Глава 18

Расскажи кому в будущем: на днях беседовал с женой Николая I и Бисмарком — в психушку сдадут. Несмотря на все процессуальные сложности. А мы вот сидим, и эти двое на самом деле готовы меня слушать: не факт, что договоримся, но слушают! И воспринимают всерьез. Наверно…

— Начну с причины отказа, — я поймал взгляд Бисмарка. — Может показаться, что предательство Австрии убило веру в союзы, но… Меня больше смущает другое. Не станет ли так, что оружие, в которое обратится Пруссия, обернется против России? Не из-за глупости, стечения обстоятельств, а потому, что именно для этого вас и создавали.

— Вам стоит следить за словами, — будущий железный канцлер нахмурился.

— Я могу не продолжать, если обида сильнее разума.

— И кто вас так учил общаться с посланниками других держав?

— Война. Война, которой между нами мне очень не хочется.

— Хорошо, я постараюсь сдерживаться, — Бисмарк откинулся на спинку своего кресла.

— Тогда… — я на мгновение прикрыл глаза. — Начну, как и вы, с Венской конференции, которая разделила Европу, словно специально постаравшись, чтобы там не осталось ни одной самостоятельной силы. Вы же помните то время: Испания в упадке, Италия раздроблена, Германия раздроблена, даже Франция, которая сохранила большую часть территорий, лишилась части окраин. Вроде той же Швейцарии, где, например, прятались от вас члены «Молодой Германии», устраивая бунты и подначивая народ к новой революции. И ведь смогли… А потом исчезли, словно их и не было, бескровно и с энтузиазмом уступив место новым лидерам-буржуа.

— Вы хотите сказать, что все эти процессы кем-то управлялись?

— Если честно, я не верю в какую-то тайную силу, чьего могущества было бы достаточно, чтобы организовать и воплотить в жизнь столь сложную задумку, растянутую на десятки лет. Но я не сомневаюсь, что в каждой стране сейчас появилась новая элита, которая готова добиваться своего схожими методами и которая хотела бы встроиться в новый мир глобальной экономики и торговли, где на вершине пищевой цепочки уже есть главный хищник.

— Британия? — Бисмарк задумался. — А вам не кажется, что это просто ваши с ними противоречия заставляют видеть врага там, где его нет? Да, Англия сильна, да, их желание лезть в чужие дела и навязывать свою волю раздражает, но… Их возможности не бесконечны.

— Согласен, и я бы не стал примерять их на роль врага рода людского. Хотя, если вспомнить наш недавний разговор… — я бросил взгляд на Александру Федоровну. — Именно оттуда сейчас идут все те идеи, что вроде бы выглядят хорошо, но на деле словно специально извращают свою суть. Свобода от помещиков заканчивается рабством на заводе, равенство определяется толщиной кошелька, а братство остается только красивым словом, в реальности же важно лишь «я». «Я», которое разрушает семью, общину, государство, веру.

— И нашу идею, вы считаете, тоже извратили? — Бисмарк смотрел мне прямо в глаза.

— Нет, но мне кажется, что вы просто не понимаете, к чему она приведет в текущем виде. Или понимаете, но лукавите перед самим собой, делая вид, что это дело настолько далекого будущего, что детали уже не имеют значения. Давайте, господин Бисмарк, скажите как политик, как умный человек: что будет делать Пруссия, получив сильное производство и не менее сильную армию, которая поставит ее в ряд сильнейших великих держав?

— Будем расти, — пруссак не стал врать. — Я понимаю, что капиталу нужны новые территории, но, я уверен, Россия и Пруссия смогут их поделить.

— Ложь! Но допустим, что мы примем этот тезис. Вот только как быстро бы вы ни росли, те же Англия и Франция уже опережают вас лет на десять. И что за это время случится? Россия будет расти по суше, Англия подомнет под себя Азию и Америку, Франция заберет Африку. А что будет делать Пруссия, когда станет сильнее, чем когда-либо, но осознает, что мир уже давно поделен?

Опираясь на послезнание, было так легко нарисовать эту картинку. Интересно, а что думает об услышанном Бисмарк? Злится, что его раскрыли, удивляется перспективам или… Просто считает чушью? Эх, жаль, нельзя залезть в голову другому человеку.

