Розы на снегу

В Брюсселе проходил международный конгресс. На одном из заседаний председатель — немецкий ученый Дитцель — объявил:

— Доктор Калинина. Институт химии силикатов. Академия наук СССР.

На кафедру поднялась невысокая женщина. Она поправила темную прядь густых волос и заговорила спокойно, уверенно. У нее был ровный, приятный голос. «Доктор», а точнее — кандидат технических наук Аргента Матвеевна Калинина сделала на английском языке сообщение «Об особенностях механизма кристаллизации при нагревании некоторых стекол».

Когда Аргента Матвеевна возвращалась на свое место в зал, ее провожали долгими аплодисментами. Кто-то вполголоса по-немецки сказал:

— Такая молодая, кажется просто девочкой, и уже кандидат наук. Видимо, сразу после школы поступила в университет, получила диплом — и в аспирантуру.

Как удивились бы сидящие в зале, если бы знали, что сразу после школы ей пришлось с оружием в руках сражаться с фашистскими захватчиками, защищать свободу и независимость своей Родины…

СИГНАЛ ТРЕВОГИ

Поскрипывает снег под окованными полозьями саней. Аргента видит узкую, худущую спину мальчишки-возницы. А справа и слева от саней идут солдаты в шинелях ядовито-зеленого цвета.

Гитлеровцы о чем-то негромко переговариваются. Потом по их приказанию один из полицаев подсаживается в сани. Аргента вздрагивает, — сейчас ее опять будут допрашивать и бить.

— Фамилия? Имя?

— Лена Павлова.

— Врешь! Ты радистка Аргента Хемеляйнен.

Полицай резко поднес к ее лицу руку. На ладони лежал крохотный конденсатор.

Аргента вспомнила: запасные детали для рации она положила в карман гимнастерки перед посадкой в самолет. Значит, гитлеровцы нашли их во время обыска.

Аргента отрицательно покачала головой:

— Я не радистка.

Первый удар пришелся по лицу. Девушка стиснула зубы и уставилась глазами в небо, забитое серыми тучами…

Аргента не сомневалась, что теперь все кончено и этот день — 15 марта 1943 года — последний в ее жизни. И еще думала о том, что он с самого начала был неудачным.

Их группу в составе семи человек ночью выбросили с самолетов. Они приземлились недалеко от хутора Сопотно. Парашют Аргенты зацепился куполом за дерево, и она долго висела над землей, прежде чем освободилась от лямок. Потом вместе с товарищами всю ночь разыскивала грузы, выброшенные для них и партизанской бригады.

Командир спецгруппы Михеев тревожился: что-то долго нет партизан. Откуда он мог знать о том, что накануне фашисты оттеснили их из этого района. А утром группу окружили каратели.

Бой был неожиданный и короткий. Погибли Драбкин и Редькин. Уйти удалось лишь Михееву, Ступакову и Мошкову. Аргента, как только заметила гитлеровцев, бросилась спасать рацию, но что-то сильно толкнуло ее в плечо. На какую-то секунду она увидела, как зашатались деревья, мелькнул кусочек сумрачного неба, затем черная поволока застлала ей глаза…

Сани остановились в заброшенном хуторе. Аргенту внесли в избу и бросили в угол на пол. Потом возле нее поставили радиостанцию. Вскоре в помещение вошел старший из карателей. Из разговора часовых радистка знала: фамилия его Гундлах. Чисто по-русски он сказал:

— Ты будешь работать на радиостанции. Если хочешь жить, передашь своим то, что прикажем, откажешься — тебя повесят. — Гундлах криво усмехнулся: — Вы, русские, очень любите березы. На одной из них тебя и вздернут. Думай десять минут.

И она думала. Нет. Не об угрозе фашиста, а о своем последнем разговоре с начальником отдела связи Ленинградского штаба партизанского движения Шатуновым. Он был против включения Хемеляйнен в группу. Советовал ей: «Оставайтесь при штабе. Здесь тоже работа важная и нужная. А там придется жить под открытым небом, по болотам ползать, смерть будет подкарауливать на каждому шагу. Все это не для семнадцатилетней девушки. Подумайте!»

Но она уже все обдумала давно. Поэтому решительно сказала: «Я полечу на задание. В штабе не хочу оставаться».

Больше Шатунов не отговаривал. Тогда же они условились, какой она должна передать по рации в штаб сигнал, если вдруг ее постигнет неудача. Шатунов предупредил: «Этот сигнал знаете вы, я и начальник штаба Никитин. Больше его никто не должен знать».

