Русская война 1854. Книга пятая

Глава 16

Стою, пытаюсь сдержаться и не наговорить лишнего.

Елена Павловна же, подарив мне пару секунд, чтобы одуматься здесь и сейчас, отвернулась и ушла дальше. Словно почувствовав, как закончился наш разговор, десятки людей, которые до этого хотели ко мне подойти, разом нашли другие дела. Шакалы, держат нос по ветру… А мне что теперь делать? Точно не раскисать, но… Так понадеялся, что знание истории решит любые мои проблемы!

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы взять себя в руки и заставить думать. Если не Елена Павловна, то кто мне тогда поможет найти крестьян для эксперимента? Как показать, что реформы могут идти не только с потерями, но и со взаимной выгодой? Использовать для этого семейное поместье Щербачевых? Так там всего под сотню душ — лучше, чем ничего, но вряд ли результат на таком скромном поприще кого-то впечатлит. Да и мало такого количества людей для моей задумки. Попросить Меншикова? Тот у нас один из крупнейших землевладельцев империи, но… Он хоть и поддерживает меня лично, но в то же время категорически против самой идеи раскрепощения. Может, и пойдет навстречу в качестве одолжения или назло «малому кружку», но так не хочется залезать в долги.

Идеального ответа все не находилось, когда меня неожиданно дернули за рукав.

— Александра? — я с удивлением посмотрел на девочку.

— А что вы хотели от Елены Павловны? — молодая княгиня смотрела на меня снизу вверх.

Не хотелось отвечать, но я уже привык, что сестра с братом, эти два стихийных бедствия, стоят того, чтобы относиться к ним как к взрослым. И все рассказал. Про идею раскрепощения, про механизацию и промышленный скачок как способ свести на нет все потери, про возможные проблемы, которые нужно отработать на земле и…

— А давайте я вам свое имение отдам, — неожиданно предложила Александра.

— И мое, — тут же закивал Евгений.

— У нас обоих в Покровке под Новой Ладогой почти четыре тысячи семей. Этого хватит?

— Более чем, но… — я не знал, что ответить. — Ваши родители не будут против?

Кажется, последний вопрос был лишним, и ведь мог бы догадаться.

— Папа умер, мама живет своей жизнью, — Александра отвела взгляд в сторону. — Если что, свою часть наследства она уже продала, а у нас помимо поместья есть еще и деньги за баварские земли. Так что, даже если ничего не получится, мы справимся. Но у вас же получится, Григорий Дмитриевич?

Вот ведь! Взять землю у великой княгини, которой это совсем ничего не стоит, мне было бы легко. Даже у Меншикова было бы проще… А тут — пусть это и не последняя часть их наследства, но все равно страшно. Нет! Я же уверен: все получится, и тогда я не потеряю их земли и средства, а наоборот, преумножу. Да! Именно так!

— Получится! — я решительно кивнул и махнул рукой своим.

Собираемся! С цирковыми представлениями покончено! Теперь занимаемся делом и только делом!

Прошла неделя с выступления в Михайловском.

Дел было много, и все они за день настолько забивали мозг, что по ночам снилась всякая чушь. Так, сегодня я вел орду дирижаблей на Париж, почему-то заходя на него откуда-то с юга. Впрочем, меня ничего не смущало, и я просто отдавал команды одну за другой. Высадить наземные группы с техникой, выпустить истребители с дирижаблей-авианосцев. Несколько часов ожесточенной схватки, пока мы перемалывали силы врага, захватывая превосходство в воздухе, и вперед пошли уже бомбардировщики. Ад в небе сменился адом на земле, и, наконец, когда сопротивление начало затихать, мы скинули тяжелых штурмовиков с бензопилами и огнеметами. Даже во сне захотелось возмутиться, но великий князь Константин давно рвался в бой, и я не смог ему отказать…

В итоге я проснулся весь мокрый от пота и по неизвестно где подхваченной привычке перекрестился. Опять мне снится война… А все из-за того, что ребята там, сражаются, делают все, чтобы отстоять Россию, а я — тут. Кого-то отправляют в ссылку из Санкт-Петербурга, а меня, наоборот, заперли в городе. Даже когда просто собрался полететь в Покровку запускать обещанные реформы, к дирижаблю подошел неприметный господин и тихо напомнил о сделке с царем. Сначала решить проблемы с Константином, потом только думать о том, чтобы выезжать из столицы.