* * *

Отто фон Бисмарк слушал откровения русского полковника и с трудом удерживал в кулаке свои чувства. Да, что-то подобное он представлял и раньше, о чем-то догадывался, но такой единой цельной картины у него точно не было. Словно каждый раз, когда он пытался ее мысленно составить, какой-то невидимый голос просил его не спешить. Мол, еще столько сложностей впереди, зачем дразнить судьбу — а на самом деле он просто боялся даже думать о том, к какому будущему ведет свою родину.

А полковник тем временем продолжал:

— И вот колонии заняты, враги богатеют за их счет, и любому здравомыслящему человеку понятно, что этот разрыв будет только расти. Вершина, на которую забралась Пруссия, оказалась слишком мала, чтобы построить там дом, но… Пока она в высшей точке, она может нанести удар и изменить мир. Кстати, куда бы вы ударили, Отто?

— Франция, — Бисмарк даже не стал задумываться. — Ее поражение открыло бы для захвата колонии, а, получив угольно-железный бассейн между Рейном и Маасом, мы смогли бы усилить нашу промышленность здесь и сейчас.

— А остальные страны?

— Англия поддерживала бы Францию, но не больше, чем нужно. Мы смогли бы их продавить.

— А Россия?

— Вы… Вы могли бы сохранить нейтралитет.

— Не врите себе, Отто.

— Вы бы ударили нам в спину в наивной надежде остановить передел мира и большую кровь, боясь нашей силы, но… После этой Крымской войны мне кажется, что новые войны будут гораздо страшнее, и ничего не получится так просто решить. Впрочем, во всей этой картине есть много слабых мест. Северо-Американские Соединенные Штаты, как они себя поведут? Колонии — не воспользуются ли они войной, чтобы начать борьбу за независимость? Новые внутренние элиты вполне могут раздуть любую неудачу, чтобы попытаться перехватить власть…

— Согласен, — кивнул полковник. — Тем не менее, вы правильно описали общую линию будущего, которое я вижу. И именно в его рамках быстрое усиление Пруссии выглядит для меня неприемлемым, о каких бы союзах мы с вами ни договаривались и какие бы договоры ни подписывали. Когда придет зима, все равно они отправятся в печь.

— Что ж, спасибо за честность. Впрочем, не кажется ли вам, что есть очевидная альтернатива? До этого я считал, что федеративный статус германских земель и усиление союза с Габсбургами будет смертельно для Пруссии, но теперь… — Бисмарк думал вслух. Он никогда так не делал раньше, но сейчас Отто хотелось еще раз проверить и себя, и этого странного полковника. — Наш внутренний рынок станет больше, это умерит аппетиты буржуа. Самомнение Габсбургов после восстания и угроз Наполеона сейчас тоже сильно поуменьшилось, так что договор можно будет заключить на равных. Также объединение позволит закрыть обиду за разделение и позор после Наполеоновских войн. Вот только этого все равно будет мало: даже вместе с Австрией Пруссия будет отставать в гонке за колониями только из-за своего местоположения. Мы окажемся в роли догоняющих, и та война все равно случится.

— Вы кое-что не учли, говоря о своем положении, — полковник коварно улыбнулся. — Если все германские государства объединятся в том числе с народами, входящими в Австрийскую империю, то получат выход в Черное море…

— Которое все равно перекрывает Турция, оставляя всю торговлю в Средиземноморье для Англии и Франции.

— Разве? — полковник наслаждался моментом. — А я вот слышал, что проливы сейчас русские. И если помочь России их удержать, то вы получите и торговлю, и возможность для роста. Отдельно замечу, цивилизованного роста, это будет важным условием. А там… Я слышал, что еще Наполеон хотел прокопать канал между Средиземным морем и Красным. Представляете, выход еще и к Индии!

— Черт побери! И кто тут после всего на самом деле искуситель? — Бисмарк врезал кулаком по столу, но на его лице застыла довольная улыбка.

Отто, кажется, начал по-настоящему понимать этого человека. Как там говорил бывший русский министр Уваров: самодержавие, православие, народность. Все это было в Щербачеве. Он мечтал о славе своей страны, он думал о других, сохраняя свою близость с богом, и он искал именно русский путь. На первый взгляд невероятный, однако благодаря их мужеству ставший возможным… Но главное, что радовало Бисмарка, он понял слабость Щербачева. Запертый царем в столице, полковник искал возможность довести свое дело до конца, и ему были нужны союзники. Что ж, Бисмарк и Пруссия помогут ему, это ради общего блага.