Из разговоров карателей между собой девушка поняла, что они захватили и шифры, значит, партизанам грозит большая опасность. Аргента невольно посмотрела на радиостанцию: «Предупредить бы Шатунова. Но как? Согласиться на предложение Гундлаха? Но это же предательство! Почему предательство? Передам то, что прикажут фашисты, и заодно условный сигнал. А если откажусь? Гитлеровцы сами свяжутся со штабом, и тогда…»

Аргента догадывалась, что враги давно бы приняли такое решение, однако остерегаются, как бы их не разоблачили по почерку, — в штабе партизанского движения радисты опытные. Но они могут и рискнуть. Повернувшись к Гундлаху, она сказала:

— Я согласна.

— Ты умная девчонка, — обрадовался тот.

В этот же день Аргента послала в эфир радиограмму. В ней говорилось, что Драбкин и Редькин убиты, где остальные — неизвестно. Просила сообщить координаты бригады. В тексте передала и условный сигнал тревоги.

Вскоре пришел ответ. От нее требовали сообщить подробности гибели товарищей и приказывали ждать партизан. Радиограмма привела Аргенту в смятение. Ей казалось, что в штабе ее не поняли и, очевидно, дополнительно сообщат координаты партизанской бригады. Выходит, каратели получат то, чего они добивались, заставив ее работать на рации.

Хемеляйнен предприняла отчаянный шаг. В новую радиограмму она дописала и зашифровала три слова:

Когда радиограмма была уже передана, гитлеровцы обнаружили вписанную в нее фразу. Разъяренный Гундлах кричал:

— Ты дура!… Идиотка!.. Завтра тебя повесят!

Били ее до тех пор, пока она не потеряла сознание…

ПОБЕГ

Стоял август. В имении, расположенном вблизи Струг Красных, спешно убирали хлеба. Десятки людей работали на полях. Среди них была и Аргента. Фашисты сохранили ей жизнь в надежде, что кто-либо из спецгруппы попытается установить с ней контакт.

Изредка в имение из поселка Ляды приезжал полицейский Калинин, атлетического сложения человек, с пышной рыжеватой шевелюрой. Охранники привыкли к тому, что он ходил по полю, о чем-то расспрашивал работающих людей, несколько раз грубо разговаривал с радисткой. Солдаты были уверены, что лядский полицай имеет какое-то задание от командования.

Последний раз Калинин появился в имении в середине августа.

— Ты действительно решила бежать? — тихо спросил он, отозвав Хемеляйнен в сторону.

— Пока работаем в поле, надо попытаться.

— Чем я могу помочь?

— Достань, Василий Васильевич, какое-либо оружие, — попросила Аргента.

— Хорошо. Попытаюсь, — пообещал Калинин. — Мне тоже надо уходить к партизанам. Кажется, фашисты начинают меня подозревать…

Он повернулся и пошел к дому управляющей имением Сорокиной. Аргента провожала его долгим, пристальным взглядом. От этого человека во многом сейчас зависела ее судьба.

Аргента ждала его несколько дней. Но Василий Васильевич не приходил. Радистка волновалась и невольно припоминала все, что знала о «грозном полицае». Впервые она увидела его, когда ее, раненную, повезли в Ляды. Он вошел в комнату, где Аргенту держали под стражей, и, плотно закрыв двери, сказал: «Если отсюда выберешься, иди в деревню Дряжна». Она с ненавистью посмотрела на него, но он, сделав вид, что не заметил ее взгляда, продолжал: «В Дряжне спросишь Василия Корнеевича Александрова. Поможет тебе».

Потом полицейский вновь пришел и, выбрав момент, когда в помещении никого не было, продолжил разговор: «Если в Дряжне ничего не выйдет, иди в Полицы. Деревни эти рядом. Спросишь Василия Калиновича Калинина. Это мой отец. Он переправит тебя к партизанам. Да поверь ты мне наконец. Я здесь по заданию…»

И она поверила.

Шли дни. Калинин не появлялся. Ждать было больше нельзя. 22 августа Аргента с группой женщин убирала в поле сено. Работали на большом участке. Кусты рядом. Охранников было немного. Вечерело. Лучшего момента для побега не выберешь. Незаметно для других Аргента юркнула в кусты. Несколько минут она просидела затаясь, прислушивалась. Вроде бы никто пока не заметил ее исчезновения.

Аргента шла всю ночь. На рассвете у окраины деревни Дряжны встретила девочку, спросила ее, не знает ли она дядю Васю Александрова.

