Уходить надо немедля.
— Спасибо, Филат Андреевич, — только и сказал Тарасов, крепко пожав руку Ларионову.
Женщины собрали в узелок продукты, налили флягу ключевой воды. И мужчины вышли из дома. Прислушались. Стояла мертвая тишина. Не спеша зашагали к лесу.
Филат Андреевич хорошо знал окрест любую лесную тропинку. Сначала шли по сухому перелеску, потом преодолели топучее болотце и оказались на небольшом островке.
— Ну вот и прибыли, — сказал проводник.
Алексей огляделся. Нигде никакого сооружения.
— Ищи свое убежище, — пошутил Ларионов, затем взялся двумя руками за стоявший рядом небольшой куст ольхи и поднял его. Под ним зияла небольшая черная дыра.
— Вот тут и будешь пока жить, как крот. Влезай, не бойся. Я там и нары-постель тебе соорудил.
Две недели прожил Алексей Тарасов в холодном подземном укрытии. Почти каждый вечер приходил к нему Филат Андреевич, рассказывал новости. Тем для разговора было много: об успехах партизан, громивших фашистские гарнизоны в Железницах, Новохованске и других местах, о зверствах карателей, о том, что слышно о фронте. Алексей рассказывал о работе на Урале, о боевых действиях родного полка. Узнал он многое и о своих спасительницах.
Ольга Михайловна и Полина Семеновна родились и выросли в этих местах. Работали рядовыми колхозницами. Каждая имела по трое малолетних детей. Мужья их — родные братья Тихон и Павел Коваленковы — с оружием в руках защищали Родину. А Александра Филатовна Поднебесная до войны жила в Ленинграде, работала в одном из институтов. В начале июня 1941 года получила отпуск и вместе с двумя маленькими ребятишками приехала в Замошенье к родным на отдых. Здесь ее и застала война.
Слушая эти рассказы, Алексей припомнил некрасовские строчки, знакомые со школьной скамьи:
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
красивою силой в движеньях,
походкой, со взглядом цариц, —
. . . . . . . . . . . . . . . . .
В игре ее конный не словит,
В беде — не сробеет, — спасет:
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет!
И хотелось Алексею как можно скорее войти в строй, подняться в небо и беспощадно бить ненавистного врага, приблизить час освобождения родных мест Филата Андреевича, своих спасительниц. Но как это сделать? Где и как перейти линию фронта?
— Ничего, что-либо придумаем, — успокаивал Ларионов. — Вот встретимся с партизанскими разведчиками, они ребята боевые, помогут.
Но все сложилось по-другому. Чтобы перерезать железную и шоссейную дороги, идущие от Полоцка к Невелю, в район деревни Замошенье была направлена рота советских воинов. Она успешно миновала ночью передовую и прибыла в заданный район. Здесь с помощью Филата Андреевича Тарасов и встретился с нашими бойцами. Радиосвязи рота не имела. Доложить о выполнении задания за линию фронта уходили двое связных. Сними покинул Замошенье и летчик Тарасов.
Вечером 3 ноября в колхозном сарае, приспособленном под клуб, летчики смотрели кинофильм. Где-то на середине картины открылась дверь и вошел бородатый мужчина. Киномеханик узнал Тарасова и крикнул:
— Ребята, Лешка!
Могучее «ура!» потрясло стены.
— Кончай кино! — крикнул Женя Маслов и заключил своего друга в медвежьи объятия.
Кто-то крикнул:
— Айда в столовую, неси у кого что есть для встречи.
Радостям и расспросам не было конца.
— Вот твоя кожанка, брал на память, — принес командир звена.
— А вот твоя бритва.
— А вот гитара. Не надеялись мы больше услышать твоих песен под нее. Теперь споем…
Полк понес осенью большие потери в технике. В строю осталось лишь несколько машин. Личному составу предстояло вылететь в тыл за получением новых самолетов. А на аэродром уже прибыла другая часть — самолеты-истребители.
Зайдя к хозяйке дома, у которой он квартировал до своего последнего полета, Тарасов встретил там летчиков из новой части. Его внимание привлек невысокого роста, плотно сложенный, круглолицый, с черными волосами молодой человек. Он лежал на полатях и читал газету. А наутро встал раньше всех и вышел на улицу. У Тарасова вызывала интерес походка этого летчика. Поздним вечером удивлению Алексея не было конца: привлекший его внимание товарищ, сидя все на тех же полатях, снимал поочередно протезы с обеих ног.
Так в ноябре 1943 года лейтенант Тарасов встретился с героем книги «Повесть о настоящем человеке» Героем Советского Союза Алексеем Маресьевым.
После трехмесячной переподготовки полк Тарасова участвовал в освобождении Советской Прибалтики, а в начале 1945 года — в налетах на западную часть Берлина, за что ему было присвоено наименование «373-й Берлинский бомбардировочный авиационный полк РГК».
12 мая 1945 года Алексей Тарасов вместе с большой группой боевых товарищей сфотографировался у фашистского рейхстага.