Русская война 1854. Книга пятая

Глава 7

Я не знал, нравится ли мне план, который предложил Меншиков. Но другого у нас не было, так что пришлось положиться на чутье старого князя, который словно вспомнил молодость и был готов бросаться из одной авантюры в другую.

— Степан, удачи, — я пожал руку казаку, который вместе со своим отрядом должен был взять под контроль и заминировать главное газовое хранилище Вены.

Новомодные фонари на центральных улицах австрийской столицы запитывались из огромной подземной цистерны со светильным газом, спрятанной под старыми крепостными стенами. В будущем Франц-Иосиф прикажет снести их, чтобы расширить город и проложить известную для всех туристов Рингштрассе. Ну, а мы в случае чего немного ускорим этот процесс.

— И вам удачи, Григорий Дмитриевич, — казак сжал меня в своих медвежьих объятиях.

И да, удача мне бы не помешала. Я вел вторую группу, которая должна была высадиться на Ам-Хоф. Сейчас это торговая площадь, но своей западной половиной она выходит на Венский Арсенал. Во время попытки революции и Венгерского восстания 1848 года именно здесь толпа вломилась в здание, вытащила на площадь военного министра Латура и вздернула его на ближайшем столбе. Так себе история, но по словам Горчакова, который провел в Вене несколько лет, новый министр внутренних дел Александр фон Бах словно назло молве и страхам стал, наоборот, часто тут бывать. Даже ночью, особенно по пятницам и субботам, как сегодня.

В общем, шансы встретиться с этим человеком у нас были. А кто такой Александр фон Бах, даже если забыть про министерское кресло? Умеренный консерватор, глава жандармерии, тот, кто удержал Австрию на грани революции, но в итоге потерял свое место из-за военных неудач в Италии. Хотя, казалось бы, при чем тут он… Как бы там ни было, именно этот человек, если у нас получится поговорить, сможет точно ответить на вопрос, что сейчас творится в Вене.

А дальше, после разговора с ним или любым его заместителем, нужно будет принимать решение. Зеленая ракета — сигнал для отряда Степана, что мы просто уходим, или красная — что идем до конца.

— Пошли! — наша группа прыгала первыми.

Повезло, что над Веной стояла серая хмарь, и до последнего никто даже не заметил спустившуюся с небес тень «Адмирала Лазарева». Не повезло, когда одного из новичков снесло в сторону, и он приземлился где-то во дворе церкви на другом конце площади. Увы, выбираться ему придется самому. Мы же скрутили пару растерявшихся солдат на входе в Арсенал, и только я решил, что получится обойтись без лишней крови, когда со стороны торговых рядов раздались выстрелы.

— Жандармы в гражданском! — крикнул я и юркнул в укрытие за угол дома. — Бей тяжелыми!

И ведь Горчаков предупреждал, что после 1848 года в Австрии закрутили гайки.

Мичман Соловьев, старший в группе молодых пилотов, сначала растерялся, но потом сработали вбитые на тренировках рефлексы. Не успел я больше ничего сказать, как он скинул со спины ракету, другие пилоты поставили треногу для прицеливания и замерили точную дистанцию для поражения.

Выстрел, грохот. Торговую палатку, за которой прятались жандармы, снесло взрывом.

В этот же момент мы активировали запал и на двери в Арсенал. Вовремя, кто-то очень осторожный почти успел подкатить ко входу изнутри небольшую пушку, но теперь уже мы будем использовать ее против тех, кто попробует нас отсюда выкурить.

— Соловьев, обеспечьте защиту входа. Пушка, ракеты — никого не пускать. Если кто подходит без белого флага, стрелять без предупреждения. Как закончишь здесь, сразу на крышу… — я начал отдавать приказы.

Потом пришла очередь Акима. Ему с прикрытием из стрелков и одного мичмана-переводчика нужно было заблокировать коридоры первого и второго этажей, где сидели чиновники низкого ранга. А вот на третий и четвертый, где можно было встретить рыбок покрупнее, я отправился уже сам.

Первый кабинет за тяжелыми дубовыми дверями — пусто. Второй — то же самое. Все же ночь, ничего не поделать. Мы пробежались до конца коридора и вышли на последний этаж.

— Тут одни фендрики, ваше высокоблагородие! — по рации донесся голос Акима.

Фендрики — это что-то вроде прапорщиков у австрийцев, ну, а мой новый ефрейтор так же называл и мелких чиновников. Ничего, как сказал Горчаков: пусть не Бах, но по штату тут должен находиться хотя бы кто-то серьезный. Все-таки Арсенал, место, где хранится оружие, в самом центре столицы…

Мы вскрыли первую же дверь четвертого этажа, и на этот раз удача нам улыбнулась. Какой-то франт с всклокоченными волосами и усами. Очень похож на сделанный для меня Александром Михайловичем набросок. Рядом много пустых бутылок, девица лет двадцати… Я быстро оценил ее одежду — дорогая, значит, не случайная гостья с улицы. Кажется, тут закручивается какая-то своя история, но что мне до нее.

