Розы на снегу

Елена Колоярова ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО

Буквы норовят соскользнуть с отведенных им линеек и никак не хотят выстроиться в правильный ряд.

это строки из сочинения «Моя мама», написанного Леночкой Сиваевской.

Действительно, мать Леночки была партизанкой. Дочери про юность свою, опаленную огнем войны, рассказывала редко, хотя память о тех трудных днях и тревожных ночах, проведенных в дозорах и засадах, не давала порой заснуть. И тогда подолгу лежала Ангелина Ивановна с открытыми глазами. И вспоминала…

До войны она жила и училась в городе Порхове. Сверстники любили Лину Строеву за живой, веселый характер. К труду привыкла и работы по хозяйству не боялась. Если и сокрушалась, то, пожалуй, лишь перед зеркалом — по поводу малого роста.

Неожиданно пришло лихое горе — оккупация… Рокот фашистских танков. Чужие, лающие голоса. В дом как хозяева вошли гитлеровцы. Молодежи было приказало собраться в указанном месте. Лина не хотела идти. Мать плакала, уговаривала: иди, куда приказали, будь потише.

Пошла. На месте скоро к группе девушек подошел пузатый пожилой гитлеровец. Грязной рукой ткнул в грудь одной, второй… Лину послали в военный городок, приказали убирать офицерские комнаты.

Потянулись дни темные, как ночи. Противная работа. Злые окрики. Грубые намеки солдатни. «Так не может продолжаться… Что-то надо делать», — все чаще и чаща думала Лила.

Работала вместе с нею в городке Женя Петрова, Лина не раз замечала на себе ее внимательный взгляд. И вот однажды Женя подошла и спросила:

— Хочешь помочь нашим?

Быстро, боясь, что ослышалась, Лина ответила:

— Очень хочу!

— Надо достать одежду для бежавшего из плена красноармейца.

Ангелина Строева (Сиваевская).

Лина достала. Через несколько дней в дом к Строевым пришел парень. Переоделся, поел, поблагодарил и ушел. Звали его Борис. Чуть не следом за ним появились фашисты. Все перевернули вверх дном. Искали и в саду: все сено в сарае штыками истыкали. Ушли ни с чем, но из военного городка Строеву после этого прогнали.

Вместе с Женей Петровой Лина устроилась работать на железную дорогу. И продолжала помогать тем, кто начал активную борьбу с оккупантами. Девушки считали вагоны с военным грузом, собирали сведения о маршрутах эшелонов. Часто Лина по поручению Жени бегала по различным адресам — передавала чистые бланки немецких документов, записки с собранной разведывательной информацией. Казалось ей тогда — ничего не страшно.

Случай научил: одной смелости мало. Нужна еще и осторожность. Шли как-то Лина и Женя вдоль эшелонов. Шли вроде без дела подружки, напевали что-то, болтали без толку. У одного из вагонов увидела Лина русского парня. Стоит, ухмыляется. Ну и не сдержалась — крикнула:

— А ты что тут выслуживаешься, шкура продажная?

В ответ ни слова. Казалось бы, и истории всей конец. Поезд ушел. А вечером девушек вызвали в контору. По пять плетей получили Женя и Лина «за грубость». Подруги во время наказания не вскрикнули, не плакали, только губы закусили до крови.

Спустя месяц девушка, работавшая переводчицей, передала: Петрову и Строеву на днях арестуют. Лина оделась как на праздник и сказала матери:

— Пойду в Ясно, на гулянку.

И вот Лина в отряде. Теперь ее путь — партизанские тропы.

Боевое крещение принимала на железной дороге Порхов — Дно. Надо было подорвать эшелон. Взрыв удался. Но группу выследили. У опушки леса окружили.

Саша Дубровин оттолкнул Лину назад. Она осталась стоять за спинами друзей, почти не видимая из-за кустов.

Дальше все произошло с мгновенной быстротой — несколько метких Сашиных выстрелов в упор и затем бросок в лес. Спаслись все.

Если бы сказали Лине до войны, что будет она одна-одинешенька проходить по лесу ночью десятки километров, наверное, только рассмеялась бы весело, не поверила. Бывало, раньше, когда шептались девчонки, пересказывая страшные истории о покойниках, — дрожала от страха. А теперь и расстрелянных видела, и повешенных, и на поле убитых. И ничего — шла дальше. Туда, где ждали ее, куда посылала военная нужда.

Настоящую цену людям узнала. Сколько их, неизвестных по имени, не встреченных потом никогда, выручали ее, спасали, сами рискуя жизнью.

Был и такой случай. Уходила уже Лина из деревни. Только последние избы миновала, вдруг видит — фашисты идут. А за пазухой у нее документы, которые к ним никак попасть не должны. Оглянулась, заметила: у последнего дома старик с топором что-то по хозяйству хлопочет. Бросилась к нему:

— Дяденька, спрячь!

— А ну давай быстро в подпол лезь.

Только хозяин на крышку стол придвинул, вошли гитлеровцы. Спросили, нет ли посторонних. Под кровать заглянули. Обругали старика и ушли, как говорится, не солоно хлебавши. И не знала Лина, как отблагодарить доброго человека.

Старик же только и сказал:

— Все мы тут свои. В другой раз осторожней будь, дочка.

Замечательное это слово — «свои». Прятали ее в церкви, прятали в сене, под одеждой на жаркой печи. К матери в Порхове незнакомые люди заходили, говорили: «Видели дочку твою. Жива».

В дни, когда каратели на Порховщине свирепствовали, получила Строева задание от самого командира партизанского полка. Нужно было обойти как можно больше хуторов, разыскать красноармейцев, бежавших из плена, и привести их к партизанам. Собрала около сорока человек. Радовалась девушка — справилась с ответственным делом. Вон какую армию ведет. Взрослые люди, в боях бывшие, идут за ней, слушаются.