Девочка насупилась и сказала:

— Его немцы арестовали…

Деревня Полицы была действительно рядом. На стук из избы Калининых вышел пожилой человек. Аргента сразу догадалась, что это отец Василия Васильевича: такой же рослый, светловолосый и лицом очень схож.

— Что тебе? — спросил Калинин.

— Ваш сын дал адрес, — проговорила Аргента.

Ночью тайком Калинин перевел Аргенту на хутор. Уходя, сказал:

— Пока тут сиди. Партизаны придут скоро. Извещу.

Но он не смог выполнить обещание. Гитлеровцы арестовали Василия Калиновича. Узнав, что Калинин — участник гражданской войны, двадцатипятитысячник, каратели отправили его в Псков. Там после допросов расстреляли.

На четвертый день после побега Аргенты из имения на хутор пришли партизаны во главе с Иваном Трофимовичем Трофимовым. Радистка ушла с ними.

Лагерь партизан находился в лесу. Место глухое, кругом болота. Командовал отрядом Тимофей Иванович Егоров — человек, у которого фашисты расстреляли всю родню. Командир встретил Аргенту приветливо, долго расспрашивал о порядках в имении. Потом распорядился:

— Отдыхай пока. Придет комиссар отряда Красотин, тогда и решим, куда тебя определить.

Наступили сумерки. Стало прохладно. Аргента грелась у костра, когда на базу вернулся Красотин.

— Какие новости, Василий Кузьмич? — услышала девушка голос Егорова.

— По деревням каратели шныряют. Какую-то парашютистку нашу ищут, — сказал Красотин. — Жаль, если к ним в лапы попадет.

Егоров засмеялся:

— Хочешь я тебе ее представлю? Посмотри.

Красотин обернулся. Перед ним стояла тоненькая, худенькая девушка, в ее карих глазах было что-то почти детское.

Красотин шагнул к Аргенте:

— Ну здравствуй! Вот ты какая, оказывается…

НОЧНОЙ ВЗРЫВ

В начале ноября заметно похолодало. Мороз подсушил землю. Потом выпал снег. Выпал и не растаял. Как-то утром в деревню Щербова Гора, где стоял четвертый отряд 6-й партизанской бригады, приехал начальник штаба бригады Борис Федорович Крицков. Он поздравил партизан с приближающейся двадцать шестой годовщиной Великого Октября и предложил провести диверсию на железной дороге. Услышав об этом, Аргента кинулась к разведчикам.

Вот уже несколько дней взводом разведки четвертого отряда командовал Василий Васильевич Калинин. А Аргента, или, как ее теперь звали партизаны, Лена, командовала в этом взводе отделением.

Она пришла во взвод и, едва переступив порог избы, объявила:

— Я хочу пойти на «железку». Кто со мной?

Желающих оказалось много. Аргента отобрала троих: Толю Смирнова, Григория Котолова, Илью Багаева. Из вещевого мешка достала капсюли-детонаторы. Ребятам сказала:

— Никуда не уходите. Я сейчас быстро к Крицкову…

Борис Федорович разговаривал с начальником штаба четвертого отряда Павлом Трофимовичем Евдокимовым. Оба очень удивились, когда увидели у Аргенты в руке детонаторы.

— Где вы их взяли? — спросил Крицков.

— Ходила на диверсию, — ответила девушка. — Эти остались.

Аргента говорила правду. Еще в октябре, когда она была в отряде Егорова — Красотина, вместе с группой подрывников выполняла боевое задание. Группу возглавлял Виктор Шелыгин. Подрывники недалеко от Струг Красных пустили под откос немецкий воинский эшелон. А в ночь на 2 октября 1943 года Аргента с товарищами взрывала железную дорогу на участке между Стругами Красными и Плюссой. После этой операции у нее осталось несколько капсюлей-детонаторов.

— Давайте передадим их тем, кто пойдет на задание, — предложил Крицков.

Аргента быстро спрятала детонаторы в карман стеганки, будто боялась, что их отберут.

— Сама хочу на диверсию пойти. И ребят уже подобрала.

Крицков переглянулся с Евдокимовым:

— Отпустим ее на «железку»?

Евдокимов улыбнулся:

— А почему бы и нет? Если Лена и помощников себе уже подобрала, назначим ее старшей группы.

Они вышли из Щербовой Горы, когда над землей легли сумерки. По пути к железной дороге завернули в небольшую деревушку и взяли с собой девушку, которая хорошо знала местность. У дороги фашисты построили много дзотов, нарыли окопов и расставили секреты. Девушка должна была провести партизан мимо них.