Великий князь же словно скрывался от меня, и только работа помогала об этом не думать. К счастью, революцией в одном отдельно взятом имении можно было заниматься и дистанционно. Слуга Романовских привез последние отчеты по Покровке, мы с Бутовским, Остроградским и юристом Баршевым засели за них и буквально за сутки родили черновой план, который можно было допилить уже в процессе.

В теории воплощением наших идей могли бы заняться и люди на местах, но… Кто же им доверит такое дело. Поэтому после запрета лететь под Новую Ладогу самому я отправил туда своих академиков, а для силовой поддержки выделил Акима с его ветеранами. Они как раз успели пожить в Стальном, примерно представляли, как я хочу вести дела, плюс могли вразумить не только словом, но и телом, в смысле кулаком. В общем, все вместе они должны были справиться. Да уже справлялись, если судить по письмам, что приходили из Покровки каждый день.

— Александр Иванович пишет! — Евгений еще до завтрака ворвался ко мне в комнаты.

Они с сестрой тоже следили за процессом и не забывали регулярно заглядывать в мою мастерскую на Волковском, где я и остановился. Правда, Александра как более взрослая старалась держать себя в руках, а вот мальчишка радовался любой мелочи.

— И что пишет? — я перевел взгляд с Евгения на его вошедшую после небольшой паузы сестру.

— Завоз техники и материалов для начала работы закончился еще во вторник, так что вчера они весь день проводили собрания с обществом. Рассказывали об освобождении, о том, что теперь будет, отвечали на вопросы.

— И что люди? Что первое спросили?

— Что с землей? Все как вы и говорили, — Александра улыбнулась. — И как Бутовский ответил им, что «без», так все сначала чуть в отказ не пошли. Мол, зачем нам. Тем более, тут Эстляндия недалеко, там же часть народа освободили без земли еще после войны с Наполеоном, так их теперь арендными платежами душат. Хоть обратно в крепость иди, но ведь нельзя же. Наши в курсе, считать умеют и в обиду себя давать не хотят.

— А дальше?

— Дальше Александр Иванович рассказал, что аренды не будет, а будет совместное с помещиком хозяйство. Мы вкладываем землю, инструменты, сами все потом продаем и платим за работу исходя из прибыли. А люди вкладывают свой труд, получая либо минимально гарантированную плату за это, либо больше — с учетом распределения 5% от доходов, результаты которых будут обнародоваться каждые три месяца.

— И люди?..

— Ну, про прибыли или технику они пока не поняли, но слова «совместное с помещиком хозяйство» их заинтересовали.

Я невольно улыбнулся: кажется, совхозам при Александре II все-таки быть. Хотя система после доработок моих академиков лично мне еще и напоминала какие-то азиатские корпорации, которые занимаются всем подряд, и где рабочие — не наемники, а что-то вроде семьи, когда это не просто рынок, где тебе в любой момент могут дать пинка под задницу, а гарантии.

Итак, что мы придумали или, правильнее сказать, повторили — земля принадлежит совхозу, в центре которого есть механическая станция, которая обеспечивает всех его членов техникой. Это база, основа имения. Помимо нее есть дополнительные промыслы, которые могут привлекать тех, кому интересно и кто освободится от обработки земли за счет механизации. Рыбная ловля, кожевенное дело, работа с лесом, то есть то, чем занимались крестьяне Романовских и раньше, только теперь мы могли эти процессы с помощью техники упростить — раз. И превратить полученные ресурсы во что-то более ценное — два.

Так, например, для леса поставили пилорамы, и теперь мы могли возить в Санкт-Петербург не кругляк, а более дорогие доски. Или, больше, сразу на месте делать из них мебель, для себя или опять же на продажу. Так же и с кожей. А вот с рыбой было сложнее — построить линию для консервов было не так уж и трудно, но это требовало времени. А для заморозки нужно было дополнительное оборудование не только у нас, но и в точках продажи. И снова время и ресурсы.

А они почти все были вложены в запуск новых промыслов. Самое простое, что пришло мне в голову — это чаны с электронными датчиками контроля температуры, которые должны были дать возможность делать сыры и другие молочные продукты длительного хранения. Бутовский попытался доказать, что это не имеет перспективы при текущем уровне смертности скота, но я только добавил новое направление — ветеринарию. А еще я узнал, что рядом есть большое месторождение известняка, и это стало решающим моментом для последнего крупного производства.

