Россия, Севастополь, 21 сентября 1854 года
Я в прошлом, стою в доме адмирала Корнилова и слушаю, как тот читает письмо с отчетом о вылазке эскадры Новосильского. Три корабля, так себе эскадра, конечно, особенно когда в море рыскает вражеский флот в восемьдесят вымпелов. Но мой воздушный шар пока позволял им держаться…
— … Пятнадцатого сентября перехватили транспорт «Гамидие», — читал Корнилов, и его глаза так блестели, что сухие строки словно обретали жизнь.
Я представил, как висящий на высоте две сотни метров мичман Уваров замечает корабль, проверяет горизонт, чтобы рядом точно больше никого не оказалось. И «Императрица Мария» идет на перехват. Турки еще ничего не подозревают, следуют старым курсом, а русский корабль уже встал по ветру и скользит в точку, где те только должны будут оказаться.
Вот их заметили — крики, паника. Транспорт пытается сменить курс, но Новосильский недаром адмирал, конечно, учел, чтобы по ветру от них не сбежать. Иначе даже с шаром долгая погоня может плохо закончиться… Турки мечутся, у них два варианта: уходить боковым ветром в сторону моря, где их точно рано или поздно перехватят, или же рваться к берегу, куда, в конце концов, можно будет просто выброситься и выжить.
Они делают такой очевидный выбор, вот только с той стороны их уже зажимает фрегат «Кулевчи». Транспорту приходится остановиться, капитан ругает себя, что не угадал. А зря, со стороны моря его точно так же зажала бы «Мидия». Три корабля, которые видят друг друга на десятки километров, которые могут координировать свои действия — это идеальный морской охотник. Куда там хищнику из фильма будущего.
— … С шестнадцатого сентября противник перестал отпускать корабли по одному, но мы ждали. Как в наших рядах порой нет порядка, особенно у снабженцев, так не оказалось его и среди англичан, — продолжал читать Корнилов. — Уже восемнадцатого сентября мы перехватили яхту «Самсун». Сначала хотели потопить ее, как и другие транспорты, но в ее трюме оказалось десять 36-фунтовых пушек нового образца, которые могли бы пригодиться и нам. В итоге я принял решение сохранить их и доставить в Керченский порт, так как в этой части Черного моря враг появляется не так часто. Передал их лично генерал-лейтенанту Врангелю, командующему войсками в Восточной части Крыма. Теперь уже он постарается переправить их на нужды Севастополя или же использовать для защиты прохода в Азовское море. С ним же передаю это послание, а также отчет мичмана Уварова.
На этом письмо Новосильского подошло к концу, и Корнилов протянул мне серый конверт, где можно было разглядеть толстую стопку бумаги уже для меня.
— Отчет об использовании летательных систем во время похода рейдовой эскадры. Записано и дополнено мичманом Уваровым, — адмирал прочитал подпись на лицевой стороне.
— Покажете, что там? — Ядовитая Стерва, словно забыв о нашей вражде, первой сделала шаг в мою сторону.
— Просим, Григорий Дмитриевич, — присоединилась к ней Анна Алексеевна, а потом и остальные дамы.
Отказаться было почти невозможно, вот только и соглашаться я не имел права. Когда я попросил мичмана продолжать вести летный журнал, а потом по возможности передать его мне, то не думал, что это случится так скоро. И информация о первых полетах в реальной боевой обстановке сейчас ценна, наверно, как будут ценны записи по Манхэттенскому проекту через девяносто лет…
— Прочитать письмо не могу, секретная информация, — я сделал каменное лицо, вот только отказывать в лоб в это время не принято. — Впрочем, через пару недель мы планируем показы новых шаров для акционеров «Летательных Инновационных Систем», и там будут учтены все записи мичмана Уварова. Так что заходите.
— Предлагаете купить ваших акций? — Ядовитая Стерва вспомнила, что она ядовитая.
— Да, предлагаю, — я улыбнулся. — Наши шары работают, и нам пригодится каждый рубль, чтобы сделать их лучше. Так что пока товарищество открыто для новых участников…
Где-то в стороне послышался вздох Волохова. После каждого моего рекламного мероприятия ему приходилось работать со все новыми и новыми людьми, желающими вложиться в наше совместное предприятие. Впрочем, он тоже понимает, что чем больше средств у нас будет, тем больше шаров в итоге получится выпускать за раз. Ради такого стоило постараться.