К полуночи благополучно вышли к дороге. И вдруг раздался грозный окрик:

— Хальт!

Трудно пришлось бы группе, но неожиданно из-за поворота вынырнул поезд. Состав оказался между дозором и партизанами…

— Нельзя возвращаться в отряд, не выполнив задание, — сказала Аргента. — Стыда не оберешься.

— Надо попробовать пройти к дороге в другом месте, — предложил Толя Смирнов.

Больше часа партизаны шли по лесу. Остановились у поля. Аргента решила, что здесь, на открытой местности, гитлеровцы меньше всего ожидают появления партизан.

— Толя, ты пойдешь со мной, — распорядилась Аргента. — Илья и Григорий останутся возле завала и будут нас прикрывать.

Аргента и Толя залегли в нескольких метрах от насыпи. Решили ставить мину, когда на линии появится поезд. Это было, конечно, рискованно, зато больше вероятности подорвать эшелон.

Ждали долго.

— Толя, ты замерз?

— Не-ет. А ты?

— Я тоже нет, — сказала Аргента, а у самой от холода немело все тело, сводило пальцы на руках и ногах.

Прошло еще несколько минут. Толя быстро повернулся к ней, шепнул:

— Поезд!

Аргента кивнула головой. Она услышала, как тихо позвякивают рельсы, точно где-то далеко отсюда по ним постучали молоточком. Поезд был еще далеко, но по тому, как вздрагивала промерзшая земля, Аргента определила, что движется тяжелый состав.

Они поднялись разом и мигом оказались на полотне дороги. Мину снаряжала Аргента. Толя прилаживал нажимную крышку. Установили мину быстро и кинулись прочь от насыпи. Успели уйти от дороги на несколько сот шагов, когда раздался оглушительный взрыв.

Эта диверсия на железной дороге не была последней, Аргента еще несколько раз ходила на «железку». В Ленинградском партийном архиве хранится отчет о деятельности 6-й партизанской бригады в годы Великой Отечественной войны. В этом отчете есть такие строки:

ПОЛИТРУК ЛЕНА

В январе сорок четвертого года 6-я бригада под командованием Объедкова начала бои с крупными гарнизонами оккупантов. В середине января второй и четвертый отряды участвовали в налете на станцию Мшинская. В этом бою погиб политрук второй роты четвертого отряда.

Когда отряд вернулся на базу, за Аргентой пришел посыльный и передал, что ее срочно вызывает начальник политотдела бригады Цветков.

Усталый, с темными кругами под глазами, — видно, измотался за эти напряженные дни не меньше других, — Цветков кивком головы показал Аргенте на табуретку, потом сказал:

— Мы тут посоветовались и решили назначить вас политруком второй роты. Что скажете?

Аргента была готова получить самое опасное задание, но то, что она услышала, ее озадачило.

— Мне восемнадцать лет.

— Молодость — не порок.

— Но я даже не в партии.

— Вы комсомолка.

— Но это сложно… быть политруком.

— Очень сложно. А что в нашей партизанской жизни легко?

Так Аргента стала политработником. Где-то в глубине души она гордилась тем, что ей, комсомолке, оказали такое большое доверие. В письме к матери, отправленном вскоре после беседы с Цветковым, она делилась своими чувствами и, точно давая клятву, писала:

Этой политграмоте учила Аргента бойцов. Она рассказывала им о Ленинграде, о ленинградцах, о их тяжкой доле и удивительном мужестве. Партизаны всегда слушали своего политрука внимательно и верили ей, потому что знали — их Лена больше года жила и работала в блокированном гитлеровцами городе и все, о чем говорила им, видела и пережила сама.

В бою политрук Лена находилась всегда в цепи своей роты. А бои шли ожесточенные, кровопролитные. Самый трудный бой был в феврале 1944 года в деревне Лышница. Деревню разделяла на две части река, скованная льдом. На одном берегу были эсэсовцы, на другом — партизаны. Несколько раз на участке второй роты гитлеровцы бросались в атаку, пытаясь выбить партизан из деревни. Фашисты имели численное преимущество, были лучше вооружены. С улюлюканьем, стреляя на ходу из автоматов, бросались они в атаку. Вторая рота отступила лишь тогда, когда кончились патроны и был получен приказ отходить.

