Русская война 1854. Книга пятая

Глава 23

Уже не раз такое было. Смерть как черная дыра — чем ближе к ней, тем медленнее течет время. Я успел побороть боль и оценить ситуацию. Выход был!

— Максим! — крикнул я.

— Ваше высокоблагородие, — парня потряхивало. — Парашют только один остался.

— Он не нужен! Снимай крепления с «Несушки»! — я махнул в сторону жестко закрепленного на каркасе гондолы самолета и чуть не задохнулся от боли. Резкие движения мне сейчас точно были противопоказаны.

— Григорий Дмитриевич, наденьте парашют, — Ростовцев был бледен, словно труп. Осознал, к чему привела его поспешность. — Хотя бы вы, но должны выжить!

— Отставить сопли! — рявкнул я. — Ротмистр, ваша задача установить ракеты! Только проверьте крепления, чтобы не сорвались с крыльев! И взрыватели снимите! А лучше вырвите, времени нет!

— Но, Григорий Дмитриевич, зачем? «Несушка» все равно не взлетит без разгона… — он начал, потом замолчал, поняв, что именно я задумал, а потом бросился выполнять приказ.

Сколько у нас было времени, пока лишившийся шаров дирижабль несся к земле? Чуть больше минуты? Эти двое справились за половину, еще секунд десять ушло, чтобы нам всем забраться в кабину, а потом Ростовцев, занявший место пилота, надавил на гашетку. Запальные шнуры подпалили заряды сразу шести ракет… В теории в этот же момент еще один сигнал должен был разблокировать держатели, но мы эти провода даже не подключали.

В итоге ракеты, выплюнув по столбу пламени, потянули «Несушку» за собой. Вперед-вверх, прямо сквозь борт гондолы, которая не выдержала напора и фактически без дна и крыши легко распалась на две части. Дальше остатки дирижабля падали уже бесформенной кучей дерева и ткани, а мы под напором шести реактивных ускорителей закладывали дугу над местом аварии. Тряхнуло — я даже не понял почему. Потом еще раз — на этот раз я разглядел, как выгорели до конца ракеты малого радиуса, уступив место своим более мощным товаркам.

Несмотря на все эти неприятности, Ростовцев сумел выровнять полет, вот только ничего еще не было кончено. Таймер до смерти открутил несколько минут, но если мы ничего не сделаем, то точно так же погибнем в кабине «Несушки», как могли и до этого в падающем дирижабле…

— Что дальше, Григорий Дмитриевич? — Ростовцев закричал так, что я услышал его даже без электроники.

Вот только что я ему скажу?.. Мой взгляд с огромной скоростью прыгал из стороны в сторону, пока наконец не зацепился за то, что искал. Туманная полоса к северу от нас — река Волхов, которую мы как раз недавно пересекали — это точно она, больше нечему!

— Направление!.. Туда! — я указал Максиму, куда лететь, а тот, перегнувшись, уже передал это Ростовцеву.

— Может, наушники? — татарин попытался включить систему связи, но та, ясное дело, продолжила лежать мертвым грузом.

— Топлива нет, ничего не включить, — пояснил я, а потом, пока Ростовцев пытался направить «Несушку» в нужную сторону, принялся давать новые указания.

Тут ведь в чем еще проблема — наши ускорители, хоть мы и убрали из них взрыватели, все еще набиты под завязку новым порохом. Неудачная искра или, наоборот, слишком удачный толчок при аварийной посадке, и все это добро рванет так, что от нас ничего не останется. К счастью, как только мы решили использовать подвески с ракетами, я сразу же заложил в них возможность ошибки. Это когда двигатель включился, отсчет до взрыва пошел, но сама ракета по какой-то причине не смогла отделиться от крыла. На этот случай в подвесе стоял отдельный механизм для сброса креплений — с места пилота сейчас, увы, не запустить, но там чистая механика, главное добраться до нужного троса и дернуть.

Спасибо шпиону Зубатову за идею.

— Сможешь? — объяснил я Максиму свой план, и тот сразу же закопался в обшивку.

