Русская война 1854. Книга вторая

Глава 8

Судьба. Именно это слово появилось у меня в голове, когда я увидел, как из боя выходит один из французских линейных кораблей. «Шарлеман», 80 пушек, совсем новый парусный красавец, построенный всего два года назад. Именно его Наполеон III ввел в Черное море в нарушение конвенции о проливах, именно он стал одной из тех последних капель, что сделали эту войну неизбежной. И вот с кучей дырок в борту, со сбитой грот-мачтой он медленно отползал из строя, словно символ того, как неожиданно и неправильно пошла эта война для тех, кто ее начал.

В общем, на левом фланге у французов не задавалось, а вот на правом англичане давили. Корабли отходили и снова заходили на дистанцию огня, сбивая прицелы защитникам города. Впрочем, те быстро пристреливались и снова поражали противника. Пока… Одна из бомб упала во внутренний двор Константиновкой батареи, да прямо рядом с подвезенными снарядами. И почти сразу же еще одно попадание в верхнюю незащищенную платформу батареи. Всего пару мгновений назад похожая на ежа позиция неожиданно оказалась обескровлена, и сейчас в строю осталось только одно орудие.

— Нам нужно туда, — Нахимов не мог мне приказывать. Сейчас он просто просил, а я… Я ведь знал, что мы отобьемся. Вроде бы… Но в то же время цинично остаться в стороне, когда мы можем что-то сделать, было просто нельзя.

— Сейчас выйдем из зоны турбулентности, — именно в этот момент мы оказались с обратной стороны восходящего воздушного потока, и «Ласточку» болтало из стороны в сторону. — Где-то минута, и я смогу включить ускоритель.

— Быстрее… Они сейчас пойдут на прорыв, — Нахимов говорил очень тихо, словно все свои силы сейчас пытался передать тем, кто сражался на земле.

Внизу тем временем один из английских кораблей действительно начал поворачивать к берегу. 91-пушечный винтовой корабль Ее Величества «Агамемнон». В отличие от «Шарлемана» этот был гораздо опаснее еще и тем, что на нем находилась ставка контр-адмирала Лайонса. То есть это был не случайный маневр, а начало действий целой эскадры.

До меня долетели еле слышные слова Нахимова — он молился — и неожиданно болтанка кончилась. Словно на мгновение ветер остановился, и в тот же момент я врубил свой последний ускоритель. «Ласточка» заложила полукруг над Большой бухтой и вышла на глиссаду перед Константиновской батареей. Уши заложило, но я уверенно завершил маневр — горка, касание земли… Мы с Нахимовым скатились с «Ласточки», и через мгновение ее уже подхватил ветер, впечатывая в стену укрепления.

Мы этого уже не видели, взбегая вместе с матросами подкрепления на позицию.

— Ваше превосходительство! — среди множества мертвых тел стоял весь залитый кровью артиллерист. Он как раз закончил наводить уже заряженный пудовый единорог и поднес факел к запалу. Выстрел.

Снаряд улетел точно в сторону «Агамемнона».

— Представьтесь, фельдфебель, — Нахимов подскочил к солдату, помогая ему забивать внутрь новый снаряд. Рядом поворачивались и готовились к выстрелам и другие орудия.

— Григорий Брилевич, 3-я артиллерийская рота[1], — представился еще такой молодой парень и снова принялся наводить пушку, беря упреждение.

Сначала разрозненно, а потом все более уверенно батарея начала оживать. К нам присоединились пушки с закруглений Александровского и Николаевского бастионов, и уже скоро грозно идущему вперед линейному кораблю пришлось разворачиваться и спасаться бегством. Очень хотелось достать его, но, даже набравший воды и весь покрытый огнем, «Агамемнон» смог уйти в сторону.

Бывает. У нас свои герои, у англичан сегодня появились свои. Но как же не хватало тут бомбических пушек! Двести сорок попаданий, как потом насчитают наши противники — а корабль все равно держался на плаву. Так же досталось и «Аретузе» с «Альбионом», которые атаковали Волохову башню. С Константиновского бастиона я видел их похожие на решето борта, видел сбитые мачты… Но они продолжали сражаться.

— Четыре часа, — предупредил меня Нахимов, вытирая черные разводы пота со лба.

— Время, — кивнул я и вскинул голову вверх.

Лишившись «Ласточки», я теперь не мог видеть происходящее во всех деталях, но для этого я и готовил Степана, чтобы казак смог подменить меня в такой момент. Он спросил, просигналив с высоты, нужно ли послать за мной «Карпа», я отказался, приказав действовать по плану. И вот пришло время, ветер уже привычно за эти дни сменил направление, в небо поднялись все семнадцать «Ласточек» и «Карпов», что мы смогли снять с других участков фронта.