— Я напишу Вильгельму, уверен, он поддержит меня перед кайзером, и тогда… — начал было Отто, но полковник только недовольно поморщился.

И чего это он?

* * *

Все время забываю, что люди в разное время своей жизни могут сильно отличаться. Так и сидящий передо мной Бисмарк еще совсем не канцлер. В моей истории он ведь тоже допускал подобную ошибку, когда был посланником в России. Писал письма Вильгельму со своими соображениями о том, как можно выстроить отношения между двумя странами, вот только большая часть посланий так и не дошла до адресата. А те, что дошли, были снабжены такими комментариями, что совсем не удивительно, что никакого хода им не дали. И вот те же грабли.

Бисмарк напишет письмо и… Никто не будет его читать.

— Не думаю, что ваши сомнения имеют смысл, — возразил Отто, когда я ему все рассказал. Вот только по его виду было понятно, что все он думает.

— Никаких писем, только лично, — рубанул я. — Тем более до Берлина всего полторы тысячи километров по прямой, меньше чем за сутки долетите и лично донесете все наши соображения. Вернее, соображения и предложения, а то я все же не романтик, чтобы верить в одни идеи, поэтому будем сразу расширять будущий союз.

— То есть вы готовы передать технологии? — Бисмарк подался вперед.

— Только часть и только для тех заводов, что вы откроете на территории России, — я немного расстроил надежды пруссака.

— У нас уже есть один такой, — осторожно заметил Бисмарк. — И он неплох, но… Ваши двигатели все же не пользуются достаточным спросом.

— Я знаю, — я только отмахнулся. — У меня те же проблемы на Волковском, но решение же очевидно. Раз не заходят более мелкие узлы, значит, надо сделать их крупнее, чтобы доделка на месте была проще. Именно это я вам и предлагаю. Новые заводы, которые будут делать тележки… В смысле основу под будущие машины. Тяжелая платформа, на которой можно будет собрать трактор для уборки полей или «Медведя» для армии. Средняя, чтобы перевозить грузы или людей — представьте, насколько с такими ускорится работа заводов! Одна машина вместо десятка телег! И малая — это для частного извоза или малых хозяйств. Для каждой платформы наладим базовые варианты обвеса, а там уже по факту посмотрим, что пойдет в народ, что они сами будут делать, и подстроимся. Ну, что?

— Образцы будут?

— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовится к полету в Берлин?

— Три дня, чтобы завершить срочные дела.

— Три дня… — я задумался. Все наработки по платформам у меня есть, успеть можно. — Хорошо, значит, через три дня с меня образцы, с вас финансы для открытия завода. И мастера — думаю, можно взять металлургов и тех, кто у вас работает с каретами. А уж под новые машины мы их переучим на месте.

Про то, что чему-то мы будем учиться и сами, я уже добавлять не стал, но, думаю, это и так было понятно. Мы пожали с Бисмарком руки, Александра Федоровна скрепила наш договор улыбкой, словно давая на него добро со стороны царской семьи. Ну, а дальше нужно было заниматься делами. И во мне не было ни капли усталости, все сгорело в пламени надежды. Если сработает, если проливы станут частью сделки с Пруссией, после такого Александр точно вернет меня назад, что бы там ни строил из себя Константин.

А значит, надо выложиться на все сто.

Я вышел из Александровского дворца, на ходу даже напевая какую-то песенку. «Кит» дожидался меня за пределами Царского Села, но наблюдатели сразу подали сигнал, а Лесовский уверенно остановился, сбросив веревочную лестницу в считанных метрах от меня. Единственное неудобство — карабкаться наверх по гуляющим узлам, но с моими тренировками, которые я старался не забрасывать даже в столице, это было совсем не сложно. Так закончился визит к вдовствующей императрице.

Вернувшись, я раздал всем задачи на завтра, сам засел за чертежи, а когда нужно было отвлечься, брал в руки ту самую книгу, которую упомянула Александра Федоровна и которая нашлась в личной библиотеке Томпсона. «Поль и Виргиния» — романтическая история в самом приторном ее проявлении, но был в ней и некий шарм, который, кажется, и покорил вдовствующую императрицу. Остров Сиам, место, где люди счастливы, рай на земле, который людям удалось построить своими руками… Я сначала не понимал, почему Александра Федоровна упомянула именно эту книгу, почему решила помочь, а потом все стало так очевидно.