7 февраля 6-я партизанская бригада в районе населенного пункта Волошово встретилась с наступающими частями 46-й стрелковой дивизии, вошла с нею в связь и начала бои, взаимодействуя с частями регулярной армии. В те дни партизаны вступали в бой, не отдохнув как следует от предыдущего. Аргента и сейчас помнит, как она ползала от окопа к окопу и тормошила за плечи то одного, то другого партизана:

— А ну не спи… Не спи, говорю…

8 критическую минуту боя Аргента сама ложилась за пулемет. Именно об этих днях в отчете о деятельности 6-й партизанской бригады есть и такие строки об Аргенте Хемеляйнен:

Аргента прислушалась. Нет, не слышно гула самолета. Она вздохнула и, поправив автомат, вновь склонилась над письмом. Карандаш торопливо побежал по бумаге:

Аргента сложила листок треугольничком и направилась в штаб. Она торопилась: хотелось успеть отправить письмо с самолетом, который вот-вот должен был прилететь с Большой земли.

На улице стояла тишина. Сыроватый мартовский ветер нес откуда-то с запада запах гари.

«Хутора, наверное, жгут фашисты», — подумала Аргента.

Вот уже больше недели она находилась опять в тылу врага. Два дня дали партизанам на отдых после того, как они вместе с частями Красной Армии освободили от оккупантов Плюсский район. Два дня партизаны стояли в Рубцовщине. Здесь шло формирование 1-й эстонской партизанской бригады. Комиссар этой бригады Федор Цветков рекомендовал Аргенту Хемеляйнен вновь назначить политруком роты.

Ночью 25 февраля 1944 года бригада двинулась по льду к западному берегу Чудского озера. Путь был длинный, и рассвет застал партизан еще далеко от берега. Двигаться дальше было опасно: над озером кружили вражеские самолеты. Бригада остановилась в торосах.

Это был ужасно трудный день. Аргента сидела под вставшей на ребро льдиной. Замерзла так, что, казалось, задеревенели руки и ноги и она уже не сможет пошевелиться. Прятались в торосах и другие партизаны. Даже обоз ухитрились укрыть.

На вторую ночь бригада подошла к берегу севернее Муствээ. Берег здесь был крутой, много снегу. В тыл противника партизаны прорвались с боем. Они сожгли много машин и уничтожили несколько десятков гитлеровцев, но и сами в этом бою потеряли почти весь обоз.

Бригада оказалась в очень тяжелом положении. Фашистское командование приняло ее за регулярную часть Красной Армии и бросило против партизан крупные части с артиллерией и танками. У партизан кончалось продовольствие. Уже несколько дней они ели конину, хлеба давно не было.

Аргента спешила отправить письмо, а сама всю дорогу думала об этой трудной ситуации, в которой оказались партизаны. Ее как политрука без конца спрашивали, подбросят ли на самолетах продовольствие. Но легко сказать «подбросят». Недавно самолет доставил только оружие и боеприпасы. Без этого никак не обойдешься…

Едва Аргента успела отнести письмо, как появились разведчики и сообщили, что крупные силы фашистов двигаются к хутору Мюэра-Сарэ. Новость была неприятная: недалеко от хутора находилась площадка, на которую партизаны принимали самолеты.

Самолет, с которым Аргента отправила письмо, был последним. 8 марта партизанам пришлось оставить хутор Мюэра-Сарэ и отойти на болота Мурако-Соо. Здесь они пробыли день, а вечером двинулись на север. Но оказалось, что каратели окружили весь этот район.

Бой не утихал ни на минуту. Аргента находилась в цепи своей роты, когда неожиданный удар в голову сбил ее с ног. Она почувствовала на шее что-то теплое, липкое. Попыталась подняться, но ноги ей не повиновались.

Беспомощная она лежала на колючем, холодном снегу, с ужасом вспоминая, как однажды была у гитлеровцев в плену. Сердце похолодело от мысли, что все это может повториться. Аргента подтянула к себе автомат.

— Лена, вставай… Лена…

Она увидела над собой заросшее густой щетиной лицо эстонца Теодора Кюта.

Теодор попытался ее поднять:

— Вставай… Надо уходить. Фашисты рядом…

Но она не могла встать. Он тащил ее по льду болота и отстреливался. А справа и слева от них пули вздымали фонтанчики белесой пыли. На помощь Теодору пришел Филипп Феклистов. Вдвоем они вынесли политрука в безопасное место.

Прошло много лет. Как-то на встрече партизан Калинина (Хемеляйнен) увидела своего первого начальника. Подошла:

— Товарищ Шатунов!

— Аргента! — Шатунов протянул руки и, как о чем-то совсем недавнем, сказал: — А ваша радиограмма спасла тогда жизнь многим людям.