— Красиво идут, — Брилевич вслед за мной оторвался от своих пушек и удивленно присвистнул, увидев эту картину.

— Семнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо и бутылка рома… — казак Митька повторял глупый прилипчивый стишок, что однажды услышал от Щербачева. Его прелесть была в том, что туда можно было вставить любую цифру, вот как сегодня.

Он летит на важнейшее задание. Их ведет его старший товарищ хорунжий Эристов, и они все готовы рискнуть жизнью. За город, за штабс-капитана Щербачева, что подарил им крылья… Митька заметил, как мичман Осипов, его тезка, подал сигнал, что у него треснула рейка на правом крыле. Бывает. Жаль, что именно сейчас, но бывает!

Хорунжий Эристов заметил это и тут же через своего второго номера отдал приказ, чтобы мичман возвращался на землю. Митька сразу же представил, как ругался бы на месте Осипова, но небо — это не то место, где можно так глупо рисковать.

— Шестнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо и бутылка рома…

Молодой казак прищурился, чтобы лучше видеть все детали внизу, а в голове невольно крутились мысли о том, как однажды и он сам поведет в бой такую вот эскадрилью, как их назвал Щербачев. Сам будет пилотировать и отдавать приказы, а лежащий на широких дугах второй номер будет передавать их всем остальным. Эх, скорее бы такие новые «Ласточки» достались уже всем.

Неожиданно Митька понял, что вражеские корабли начали перестроение. Сначала молодой казак решил, что это конец, их заметили и теперь просто расстреляют… Не так жалко было умирать, как обидно, что они не принесут пользу, не выполнят план. Но нет! Корабли перестраивались не чтобы встретить их — клубы порохового дыма еще надежно скрывали небо от морских команд. Просто поврежденные корабли отходили назад, чтобы уже окончательно сбежать из боя.

«Фридланд», «Сюфрен», «Панама», «Ролланд» — и это были только те, чьи силуэты молодой казак смог идентифицировать наверняка. Враг бежал, тоже решив, как и они, воспользоваться сменившимся ветром. Вот только здесь, пока они еще не набрали ход, «Ласточки» будут быстрее… Митька сжал руки и чуть не пропустил сигнал от Степана: построиться в линию за ним и приготовиться скидывать бомбы.

Линия вражеских кораблей, линия их рыбок… Митька подумал, что это даже звучит красиво. Разве что он сам бы не пошел на еще стоящие и обстреливающие город корабли, а попробовал бы добить подранков. Как кавалерия на поле боя. Дед всегда говорил, что нет никакого бесчестия в том, чтобы догнать убегающего врага. Казак и его конь — это хищники поля боя, они бьют не туда, где сильно, а туда, где слабо. Чтобы враг дрогнул, чтобы даже не думал о сопротивлении.

С другой стороны… Неожиданно Митька понял, почему Степан повел их именно сюда. Их задача ведь не в том, чтобы кого-то добить, а чтобы помочь городу. И именно повредив еще стреляющие корабли, они ее выполнят.

— Приготовиться к сбросу бомб, — новые вспышки с первой «Ласточки» и новый приказ.

Митька покосился на кожаную сетку, в которой лежало ядро от бомбической пушки. Восемьдесят фунтов, в два с половиной раза больше, чем у любого обычного орудия. Если они попадут, мало не покажется. А они должны попасть! Для этого штабс-капитан Щербачев вместе с артиллеристами весь вечер сидели и считали. Сначала высоту полета и длину запала, чтобы бомба взорвалась именно в нужный момент. Потом момент сброса, чтобы с учетом скорости и ветра она попала точно в цель.

Для этого на каждой «Ласточке» поставили специальную планку. Как покажется нужный корабль на уровне нужного деления, так можно будет бомбу и сбрасывать.

— Первый пошел, — новый приказ, и вырвавшийся вперед Степан сбросил свою бомбу на первый в английском строю линейный корабль «Британия».

Мимо. Смертельно опасный снаряд ударился о воду, так никого и не задев. Митька выругался про себя, но тут же взял себя в руки. Это нормально! Так ведь и задумано! Штабс-капитан сразу сказал, что попасть будет непросто, а поэтому каждая следующая «Ласточка» должна вносить корректировки в прицел.

