Русско-турецкая война 1686–1700 годов

Глава 5 ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ В 1690–1694 гг

Государственный переворот, отстранивший в августе — сентябре 1689 г. от власти правительство царевны Софьи, на некоторое время отвлек внимание московской политической элиты от военных дел. Это не означало прекращения боевых действий со стороны России. Однако походы на вражескую территорию осуществлялись, как правило, силами казаков и, в меньшей степени, находившихся на царской службе представителей различных кочевых народов. Их военная активность была напрямую связана с высылаемым московским правительством жалованьем. Кроме того, казаки играли роль буфера, мешая большим отрядам врага неожиданно подходить к засечным чертам Московского государства. В остальном же российское правительство сосредоточилось на обороне. В военном отношении главным минусом оборонительной тактики было то, что стратегическая инициатива оказывалась в руках противника, который в рассматриваемый период регулярно вторгался в российские владения.

С точки зрения дипломатии такая политика в ряде случаев оказывалась выгодной. Она позволяла во время контактов с союзниками по антитурецкой коалиции говорить о продолжении войны, а на переговорах с татарами (1692) утверждать, что во время походов крымских войск в «цесарские владения» государи ради дружбы с ханом не посылали своих войск «на Крым и под городки»[906].

Из собственно московских войск основная тяжесть борьбы с противником лежала на Белгородском разряде, которым командовал Б. П. Шереметев. Боярин старался координировать свои действия с Мазепой. Российские и украинские войска постоянно оказывали помощь друг другу. Районы их военных операций часто пересекались. В одной из челобитных Шереметев перечислил противников, которые могли напасть на обороняемые им «государевы украинные города»: крымские и азовские татары, калмыки, черкесы, а также раскольники[907]. Данный список очень близок к тому, с которым приходилось иметь дело войскам гетмана. Разница состояла лишь в том, что московским войскам практически не приходилось сталкиваться с белгородскими татарами, которые активно действовали на правобережье Днепра, а гетман на своей территории относительно редко имел дело с калмыками.

В целом характер боевых действий лучше всего описан в расспросных речах взятого в плен летом 1694 г. ахреянина[908] Демьяна Ларина сына Башмака. Период описываемых им событий относится к 1689 — первой половине 1694 г.: «Под их великих государей украинные городы, пот Тор, и под Мояцкой, и под Изюм, и под Полатов для войны с пятнатцать походов. А озовцов, де, хаживало для войны человек по пятидесят, и по сту, и по полтораста, а болши, де, того озовцов в те походы не хаживало. А в старшинах, де, у них бывали озовские аги. И в те, де, походы взяли они в полон руских людей и черкас мужеска полу и женска человек со ста. Да он же, Демка, с озовцы со многими людьми ходил к синему Озовскому морю, к реке Берде. И на той, де, реке наехали черкас человек с триста и побрали их в полон. А те, де, черкасы приезжали на ту реку для соли. И роспродали тех черкас озовцом, а иных — за моря розных земель людем»[909]. Аналогичным образом действовали другие группы татар, калмыков, черкесов, старообрядцев, украинских казаков Петрика.

В нашей работе отмечены все крупные походы противника, для отражения которых приходилось стягивать полки, стоящие в глубине российской территории, однако основная часть нападений отрядов численностью 50–200 человек, вероятнее всего, осталась не выявленной. Можно утверждать, что против России велась непрерывная «малая» война.

Находившиеся в распоряжении Шереметева войска сдерживали натиск больших отрядов или высылались навстречу противнику «по вестям». К примеру, 29 января 1693 г. один такой отряд был отправлен из Белгорода к Ахтырке (западная точка Белгородской укрепленной линии). Оттуда он ударил по подошедшим к Полтаве татарам, а уже к 13 февраля отряд возвратился обратно в Белгород[910]. За две с небольшим недели служилым людям пришлось пройти на конях около 500 км. Очевидно, что в подобных рейдах силы в большей мере тратилась на переходы, чем на сражения.

Продолжались посылки служилых людей в Киев. По подсчетам В. С. Великанова, в 1690 г. гарнизон Киева насчитывал 2691 человек (рейтарский полк Я. Иваницкого, солдатский полк А. Рубцова и три московских стрелецких полка — С. Сергеева, С. Головцева и С. Капустина). В Киев посылались служилые люди из Москвы, а также из других городов — Кром, Трубчевска, Рыльска, Ельца и т. д.[911]

В целом же нагрузка на московских служилых людей стала существенно меньше, чем в период дальних походов под руководством В. В. Голицына. Снижение бремени, лежавшего на ратных людях, выражалось в разных формах. В отдельные годы войска могли высылаться не на весь сезон боевых действий, а только на то время, когда ситуация становилась по-настоящему угрожающей. Так, 17 июня 1692 г. был обнародован указ о высылке ратных людей на службу в Белгород и Севск против крымского хана и «по возмущению вора и изменщика запорожеского писаря Петрушки (Петрика. — Авт.), которой бежал из Запорожья в Крым». Прибытие в места сбора войск назначалось на 15 июля[912].

Правительство старалось дать отдых «ратным людям», которые вынесли на себе основную тяжесть службы в период походов Голицына. В частности, в 1693 г. в Белгород и Севск отправлялись те служилые люди «московских чинов», которые не участвовали в наиболее тяжелых походах предшествующего периода. При этом особое внимание уделялось «нетчикам», не явившимся в войска в прежние годы[913]. Иногда высылалась только часть полка. Так, в июне 1692 г., по приходе вестей о татарском наступлении на Украину, туда было направлено 500 стрельцов из Стремянного полка и по 100 человек от каждого из других полков[914]. В каких-то случаях служба в Белгороде и Севске оказывалась своеобразным наказанием. По свидетельству П. Гордона, из двух стрелецких полков, посланных туда 1 июня 1690 г., один, в «белых кафтанах», выслали по причине неблагонадежности[915].

После Крымских походов воевода Белгородского разряда Б. П. Шереметев деятельно включился в организацию оборонительных мероприятий на южных границах. В 1690 г. он выслал в Разряд предложение о направлении вверенных ему войск на службу по черте попеременно. В декабре 1691 г. воевода писал в Москву, что отправил к черте полки из «ближних» мест, а из Белгорода не послал, отметив, что эти полки ему нужны на случай атаки внезапно подошедшего неприятеля. В документе говорилось, что далее полки будут посылаться в порядке очередности: «до перемены очередь свою отстоят, а на перемену им посланы будут иные полки, тож указанное число, и теми своими очередными переменами они устоновятца, и те полки по росписке моей, холопа вашего, будут обходитца и переменятца все поровненно, бе зо всякие им ратным людем тягости»[916]. Остальные служилые люди, по приказу боярина, должны были оставаться по домам, не разъезжаясь из них и оставаясь в готовности к выступлению «по вестям». Отправка ратных людей на службу попеременно затрагивала и такой важный южно-русский форпост, как Новобогородицк. Так, 28 сентября 1694 г. из Белгорода в Новобогородицк был послан полк солдатского строя «очередные половины четвертые перемены, на перемену очередному ж полку вторые перемены». Перед отправкой производился смотр подразделения[917].

Продолжалось строительство новых укреплений на Изюмской (Новой) черте, которые усиливали ее западный фланг. В 1690 г. по согласованию с Б. П. Шереметевым харьковский полковник Григорий Донец построил городки Нововалковой, в котором было поселено 100 черкасских семей, и Новая Водолага[918]. Работы продолжились в следующем году. 29 сентября 1691 г. Шереметев писал в Москву, что дал ахтырскому наказному полковнику Федору Донцу указание, чтобы он «по черте худые места, откуда чаят неприятелских приходов, полку своево казаками починил». Из Харьковского полка в Белгород сообщали, что отремонтировали обвалившуюся крепость в Изюме, в обновлении которой участвовал и сходный воевода Семен Протасьевич Неплюев со своими людьми[919].

С 1692 г. рейтарские и солдатские полки Белгородского разряда стали выдвигаться на Изюмскую черту регулярно[920]. В целом в указанные годы крупных нападений противника на укрепления Белгородской и Изюмской черт, подобных тем, что произошли в 1688 г., не наблюдалось. Немалую роль в этом, как представляется, сыграла деятельность Б. П. Шереметева, своевременно высылавшего отряды на пограничье и организовавшего починку и укрепление отдельных участков Изюмской черты.

1690 г.

Оборонительная стратегия требовала не только выдвигать крупные контингенты войск на важнейших направлениях, но и предполагала посылку небольших отрядов в разные точки степного пограничья, в том числе в районы, удаленные от мест боевых действий, но досягаемые для неожиданных ударов небольших отрядов противника. Объектом нападения мог стать любой населенный пункт, суливший добычу. В июне 1690 г. татары напали на Изюм, разорив город с окрестностями[921].

В августе отряд из Азова численностью около тысячи человек, в составе которого находились старообрядцы, подошел к Тору[922], где располагались соляные промыслы. Староверов возглавляли П. Мурзенок и Л. Маноцкий. Русская речь и внешность позволили противнику, не вызывая опасений, подойти к торским жителям, которые шли обозом за дровами[923]. Назвавшиеся донскими казаками старообрядцы начали атаку, в результате которой было захвачено около тысячи человек. В походе, кроме азовцев и старообрядцев, участвовали ногайские татары и калмыки батыра Малая. Последний отличался особой жестокостью. Он «у мертвых взрезывал груди» и всячески глумился над погибшими. В Азове старообрядцы разделили полон с азовцами и другими участниками набега. Из тех, кто по разделу достался Мурзенку и Маноцкому, семь человек смогли бежать и, придя на Дон в Черкасский городок, рассказать о случившемся[924].