— Ваши имена, — я выпалил из винтовки в потолок и бросил ее на стол рядом с еще не пришедшей в себя парочкой. Судя по антуражу, выпили они немало, но в любом случае запах пороха и резкий звук быстро привели их в чувство.

— Да как вы смеете! — франт ответил так же на французском и, покачиваясь, поднялся. — Я Александр фон…

Тут он неожиданно побледнел: видимо, вспомнил, что случилось с последним большим начальником, когда к нему вот так зашли в гости с улицы, и решил не представляться. Что ж, если ему так будет проще, почему нет.

— Александр фон не важно кто, — я усадил мужчину обратно за стул. — Давайте для начала просто поговорим. Итак, что вы знаете о заговоре против Франца-Иосифа?

— Это невозможно, я… — франт снова сбился, потом оценил мой мундир и продолжил немного спокойнее. Уже на-русском. — Министр внутренних дел Бах сделал все, чтобы этого не случилось. Даже пошел на сделку с Римом, отдав им на откуп все образование в империи, а те пообещали придержать всех, кто хотел бы поднять голову.

А вот такого поворота я точно не ожидал. Церковь как способ сдержать революцию. Впрочем, в Европе она пока достаточно сильна и влиятельна, чтобы позволить себе давать подобные обещания. И держать их… Но тогда, значит, все наши предположения ничего не стоят, и кому-то придется отвечать за шум в столице пока еще союзников.

— А что вы слышали про возвращение Елизаветы Баварской и ее связах с венграми и англичанами?

— Сиси действительно нарушила приказ вдовствующей императрицы и вернулась в Вену, но ведет себя тихо. За ней наблюдают, можете поверить, — франт отвечал спокойно, словно не видел ничего странного в ночной беседе. Стальные яйца у мужика.

— Ки тю э? — девушка, до этого молча наблюдавшая за допросом своего спутника, подняла взгляд. И она, как и «Александра фон…», держалась вполне уверенно.

— Qui tu es? — повторила она, и только сейчас я сообразил, что это «кто вы» по-французски.

— Меня зовут Григорий Дмитриевич Щербачев, — я еле заметно склонил голову. — Полковник Русской императорской армии, прибыл в Вену, чтобы проверить, верны ли слухи о бунте в столице нашего союзника.

— Полковник, вы не имеете на это права, — франт тут же расправил грудь и попробовал меня продавить. — Предлагаю вам сдать оружие и приказать сделать то же самое вашим людям. Тогда я смогу просить короля о снисхождении…

— Это не имеет смысла, — я покачал головой. — Будет ли нужна наша помощь или нет, уже через несколько часов мы оставим Вену. Но пока… Как давно выходят эти газеты?

Я заметил на стопку типографских листов. Они отличались названием и размерами, но вот качество печати и содержание было практически одинаковым. Король не справляется… Габсбурги тянут Австрию на дно… Полицейское государство душит свободы…

— С месяц, — ответил франт, отводя взгляд. А ведь он все понимает, просто не хочет говорить.

— И их становится больше?

— В последнюю неделю. Как пришли новости с проливов…

— И вы понимаете, что это означает? — я спросил в лоб.

Кивок.

— Где эти газеты печатают?

— Мы думаем, что в подвалах посольств, но король никогда не даст жандармерии прийти туда с обыском.

Я продолжил разбирать газеты, вчитываясь во все новые и новые заголовки. Стране нужна честная конституция. Новая республика никогда бы не предала своих союзников. Оплатив долг перед Россией, мы смогли бы списать свои кредиты и очиститься перед богом… В новой стопке статьи как будто были «за нас», но бумага и оформление — те же самые, что и раньше!

Словно заказчику было совершенно не важно, зачем люди выйдут на улицы. Главное, чтобы была сделана грязная работа… А уж в том, что потом найдутся способы направить политику именно в нужную сторону, я не сомневался. Что ж, кажется, теперь я начал по-настоящему понимать план Меншикова. Видимо, только так, приняв удар на себя, мы и сможем спасти ситуацию.

— У вас хватит власти, чтобы вывести своих людей на улицы, когда начнется переполох, и провести расследование взрыва по горячим следам? — я повернулся обратно к «Александру фон».

— Взрыва? — тот встрепенулся, но потом задумался и кивнул.

Что ж, тогда все решено.