Вторая бомба — снова мимо, но она ударила в считанных метрах от деревянного борта. Митька сам не заметил, как заорал от возбуждения. Третий сброс — бомба пробила палубу флагманского корабля английского флота и разорвалась где-то внутри. Четвертый — и еще один взрыв. Увы, «Ласточки» слишком зависели от ветра и пролетели «Британию», так и не сумев ее потопить. Следующие бомбы достались уже «Трафальгару» и «Ванджансу»…

Митька приготовился скидывать свою, когда заметил, как в стороне от линии атаки в районе мели у Константиновского бастиона замер «Родней». Еще один английский корабль, который оказался слишком самонадеян. Его пытались расстрелять из фортов, но в ту сторону било не так много орудий. Митьке хватило опыта, чтобы понять — враг успеет уйти, и, недолго думая, молодой казак потянул за рули, выпадая из строя.

— Штабс-капитан поймет и простит, — повторял он про себя.

Возле берега стреляли не так часто, и пороховые облака были гораздо реже, чем там, где они летели до этого. Митька выжидал сколько мог, вглядываясь в палубу англичанина, и, как только кто-то ткнул в его сторону рукой, тут же поджег сразу все свои ускорители. Как хорунжий Эристов во время дела у Сарандинакиной балки. Ветер засвистел в ушах. Если бы не очки, то глаза бы от такого точно высушило, но они были…

Митька сделал несколько маневров, сбивая стрелков, как и учил штабс-капитан, а потом вывернул оба элерона, уходя вверх прямо над кораблем. На пару мгновений он словно замер на месте, как во время посадки, и именно в эту секунду рука выбросилась вперед, перерубая крепления бомбы. Та рухнула вниз — увы, не вертикально, а почему-то уходя немного вперед. Но длины корабля хватило, чтобы она его все-таки задела, а потом взрыв разметал часть носового набора, лишая англичан возможности спастись.[2]

— Ура-а-а-а-а! — крик вырвался из груди молодого казака почти одновременно с парой настигших его пуль.

Одна пробила крыло, и ткань начала расползаться, заставляя «Ласточку» заваливаться в сторону. Другая раздробила плечо, да так, что правая рука отказалась шевелиться. Было так обидно, но Митька одной левой продолжал по очереди подтягивать рули. К счастью, на «Роднее» начался пожар, и всем стало не до него, а молодой казак продолжил править к Константиновскому бастиону.

Наверно, было бы лучше сесть сразу у больницы, но столько ему просто не выдержать. Да и ветер вел именно туда. Последнее ускорение, горка, Митька почувствовал, как всего в паре метров от цели теряет сознание и сваливается с дуг «Ласточки». Правда, до земли он почему-то не долетел. Его подхватили.

Взгляд туманился, но он узнал лица. Штабс-капитан и адмирал Нахимов — они лично оттащили его в сторону, а потом перевязали.

— Простите… — Митька увидел остатки своей «Ласточки», и ему стало безумно жалко превратившуюся в обломки рыбку.

— Не тебе сегодня просить прощения, — неожиданно серьезно ответил ему штабс-капитан, а потом указал на еще одни обломки. — Это моя. И я ее сломал, просто чтобы пострелять из пушки. А ты — ты потопил, кажется, первый корабль в этом сражении. Первый английский корабль в эту войну. Так что сожми зубы и гордись.

Митька сначала думал, что штабс-капитан шутит, а потом по его лицу понял, что нет. Понял и сжал зубы. Дед всегда говорил, что только рядом с настоящим командиром казак может показать себя настоящим казаком. Раньше Митька ему не верил, а вот сейчас, наконец, понял, что тот имел в виду.

То ли еще будет!

Перевязываю плечо своего казака, матерюсь, не обращая внимания на удивленного Нахимова.

— Повезло, — только закончив, я позволил себе выдохнуть. — Кость не задета, да и рана навылет. Крови много потерял, но выкарабкается, должен выкарабкаться.

— А где вы, Григорий Дмитриевич, так повязки вязать научились? — поинтересовался адмирал.

— Так на наших курсах первой помощи, что проводят врачи для нижних чинов. Я и с солдатами ходил, и с матросами, да еще и на разных бастионах, — я только рукой махнул. — Подождите, а что вы-то тут делаете? Я-то своего героя побежал ловить, а вы? Там же англичане!

— А все, — Нахимов улыбнулся. — Они уходят. Понимают, что у нас кораблей не так много, но если бы они еще несколько часов тут постояли, то адмирал Корнилов точно бы выпустил на них все пароходофрегаты Бутакова. Дмитрий Иванович себя как командир давно показал, попил бы у них крови.

Я невольно вспомнил, как сам Павел Степанович награждал Бутакова после Синопа. Да и до этого они служили вместе. Наверно, ему будет приятно узнать об еще одном подвиге своего знакомого.