Наиболее тяжелый удар по московским войскам в 1690 г. нанесла чума. Мор начался в Новобогородицком городке на р. Самаре. От него умерли многие государевы служилые люди, в том числе воевода Новобогородицкой крепости окольничий Алексей Иванович Ржевский и его сын. Служилые люди разбегались из Новобогородицка и умирали по окрестностям. Болезнь сделала город уязвимым для пожаров, от которых в итоге выгорела половина Новобогородицкого городка. 17 мая Мазепа писал в Москву: «многие ратные ваши великих государей люде скончилися, а иные з Новобогородицкого города уйшовши, то по степах, то по байраках, то по лугах и островах днепровых тулалися и по тых розных местцах одны померли, а другие еще живо обретаючися, один од другого криются, з яких померлых на пустых оних местцах непогребение лежат тела»[925].

1691 г.

В январе 1691 г. татары приходили под Орель и «людям тамошним починили шкоды»[926]. В том же году отряд из трехсот горских черкесов, идущих в набег на «государевы низовые и украинные города», обнаружился в степи в 20 верстах от Царицына[927]. 6 июня по пути из Саратова с ними столкнулся отряд казанских конных стрельцов во главе с сотником. Однако сражение не состоялось, во многом благодаря тому, что стрельцы ехали вместе с толмачом калмыцкого языка из улуса Аюки и отрядом калмыков в 100 человек («для сыску табуна», который был отогнан у калмыков от Саратова). «Увидя калмыков, те черкесы съехались с ними на переговорке и сказали, что и им до калмыков дела нет», поскольку «идут де они войной под государевы низовые и украинные городы, под Царицын». После этих переговоров отряды разъехались[928].

Впрочем, такие встречи в степи, когда ни один из отрядов не имел очевидного преимущества и не желал вступить в бой, не были уникальными. В середине лета участники станицы[929] донских казаков за четыре дня пути до Валуек на речке Деркуле видели отъезжий неприятельский караул, но в сражение с ними не вступили[930].

К концу августа к Шереметеву в Белгород стали стекаться тревожные вести. Выходцы из крымского плена сообщили, что из Крыма 6 августа под «великих государей украины» для взятия языков посланы 200 отборных татар с двумя мурзами. После их возвращения в поход собираются идти нураддин и кафинский паша. Кроме того, Шереметев узнал, что орда, воевавшая под Белой Церковью, пришла к Казы-Кермену 15 августа, а потом переправилась на левую сторону Днепра «на многих перевозех». Поступили также данные о движении татар и старообрядцев вверх по Северскому Донцу. По этим вестям Шереметев разослал сходным воеводам указы о подготовке к отражению большого татарского набега[931]. Однако ожидаемого нашествия не случилось.

Вместе с тем нападений отдельных отрядов приходилось ожидать в любой момент. 15 декабря небольшая группа татар внезапно появилась под Сидоровой Лукой у Маяцкого и, захватив пленного, ушла в степи. 20 декабря враг напал на пасеку на речке Береки в землях Харьковского полка, пленив одного человека[932]. Все это заставляло держать гарнизоны в постоянной боевой готовности.

1692 г.

Зимние месяцы Шереметев провел на черте в Змиеве. Он посылал в разъезды небольшие отряды опытных служилых людей. Дозорщики отправлялись «к Мояцкому, и к Соляному, и за черту в степь к речке Берестовой, и до вершин Орельских и Самарских, и в ыные причинные розные места»[933]. В итоге движения татар в степях замечено не было. 21 января вернулись посыльные с Берестянки и сообщили, что в степях выпало много снега и нечем кормить лошадей. Это заставило увести войска с черты[934]. Отписка об этом была направлена в Москву с толмачом Посольского приказа Дмитрием Петровым 30 января, а в Белгород воевода вернулся 4 февраля[935].

Чтобы узнать о планах татар, Шереметев 9 февраля послал под Перекоп на разведку и для захвата пленных крещеных калмыков и казаков. Отряд сумел подойти к самому городу, вступил недалеко от него в бой и в результате пленил пятерых перекопских татар. Троих из них калмыки привезли Шереметеву 17 марта, а двух отдали полтавским казакам. От пленных были получены сведения о том, что султан сменил хана (речь о смене Селим-Гирея на Саадет-Гирея III) и требует от нового крымского властителя летом вести войска в Европу на помощь против цесаря[936].

Полтавские казаки после боя под Перекопом и раздела пленных расстались с калмыками и прошли западнее Перекопа к Черному морю. Здесь они атаковали татарские юрты, захватив большую добычу, двух мужчин и трех девушек, а также отбили пленных черкас. После этого отряд ушел от погони к Днепру, где неделю стоял в камышах между Очаковом и Казы-Керменом для отдыха[937]. Приходящие в Белгород вести позволяли ожидать передышки от нападений больших вражеских отрядов. Однако уже 6 мая Шереметев выступил из Белгорода «по вестям»[938].

В конце лета 1692 г. крымские татары и казаки — сторонники выступавшего против России и гетмана Мазепы Петра Иваненко (о его повстанческом движении см. далее) — напали на Новобогородицк. 7 и 21 июля воевода крепости С. П. Неплюев получил письма кошевого Ивана Гусака, кодацкого полковника Лукьяна Трипутина, полтавского полковника П. С. Герцика о выдвижении Петрика и калги с татарами в направлении крепости. Это же подтвердили прибывшие в крепость ватажники (занимались соледобычей) и местные жители (среди них Д. Савельев, получивший позднее за свои вести царское жалованье). Неплюев стал спешно готовить Новобогородицк к обороне: пушки на раскатах были защищены специальными «байдачными тесницами», промежутки между которыми заполнили землей, а в самих тесницах прорубили «окна» (на время перезарядки бойницы закрывались специальными щитами), для стрелков аналогичные тесницы с пробитыми в них бойницами были сооружены по всей линии городских укреплений; у трех городских ворот «учинены выводы со рвами углом, чтоб мочно было те выводы с раскату очищать и на тех выводах сделаны бойницы»; «в левой стороне Самарских ворот зделан тайник и выкопан колодезь и окола учинен острог»; для защиты колодца поставили две пушки; «от стены городовой перекопано в дву местех рвом и учинены валы и на волах бойницы». Чтобы вовремя обнаружить приход неприятеля «на роскатех и по стенам», стояли «караулы крепкие днем и ночью», караулы были расположены также у бродов выше и ниже города, при этом последний — Песчаный брод был защищен острогом. Чтобы укрепить сплоченность гарнизона Неплюев пошел навстречу просьбам 130 жилых черкас и выдал жалованье (более 15 руб.) их работникам — «бездомовным козаком» (31 человек), чтоб «по нынешней воровской петрушкиной прелести… от них не было какова согласия и злаго умыслу»[939].

Крепость защищали Яблоновский солдатский полк полковника Петра Гасениуса (700 человек), Добринский солдатский полк подполковника Андрея Ролонта (400 человек, не считая больных), 60 казаков Ольшанской сотни Сумского полка во главе с сотником Михайло; 130 новобогородицких «жилых черкас», 31 их работников; 16 жилых солдат, 10 пушкарей, 50 казаков Кобыляцкой сотни Полтавского полка и 40 человек присланных Мазепой сердюков во главе с Дмитрием Мозирою, наконец — двое «жилых подьячих». Всего гарнизон насчитывал 1473 защитника (выше перечислены не все)[940].

Передовой отряд неприятеля — 200 татар — появился в районе Новобогородицка, за р. Самарой, 23 июля «в первом часу дни рано». Крымцы «подбегали под самой город», появившись на противоположном берегу реки. Гарнизон открыл по ним огонь из пушек. Другой отряд противника атаковал брод ниже крепости, намереваясь «переправитца и ударить по сей стороне Самары под город». Увидев, что переправа охраняется караулом, противник отступил. Взять языков ему не удалось. В результате татары «ни мало ни в чем поиску себе не учинили и тогож числа отошли прочь»[941].

28 июля подошедший к р. Самаре более крупный отряд — в 2 тыс. татар — смог овладеть Песчаным бродом и переправиться. «Караульная башня» на Песчаном броде была сожжена. Татары подъезжали «под город в самых ближних местех». Гарнизон открыл огонь из орудий, после чего «ратные люди конные и пешие» вышли из города «на стравку». Крымцы, не приняв боя, отступили. Их отряды до ночи кружили вокруг крепости «по степи и по курганом». Наконец, на следующий день под стенами Новобогородицка показались сам калга «с ордами и вор Петрушка с воровскими казаками во многом собрании». Войско расположилось «в лугах» на противоположной стороне реки, установив контроль над обеими переправами. Отдельные отряды неприятеля, как и в предыдущий день, переходили реку через броды, подъезжали к городу, гарнизон которого огрызался пушечной канонадой. Кроме того, С. П. Неплюев организовал и возглавил вылазку конницы и пехоты (последней командовал А. Ролонт) для взятия языков. Пленных взять не удалось, но неприятель вновь отступил от стен большого города и в отместку стал жечь складированные недалеко от Новобогородицка запасы сена. Ратные люди дали новые залпы «ис пушек и из мелкова ружья», на время отогнав поджигателей. Под покровом наступившей ночи татары все-таки смогли поджечь копны с сеном по обе стороны реки. Кроме того, они «в пасиках пчелы многия выломали и в огородах овощи и табаки выбрали и вытоптали»[942].

30 июля войско калги и Петрика (20 тыс. татар и около 2 тыс. казаков[943]) переправилось через Самару, разбив кош в двух верстах от Новобогородицка. Вновь последовали попытки отдельных казацких и крымских отрядов, подъезжая под город, взять языков. Неплюев посылал «за вал» на новую вылазку конницу и пехоту. Весь день была «стравка и стрелба ис пушек и из мелкова ружья». Попытки обеих сторон взять пленных и получить информацию о примерной численности друг друга успехом не увенчались[944].