Я ведь тоже пытался сделать что-то подобное. По-своему, грязными руками, но пытался. Вот же глупость! Неужели и я в глубине души тоже романтик?

* * *

И опять ожидание! Из интересного — мы с Менделеевым, задержавшимся в столице, смогли получить сталь с приличным пределом текучести. Тут, конечно, и мои воспоминания сыграли, что нужно хром с никелем использовать — но сделал-то все Димка. У него на самом деле какое-то нереальное чутье на то, как все должно быть! В общем, сталь держала почти пять тонн на сантиметр квадратный: не прям идеально, и для новых версий «Медведей» еще будем дорабатывать, но для начала — более чем.

Так что поставили подвеску тележек под будущие машины на пружины, для тяжелого варианта добавили рессоры, и ход стал заметно мягче. Еще больше доработали легкую версию, уж очень она по своим целям должна была отличаться от остальных. В итоге даже разбили платформу на два вида. Первый — просто уменьшенная средняя, этакая заготовка под мини-трактор. А вторая — городская. Там добавили руль вместо рычагов. Ох, сколько мы провозились с рулевыми рейками, чтобы их не выбивало на ходу. Еще была идея присобачить к рулю гидравлику, но с ходу не получилось, а там время стало поджимать, и оставили в покое. Зато я не удержался и перенес газовый клапан с ручного инструмента. Раз машина городская, то пусть и чадит поменьше, и заправка станет доступна не только кочегарам, а и людям в приличной одежде.

Но вот машины были погружены на «Императора Николая», и тот вместе с командой техников, Степаном и Бисмарком улетел на запад. Без меня… Я чтил договоренности и даже не собирался отправляться на борт, но все равно тот же неприметный жандарм снова подошел и снова напомнил о соглашении. И так вежливо еще это сделал, что даже в морду дать захотелось.

Вернувшись в мастерскую, я устроил себе выходной и даже отправил Ростовцева за парой бутылок вина — говорят, с ним время течет быстрее, вот и проверим. Но неожиданно вместо ротмистра ко мне ввалился тяжело дышащий Томпсон. Вообще, после того как он продал меня Константину, американец старался держаться подальше, а уж после того, как Адмиралтейство задумало прислать к нам проверяющих, и подавно. А тут явился…

— Григорий Дмитриевич, дети, — его дыхание сбивалось, и разобрать вытолкнутые с акцентом слова было даже сложнее, чем обычно.

— Что за дети?

— Наши дети! В смысле, ваши… Тьфу! — Томпсон заметил на столе стакан воды, залил себе в горло и дальше продолжил уже понятнее. — Романовские! Александра и Евгений — они сегодня попросили устроить им экскурсию по заводу, потом зашли на чай, а в этот момент к нам ввалились какие-то пьяные офицеры. Несколько раз выстрелили в воздух, а потом потребовали, чтобы я привел вас.

Кажется, мои челюсти в этот момент хрустнули.

— Никто из наших не пострадал?

— Нет. Но эти пьяны и очень злы. Все может случиться, а дети… Они попытались им что-то сказать, а старший так толкнул Женю, что тот упал и потерял сознание.

Больше никаких «кажется». Челюсти хрустнули, а сознание свело от похожести ситуации. Ведь как тогда все. Когда кто-то считает, что сила дает ему право требовать. Разрешает плевать на чужие жизни. Но не сегодня — сегодня я буду карать.

— Чего они хотят? — я огляделся по сторонам. — И где сидят? В главном управлении?

— Да, они там. А хотят… Я не понял до конца, но, кажется, они прочитали какую-то новую статью некоего Чернышевского и теперь почему-то хотят отомстить за какое-то предательство.

Значит, и Николай Гаврилович тут свою руку приложил. Что ж, если он рассчитывает, что не понесет ответственности за «всего лишь слова», то зря. В этот момент мне показалось, что невидимые цепи, словно сдерживающие меня, треснули, а потом план развернулся в голове во всех деталях.

— Общий сбор! — закричал я, стукнув по кнопке связи тестовой радиоточки, и сигнал побежал по проводам в комнаты, где отдыхали пилоты и техники.

Жалко, что тут нет Степана и ветеранов, но мы и так справимся. Пьяные дебоширы, кажется, привыкли, что в столице их не трогают. Зря!

Загрузка...