— Соловьев, красная ракета! — передал я по рации и замер, ожидая ответа. Успел мичман добраться до крыши или еще нет?

— Есть, ваше высокоблагородие! — ответил динамик под удивленными взглядами наших хозяев.

— Что ж, а теперь я ухожу. Рассчитываю на наше плодотворное сотрудничество и… — я посмотрел на все еще буравящую меня взглядом девушку. — А как вас зовут?

— Луиза… Просто Луиза из Рейхштадта, — ответила та после короткой паузы.

С ней мы говорили все так же по-французски, но все это время меня не покидало ощущение, что девушка вполне знает и русский язык. Впрочем, меня больше заинтересовала ее родина. Рейхштадт — кажется, именно этот город был отдан в наследство Орленку, сыну Марии-Луизы Австрийской и Наполеона I. Правда, в 22 года от нового Бонапарта решили избавиться, чтобы не провоцировать возможные политические эксцессы, и все… Нет, все-таки ничего интересного. Да и вряд ли те давние события могли быть хоть как-то связаны с простой девушкой Луизой. Какие бы дела, интимные или нет, ее ни связывали с министром внутренних дел Австрии Александром фон Бахом.

Я помахал парочке рукой и двинулся к выходу из Арсенала. Старался идти побыстрее и как раз успел увидеть, как полыхнуло и громыхнуло на восточной окраине Вены. Значит, Степан увидел сигнал, и газовое хранилище вместе со стоящей сверху древней стеной приказало долго жить.

— Уходим! — я позвал собравшихся вокруг меня солдат и добровольцев.

Потерявшийся в самом начале татарин, улетевший на территорию церкви, как раз выбрался на площадь. Значит, все на месте, в полном составе. После моего приказа каждый вытащил из разгрузки по неприметному плащу и накинул его поверх мундира. Вокруг уже начали собираться люди, но большинству из них не было никакого дела до группы таких же горожан, стремящихся побыстрее выбраться из города. А те, кто все же обращал внимание на наши слишком организованные и слаженные движения, тем более предпочитал держаться на расстоянии.

— Ваше высокоблагородие… — как только мы вышли из городских ворот и перебрались через мост, меня нагнал мичман Соловьев. — Можно вопрос?

Я огляделся. Погони не было, где-то внутри города раздалось несколько выстрелов — совсем в другой стороне и от Ам-Хоф, и от взорванной стены. Значит, местным точно не до нас или группы Степана, значит… Почему бы и не поговорить?

— Ну, спрашивай, — я заметил, как к нам начали подбираться поближе и все остальные. Все-таки каждый знал, что именно мы будем делать, но вот зачем… Я бы на их месте тоже не выдержал.

— Ваше высокоблагородие, почему нас так просто отпустили? Почему мы сначала действовали в форме, а потом без? И главное, как взрыв хранилища газа может помочь России? Мы ведь слышали, как вы отдавали распоряжения второму отряду… Они должны были убедиться, что рядом не окажется случайных людей. И тогда какой смысл во всем, что мы сегодня делали?

— Что ж, расскажу по порядку, — я на ходу сверился с ориентирами. Поворот дороги, лес, значит, за следующим холмом через пятнадцать минут нас и должны будут подобрать. — Итак, почему нас отпустили. Ответ прост — Александр фон Бах. Он не за союз с нами, но он за сильную независимую Австрию, которой выгодно это нападение. Мундиры — чтобы с нами поговорили, чтобы он понимал, что мы не бандиты с большой дороги, а представители определенной стороны. Тихий отход же нужен, чтобы у наших возможных союзников был выбор: приписать нападение России и собрать своих сторонников под эти знамена или же сказать, что личности установить не удалось, и под это дело проверить всех, до кого раньше не доставали руки. То, что мы оставляем нашим возможным союзникам свободу выбора — это тоже часть послания.

Я замолчал, некоторые вещи уже не стоило говорить вслух…

То, что мне удалось лично пообщаться с целым министром, это удача, но если бы и нет, мы сделали бы все то же самое, просто понадеявшись, что умные люди смогут правильно понять и воспользоваться ситуацией. В 1914 году Австро-Венгрия использовала убийство эрцгерцога Фердинанда как повод вторгнуться в Сербию и начать Первую Мировую войну. Сейчас же, по мнению Меншикова, подобная атака могла дать австрийцам повод остаться в стороне, несмотря на любое давление западных соседей. Как это делал султан, который до сих пор благоразумно ссылался на атаку Константинополя при любой попытке заставить его выделить новые силы для сражения с нами.

— Но… — Соловьев растерянно оглянулся, словно ища поддержки. — Но как можно выставлять нашу Родину врагом? Даже ради того, чтобы предотвратить большую войну?