В ночь с 30 на 31 июля гарнизон Новобогородицка ожидал решительного штурма: «началные люди и козаки поставлены по городу по стенам и по роскатам и на воротех и на плецовых все в готовасти». Десять раскатов по обеим сторонам Самарских ворот прикрывал Яблоновский полк П. Гасениуса; Днепровские ворота защищал Добринский полк во главе с А. Ролонтом. Московские ворота держали сумские казаки под командой сотника Михайла. «Меж теми полки розведены были кобыляцкой сотни козаки» — 50 человек, а также присланные Мазепой 40 сердюков (Мазепиным казакам, видимо, в отличие от слободских, до конца не доверяли, опасаясь измены). Ожидания не обманули оборонявшихся: «в ночи с субботы на воскресенье, часу в третьем, во всеношное бдение, неприятелские люди и вор изменник Петрушка с воровскими козаками во многолюдстве пришли… к болшому городу». В штурме участвовало не все войско калги и Петрика, а лишь 2 тыс. казаков и 500 татар (по свидетельству пленных). Однако и это войско показалось обороняющимся многочисленным. Увидев «неприятелских людей во многолюдстве», русские ратные люди и казаки не стали оказывать сопротивление и «с валу и з ворот отходом отошли в меншой город». Неплюев объяснял это позднее тем, что «держать было того болшого города за малолюдством невозможно». Другой причиной отступления были сохранявшиеся опасения воеводы, что часть казаков может переметнуться к Петрику. Отряд крымцев и «воровских казаков» ворвался в большой город «и около всего меншого города учинили многочисленной окрик и с трех сторон города учинили стрелбу и приступали к меншому городу, и в болшом городе зажгли две башни и дворы». Начался также грабеж большого города, правда, без особого результата (лишь в одном из дворов было захвачено 50, по другим данным — 100 овец). Бой продлился до зари. Казаки Петрика и татары «во всю ночь к городу приступ… чинили», гарнизон отвечал пушечной канонадой и ружейным огнем. В особо опасных местах, где «неприятели чинили приступ», противника встречали сам воевода, а также Гасениус и Ролонт. На ночную вылазку Неплюев не решился («на вылоску ночью, не осмотря их неприятелских сил, итить было невозможно»), но на рассвете, поручив город Гасениусу, ударил из-за стен на противника во главе отряда из 300 солдат, 20 гетманских сердюков, 70 «жилых черкас» и 20 их работников, получивших царское жалованье. В результате русские и казаки «Божиею помощию и великих государей счастием неприятелских людей из болшого города выгнали и многих людей побили и переранили и языков побрали». В плен взяли «Петрушкина воровского полковника запорожского», бывшего атамана Стеблевского куреня, Кондрашку Михайленко и еще трех «воровских козаков»[945].

По словам пленных, калга и Петрик не собирались брать Новобогородицк, а пришли к нему для добычи и грабежа. Этим, видимо, объясняется, что нападавшие отошли от города после первой же вылазки. Нельзя однако исключать и того, что мятежные казаки и татары рассчитывали взять город с наскока, но не готовились к длительной осаде. Этим вызвано их скорое отступление от Новобогородицка. 31 июля калга «с ордами и вор Петрушка с воровскими козаками» отошли к верховью р. Крымки, а в полдень и вовсе двинулись прочь от Новобогородицка на север, «под малоросийские городы»[946]. Оборона Новобогородицка стала одним из самых значительных эпизодов кампании 1692 г. в Приднепровье, а по всей видимости, и одним из самых крупных столкновений за весь период 1690–1694 гг.

После ухода противника Неплюев сообщал, что в крепости осталось всего 813 человек, включая 17 «начальных» людей с подполковником. Вряд ли всю разницу между численностью гарнизона до и после осады можно принять как потери. Тем не менее необходимость увеличения гарнизона была очевидной, о чем воевода написал в Разряд. В ответ на требование Неплюева из Сумского (20 сентября) и Ахтырского слободских полков (28 сентября) были высланы по 300 казаков. Кроме того, последовал государев указ о направлении из Белгородского разряда на р. Самару 1000 человек «на прибавку». По состоянию на 10 ноября в Новобогородицке вместе с сумскими и ахтырскими казаками находилось 1390 человек, «и те де людишка худые и безаружеиные и многие из них малые робятишка». Затем это число сократилось до 1210 человек.

По новой просьбе Неплюева город было велено «беречь» гетману Мазепе. В ответ гетман писал в Москву, что не может обеспечить защиту этой крепости по многим причинам, а также о том, что туда надо отправлять великороссийские войска. В Москве вняли аргументам украинского властителя и разрешили гетманских войск в Новобогородицк не посылать. Мазепу лишь обязали оказать помощь городкам на Самаре в случае прихода противника и начала осады. К началу декабря в Новобогородицке вместе с подполковником Иваном Англером осталось 824 служилых человека Белгородского полка и 370 казаков Сумского полка. Гетман считал, что таким малым числом воинов в случае прихода противника защитить городки на Самаре невозможно. Он просил Москву о прибавке ратных людей[947].

Тревожно было и на других направлениях. Появились сведения о планируемых противником диверсиях — казаки захватили сторонников Петрика и узнали, что тот посылал шпионов в Орель. Им было приказано поджечь город[948]. Однако лазутчиков удалось схватить, после чего они были казнены «отсечением головы»[949].

Противник приходил в российские владения также и со стороны Азова. В конце мая азовский военачальник Кубек-ага с азовцами и 40 калмыками ходили под Астрахань на Таевские Воды и взяли 130 человек полона. По утверждению донских казаков, информацию о том, куда лучше идти азовцам, прислали татары «юртовского Ишейки Кошкарина». Для этого татары отправили из Астрахани четыре лодки, якобы для промыслов. Из захваченных на Волге людей Фрол Минаев выкупил двух астраханских стрельцов и отправил их в Астрахань[950].

Любопытно, что донские казаки знали о походе Кубека и предупреждали о нем московские власти. Однако предупреждение не возымело действия, поскольку предполагалось, что Кубек пойдет на города Белгородского разряда. Об этом из Москвы к Шереметеву писали 16 мая[951]. Кубек-ага действительно пошел под Изюм и Тор с сотней азовцев и пятьюдесятью калмыками[952]. Однако произошло это уже после его похода на Волгу.

1693 г.

В наступавшем 1693 г. российские власти ожидали новых походов крымских татар, связанных с попытками Петрика переманить на свою сторону украинских казаков. Уже в конце 1692 г. Б. П. Шереметев начал рассылку войск Белгородского полка на наиболее опасные направления. Раньше всего войска были отправлены под Новобогородицк. Еще в конце декабря новобогородицкий воевода Неплюев жаловался, что командированный к нему на помощь из Рублевки 13 декабря полковник Андрей Девсон к 26 декабря еще не прибыл[953]. Однако уже 1 января Девсон привел в Новобогородицк 1002 солдат Хотмыжского полка[954].

Курский полк сходного воеводы В. А. Змеева должен был идти к Валкам и, «разделяясь», стоять в Валках, Высокополье, Новой Перекопи и Мерефе[955]. В Курске в распоряжении Змеева на 1 января числилось 498 конных и 63 пеших ратных человека[956]. Воевода выступил в поход 4 января. 12 января он пришел в Ахтырку, а 16 января — в Валки. За прошедшие две недели его отряд существенно пополнился. Налицо имелся 1821 человек[957].

Известия о приходе татар под Валки появились 28 января, когда к Змееву прибежали «с черты с урочища с вершины Орчика с пасеки Фомина Рога сторожи, а сказали, что де пришли к валу воинские многие люди татаровя и был с ними бой и на том бою из них один человек убит до смерти, а другой взят в полон». По этим вестям воевода послал людей к черте «для отпору, и промыслу, и поиску»[958]. В то же время «ниже речки Берестовенки» татарский чамбул (около 100 человек) напал на рыбачивших там казаков Харьковского полка. Казакам удалось дать отпор, убив двух нападавших[959]. Очевидно, это был небольшой отряд, отделившийся от татар ских войск, пришедших под Полтаву. В начале февраля 1693 г. отправленные в степь разведывательные отряды стали приносить известия об отсутствии каких-либо следов татар[960].

Поволжье также было затронуто боевыми действиями. В 1693 г. по просьбе нижегородского митрополита Павла 20 стрельцов были посланы в алатырскую Печерскую пустынь на время престольного праздника Казанской Богоматери «для обережи от воровских приездов, покамест праздник минется»[961]. В том же году сотня астраханских стрельцов посылалась к Черному Яру, поскольку пришли вести о возможном нападении врага на промышлявшие по Волге «рыбные вотаги»[962]. Тревога не была ложной. Из Азова вышел трехтысячный отряд под командованием Кубек-аги, который состоял из ногайцев, черкесов и казаков-старообрядцев. Противник приходил под Царицын, подступал к Черному Яру, нанес удар в направлении Пензы. В ряде случаев, к примеру в Мокшанске, казаки-старообрядцы пытались застать врасплох местных жителей, выдавая себя за донских казаков[963].

Особенно желанной добычей для азовцев стали купцы, задержанные на заставах под Царицыном из-за вспыхнувшей в Астрахани в 1692 г. эпидемии. К началу 1693 г. в 3–4 верстах от Царицына все еще стояли заставы. А весной, после того как открылось судоходство по Волге, воевода Кузьма Петрович Козлов приказал купцам идти обратно, вниз по реке к Астрахани и Черному Яру. Однако купцы надеялись на прекращение карантина и ушли от застав на Перелойский и Булгаковский острова. Воевода писал в караваны о приходе азовцев и велел идти на Черный Яр, но купцы проигнорировали его указания[964]. В начале мая 1693 г. азовский Кубек-ага с кубанскими казаками и калмыками Аюки пошли к Волге. Они переправились на судах на Перелойский остров, где атаковали купцов и рыбные ватаги, захватив около 200 человек. Часть пленных была отдана Аюке в обмен на товары. Донские казаки, узнав о случившемся, пошли к Волге, но разминулись с противником в степи. В связи с этим набегом донцы особенно подчеркивали опасность кубанских казаков-старообрядцев, которые обеспечивали внезапность нападения: «Азовские люди и Кубек-ага их врагов креста Христова кубанцов великую помощь себе имеют к разорению християнскаго народа потому, что всякия пакости и разорения чинят все обманами»[965].