— Он и так уже попил вражеской крови… — начал я и рассказал, как Дмитрий Иванович догадался сместить груз на одну сторону, чтобы задрать правый борт «Владимира», и пушки пароходофрегата все утро потрошили оказавшиеся в зоне досягаемости английские батареи.

— Что ж за война такая, — Нахимов не удержался от улыбки, глядя на фельдфебеля Брилевича, восторженно машущего руками на крыше форта. — Одни герои.

Он улыбнулся, а потом мы вместе расхохотались. Все в крови, в гари, сегодня город потерял много храбрых солдат и офицеров, но мы выстояли. Выстояли и показали всей империи, всему миру, что просто так эта осада не закончится. В небе над нами возвращались назад «Ласточки» во главе со Степаном, а его второй номер передавал сигналы открытым кодом.

— Два коротких, один длинный — у. Короткий, длинный, короткий — р. Короткий, длинный — а, — Нахимов расшифровал послание и помахал довольным пилотам.

Вокруг начали собираться бойцы Константиновской батареи, те, кто принял на себя главный удар английской эскадры. Атаку кораблей, которые считались сейчас сильнейшими в мире. Приняли, выстояли и победили. Я смотрел на этих людей. Тех, кто наводил пушки, тех, кто носил ядра и порох — все под чужим страшным огнем — и по спине бежали мурашки.

Люди ждали слов, и не только я это понимал.

— Вы защищались как герои, — Нахимов поднялся и обвел всех собравшихся горящим взглядом. — Вами гордится, вам завидует Севастополь. Благодарю вас. Если мы будем действовать таким образом, то непременно победим неприятеля. Благодарю вас! От всей души благодарю вас![3]

Простые слова, но именно эта простота и помогла людям окончательно поверить, что все закончилось. Я почувствовал, как они расслабляются, а потом грянуло «ура», словно последний залп, провожающий незваных гостей.

Потом этот день длился еще очень долго. Я стоял на четвертом бастионе вместе с Ильинским, осматривая повреждения и готовя план работ по восстановлению. Думал вместе с Рудневым и Григорьевым, как можно сделать наш огонь эффективнее. Поднимал стопки вместе с владимирцами и матросами за наших погибших. Принимал отчет Степана и остальных пилотов, вместе рождая новый устав нашей авиации. Ходил по больнице, проверяя и благодаря наших раненых.

И только после всего этого я заехал в дом Волохова. Сегодня не было приема, не до того было всем морским офицерам, кто участвовал в отражении штурма. А вот пехотные во главе с Меншиковым были на месте. Изучали отчеты, рисовали на схеме полную картину сегодняшнего боя и готовились к тому, что будет завтра.

— Мы выстояли, — говорил Меншиков, когда я замер в дверях. — Но уже следующим утром они снова пойдут вперед. Без кораблей, без пехоты, но ядра будут сыпаться на наши позиции и город каждый день, пока мы… Григорий Дмитриевич, — он заметил мое появление и ни капли не удивился. — Проходите. Прежде чем мы продолжим, у меня будет к вам пара вопросов и одно задание. Если вы не знали, к нам подошли подкрепления. Уже через несколько дней генерал Липранди постарается откинуть противника с Воронцовской дороги, и ему потребуется помощь ваших шаров и ракет.

Атака Липранди? Кажется, меня собираются привлечь к будущему штурму Балаклавы. Вот и хорошо, я и сам не собирался оставаться в стороне.

— С радостью помогу, — я вытянулся и кивнул. — Но прежде чем мы продолжим, я хочу рассказать о тех выводах, к которым мы пришли с адмиралом Нахимовым во время полета. Враг точно знал, какие пушки стоят на каждом из наших бастионов. Знал, планировал атаку исходя из этого знания, чтобы точно их подавить. И не учел разве что мужество и хладнокровие наших солдат. Однако мне кажется, что полагаться в будущем только на них было бы неправильно. Если союзники в прошлый раз получили столь важную информацию, то как бы они не узнали и о других наших планах, что может стоить нам тысяч жизней, а то и чего похуже…

— Спокойнее, штабс-капитан, — и опять я не сразу заметил выступившего из тени Дубельта. — Не думайте, что вы один ведете этот бой, но раз уж вы так горите энтузиазмом, то и у меня будет для вас задание… Нет, скорее предложение. Александр Сергеевич, вы позволите забрать вашего гостя буквально на пару минут?

Меншиков кивнул, и Дубельт, не теряя ни мгновения, подхватил меня под руку и вывел из комнаты.

[1] Реальный подвиг реального человека.

[2] В нашей истории «Родней» успели снять с мели.

[3] Реальные слова Нахимова после этого боя.