В общем, отбиться от чтения письма получилось даже с пользой для дела. А открыл я его уже дома… Описание первого полета прочитал по диагонали. Короткий, без каких-либо сложностей, все в рамках того, что мы ожидали. Взлет с носовой площадки, работа на канате, пляска на ветру, попытка подстроиться под курс корабля. Отдельная благодарность за гусиный жир и бурки, которые помогли хоть немного справиться с морозом и ветром. Еще с десяток следующих отчетов были примерно такими же: чувствовалось, что Уваров и остальные пилоты еще осторожничают.
Да и Новосильский тоже сначала не спешил с активными действиями. Ушел подальше от обычных маршрутов и нещадно гонял команды, заставляя вспомнить, что такое жизнь в море. А потом случилось то, что и должно было случиться. Форс-мажор — во время тринадцатого полета порвался удерживающий трос. Вот же магия чисел, черт ее дери!
Мои пальцы сжались, комкая лист бумаги, и потребовалась почти минута, чтобы успокоиться и вернуться к чтению. Помогло то, что я видел стопку следующих отчетов, а значит, Уваров должен был справиться… Итак, инцидент случился почти в спокойном море. Корабль тряхнуло на волне — трос ослаб, потом резко натянулся, и «Карп» отправился в свободный полет. Вот же черт! И как такое можно было учесть?.. Где в это время найти человека хотя бы с тройкой по сопромату, чтобы посчитать нагрузку на разрыв?
Уваров описал, как сначала запаниковал, но потом вспомнил тренировки по свободным полетам и постарался дать круг, чтобы ветер не унес его слишком далеко. Контр-адмирал внизу тоже не растерялся, заложил разворот, а потом на пересечении курсов подобрал мичмана против ветра… Я представил, какое мастерство нужно, чтобы направить махину «Императрицы Марии» точно в нужное место. А уж каково это садиться на небольшую расчищенную площадку на носу корабля, которая с высоты даже в десяток метров кажется не больше булавочной головки!
— Ну, Лешка, ну дает! — я треснул кулаком по столу и продолжил читать.
Обычный человек после такого, наверно, на какое-то время постарался бы сбежать от неба, но мичман Уваров, наоборот, только разошелся. Убедил Новосильского, что дальше они так и будут летать без канатов. Чтобы быстрее, чтобы лучше обзор… А то, что мы пару раз искупались, ничего страшного, закончил письмо мичман.
— С другой стороны, теперь у меня есть шесть пилотов с опытом посадки на корабли. Хоть начинай строить авианосцы… — я представил такую картину и отмахнулся. Сложно, дорого — у меня пока на такое даже с учетом товарищества не хватит ни власти, ни денег. Нет, тут нужна такая придумка, которую я смог бы воплотить в жизнь сам. Быстрый результат.
— Тебе не кажется, что ты начинаешь придумывать велосипед? — подала голос местная память, успевшая нахвататься от меня словечек и выражений.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, зачем изобретать что-то с нуля? Ты знаешь про войны будущего — так и не думай, давай просто внедрять то, что гарантированно докажет свою эффективность.
— Я ведь так и хотел, но… — я только рукой махнул. — Взять нормальный самолет, будет ли он лучше «Карпов»? Конечно! Вот только если аэродинамику «Ильи Муромца» мы, может, и подберем на глаз, но как быть со всем остальным? Где мне взять двигатель нужной мощности и размера? Я ходил и смотрел на то, что стоит на кораблях, и, боже, какие же это гиганты! Одни котлы в два моих роста будут.
— И что, никаких вариантов? Ты же в своей прошлой жизни видел самые разные виды самых разных машин!
— Паровой двигатель… — я принялся загибать пальцы. — Если закупить у англичан кардиф для ровной тяги и доработать машины с паровозов, в принципе, есть шанс получить то, что можно пускать в серию. Дальше двигатель внутреннего сгорания — пока нет ни самого движка, ни топлива для него. По крайней мере, в достаточном объеме и с рабочей системой поставок. Что еще, электродвигатель? Как ни странно, сам его собрать несложно. Есть рабочие примеры и есть энтузиасты, которые ими горят. Магниты еще придумаем — будет работать! Но вот аккумуляторы на скорую руку не соорудить, это целая самостоятельная ветка промышленности. Местных же хватит на пару минут, не больше.