Удары из Азова наносились не только в направлении Поволжья. В конце мая в турецкую крепость пришли улусные калмыки Байхин-тайжи (150 человек). Здесь они взяли «для приличья» (то есть чтобы их поход не выглядел как набег калмыков) 10 азовцев и пошли на Белгородскую черту под Ольшанск и Усерд. Калмыки бились с ольшанцами, взяли 700 лошадей и полон в 15 человек. Вернувшиеся затем в Азов калмыки позже еще несколько раз выходили на промысел небольшими группами. Донские казаки в связи с этим походом жаловались царю, что они не могут отомстить калмыком, поскольку тех защищают «низовые» воеводы[966].

Небольшой отряд татар приходил летом под Палатов, где захватил трех человек[967]. Тогда же калмыки наведывались под Острогожск, где отбили табуны и взяли пленных. Во время возвращения в Азов через «Донец… донецкие казаки, увидев, с ними бились» и убили четырех человек из их отряда[968].

В конце лета — начале осени отряд калмыков в 30 человек ходил под Валуйки. На речке Белой с ними столкнулась казачья станица, направлявшаяся в Москву. Казаки убили двух калмыков и освободили шестерых русских пленных. В Валуйках бывших полоняников отдали воеводе, причем за пятерыми из них пришлось посылать подводы из города, так как они из-за ран не могли ехать дальше. Еще одного полоняника калмыки закололи, понимая, что его не удастся увезти с собой[969].

1694 г.

В новом году «малая» война продолжалась. Вскоре после Рождества татары из Азова вместе с раскольниками под командованием Юмака-аги приходили под Соляной и взяли в плен двух торских жителей[970]. В первой половине мая отряд татар в 30 человек во главе с Кубек-агой перешел с ногайской стороны Дона на крымскую у Пятиизбенского городка. Оттуда они пошли в сторону Палатова и Валуек[971]. Неприятелю удалось отогнать табун лошадей и захватить десять пленных. Посланный из Валуек отряд догнать их не сумел[972]. 19 июня жители Усерда заметили в степи 40 татар. Снаряженная за ними погоня также закончилась безрезультатно[973]. Тем же летом небольшой вражеский отряд (50 человек) приходил за языками под Палатов, где ему удалось поймать двух человек, отправившихся за ягодами[974]. Не все походы из Азова были столь удачны. Приходивший весной с во главе с Енакайка-агой под Тор отряд из 40 татар отогнал 7 лошадей, а пленников не взял[975]. Это не было поражением, однако с точки зрения ожидаемой добычи поход себя явно не оправдал.

Крымские татары также приходили под «государевы украины». Весной перекопский бей посылал 72 человека под Карагай (возможно, Китай-городок) на р. Орель. Им командовали Абреим-ага (Ибраим-ага) и Кудаберды-ага. Татары взяли полон и пошли обратно к Перекопу. На Конских Водах на них напал отряд донских казаков численностью в 200 человек. Этих казаков еще в марте войсковой атаман Иван Семенов отправил «под Крым». Донцы случайно натолкнулись на свежий шлях со стороны «украинных» городов. Они взяли в плен 36 человек и отбили 17 человек «русского» полона[976].

В конце июня донские казаки обдумывали план большой совместной операции с украинскими казаками. Инициаторами предприятия стали последние. Гадячский и полтавский полковники предложили донцам соединиться на Кальмиусе, как будто для рыбного промысла, чтобы азовцы вышли для захвата пленных. С украинской стороны в походе планировалось задействовать 10 тыс. человек. Однако донцы были вынуждены отказаться от обсуждаемого проекта, поскольку узнали, что по шляхам, ведущим к «украинным» городам, прошел большой отряд азовцев[977].

Подробные сведения об этом отряде сообщил в Москве азовский янычар (из горских черкес) Айваск. Он сказал, что они с товарищами пошли из Азова самовольно «для добычи». В сборное войско, во главе которого стоял Али-ага, входили 170 служилых людей, 30 калмыков Аюки (под командованием Сазана, «ближнего человека» князя), 50 едисанских татар, а также двое кубанцев, присланных в Азов с лошадьми на продажу. Инициатором похода стал Сазан, который вызвался быть проводником[978]. Нападавшие готовились ударить под городки Белгородской черты — Рыбный, Ольшанск и Усерд. Казакам удалось перехватить врага и, внезапно напав на них на стоянке, взять в плен 32 человека. Захваченных калмыков сразу же зарубили. Позднее в степи казаки разных городков захватили еще 26 человек из разбитого отряда[979].

Позднее в Тамбовском уезде на р. Елани отряд донских казаков настиг и разгромил другую группу азовцев, ходившую на промысел, в составе 220 человек, к которым присоединились калмыки[980]. Этот набег враги начали в августе 1694 г. с нападения на «верховые» донские городки. Здесь убили многих казаков и 8 человек увели в плен. После этого противник направился к Тамбову. Из Черкасска против них послали 200 казаков. Донцы, догнав татар в Тамбовском уезде, между речками Терса и Елань, вступили в ожесточенную схватку, в ходе которой погибло 8 казаков. Неприятеля удалось разбить и взять в плен 48 человек. В их числе оказалось 27 калмыков Аюки. Одного калмыка и одного азовца отправили к Москве. За взятыми в плен калмыками приехали люди Аюки и просили их отдать на откуп. Однако казаки отказались и тех калмыков при посланниках князя «ростаскали конми, привязав к хвостам по острову всех», хотя за пленных предлагали по 200–300 лошадей. Войско само заплатило за взятых в плен и казненных калмыков 250 руб. казакам, которые их захватили. В отправленной в Москву отписке донцы объяснили свои действия тем, что больше не хотят терпеть «измены» Аюки, поскольку за лето он неоднократно посылал калмыков и едисанских татар под Козлов и Сокольск[981].

Самостоятельно (и более удачно) под Тамбов ходил насчитывавший две сотни сабель отряд джунгар тайши Цагана[982]. Между Козловом и Сокольском они взяли большой полон «с жонами и детьми»[983]. В начале осени 150 татар вновь приходили под Валуйки. Они разбили группу местных охотников, убив одного и 10 взяв в плен[984]. В целом число подобных столкновений было весьма значительным.

В 1694 г. войска Белгородского полка выдвинулись в степь гораздо дальше, чем в предшествующие годы. С начала сентября к Шереметеву стали приходить известия о том, что орда из Крыма движется к российским границам. Мазепа сообщал о движении десятитысячного отряда. Из Чугуева воевода В. П. Вердеревский докладывал о вестях из Изюма: 8 сентября под селом Спеваковка перешел броды татарский отряд численностью в 5 тыс. человек. Позднее пришла информация, будто бы в том же районе за Северским Донцом появился отряд уже в 10 тыс. человек. 9 сентября Шереметев двинулся из Белгорода навстречу противнику с конницей и пехотой и 12 сентября вышел к укрепленной линии «у речки Мжа, меж Мерефы и Соколова».

На другие направления вероятного нападения были отправлены В. П. Вердеревский, занявший район Змиева, а также слободские казачьи полки. Узнав о движении российской армии, татары повернули вспять. Вдогонку им были отправлены казаки, которые не смогли догнать противника, повернув обратно у р. Чаплинки. 19 сентября Шереметев вернулся в Белгород и распустил полки по домам «без всякого утруждения»[985]. Между тем в Крыму распространились слухи о новом московском походе на Крым[986].

28 октября из Азова вышел отряд, которым командовали Темир-ага, Джуман-ага и Бошняк-ага. 13 ноября у Изюмского шляха они взяли в плен группу изюмских жителей. Харьковский полковник отправился за нападавшими в погоню, которая увенчалась успехом: враг был разбит, полон возвращен. Удалось также захватить вражеское знамя и пленных — пять татар и двух ахреян[987].

23 декабря в Новобогородицке на торгу появился неизвестный, называвшийся «жителем черкаских городов». Однако его платье вызвало подозрение, поскольку было похоже на татарское. В ходе допроса удалось уличить лазутчика, выяснив, что он был послан из Ислам-Кермена (в его интерпретации — Шингирей) для проверки слуха, ходившего в Крыму, что будто бы московские полки на полуостров идут войной. В начале декабря нураддин двинулся к Перекопу из Бахчисарая, готовясь идти в поход, туда же из Казы-Кермена и Ислам-Кермена отправились ага и бей. Отправка шпиона в Новобогородицк была связана с подготовкой этого похода, который планировался после Рождества[988].

27 декабря под Маяцкий ударили со стороны Донца татары, числом около 100 человек. Нападавшие захватили двух солдат, пятерых маяцких жителей и ушли под Царев-Борисов. За ними отправили погоню, которая оказалась безуспешной[989]. Очевидно, это был еще один разведывательный отряд.

Боевые действия 1694 г. особенно ярко показывают, как взаимные опасения российских и татарских военачальников, ожидавших нападения противника, приводили к выдвижению войск и реальной активизации боевых действий. Происходило это вне зависимости от желания сторон. Как видим, фактически с 1690 г. война превратилась в серию локальных столкновений разной степени интенсивности, которые проходили на огромном пространстве. Тем не менее необходимо выделить и рассмотреть отдельно направления, на которых особую роль играли представители кочевых народов, подданных России, а также казаки. Боевые действия здесь имели заметную специфику.

Положение дел в степях Подонья и Поволжья в 1689–1691 гг. постепенно менялось не в пользу России. Еще осенью 1688 г. крымские послы приезжали к Аюке с подарками[990]. Однако тогда склонить его на свою сторону татарским дипломатам не удалось. Зимой 1689/90 г. Аюка ходил на противников России — кумыков шевкала Тарков и их союзников горцев[991]. Переоценивать значение данного похода для характеристики русско-калмыцких отношений не стоит, поскольку он был выгоден и самому Аюке. Этот правитель подчинил своей власти большую часть калмыков, кочевавших поблизости от российских границ. Москва рассматривала его в качестве союзника. На протяжении 1690–1694 гг. Аюка постоянно ссылался с Москвой, стремясь доказать, что военные столкновения калмыков с российскими подданными происходят не по его воле.