— Что там с цементом, есть подвижки? — спросил я у Александры с разом поскучневшим Евгением. Мальчик не очень любил углубляться в детали.

— Про него пишет тот студент, которого мы отправили им заниматься, Менделеев, — ответила девочка. — Говорит, что опыты Луи Вика 1817 года он уже повторил, подтвердив возможность получать цементный клинкер. А вот с добавлением силикатов, как в портлендском цементе Джозефа Аспдина, уже сложнее. Там же нужно обойти его патенты 1824 года, но ваш студент заверяет, что справится.

Еще бы, чтобы Менделеев и не справился. Тем более что именно силикатами он пока в основном и занимался. А если получится… Я невольно прищурился, представляя: цемент — это же бетон, добавим стальную арматуру, и вот перед нами возможность быстро возводить капитальные строения практически в любом климате.

— Спасибо вам, — я еще раз поблагодарил детишек, принимая у них последние письма. Теперь надо будет самому их еще раз перечитать, добавить свои заметки, а потом… Идти заниматься тем единственным, что я пока могу. Работать.

— Вам спасибо, — тихо ответила Александра. — Раньше, когда я бывала в Покровке, казалось, что время там остановилось. А теперь оно даже не идет, а несется, и люди… Обычно они ведь этого не любят, но там… Они ждут нового, им интересно. Нам обязательно нужно справиться, не подвести их.

Я только кивнул.

Как можно было почувствовать что-то подобное всего за неделю, я не знаю, но дети и девушки — они в таких вещах разбираются лучше нас, мужиков. А тут два в одном!

— Кстати, а вы знали, что вас все какой-то немец ищет? — неожиданно сменил тему Евгений. — Я уже пару раз его рядом с Волковским заводом видел, ходит, спрашивает о вас. Только его жандармы каждый раз не пускают: вежливо так, но берут и разворачивают.

Я даже опешил. И кто бы это мог быть? Впрочем, кому бы я ни понадобился, это хорошо. Если у меня самого пока не хватает ресурсов, чтобы помириться с Константином, возможно, их достанет у того, кому я понадобился.

Отто фон Бисмарк всего неделю назад прилетел в Санкт-Петербург на новой русской воздушной машине. Конструкцию потряхивало, и шла она ненамного быстрее шустрой лошади, зато сел на нее и без всяких пересадок добрался до нужного места. Чудесная вещь, не зря морское ведомство, запустившее недавно завод таких вот малых «Китов», как они их называют, сразу же гордо повесило на них свой флаг. И эти новинки с передовыми русскими двигателями были не только в небе…

Когда Отто вернулся в родной Шенхаузен после прошлой поездки, то первое, что он увидел в своем тихом уголке, так это святого отца Готтлиба, который перекапывал землю вокруг церкви Святой девы Марии и Святого Виллиброрда. Перекапывал с помощью плуга, привинченного к каркасу машины с тем же самым русским двигателем. Отто всегда был консерватором в глубине души, и защита юнкеров, олицетворяющих тихую прусскую глубинку, казалась ему делом всей его жизни. И вот даже здесь загрохотали сталь и пар.

Он тогда спросил, зачем Готтлибу все эти новинки, а тот вместо того, чтобы, как раньше, повспоминать о былой жизни, принялся рассказывать слухи о новом русском моторе. Совсем маленьком, но который можно заправлять хоть угольной пылью. В тот момент Отто так и не понял энтузиазма святого отца, но после долго размышлял об этом и, уже вернувшись на новый прусский завод под Санкт-Петербургом, неожиданно осознал.

Свобода, вот что так привлекло всех старых пруссаков в новом изобретении. Свобода, которую оно давало. До этого города год за годом отбирали ее у глубинки, привязывали к себе. Говорили: да, ты нас кормишь, но вот все остальное есть только у нас. Хочешь новые красивые вещи — покорись. И глубинка покорялась. Раньше… А теперь эти двигатели могли все изменить. Поставь их в каждый дом, и любой уже сам сумеет делать себе все, что угодно. Нет, не себе. А как раньше: появятся мастера, которые с помощью этих двигателей смогут тягаться даже не с мануфактурами, а с целыми заводами.

И это будет правильно. Чтобы страна развивалась, чтобы росла, в ней должно быть равновесие, а не когда кто-то может диктовать всем остальным свои условия. Фридрих-Вильгельм еще не понимал этого: слишком сильно его надломило Берлинское восстание 48-го года, а вот его младший брат Вильгельм был другим. Да, генерал-фельдмаршал и его единомышленники вроде Альбрехта фон Роона думали, прежде всего, о военной мощи, но они осознавали и последствия. Если ради новой армии отдать слишком много власти промышленникам, то что ждет Пруссию? Что ждет все германские народы? Только войны, одна за другой?