— Ты читал журналы, я видел. Нашел упоминания и никеля, и лития — они уже открыты, их умеют получать, разве этого мало?
— Чтобы переработать и собрать аккумулятор — да, мало! Но если… Вернее, когда сюда потянутся ученые, мы обязательно проработаем и этот вариант. А пока — просто делаем то, что можно сделать самим. Шар, крылья, ракеты… Пусть хотя бы так! Из плюсов: если нас начнут копировать, то сколько потенциальных противников мы заведем в тупик? Сколько денег будет выкинуто на ветер?
— А это уже звучит интереснее, — местная память успокоилась. — Ну-ка, покажи.
Я усмехнулся неожиданно мирному завершению спора и вернулся к письму Уварова. Еще раз перечитал, внимательно изучил зарисованную им схему посадки. Да, сложно, но ведь наловчились… Цокнув языком, я залез в стол и вытащил собственный рисунок недельной давности. На сером листе красовался огромный шар, тридцать пять метров в длину и семь в диаметре. Объем почти тысяча триста кубометров газа — достаточно, чтобы поднять больше тонны груза.
Впрочем, часть этого потенциала придется потратить на себя. Только ткани на верхний чехол уйдет около 730 квадратных метров. Еще столько же на внутренние баллоны. Уже минус двести килограммов с учетом пропиток. А сколько съест система реек для жесткого каркаса? Гондола для экипажа? Двигатели? Я еще даже не считал, но уже было понятно, что не меньше половины… Да, дирижабли становились интересными только с ростом объема. Недаром тот же «Граф Цепеллин» был триста метров в длину. Готов ли я замахнуться на подобное? Разве что в отдаленном будущем… И если к тому моменту не получится приблизиться к реализации других, более перспективных идей.
Вот только я все равно не мог не мечтать. В моих мыслях огромный белоснежный красавец парил над облаками, почти как дирижабль из моей истории. Только у этого снизу была еще одна пристройка. Ангар, у которого поднимались передняя и задняя стенки. Вот мы подлетаем к вражеским позициям, и черный зев приоткрывается. Оттуда один за другим спрыгивают мои пилоты на доработанных «Ласточках». Ловят ветер, сбрасывают бомбы и гранаты на вражеские позиции. Потом на ускорителях возвращаются обратно. Дозаправка, и снова в бой. А на подавленные батареи уже заходят средние дирижабли, чтобы сбросить отряды десанта…
Я тряхнул головой, представив тысячи причин, почему так никогда будет. Но все равно красиво.
Утро следующего дня началось с фингала Ефима. Мой денщик после того, как мы обсудили тему, с кем бог, по вечерам начал ходить на свои собственные собрания. И обычно они заканчивались тихо-мирно, так что я даже запаха алкоголя по утрам не ощущал. Но на этот раз что-то пошло не так.
— С кем подрался? — спросил я и подвинул к себе тарелку каши. Мяса было пока столько же, сколько и раньше, и это показатель того, что дела с поставками продовольствия в город пока идут по плану. С этим у Меншикова точно проблем не было.
— А… — Ефим сначала отмахнулся от вопроса, но потом вспомнил, с кем говорит, и разом подобрался. — Простите, ваше благородие. Это все мужики местные, постоянно лезут с вопросами. Все им расскажи: точно ли справимся с супостатом, не бросим ли мы город… Впрочем, мужики — что с них взять.
Мужики сейчас — это значит просто крестьяне. Еще нет никакого благородного смысла, который появится после революции.
— И что, многие сомневаются в победе? — уточнил я.
— Городские — точно нет. Да они сами в подготовке укреплений участвовали, чего им сомневаться, — уверенно заявил Ефим. — А вот деревенские, особенно татары… Говорят, у них по семьям какие-то уважаемые люди ездят, рассказывают о нашем поражении и как скоро они смогут вернуться к жизни предков.
— Это рабов возить в Крым и в Турцию продавать? — я нахмурился.
— А я не знаю, — Ефим ни капли не смутился. — И они не знают. Но слова им нравятся. А еще им нравится, что англичане и французы обещают платить за еду больше нашего. Некоторые даже думают отвезти часть урожая в Евпаторию и продать там.