В то же время самые разные источники фиксируют постоянные торговые, дипломатические, а иногда и военные контакты Аюки с Крымом и Азовом. Все это свидетельствует о том, что фактически калмыцкий правитель придерживался нейтралитета, выжидая, кто окажется сильнее. К примеру, в апреле 1693 г. прибывший от Аюки посол жаловался крымскому хану Селим-Гирею на нападения казаков и предлагал летом совершить силами крымцев, ногайцев и калмыков поход под Казань и поволжские города. Хан отвечал, что этим летом должен идти в Венгрию. Вместо себя он предлагал в помощь калмыкам отряд черкесов, а также вручил символические подарки — саблю, коня со снаряжением, четыре пищали и немного золота[992]. По сведениям османских источников, Селим-Гирей даже брал с собой послов «калмыцкого короля» во время визита в Адрианополь. Калмыки были представлены султану[993].

Очевидно, что для успешных действий против Москвы предлагаемой Крымом поддержки было недостаточно. Нейтралитет, сохранявшийся благодаря отсутствию у Аюки сил, необходимых для борьбы с Россией, был крайне хрупким. Даже в периоды относительно дружественных отношений постоянно имели место мелкие стычки, которые служили негативным фоном и неизбежно время от времени перерастали в более крупные столкновения.

Донские казаки постоянно ожидали нападения со стороны Аюки. По их утверждениям, зимой 1690 г. люди Аюки стояли вокруг Азова «в собрании» и ждали прихода хана из Крыма. Калмыками было подготовлено для похода 1600 человек, однако если бы хан пришел, Аюка послал бы 10 тыс. калмыков. Только узнав, что хана не будет, Аюка прислал к казакам посланцев с предложением о мире[994].

Одним из важных источников напряженности в русско-калмыцких отношениях были отъезды мелких калмыцких владетелей, недовольных Аюкой, на московскую службу. В начале 1690 г. откочевал на Дон к казачьим городкам Сереть-мурза, приведший с собой 300 человек «боевого люду», а также батыр Черкес со своими «улусными людьми», которых насчитывалось 500 человек «кроме жен и детей» (последний поссорился со своим братом при разделе отцовского наследства)[995]. Им была обещана «государева милость»[996]. Казаки рассматривали действия калмыков как выезд «на государево имя». Уже в начале 1690 г. Черкес вместе с донскими казаками участвовал в нападении на калмыцкие улусы[997]. Так он стремился усилить свое влияние среди калмыков.

В документах из фонда «Донские дела» РГАДА события, связанные с Черкесом-тайшой, описываются следующим образом. В своих посланиях в Москву казаки подчеркивали, что Черкес с улусными людьми «шертвовали в кругу» (то есть приняли присягу). Им было отведено для кочевья место между Доном и Северским Донцом. Однако на Черкеса напал его брат Мункотемир, который убил 14 казаков и 30 калмыков, взял в плен многих черкесовых людей и верховым городкам «учинил разоренье». И хотя Мункотемира удалось отогнать, ущерб от его нападения оказался огромен. 2 августа 1690 г. в отписке из Царицына «по доезду толмача Микишки Алексеева», который посетил именовавшего себя тайшой Черкеса, сообщалось, что Мункотемир «со своими и аюкиными калмыками» увел 2000 человек с женами и детьми. После этого у Черкеса осталось всего 100 человек (очевидно, речь шла о годных к войне мужчинах). Из казаков погибли атаман Василий Кутейников и 10 человек рядовых казаков. При этом нападавшие потеряли 40 человек.

Черкес, боясь новых нападений, попросил построить ему городок на р. Бузуке, между Доном и Северским Донцом, на острове. По государеву указу 21 июля 1690 г. на Дон была послана грамота, в которой было велено удовлетворить просьбу калмыцкого тайши. Казаки построили городок и «обметали» его надолбами, а для Черкеса возвели собственные «хоромы». Кроме того, Москва потребовала от Аюки, чтобы он не посылал войска на Черкеса, которому, в свою очередь, были направлены грамоты с указанием о примирении с верховным калмыцким князем.

Аюка имел на происходящие события собственную точку зрения. Он писал в Москву, что Черкес после смерти отца осердился на брата и съехал на Дон с казной. Мункотемир не хотел кровопролития, а приходил, желая видеться с ним и говорить о деле. Казаки же с Черкесом его не пропускали и держали «в осаде». На дальнейшее сотрудничество Москвы с тайшой Аюка смотрел скептически. Он считал, что от Черкеса государям добра не будет, так же как и от Чагана, который сначала пришел на службу, а потом превратился в противника.

Казаки решили не оставлять без ответа поход Мункотемира на Черкеса и разорение казачьих городков. «Не стерпя задора аюкиных людей», они во главе с атаманом Филиппом Сулой ходили на калмыков, живших ниже Черного Яра на Волге и взяли 15 человек «калмыцкого и едисанского полона». На сторону калмыков встал астраханский воевода боярин князь Никита Иванович Приимков-Ростовский. Описал в Москву, что казаки явились под Красным Яром и «гоняют за татары с ружьем», а на заставе на Круглом острове «у гулящих людей» в лодке пойман казак, приехавший из стана донцов ниже Черного Яра, которые хотели идти на кочующих по р. Бузану татар. Воевода посылал к казакам для уговоров четырех стрельцов, однако те отказались менять свои планы. Тогда на казаков были посланы полковник Григорий Кохановский и два приказа стрельцов. Полковник, едучи к Красному Яру, взял в степи еще троих казаков, которые ехали «неизвестно для чего». В допросе они сказали, что отпущены с Филиппом Сулой. Встреча стрельцов с отрядом Сулы не прошла мирно. Явившийся в лагерь на Черном Яру Кохановский учинил жесткую расправу, разоружив донских казаков и бив самого атамана «смертным боем». Весь взятый казаками полон был отобран. Посланную Сулой в Астрахань делегацию, потребовавшую вернуть «ясырь», Н. И. Приимков-Ростовский распорядился бросить в тюрьму[998].

В результате казаки лишились добычи и пленных, которых предполагали использовать для размена, чтобы возвратить плененных ранее товарищей. Они попытались найти управу на воеводу у царя, прося наказать его, чтобы «боярину и воеводе впредь неповадно было их менять на бусурманов»[999]. В ответ казаки получили царское жалованье и запрет ходить войной на калмыков[1000]. Сидевших в Астрахани казаков отпустили[1001], однако удовлетворенными они себя не почувствовали.

Походы на калмыков продолжились. 23 июля Аюка присылал в Саратов Унитея-бакшу с сообщением, что в июле казаки угнали 500 лошадей и убили трех человек. Саратовский воевода стольник Данил Наумов жаловался в Москву, что 28 июля к Царицыну пришли 3 тыс. казаков и что если про приход казаков узнают калмыки, то они откочуют и не будет калмыцкого торга, а на Волге станет опасно. В другой отписке он информировал, что казаки ночью напали на калмыков и отогнали скот, многих людей убили и ранили. Очевидно, речь шла об упомянутой выше жалобе[1002].

В итоге история перехода на российскую службу Черкеса сложилась для московских властей и Войска Донского крайне неудачно. Черкес, не получив со стороны Москвы поддержки, достаточной для борьбы с братом, решил покинуть Дон. 11 января 1691 г. казаки писали, что Черкес-тайша «со всеми людьми» великим государям «изменили» и ушли к Аюке. Соединившись с бывшими противниками, они хотят приходить под Черкасский городок войной. Ситуация усугублялась нахождением в это время в Азове 500 калмыков Аюки. Последующие сообщения были еще более неутешительными. Казаки писали, что калмыки приходят войной под верховые донские городки. В результате по Хопру, Медведице и Бузулуку «сделалось пусто»[1003].

Черкес был не единственной проблемой в отношении между калмыками и донскими казаками. Другим раздражителем оставался Малай-батыр. По мнению казаков, Аюка специально «отпустил» его с улусом 300 человек и велел Малаю кочевать вокруг Азова. Сам же Аюка утверждал, что калмыки Малая отделились «самовольством». Весной 1691 г. вождь старообрядцев Л. Маноцкий «с товарищи» пришел в Азов с реки Аграхань, подняв в поход на Дон черкесов, ногайцев и калмыков Малая-батыра, общей численностью около 7 тыс. человек. Черкасск и другие городки ожидали их прихода, однако собравшееся войско разошлось, и поход не состоялся. Это не устроило Малая. В конце марта он приезжал тайно к казакам под Черкасск «для всякого дурна». Однако в это время казаки сами посылали «людей лехких молотцов» под Азов за языком. Одному отряду удалось захватить Малая. Его допрашивали «в кругу», а потом решили казнить. Батыр давал за себя откуп в 700, а потом в 2 тыс. коней. Однако ненависть казаков к нему была столь велика, что его «посадили в воду», отказавшись от предложенного табуна[1004].

Окончание истории с Малаем и требования Посольского приказа подталкивали казаков к примирению с Аюкой. Однако проблем между ними оставалось слишком много. С Дона 1 июля 1691 г. писали в калмыцкие улусы с требованием к Аюке отпустить находящихся у него казаков[1005]. По соглашению с московским правительством Аюка должен был без откупа отпускать попавших к нему царских подданных. На практике же у калмыков было слишком много возможностей продавать пленных южным и восточным соседям. Позднее боевые действия, в которые были втянуты тысячи человек с обеих сторон, только разрастались и наносили все больший ущерб участникам конфликта.

Поскольку с начала 1691 г. калмыцким набегам подверглись и другие российские подданные (башкиры, чуваши, черемисы), на улусы Аюки начались ответные нападения. Башкиры совместно с яицкими казаками убили 150 калмыков и еще 450 захватили в плен[1006]. Московское правительство стремилось урегулировать отношения калмыков с другими своими подданными, добиваясь прекращения взаимных нападений. Оно начало переговоры и организовало обмен пленными, однако, как всегда в подобных ситуациях, виновного в нападениях было найти трудно. Бои в степи продолжились и в последующие годы, а сведения о тесных контактах калмыков с Крымом приходили все чаще[1007].