Но радоваться было рано. За поворотом дороги поджидала вражеская засада. Лина, однако, вовремя обнаружила опасность. Скомандовала доверившимся ей людям:

— Быстро в лес!

Успели убежать. Но теперь пробираться нужно по лесному бездорожью. Лина решила: лучше болотом. Ох как обманчива его зеленая бархатистость. То и дело проваливаются ноги в холодную затягивающую трясину. Но страху поддаваться нельзя: и людям не поможешь, и сама растеряешься. Лина Строева нашла в себе силы и про боль в ногах забыть, и других подбодрить.

Тот путь не измерить километрами. Он отсчитан шагами водой по пояс, болью в каждом суставе… Зато сколько радости было, когда добрались до деревни, где был штаб. Вошла в избу и услышала, как кто-то крикнул:

— Лина вернулась!

И — все. Словно провалилась куда-то.

Очнулась от боли, — с распухших, стертых в кровь ног товарищи пытались снять сапоги. Какая-то нелепая мысль промелькнула: «Жаль сапог». Сапогам-то и правда пришел конец, — чтобы снять их, пришлось разрезать голенища…

Однажды Лина отправилась в разведку вместе с Аней Козьяковой. Та шла на задание впервые. Было это в феврале сорок третьего года в Славковском районе.

По сведениям, полученным раньше, в деревне, к которой скоро должны были подойти девушки, фашистов не было. Шли спокойно. За пазухой газеты, сводки. Думали, отогреются сейчас, отдохнут. Да вышло иначе.

Поздно заметила Лина неладное. На снегу лошадь убитая и человек. Аж похолодело все внутри: имени того парня не помнит, а в лицо узнала: свой, партизан. Огляделась, а там еще трупы в снегу, и гитлеровцы что-то кричат, к девушкам бегут. Поворачивать поздно, — заметили. Однако связки с документами Лина сумела выбросить незаметно в канаву. Успела и Ане шепнуть:

— Запомни — за картошкой идем.

Сомнения в виновности задержанных у фашистов оставались недолго. При обыске у Лины нашли письмо, хотя и сугубо личное, однако упоминание о партизанах там было. Допрашивали мало, больше били. И фашист-офицер, и переводчик из полицаев. Измученных Лину и Аню втолкнули в сарай. Офицер крикнул вдогонку:

— Закачаетесь на березах завтра, красные стервы.

Хорошо было только одно — их заперли вместе. Лина убеждала Аню:

— Если поймут, что мы от партизан, все равно расстреляют или повесят. Так что во всех случаях молчи, не проговорись. Умрем честно и других не подведем.

Темно. Душно. Боль туманит мозг. Да эти еще монотонные шаги часового. Туда-сюда, туда-сюда шагает страж. Отмеряет роковые минуты, может быть последние перед казнью.

О смерти Лина старалась не думать. Понимала — нужно взять себя в руки и искать выход из положения. Осмотрелась. Облазила все помещение. И о радость! Под самой крышей обнаружила заваленное сеном оконце. Отверстие небольшое. Сама-то Лина пролезет, а вот Аня…

План складывался такой: отгрести от оконца сено, вылезти, а там уж ползком по снегу до леса. Ни о морозе (девушки остались в платьях, пальто у них отобрали), ни о том, что их могут сразу заметить на белой равнине, Лина не забывала. Но выход был один.

Аня плакала от жуткой боли, протискиваясь в узкое отверстие. Плакала беззвучно, отчаянно… Выбрались. Холодный снег жег нестерпимо колени и локти. В окровавленные лохмотья превратились чулки. Но надо было ползти, не останавливаясь.

И они ползли. От домов по полю, где один хозяин — февральский безжалостный ветер. Но вот зачернела впереди изба. Думали разведчицы, что смогут отдохнуть, обогреться немножко. Да готовила им судьба нерадостный сюрприз. Не в другую деревню попали они, а сделали полукруг по полю и вернулись в ту же самую, откуда бежали.

И снова надо идти. Уже почти замерзших, валившихся с ног от усталости и голода подобрали Лину и Аню крестьяне, ехавшие за сеном. На телегах под теплым пахучим и колким покровом они переправили разведчиц в дом, где хозяева были связаны с партизанами. Оттуда какой-то мальчонка повел их дальше.

После товарищи рассказывали Лине, что идти они уже не могли. Пригнали для них телегу с партизанской лошадью Розкой в упряжке. Сама Лина помнить этого не могла — лежала без памяти. Очнулась в избе от пронзительного крика:

— Умерла!

Это кричала Аня, решившая, что уже не поднимется ее подруга. Но Лина выжила. Хотели отправить ее в тыл на самолете — отказалась.

Выздоравливала быстро: молодость брала свое. Собирались у постели товарищи. Шутили.

— Подожди, — говорили Сергей Загребин и Витя Канаев, — война кончится, мы заметку напишем: «Задание не выполнила».

Задание… Сколько их было — маленьких и больших!

В архиве Института истории партии Ленинградского обкома КПСС хранится донесение, в котором говорится о том, что разведчице Ангелине Строевой поручено собирать сведения о расположении вражеских войск. И рядом два слова:

Бои, походы. Вместе с несколькими другими разведчиками выводила Строева легендарную бригаду Германа в Карамышевский район.

Были и потери, о которых и сейчас вспоминать тяжело. Погибла в гестаповском застенке отважная Женя Петрова. Та, что привела Лину на дорогу борьбы.

Сейчас Ангелина Ивановна Сиваевская живет в Ленинграде. Долгие годы она работала в банке. К ней часто по пенсионным делам обращались ветераны войны. Обращались и не знали, что милая, приветливая женщина — сама участница боев за Ленинград.