Мне с простреленной рукой физические упражнения не потянуть, так что ему придется самому найти нужные канаты, зацепить их тем же пистолетом, надавить и… Внутри «Несушки» что-то противно хрустнуло, а потом две пустые ракеты отвалились от нас и закувыркались в воздухе.

— Нашел! — Максим высунулся наружу, весь в масле.

— Молодец, — я немного выдохнул. — Тогда готовься сбрасывать следующие, как только выгорят.

Закончив с ним, я подполз немного поближе к сиденью пилота, чтобы Ростовцеву было проще разобрать, что я говорю.

— Как слушается?

— Нормально. Рули тяжело ходят, но силы мне хватит.

— Реку видишь?

— Там не река. Вернее, река, но она переходит в озеро.

Ильмень — именно в него впадает Волхов… Я выругался про себя. На реку садиться было бы проще — когда лес с двух сторон, то можно не бояться сильного ветра. А вот на просторе озера…

— Ветер сильный? — я постарался приложить все возможные усилия, чтобы мой голос не изменился. Все нормально, все так и задумано, у Ростовцева даже мысли не должно появиться, что перед ним стоит одна из сложнейших задач в авиации.

— Непонятно, — ротмистр говорил с натугой, словно в голос отдавались все те силы, что он вкладывал в удержание рукояти тангажа. — Приборы не работают, а на скорости ничего не понятно.

— Как увидишь рябь, сразу говори, — предупредил я и быстро рассказал свой план.

Если хватит топлива и скорости, то, пусть и придется развернуться, садиться будем против ветра. Рассчитаем километр-полтора на торможение, чтобы остановиться не очень далеко от берега. Что еще из важного? Я судорожно пытался вспомнить все, что когда-либо слышал про посадки на воду. Увы, тут у меня опыта было немного: всего одна книга пилота рейса Таллин — Москва в 1963 году. Тогда Виктор Яковлевич Мостовой посадил Ту-124 прямо на Неву чуть за мостом Александра Невского.

Вспоминай! Если ветер и течение ведут в разные стороны, то ветер важнее, садимся против него. Это учли. Что еще? Обязательно убрать шасси! Если на большом самолете они еще могут сыграть роль дополнительного тормоза, не сильно повредив при ударе о воду общую конструкцию, то с размерами «Несушки» нас обязательно просто перевернет.

Я приказал Максиму заняться еще и подъемом шасси — все равно он торчал внутри корпуса. Что еще? Включить на мгновение до посадки двигатели на реверс? Это, увы, не наш случай. Как и возможность выдерживать скорость на 10–15 километров в час выше минимума — будем садиться как получится.

— Григорий Дмитриевич, ветер от берега, — доложил Ростовцев и без лишних вопросов начал заходить на дугу.

Как же странно тянется время. Сколько мы уже в воздухе? Секунд 20… Вторые ракеты уже погасли, третьи работали на последнем издыхании, но их должно было хватить, чтобы завершить маневр. Не успел я порадоваться, что все идет хорошо — и с топливом, и с тем, что направление ветра так заранее засекли — как внизу мелькнула поверхность Ильменя, и я увидел не рябь, а самые настоящие волны. Неудивительно, что Ростовцев так скоро их разглядел! Вот только с волнами речные правила посадки уже не работали.

Тут скорее нужно было полагаться на морской опыт. Садиться перпендикулярно направлению волны, то есть параллельно гребню. Я сам до конца не понимал, откуда всплыло это воспоминание… Рядом еле слышно молились Ростовцев и Максим, каждый своему богу. Молились, но ни на секунду не прерывали свое дело. Нам всем сейчас было очень страшно, но сдаваться нельзя!

— Меняем направление! — крикнул я Ростовцеву и изобразил руками глиссаду посадки параллельно волне. — Спускайся медленно, а когда я скажу, выравнивайся!

— Так точно! — отозвался ротмистр, а я, придержав онемевшее плечо, вслед за Максимом закопался во внутренности самолета.