Временем некоторого снижения накала противостояния стал 1692 г. В начале года казаки посылали к Аюке, «чтоб с ним замириться»[1008]. Однако конфликт, как и в прежние годы, продолжал разгораться из-за походов тех калмыцких отрядов, которые, по утверждению Аюки, действовали независимо от него. Так, ушедший к Аюке Черкес уже зимой 1691/92 г. с 300 человек приходил в Азов. Он хотел, как станет Дон, прийти под Черкасск и бить татар с калмыками, которые «служат государю». Об этом в Черкасске узнали от калмыка, который был в Аюкином улусе и сообщил о планах Черкеса. Казаки выставили на опасных направлениях караулы. Узнав об этом, Черкес отказался от похода, вернувшись в улус к Аюке. Последние сведения передал перебежавший на Дон из Азова черкашенин[1009]. В своих отписках в Москву казаки всякий раз подчеркивали, что все калмыцкие отряды действуют по воле Аюки. Между тем тот же Черкес мог прийти на Дон за калмыками, которых он считал своими. В это время 10 кибиток донских калмыков с женами и детьми бежали от казаков в Азов[1010].

С противниками России Аюка поддерживал дружеские отношения, основанные на торговых интересах. Его люди постоянно пригоняли в Азов табуны лошадей на продажу. Аналогичным образом себя вели и кочующие по Волге астраханские татары, подданные московского царя[1011]. Торговые операции периодически трансформировались в набеги. К примеру, в 1692 г. приходившие в Азов для торговли астраханские татары по пути домой напали на верховой Бабей-городок, убили четырех казаков и отогнали 150 коней. Узнавшие об этом казаки сами пошли в поход на астраханские юрты[1012].

Донские казаки постоянно отслеживали все проявления нелояльности в отношении к Москве со стороны Аюки. В 1693 г. они сообщали, что в Крыму зимовало 300 калмыков Аюки, а также что Аюка послал в Крым Утусерина Кашку с отрядом в 900 человек, которые пригнали 5 тыс. лошадей[1013]. Казаки жаловались, что калмыки Аюки постоянно приходят под городки, угоняют скот и ведут его на продажу в Азов, а казаки из-за государевых указов не могут им ответить[1014]. Все эти сообщения должны были убедить Москву, что от Аюки великим государям «не столько службы, сколько измены»[1015]. И тем не менее в декабре 1693 г. донцы сообщали в Москву о мире с калмыками[1016].

Не следует забывать, что даже после ухода с Дона Черкеса калмыки оставались значимой частью сил Войска Донского. Их общее число доходило до 600 человек. В походах казаков участвовали также кочевавшие на Дону татары. Их число в документах не указывается, но представители служилых татар постоянно приезжали с казачьими станицами[1017]. Так, 15 декабря 1693 г. в Посольском приказе юртовый татарин Ален Амамлыков подал войсковую отписку с Дона и сообщил, что привез выкупленного из плена рейтара[1018].

Постоянные трения между калмыками и другими подданными московских государей не мешали московским властям зимой 1693/94 г. обращаться к Аюке с просьбой выделить людей для сопровождения из Терков в Астрахань царевича Арчила[1019]. Весной 1694 г. калмыцкие послы просили в Москве награду за службу царю, на которую якобы выходило более 5 тыс. человек[1020].

Однако подобные отношения продлились недолго. 1694 г. стал, по всей видимости, самым кровопролитным с начала десятилетия. Он начался с известий донских казаков о том, что зимой Аюка присылал своих людей в Крым для заключения «вечного» договора. Крымский хан предлагал дать Аюке пушки с пушкарями с целью похода «на государские украинные городы» текущим летом. Вместе с посланниками Аюка отправил на продажу 10 тыс. лошадей[1021].

Донские казаки также сообщали, что один из людей Аюки с сотней всадников ходил в поход на русские земли вместе с кубанскими ногайцами[1022]. Схваченных вместе с азовцами и ногайцами калмыков казаки разорвали лошадьми на глазах послов Аюки[1023]. Столкновения калмыков Аюки с различными народами, находившимися под властью России, привели к тому, что калмыкам пришлось откочевать далеко на восток за Яик. Осенью 1694 г. в Москву прибыло новое калмыцкое посольство для установления мира[1024].

Калмыки не были единственным кочевым народом, на отношения которого с Россией война оказала значительное влияние. Однако данная тема требует самостоятельного исследования. Отметим лишь несколько фактов, которые характеризуют общее положение дел. Так, контакты между российскими властями и джунгарами, вышедшими из Сибири к границам России в 1687 г., находились в тесной связи с состоянием русско-калмыцких отношений. Происходило это из-за того, что в 1688 г. Аюка породнился с джунгарским тайшой Цаганом. Сын Аюки взял в жены дочь последнего. По мере того как осложнялись отношения московских властей с Аюкой, изменялась и политика джунгаров. С конца 1688 г. появляются сведения о сношении крымцев непосредственно с Цаганом. Радикально политика джунгарского тайши поменялась уже после свержения царевны Софьи. В августе — сентябре 1690 г. Цаган атаковал городки донских казаков, полностью «вырубив» Высоцкий городок. С 1692 г. против джунгар вместе с казаками стали успешно действовать башкиры[1025].

Эхо «большой» войны отзывалось в степях далеко на восток вплоть до Красноярска. На этой окраине степного мира никогда не было спокойно. Русские власти в данном регионе старались использовать противоречия между группами кочевников, стремясь привлечь их на московскую службу. В конце 1691 г. к перешедшему на московскую службу князю Шанде, возглавлявшему тубинцев (одна из групп енисейских киргизов), от джунгарских правителей приехал калмыцкий зайсан Бодохан. Его целью было примирить кочевые племена между собой и объединить их для совместных действий против России. В результате тубинский владетель не позволил красноярским служилым людям провести перепись своих людей и стал угрожать другим ясачным людям. В ответ красноярский воевода П. С. Мусин-Пушкин в начале 1692 г. начал поход против енисейских киргизов. Последние потерпели поражение[1026]. С одной стороны, «измена» енисейских киргизов не была напрямую связана с действиями Турции или Крыма. С другой стороны, постепенный «дрейф» калмыков и джунгар в сторону противников Москвы заставлял степняков побуждать к войне с Россией другие кочевые народы.

На донском театре войны произошедшая в 1689 г. в Москве смена власти привела к установлению временного затишья. После второго Крымского похода донские казаки сообщали в Москву, что мирные жители уезжают из Азова, опасаясь скорого нападения на город московских войск и казаков[1027]. Однако без поддержки московских войск казаки оказались крайне ограничены в ведении наступательных действий, тем более что в кампанию 1689 г. они потеряли свои морские суда (были спрятаны в Миусе для дальнейших походов, но затем найдены и захвачены азовцами[1028]). В результате в декабре 1689 г. между азовцами и казаками было заключено перемирие для обмена пленными[1029]. Московское правительство также воспользовалось этим перемирием, чтобы возвратить оказавшихся в руках врага служилых людей. Об этом сообщили на Дон 6 мая 1690 г.[1030]

В целом же в начале 1690 г. ситуация оставалась тревожной. Казаки ожидали возможного нападения со стороны крымцев, азовцев, ногайцев, ушедших на Кавказ старообрядцев. Последние были особенно опасны тем, что не понаслышке знали ситуацию на Дону. Это позволяло старообрядцам точно планировать свои действия. К примеру, небольшой отряд под командованием И. Шамина смог выкрасть у казаков и тайно переправить на Куму пушку. Шамина «с товарищи» казаки поймали и казнили, однако вернуть орудие было уже невозможно[1031].

1691 г.

В 1691 г. казаки Войска Донского вновь стали объектом старообрядческой агитации. На Дон с Кумы приходили под верховые городки «для страху и прелести» старообрядцы атамана Семена Жмура «с азовцы и ногайцы». Отряд насчитывал 300 человек. Целью было не военное нападение, а именно вербовка сторонников. Против старообрядцев послали 1 тыс. казаков, после чего они отступили[1032]. В 20-х числах августа татары, соединившись со старообрядцами, разорили донской Митякин городок и «с того жителей с жонами и детьми в полон поимали»[1033]. В сентябре казаки ниже Гундоровского городка поймали ахреянина (очевидно, лазутчика), который рассказал, что перебежчик Демка Башмак предлагает паше и бею Азова идти на Изюм с отрядом в 2 тыс. человек, как только установится зимний путь[1034].

Наступательные действия казаки возобновили весной 1691 г., когда отряд станичного атамана Кирея Игнатьева в 208 конных казаков и калмыков «заезжал» под Перекоп. Здесь, по сообщению казаков, им удалось перехватить отряд крымцев численностью в 300 человек, шедший в набег на русские земли, и пленить 35 татар. Позднее они столкнулись еще с одним отрядом в 80 человек, из которых 20 удалось захватить[1035].

О подробностях похода в Москве рассказали пленные татары. Одним из захваченных был Магомет Алабердеев, «черный человек» Арабатского городка (Горбатика) уездной деревни Кулгутовы. Вторым — Мустафа Арасланов, служилый человек из Перекопа. Их послали по велению перекопского бея под Полтаву для захвата языков. Во главе отряда из 51 человека стоял Булат-ага. Под Полтавой 15 украинских казаков, которые были в степи «для звериной ловли», заметили приближающегося противника. Охотники дали залп, от которого погиб один татарин. Нападавшие решили вернуться обратно в Крым, оставив в степи для поимки языков 10 человек. На Молочных Водах 18 человек из Арабатского городка отделились. В этот момент на них напали донские казаки и калмыки, общим числом около 200 человек. От арабатцев казаки узнали, что отдельно идут в Крым жители Перекопа. Казаки атаковали и их. Неожиданным для арабатцев и перекопцев нападение стало потому, что еще раньше казаки разбили отряд перекопских татар в 400 человек, которые должны были караулить у колодцев подступы к Крыму[1036]. 30 мая казаки вернулись в Черкасский городок, представив казачьему кругу 35 пленных[1037]. В Москве поход Игнатьева оценили очень высоко. Казаков вызвали в столицу и 28 июня приняли во дворце. Им была предоставлена возможность «видеть государевы очи» и «подходить к руке». По государеву указу казаков было велено накормить и напоить вдоволь «романеею»[1038]. Для приезжавших в Москву станиц это было редчайшим событием.