В голове мелькнуло смутное воспоминание из будущего. Действительно, союзники пытались закупаться у татар, и те гоняли целые караваны в Евпаторию. А потом Меншиков послал туда казаков. Город они, конечно, не взяли, но зато телеги и припасы пожгли.
— Так, а подрался ты из-за чего? — я вернулся к разговору.
— Да, один мужик заявил, что тот, кто придумал бесовские шары в небе — тот и сам бесам служит. Ну, я и врезал, ваше благородие, — Ефим гордо блеснул глазами.
— А и молодец, — я не стал его разочаровывать, добавив к словам еще одну трешку. — Только в следующий раз не просто бей, а разузнай сначала, из какой деревни будет этот мужик. И еще те, что вопросы про нашу армию задают — про них бы тоже все выяснить.
Шансы, что получится отследить что-то общее в этих разговорах, были невелики. Но почему бы не проверить. Тем более что Ефим со своими обязанностями справляется, а так заодно и пар продолжит выпускать.
Неожиданно входная дверь затряслась от ударов чьего-то крепкого кулака. Я прислушался — ничего. Кто-то молчал и просто пытался ворваться ко мне в комнату. Я поднялся из-за стола и, сделав знак Ефиму, чтобы держался в стороне, медленно двинулся к двери. В руке сабля, которой я даже ни разу не пользовался. В голове мысли о том, почему у меня нет заряженного пистолета просто на всякий случай… Встав справа от прохода, я откинул щеколду.
От следующего удара дверь распахнулась, и в комнату влетел размахивающий руками Лесовский. Лейтенант был так возбужден, что даже не обратил внимание на то, как я выдохнул и спрятал холодное оружие обратно в ножны.
— Воды? — я протянул Лесовскому стакан. Тот выдул его одним глотком, и это, наконец, помогло ему собраться.
— Дело! Нам поручили дело, господин штабс-капитан! — лейтенанта еще трясло от волнения.
Что ж, зато теперь становится понятно, почему тот молчал. В такие моменты порой не то что язык, бывает, и части тела поважнее может свести.
— Что за дело? — попрощавшись взглядом с остатками каши, я накинул мундир и принялся приводить себя в порядок.
— От Меншикова. Он, как прибыл в город, приказал улучшить часть позиций. Уже намечены вылазки к реке Черной, в сторону Балаклавы… Ну и нам нужно разрушить укрепления французов на западной стороне Карантинной бухты. Уж больно много они артиллерии там собирают, а если еще и корабли подойдут, то десятому бастиону может не поздоровиться.
Я задумался, представляя карту города. Действительно, враг находился в опасной позиции, и, учитывая, что район кладбища к югу от бухты находился в его руках, добраться до надоедливых батарей было непросто. Даже с учетом наведения наших орудий с воздуха… К счастью, у нас есть и другие возможности.
— Это задание нам дали как сводному ракетному отряду? — уточнил я.
Лесовский поспешил кивнуть, и все окончательно встало на свои места. Атаковать в лоб на подготовленные позиции никто не был готов. Малый отряд сразу будет обречен на провал, а крупный заметят и остановят в том числе с помощью корабельной артиллерии. И тут, видимо, адмиралы с Меншиковым вспомнили мои обещания о диверсиях.
И нам это действительно под силу. Надо только хорошенько подготовить операцию, продумать все детали, чтобы каждый из доступных мне видов войск действовал как часть одного хорошо смазанного механизма…
— А где капитан-лейтенант Ильинский? — неожиданно в голову пришел очень важный вопрос.
— Он и получил приказ от Меншиковского поручика. Вместе с указанием провести нашу вылазку как можно скорее. Поэтому капитан и отбыл незамедлительно на позиции, а меня послал за вами… Только нам бы поспешить, а то как бы без нас не начали.
Мне очень захотелось выругаться. Стоило только представить, как именно без меня могут начать, так и захотелось… Вот только времени ругаться не было. Так и не застегнув до конца мундир, я бросился из дому, и тут в конце улицы удачно показалась повозка. То, что надо, чтобы побыстрее попасть на позиции.
Я выскочил на середину дороги, размахивая руками.