Из плюсов: в таком положении если и тряхнет, то не очень сильно. Из минусов: я видел только край дырки от шасси, и ориентироваться, сколько там до воды, было непросто. Это еще ладно, Ростовцеву из рубки уже скоро совсем ничего видно не будет.

— Еще! Еще! — кричал я, пытаясь не пропустить момент.

Волны коварны: кажется, до них еще далеко, а потом цепляешь их носом, и если не успел заранее выровнять самолет — без шансов.

— Ракеты догорели, все сбросил, — на мгновение рядом со мной показалась голова Максима.

— Теперь залезь куда-нибудь и держись! Изо всех сил! — предупредил я.

И снова следить за волнами. Как же быстро, кажется, мы летим…

— Выравнивай! — крикнул я и тоже изо всех сил вцепился в одну из несущих стоек.

— Так точно! — успел проорать Ростовцев, и через мгновение брюхо самолета врезалось в воды озера.

Что-то захрустело и застонало — надеюсь, не я.

Треск, брызги, затекающая в корпус вода… Я медленно приходил в себя после удара, и все звуки доходили как через вату. Впрочем, я все равно чувствовал, как мы мчимся по поверхности озера. «Несушка» выдержала, не развалилась, более того, Ростовцев даже умудрился опустить задравшийся было нос. Волны пытались завалить нас налево, но при нашей скорости это почти не ощущалось.

— Как на взлетную полосу! Ничуть не сложнее! — с места пилота донесся крик Ростовцева.

— Все тело в синяках, — рядом пожаловался Максим. — Надо было слушать деда и идти пахать землю. Целее был бы!

Я не выдержал и расхохотался. Истерика… Мы не должны были выжить, а выжили! И более того, все целы! Меня немного потряхивало: адреналин начал отступать, и рана в плече дала о себе знать, поглотив сознание болью и усталостью. Остальное я помнил уже урывками. Как меня достали из самолета, как Ростовцев и Максим вместе дотащили меня до берега и обработали рану. Молодцы, догадались захватить из самолета аптечку.

— Обоим зачет по летной подготовке, — пошутил я, но мои спасители радостно заулыбались.

— Нас уже заметили, — принялся тараторить Ростовцев, увидев, что я на время пришел в себя. — «Киты» рядом. Скоро поднимем вас, и уже кто-то поопытнее вас заштопает. Как новенький будете.

— Жалко, что Зубатов ушел, — немного невпопад ответил я. — Тогда бы вообще все идеально было, а так… Какие еще козни он сможет нам устроить?

— Не сможет он ничего, — неожиданно зло возразил Максим. — Николай Яковлевич его размазал, когда мы вылетели из «Кита».

— Что? — спросил я и одновременно вспомнил первый толчок после запуска двигателей. Я тогда ничего не разглядел, а вот оно как, оказывается.

— Прошу прощения, — повинился Ростовцев. — Надо было сразу улетать, но не удержался, заложил виток, а предатель с парашютов прямо перед носом оказался… В общем, он теперь подлости сможет совершить, только если его кто от нашей «Несушки» отмоет и соберет.

Грубая шутка, но я все равно рассмеялся. И сразу же потерял сознание — слишком больно еще оказалось радоваться.

Очнулся я на следующий день. Наша воздушная армада продолжала наматывать километры над Россией, а я медленно приходил в себя. Как ни странно, больше напрягала не рана, а тягучая пустота, появившаяся в груди. Словно смерть Зубатова каким-то образом украла у меня возможность отомстить за свои потери. Глупость же? Глупость. А ничего поделать не получалось.

Немного отвлекся, когда мы долетели до Стального. Здесь все наши оказались заняты бункеровкой угля, ну а меня ждали новости от Обухова. Как оказалось, у него получилось запустить линию малых моторов: пока тестовую, всего на тридцать штук в день, но, как показала практика, медленный старт новых технологий — это даже удобно.