Военные действия донских казаков не ограничились диверсией под Перекопом. По ногайской стороне Дона были посланы 200 человек «и больше» конных, которые разбили в степи неприятеля, побили многих азовцев и взяли в плен 10 человек[1039]. Кроме того, в конце мая 800 казаков на судах отправились в Азовское море, где «неприятельские жилища разорили и их побили, и живых с женами и с детьми в полон многих побрали и из неволи христиан многих освободили и вывезли с собою на Дон»[1040]. Казаки писали в Москву, что, делая необходимые для этого похода 40 лодок, одолжились «великими деньгами»[1041]. На момент отправки станицы в Москву флотилия еще не вернулась, однако азовский татарин, который «перекинулся» на Дон, рассказывал про них, что они разорили два улуса «черкесские и нагайские и многих побили и в полон побрали». На обратном же пути ниже Темрюка на реке Духони их осадили азовцы и черкесы[1042].

1692 г.

Зима 1691/92 г. стала временем перемирия казаков с азовцами. Для донских казаков такие перемирия были частью военного быта. Они требовались для размена пленными и проведения торговых операций, в которых были заинтересованы обе воюющие стороны. Инициаторами перемирия стали азовцы. Казаки успокаивали московские власти тем, что «с азовцы они замирились тому ныне другой месяц в ысходе, за душами, а не за аманаты, чтоб розменитца на обе стороны невольниками, а сколько того перемирья будут держать, того не ведомо»[1043].

С началом весны военные столкновения донских казаков с азовцами возобновились. В 1692 г. на 76 стругах в Прикубанье на Темрюк и Казылташ ходило 1200 человек. Здесь было захвачено 130 пленных и освобождено 200 русских людей. Второй морской поход этого года оказался менее удачным. Казаки столкнулись с флотом, который шел из Константинополя в Азов. Отступая, донцы совершили нападение на окрестности Азова: «около Азова всякое утеснение им чинили и на отъезжие их азовские караулы боем били ж и до смерти многих побили»[1044]. Впрочем, нанести серьезный урон Азову казаки не могли, поскольку в это время гарнизон города составлял 7 тыс. человек[1045]. Силы явно были не равны.

Крым также подвергался атакам. Предупреждение о грядущем нападении донцов на полуостров отправили жители Азова[1046], а 5 июля стало известно, что казаки вышли на море и разбили три турецких корабля. На крымском побережье были выставлены караулы[1047]. 10 июля в Бахчисарае узнали о том, что донцы появились под Балаклавой на 70 судах и обстреляли из пищалей идущий из Константинополя турецкий корабль, убив на нем четырех человек. Судну удалось уйти от погони «доброю погодою»[1048].

Осенью Фрол Минаев решил совершить поход под Азов на 15 судах. На полпути к городу им попалась лодка азовцев с 10 людьми, шедшая вверх по Дону. Казаки решили, что это передовая охрана большого войска, идущего под Черкасск, и повернули обратно. Домой они вернулись 1 ноября. Опасения казаков оказались напрасными. Взятые в плен янычары сказали, что они вдесятером отпросились из Азова «за зипунами» под казачьи городки. Двое пленных были отправлены в Москву с казачьей станицей[1049].

Предпринимались также и конные походы. Весной 300 казаков и калмыков ходили «на ногайскую сторону»[1050], а осенью 30 казаков и 5 калмыков ходили под Азов за языками[1051].

Турецко-татарское население Азова и окрестностей не оставалось в долгу, организовывая нападения на казаков. Летом под Гундоровский и Митякин казачьи городки приходили 100 азовцев, которые захватили в плен одного казака[1052]. Более масштабный поход состоялся осенью. 1 октября калмыки с азовцами (100 человек) совершили пробный поход, целью которого, скорее всего, была разведка. В результате удалось угнать 200 голов скота.

26 октября под Черкасский городок, «собрався всем городом», пришло войско во главе с Кубек-агой, состоявшее из азовцев, ногайцев и калмыков, численностью около 500 (по другим сведениям — 1000) человек. Нападавшие разделились на двое. Одна половина пошла под Черкасский, другая — под Манычев городок в пяти верстах от него. Врага удалось заметить заранее. Его увидели казаки, которые ходили охотиться на лисиц. Поднятая ими стрельба позволила объявить тревогу. Когда азовцы, отогнав от города конные стада, подошли к р. Аксаю, Минаев ударил им навстречу, а маныцкие казаки — с тыла. Уйти удалось немногим. В плен взяли больше 100 человек (по другим данным — 50 или 60). Захватили даже раненого сына азовского бея, который в плену умер. Самого Кубек-агу ранили, перебив руку из пищали. После битвы еще три дня казаки ловили на Аксае спрятавшихся в камышах азовцев: «здоровых брали, а раненых рубили». Пленных заковали в кандалы и держали за караулом. Тогда же был взят в плен аюкин калмык. Его не стали отдавать на откуп, а «повесили на якорь». В это время из плена из Темрюка вышел на Дон некий казак. Он говорил, что, проходя мимо Азова, слышал «великой мужской и женской и рабячий голос, кричат и плачют»[1053]. Так в Азове горевали о погибших.

Причиной столь сокрушительного поражения стала самонадеянность азовцев. Они угнали от Черкасского городка коней и были уверены, что конная погоня за ними невозможна: «малым людем велели табуны гнать, а сами, остановясь для посмеху и поругания, и говоря “уже де ис Черкаского за нами погони никакой не будет конной, все пеши остались”»[1054].

Осенью 1692 г. у донских казаков появилась еще одна проблема. Часть старообрядцев, живших у Каспийского моря на Аграхани, перешли на более близкую Кубань: «Аграханцы Левка Маницкой с товарищи с 200 человек пришли от шевкала на Кубань-реку, к вору к Савке Пахомову, которых перевел азовский Кубек-ага с азовцы. И хотят им зделать городок близь моря у Черной протоки, чтоб казаком на море ход затворить и помеху чинить, и до неприятельских жилищ не допускать». В этом сообщении отмечалось также, что часть старообрядцев Маноцкий привел с собой на Кубань насильно. Об этом известили двое бывших аграханцев, бежавших в Черкасск[1055].

1693 г.

В июле 1693 г. на Дон из Москвы была отправлена грамота с требованием разорить городок, построенный на Кубани казаками-старообрядцами. Однако сведений о том, состоялся ли такой поход, нет[1056].

Сами донские казаки постоянно сталкивались с бывшими соотечественниками. В конце сентября на Дон приходили азовцы с кубанцами и черкесами численностью до 3 тыс. человек[1057]. Этот поход имел целью переманить с Дона на Кубань максимальное число казаков. И действительно, из городков около 15 голутвенных казаков перешли к кубанцам. Видя «шатость» в верховых городках, казаки выступили против азовцев, и те отошли[1058]. Позднее из Крыма на Дон пришли «салтан с татарами и раскольники», которые сожгли Камышников городок. На помощь из Черкасска отправляли казаков, но они уже не застали противника[1059].

Появление раскольников на Кубани создало для донских казаков еще одну проблему. «Раскольничий» деревянный городок был поставлен за Кубанью на том месте, где казаки раньше проходили под турецкие и ногайские городки. «А ныне проходить тем местом стало им трудно». У старообрядцев явно сложились хорошие отношения с Кубек-агой, которому они подчинялись. Временами Кубек-ага сам жил в казачьем городке. Туда для обороны даже были выданы пушки и поставлены янычары[1060].

Казаки, как и в предшествующие годы, ходили на территорию противника. Уже в конце июня, еще до получения государева жалования, они пошли на противника на судах и степью на конях[1061]. В начале октября 500 казаков и калмыков посылались «от войска» под ногайские места. Они столкнулись с ногайцами, которые возвращались из совместного с азовцами и кубанцами похода с полоном. В результате в плен попало 36 ногайцев. Кроме того, казаки отбили 22 русских полоняника[1062]. В конце осени казаки заключили с азовцами традиционное перемирие для обмена пленными и торговли[1063].

1694 г.

Весной 1694 г. на Азовское море отправилось 150 человек «судами». Действия этой ватаги носили разведывательный характер. После ее возвращения планировалось вновь «итти на море всем войском большими судами»[1064]. В большой поход отправились 1 тыс. человек на 60 судах во главе с атаманом Б. Даниловым. Целью вновь стали Темрюк и Казылташ. На этот раз кубанцы заранее получили сведения о походе казаков. Окрестные ногайские и черкесские села оказались покинуты. Донцы выжгли их, а потом безуспешно штурмовали городские укрепления. На обратном пути казаки, как и в 1692 г., столкнулись с турецким флотом. Донцам удалось пробиться сквозь корабли противника, при этом казаки «били на них боем, на те суды, и отбили один корабль беломорских кораблей, и при том корабле будучи, тумбас отбили»[1065].

После столкновения с вражеским флотом казачьи суда ушли в Миус, где были затоплены для лучшей сохранности. Азовцы по следам разыскали место затопления и сожгли найденные струги. Это создало у них ощущение безопасности со стороны моря. Однако вскоре казаки вновь отправились в морской поход. На этот раз они двигались в западную сторону. Высадившись на сушу, донцы вместе с отрядом запорожцев численностью в 700 человек разгромили Чингарский городок (поблизости от Перекопа). Здесь были взяты 7 пушек и знамя. При разделе добычи 3 пушки и знамя достались донцам. Вышедшие из Крыма татары напали на отступавших запорожцев. У Молочных Вод состоялось кровопролитное сражение, однако запорожцам удалось уйти с добычей[1066]. По сведениям находившегося в Крыму с миссией подьячего Посольского приказа В. Айтемирева, добыча казаков в Чингаре была скромнее — 4 пушки, а кроме городка казаки уничтожили две татарских деревни[1067].