— Вы не видели, но наши враги вполне успешно собирают сторонников России, чтобы под предлогом необходимости выполнить союзнический долг заставить их выступить против Габсбургов, — ответил я. — И что в итоге? Если бы это выступление состоялось, думаете, Австрия вступила бы в войну на нашей стороне?

— Почему нет? Если бы Франц-Иосиф поддержал требования народа…

— Думаете, он бы смог? Смотрите, в Австрии сейчас окружение императора делится на две части. Консерваторы, которые за крепкую власть Габсбургов, и после 1848 года не пойдут на новые уступки толпе. И западники-реформаторы, которые смотрят в рот нашим врагам и сделают все, чтобы Австрия не встала на нашу сторону. И что тогда?

— Бунтовщиков расстреляют, — тихо выдохнул Аким.

— Не просто бунтовщиков. Тех, кто поддерживал Россию. Тех, кто своим присутствием в стране давал силу министрам, считающим, что правда и интересы Австрии именно на востоке. В итоге наша партия истекла бы кровью, а сила врага стала бы больше… Но мы их опередили.

— То есть теперь Австрия утопит в крови союзников Англии и Франции? — спросил Соловьев.

— Будет зависеть от Александра фон Баха, — честно ответил я. — Но лично мне бы хотелось, чтобы Австрия просто осталась собой. Сильный союзник с понятными интересами и с которым можно мирно сосуществовать — это огромная ценность, за которую нужно держаться.

— Господин полковник, — задумчиво заговорил Аким. — Это вы все вроде бы хорошо придумали, и если сработает, то польза для России будет изрядная, но… А в Петербурге вам и князьям Горчакову с Меншиковым ничего не будет за это самоуправство?

Я чуть не хмыкнул, слушая, как изъясняется якобы простой солдат. А вот сам его вопрос очень хороший… Невольно вспомнил, как сам задал его Александру Михайловичу и Александру Сергеевичу. Так те в ответ только руки потерли. Горчаков гордо заявил, что он в данный момент просто адъютант с конкретным поручением и не может нести ответственности за результаты военных операций. Ну, а Меншиков с хитрой улыбкой добавил, что уже принял отставку и тоже ни за что не отвечает.

В отличие от меня как старшего по званию… Оба князя тогда словно ждали, струшу я или нет, но я им ответил почти то же самое, что сейчас сказал солдатам.

— Я полковник русской армии, я сделал то, что сделал, ради пользы России. Ну, а в Санкт-Петербурге меня все равно собрались судить, так что одним делом больше, одним меньше — разницы никакой. Если решат наказать, то все равно накажут, а если простить — все равно простят. Так что, братцы, просто делаем что должны, и будь что будет!

Были у меня опасения, что при возвращении на дирижабль или нас, или отряд Степана кто-то заметит. Или того хуже — выследит! К счастью, все прошло строго по плану. Лесовский прилетел вовремя, зацепиться за сброшенные веревки на малой скорости тоже получилось у всех, и через час мы уже полным составом летели в сторону Санкт-Петербурга.

— Надеюсь, Виктор Петрович не подведет и тоже сумеет воспользоваться ситуацией, — Горчаков стоял у окна и провожал взглядом Вену.

— Тайный советник Балабин сменил вас на месте австрийского посла не просто так, — ответил Меншиков. — Я был знаком с ним во время моего посольства в Константинополе, позже он служил в Париже. Уверен, он справится. А мы не имели права оставлять ему прямые инструкции. Кстати, Григорий Дмитриевич, — князь повернулся ко мне. — Поздравляю! То, что вы делали раньше, было порой удивительно по своей дерзости, но все же было теми или иными военными операциями. А тут… Малым отрядом в самом сердце чужой столицы вы фактически своими руками повернули ход истории.

— Если все сработает так, как мы хотели.

— Даже если нет, вы сделали то, чего не делал никто до этого. И я горжусь, что знаком с вами, — Меншиков улыбнулся. Кажется, даже искренне. И тогда…

— Я вот подумал, — не удержался я. — Если враг задумал подобную операцию в Вене, то и Берлин он не мог оставить без своего внимания. Может, и Фридриху-Вильгельму нужна наша помощь?

— Григорий Дмитриевич! — Меншиков аж побагровел. — Имейте совесть!

— Действительно, полковник, — Горчаков, наоборот, заулыбался. — Вы сначала за прошлые свои дела ответьте перед государем, а потом уже беритесь за новые.

Я только кивнул в ответ. И действительно: Пруссия Пруссией, а мне бы побыстрее разобраться с обвинениями и вернуться. А лучше еще и привести подкрепление нашим в проливы. Хотя бы еще десять тысяч, и тогда мы бы не просто сдержали союзников. Заставили бы их кровью умыться!