— Люди сначала не понимали, зачем нужны такие слабые двигатели, — рассказывал Павел Матвеевич, который за время с нашей прошлой встречи как будто стал живее и энергичнее. — Но мы не стали сидеть, запустили небольшое производство по их доработке. Машины для работы с землей, перевозки груза, людей. Металла у нас достаточно, раму отлить не сложно. Жесткие они, конечно, получаются, но люди распробовали. Уже появились несколько кузнецов, которые их дорабатывают, и заказы у них даже из Ростова есть.

— Как закончите, подойдите к Достоевскому, скажете, от меня, он вам передаст документацию по металлу для рессор и пружинной подвески, — я на мгновение прикрыл глаза.

— Обязательно подойду, — Обухов довольно закивал, отводя взгляд от моей раны. Было видно, что ему интересно, но спрашивать не стал. Да и рядом Севастополь, к повязкам и крови тут привыкли.

— Кстати, Григорий Дмитриевич… — Обухов вспомнил еще кое-что важное. — У нас тут товарищество купцов образовалось. Как увидели, что готовые вещи людям нравятся больше отдельных элементов, так сразу и захотели их тут производить. Мы им только моторы и сталь, а дальше они сами. Обещают все, что выходит сейчас, выкупать, а если дело пойдет, то и еще больше.

— Хорошее дело, — согласился я, но для незнакомых купцов ничего предлагать не стал. Пусть сначала покажут себя, а там посмотрим.

Впрочем, Обухов и так был доволен. И своими успехами, и тем, что их оценили по достоинству. Примерно с таким же энтузиазмом ко мне завалился и Самуил Хиггс. Я уже почти забыл об этом посланнике Кольта, но он-то обо мне нет. Более того, он не только местный рынок промониторил, но еще успел собрать сплетни и из столицы.

— Я знаю, что вы сотрудничаете с Пруссией, — американец не стал ходить вокруг да около. — Но Берлин будет развивать свое производство, только вытягивая соки и ресурсы из России. Передав же технологию нам, вы сможете по-настоящему захватить весь рынок!

— Мы сможем, — поправил я Хиггса и невольно улыбнулся, вспоминая современные американские законы.

У них, если какая-то местная фирма чем-то занималась, то иностранцам зайти на этот рынок не было почти никакой возможности. Тут способствовал и приоритет местным патентам, и суды, готовые опереться на любой случайный прецедент, чтобы помочь своим. Взять ту же историю с радио и Маркони. Как бы ни разрослась его фирма к началу 20 века, зайти в Америку у него получилось только после пяти лет судов, когда его патент все же признали. Или, как говорят злые языки, когда стало точно понятно, что его можно обойти.

В общем, в плане защиты национальных экономических интересов Америка и еще николаевская Россия были очень похожи друг на друга. Каждый стоял на своем, никто не испытывал иллюзий, и, возможно, это в том числе помогало странам понимать друг друга и находить компромиссы.

— Так вы готовы подтвердить свое предложение? — буравил меня взглядом Хиггс.

— По моторам вы получите все на тех же условиях. Миллион поставленных двигателей в Россию по цене Стального, и технология ваша. Но…

— Что? — американец сразу напрягся.

— Если захотите большего, — я улыбнулся, — тогда придется идти на уступки. Скажу сразу, меня интересует новое совместное производство у вас и доля в том заводе, что вы будете строить для царя Александра.

— Это много.

— Но и даю я не меньше, — я прикинул свои ближайшие планы и тут же внес в них корректировки. — Итак, предлагаю присоединиться к нам в полете до Севастополя, там я выделю вам один из «Китов» с командой, который слетает вместе с вами в Нью-Йорк, а потом и в Коннектикут. Я ведь правильно помню, что головной завод Кольта находится именно в Хартфорде?

— Все верно, — Хиггс сначала растерялся от предложения, но быстро взял себя в руки. — Если честно, не думал, что смогу так быстро вернуться домой. Сколько займет дорога?

— Между нами примерно 8 тысяч километров, — я мысленно прикинул одну пятую от окружности Земли. — Это примерно от 80 до 100 часов полета на новых «Китах». Угля, конечно, придется взять побольше, а груза поменьше, но долетите. Надеюсь, о прессе и припасах на месте вы сможете позаботиться?