В общем, Вильгельм хотел создать противовес для своих главных сторонников, и поэтому именно он помог продавить решение об открытии завода в России. Несмотря на все угрозы Англии, несмотря на всю критику прусских заводчиков, теперь они делали двигатели и для себя, и для своего могучего союзника.

Вот только недавно Отто осознал, что до этого видел отнюдь не всю картину целиком. «Кит» Морского министерства, который переносил всего десять человек и потом сутки стоял на профилактике, не шел ни в какое сравнение с прилетевшим из верфей Севастополя «Императором Николаем», чье название как будто никто старался не замечать. Как и то, что этот русский «Кит», кажется, мог жить в воздухе, каждый день куда-то летая: то вдоль Финского залива, то куда-то в сторону Новой Ладоги.

Первый звоночек, который показал, что возможности официальных и частных заводов в России могут сильно отличаться. Второй же даже не прозвенел, а прогремел, когда до Отто дошли слухи о последнем приеме у великой княгини Елены Павловны. Новая бронированная машина, о которых до этого приходили лишь запутанные слухи, показала себя. А использование авиации для уничтожения бронированных целей? Или новая улучшенная пехота, которая в ближнем бою сметет любое подразделение — Отто не мог не думать, каково придется Пруссии, если подобное оружие окажется у ее врагов.

И пусть у него пока не было необходимых полномочий, он решил начать действовать прямо сейчас. Нельзя было упускать случая, пока полковник Щербачев в опале, и ему может понадобиться помощь. Увы, несмотря на кажущееся пренебрежение, того прикрывали. Жандармы и цепкие взгляды слишком часто гуляющих рядом морских офицеров не оставляли в этом сомнений. А кареты посольств, зачастившие на север Санкт-Петербурга? Или торговые представители Англии и Франции, которые официально ушли из России, но неофициально ни на день не останавливали свою работу?

Все искали свой интерес, но у Отто было преимущество. Александра Федоровна, вдовствующая императрица, после смерти Николая I вела затворническую жизнь в Александровском дворце, отказывая в приемах многим просителям. Но не сделает ли она исключение для посланника своего брата, кайзера Пруссии? Отто фон Бисмарк принял решение и приступил к делу.

Вторую половину дня, когда бумажная работа была закончена, я посвящал работе с двигателями. Турбина Леера по факту ждала только новых металлов, но я все равно нет-нет, но перебирал узлы, думая, что можно упростить и улучшить. Это был медитативный этап работы, а вот где я пахал, так это с малыми двигателями: после того позора, что у нас получился для представления в Михайловском, хотелось довести их до состояния более-менее рабочего прототипа.

И вот мы с привлеченными в качестве подмастерьев пилотами и техниками рисовали, потом превращали рисунки во все новые и новые блоки цилиндров. Что-то работало, что-то гнулось при запуске, но были и успехи. За эту неделю, отлив все кроме самого поршня и камеры сгорания из алюминия, мы сократили вес двигателя почти до одного килограмма. Пришлось, правда, пойти на большую уступку самой идее всеядного мотора, но, наверно, пусть будет выбор: просто и тяжело или чуть сложнее и легко.

Сегодня из Покровки вернулся Менделеев: ему нужно было решить какие-то дела со своими дипломами, а заодно и ко мне заглянул. Хотел лично поделиться новостями, но я первым утащил его в свое царство.

— Камеры из чугуна, обвязка — алюминий, управляющий электромагнитный блок, — Дмитрий Иванович внимательно оглядывал переданную ему конструкцию. — Как интересно, он следит за скоростью хода поршня, и он же контролирует иглу клапана подачи топлива. Но тут такой узкий канал, что по нему можно подать?

— Газ! — я широко улыбнулся. — Льем баллоны, загоняем в него этот газ под давлением даже чуть больше, чем у нас будет в системе. И тогда даже короткого хода иглы будет достаточно для подачи топлива.

Я поднял со стола баллон с газом — небольшой, размером всего с два кулака — и вставил его в специальный паз. Защелки симметричные, так что даже в спешке сломать будет не так просто. Теперь поворот, и баллон окончательно зафиксировался.