— Конечно! — мистер Хиггс не сомневался ни мгновения, даже вопрос про мое ранение, который все это время крутился у него на языке, удержал при себе.

Это и мне придало уверенности, что вся эта затея имеет смысл. Я отпустил американца и откинулся обратно на кровать: что-то после всех этих разговоров одежда насквозь промокла. И ведь вроде бы просто языком болтал, а в пот бросило так, словно по нашему окопу прошлась целая батарея 48-фунтовых пушек. Ладно, до вылета еще пара часов. Хиггс как раз успеет собраться, а я постараюсь поспать… Следующая остановка — Севастополь.

До главной базы русского Черноморского флота мы добрались в тот же день. Не знаю, что в первый момент подумали люди, увидев нашу армаду издалека, но, когда мы сходили на землю, все уже просто радовались. Жители города, которые еще до конца не отошли от затронувшей их войны, искренне кричали «ура», глядя на материальное подтверждение мощи своей страны. Сорок девять малых «Китов» и «Император Николай» сначала, казалось, заняли все небо, а потом и всю окружность Большой бухты, вокруг которой мы решили разместиться.

Первым в гости заехал генерал Кирьяков, грустно изучил письмо с моим новым назначением и поспешил нас покинуть, напоследок пожелав удачи. Мне показалось, что даже искренне. Потом прибежал Леер: рассказывал, что доработал систему впрыска турбины так, что мы и расход топлива сможем уменьшить, и мощность увеличить. Я же просто попросил его обернуться и посмотреть на висящую в грузовом отсеке дирижабля «Несушку». В прилетающих с улицы отблесках огня ее матовая поверхность сияла странным, как будто неземным светом.

Леер зачарованно подошел к самолету и даже, не удержавшись, погладил керамические сопла двигателя.

— Она? Там турбина внутри? — наконец, выдохнул он.

— Она, — согласился я. — Даже две.

— Почему без меня? — спросил он немного жалобно.

— Нужен был новый самолет, быстро и любой ценой, — ответил я. — Увы, ресурса тех турбин, что получилось собрать в Санкт-Петербурге, хватит часов на тридцать. Можно, пожалуй, и больше попробовать выжать, только я не дам людей гробить. Так что 30 вылетов на каждую, и под замену.

— Запасные турбины вы тоже сделали, но, учитывая плотность боевых действий, надолго груза из столицы не хватит, — Леер задумался.

— На две замены запас есть, — кивнул я. — А потом буду рассчитывать на тебя.

— У нас тут тоже еще сотня готова, — закивал инженер. — Можно будет морем отправить к проливам хоть сегодня. Прибудет через три дня, как раз получится пополнить запасы. А потом…

— Прежде чем отправлять, надо будет доработать, — я рассказал про все болячки, вылезшие во время запуска «Несушек». — Так что два дня на отладку, а потом — буду ждать.

— Сделаем, — немного грустно кивнул Леер. Даже понимаю почему. Ну да у меня для Генриха Антоновича есть не только работа, но и пряник.

— Как сделаете, надо будет наладить новое производство, — я задумался и добавил. — Даже два производства.

— Почему два?

— Одно для наших старых турбин, где мы соединим ваши и мои наработки. А второе для новых, повышенной мощности, под которые Михаил Михайлович и остальные будут тем временем рассчитывать и готовить новый планер. Не машина, чтобы «просто была». А то, что станет основным самолетом Российского императорского воздушного флота хотя бы лет на пять.

— Первый основной самолет Российского императорского воздушного флота, — Леер попробовал слова на вкус и быстро закивал. — Все сделаем!

И мы сменили тему на обсуждение местных новостей, которые плавно подхватил Волохов, тоже заглянувший на огонек. Этот принес новости о наших финансовых успехах, а главное, о том, что до завтра смогут подготовить партию «Китов» не только прошлого, но и нового месяца. Итого еще шесть гигантов по 250 метров каждый… В свете такого усиления можно было не только с запасом воплотить мои планы по покорению Америки, но и появление на передовой обставить с шиком. И пользой для дела, конечно!