Рост военной активности России в 1694 г. привел к определенным подвижкам в отношениях со старообрядцами. Из Азова на Дон начали возвращаться «раскольники». Выходили они по одному-два человека[1068].

В целом активность донцов в 1690–1694 гг. была заметно выше, чем в предыдущий, крымский период войны, когда они во многом были заняты внутренними проблемами. Им удалось совершить ряд средних по масштабам морских походов и нанести сокрушительное поражение отряду Кубек-аги под Черкасским городком. Подобные операции были важны как общее свидетельство продолжения Россией военных действий против Порты и Крыма, но по очевидным причинам не могли привести к серьезным изменениям в общей расстановке сил даже в донском регионе.

На Украине в начале рассматриваемого периода положение дел оставалось напряженным. После того как в Москве в 1689 г. вновь обострилась борьба за власть между Милославскими и Нарышкиными, запорожцы, недовольные строительством самарских крепостей, в которых они видели прямую угрозу своей территориальной и политической автономии, обратились за поддержкой к Речи Посполитой. 5 ноября 1689 г. на Сечи приняли решение отправить посольство к польскому королю[1069]. Причины, по которым казаки предлагали Яну Собескому «быть под обороною у королевского величества и у Речи Посполитой», состояли в недовольстве политикой Москвы. Казаки утверждали, что «на вечную неволю и утеснение отданы и с немалою жалостию под игом московским воздыхают»[1070].

Известия о переговорах запорожцев с польскими властями в Москве получили еще в декабре 1689 г.[1071] Российский резидент в Польше И. М. Волков 19 декабря встретился с коронным гетманом Станиславом Яблоновским и коронным подскарбием Марком Матчинским. Волков утверждал, что сам факт приема запорожского посольства является нарушением Вечного мира. Однако польская сторона заявила, что казаки имеют право наниматься на службу к польскому королю[1072]. Сохранить что-то в тайне польской стороне было крайне трудно, поскольку преданные Мазепе люди передали ему ряд документов, связанных с этими переговорами. В их числе лист литовского гетмана К. Я. Сапеги и лист запорожцев к польному коронному гетману. Все это Мазепа переслал в Москву[1073].

Ян Собеский ласково встретил казаков, однако согласия на переход под власть Речи Посполитой не дал. Польская сторона понимала, что прием запорожцев в подданство приведет к разрыву отношений с Москвой[1074]. В дальнейшем Ян Собеский не отказался от идеи найма запорожцев на польскую службу. На эти цели было выделено 60 тыс. золотых из собственных королевских средств[1075].

По некоторым сведениям, запорожцы не только вели переговоры с поляками, но и оказали им военную помощь в борьбе с татарскими загонами[1076]. Однако отсутствие серьезного интереса со стороны Польши заставило казаков задуматься о прекращении войны с татарами. В итоге они, так же как и донские казаки, заключили перемирие с противником[1077]. В начале мая 1690 г. Мазепа писал запорожскому кошевому атаману Ивану Гусаку, призывая его возобновить войну[1078]. Однако казаки оказались глухи к просьбам гетмана.

Российские власти и украинский гетман считали важным добиться возобновления походов запорожцев на турецкие и татарские владения. Для достижения этой цели были предприняты серьезные дипломатические усилия. В итоге, для привлечения запорожцев на службу, в начале осени 1690 г. из Москвы по присланной от Мазепы «расписке» им отправили жалованье. 17 сентября казна была доставлена в Сечь стольником А. А. Чубаровым. Уже в письме от 20 сентября запорожцы сообщали гетману, что готовы служить великим государям, а перемирие с ханом и турками решено разорвать с октября, отправив «размирные» грамоты[1079].

Между тем владения Мазепы постоянно находились под угрозой татарского вторжения. Весной 1690 г. гетману со своими войсками пришлось постоянно передвигаться, стремясь перекрыть путь противнику. Из ставки в Батурине он пошел в Гадяч. Оттуда гетман, узнав, что татары прошли мимо Казы-Кермена на правую сторону Днепра, двинулся в южном направлении. В Голтве (ныне в Полтавской области), в 40 верстах от Днепра, Мазепа получил сведения, что татары появились между орельскими городками и Новобогородицком, и двинулся в Лубны[1080]. Бесконечные походы обходились без сколько-нибудь крупных сражений, ограничиваясь мелкими стычками. Все же Мазепа смог отправить в Москву татарских языков, захваченных казаками компанейского полка И. Новицкого. Уже в начале июня компанейскому полковнику вновь было приказано идти против трехтысячного отряда татар, который стоял ниже Сечи[1081].

Тем временем гетман не оставлял надежды совершить рейд к Казы-Кермену. 18 июня Мазепа приказал Новицкому найти место для организации лагеря за Днепром в устье Тясмина[1082]. Этот поход начал казаться особенно перспективным после того, как Семен Палей (формально подчинялся Речи Посполитой[1083]) предложил Мазепе вести совместную войну. Гетман отдал указание Новицкому соединиться с Палеем и вместе идти на Казы-Кермен, а затем за Буг и Днестр[1084].

Переписка Мазепы с Новицким позволяет точно представить, каким гетману виделся этот поход. Полковнику предписывалось отогнать окрестные стада, а под сам городок приступить «для спаленья посадов и для вытолоченья пашень»[1085]. Учитывать заключенное запорожцами перемирие гетман не собирался[1086]. Время для выступления казалось Мазепе особенно удачным, поскольку «все орды з Криму едино до хана к венкгерским[1087] границам, другое до калги солтана в Белогородщину повыходили, а Крым немал пуст в малолюдствии оставлен»[1088].

Новицкий предлагал при нападении на Казы-Кермен 2 тыс. человек оставить в таборе, а 1 тыс. отправить под город для заставы. Кроме того, 1 тыс. предназначалась для опустошения посада, а еще 2 тыс. — для захвата стад и другой добычи. Мазепа согласился с большинством предложений Новицкого, но возразил, что отгонять стада должно не более 200–400 человек[1089]. К сожалению, сведений об итоговой численности войска, посланного под Казы-Кермен, пока найти не удалось.

Приказ о начале похода Мазепа отдал 22 июля 1690 г.[1090], а 16 августа он уже благодарил Новицкого за успешные действия под Казы-Керменом, велев ему стать лагерем при Тясмине[1091]. Соединиться с Палеем под Чигирином, судя по всему, не удалось, что ограничило масштаб операции. Уже осенью Казы-Кермен подвергся повторному нападению. Запорожцы, разорвав перемирие, ходили к городу по Днепру и захватили 2 судна, 2 пушки, 2 знамени и 30 турок[1092].

Другим турецким городом, пострадавшим в 1690 г. от казаков, стал Очаков. Туда ходил генеральный есаул Иван Ломиковский. Казаки «посад спалили и много шкоды татаром починили»[1093].

На других направлениях осенью также происходили отдельные столкновения. 29 октября Мазепа приказывал Новицкому отправить есаула Рубана на появившихся у Переволочной крымцев. Самому Новицкому разрешалось идти на отдых в Лубенский полк[1094]. В ноябре запорожцы ходили под Перекоп и в урочище Стрелица, где разгромили идущий из Крыма в Очаков отряд в 40 человек, захватив языка[1095].

В конце декабря Мазепа писал в Москву о том, что крымские и белгородские татары «имеют великую досаду и негодование на их великих государей сторону» за разорение Белгородчины. В отместку они хотят идти на «российские и малороссийские украинные города»[1096].

1691 г.

В 1691 г. боевые действия продолжились. В апреле запорожцы, объединившись с Палеем (всего отряд насчитывал 200 человек), напали в урочище Пересыпи за Очаковом на идущих из немецкой земли в Крым татар. Захваченного там языка прислали в Батурин[1097]. Направлявшийся под Новобогородицк для захвата языков крымский отряд в 60 человек был разгромлен полтавским полковым есаулом И. Искрой[1098].

Весной большой татарский отряд приходил в Чугуевский уезд под Змиев, Лиман, Терловое и др. Степнякам удалось отогнать стада и захватить в плен около 2 тыс. человек[1099]. Организовать действительно масштабный поход на российские и украинские земли татарам в 1691 г. было сложно, так как в руководстве Крымского ханства началась чехарда. За короткий период на престоле сменилось три хана: Селим-Гирея в 1691 г. сменил Саадет-Гирей III, на место которого в том же году пришел Сафа-Гирей, в 1692 г. его сместили, и на трон вновь вернулся Селим-Гирей[1100].

Гетман Мазепа с самого начала своего правления (1687 г.) поддерживал официальную русскую политику по продвижению на юг, выразившуюся в первую очередь в сооружении крепостей на р. Самаре. В связи с этим отношения гетмана и запорожцев складывались не лучшим образом. Состоявшийся в 1691 г. побег гетманского канцеляриста Петра Иваненко (Петрика) на Сечь привел к дальнейшему ухудшению ситуации. Петрик, выдвигавший лозунги борьбы против «московской власти» на Украине, сумел привлечь на свою сторону некоторое число казаков. Но еще более серьезной поддержкой ему удалось заручиться в Крыму[1101]. Все это стало очевидной угрозой позициям России в нижнем Поднепровье, с перспективой не только отпадения Запорожской Сечи под власть Крыма или Польши, но и ликвидацией созданных в 1688 и 1689 гг. русских форпостов на Самаре — Новобогородицка и Новосергиевска. Движение Петрика поэтому стало составной частью, причем достаточно важной, оборонительного периода Русско-турецкой войны 1686–1700 гг. на днепровском театре военных действий. В частности, Новобогородицк уже достаточно скоро, летом 1692 г., подвергся атаке крупных сил Петрика и крымского ханства (см. об этом выше, с. 262–265).

Очередные признаки недовольства запорожцев проявились в феврале 1691 г., когда стольник А.А. Чубаров привез в Сечь государево жалованье. Казаки негодовали на его малый размер. Однако звучали и другие обвинения: «пришли к нам москали, велят нам с турком воевать, а сами с ними мирятся»[1102]. Казаков беспокоили как дипломатические пересылки Москвы с Крымом, так и то, что не имелось каких-либо известий о времени выступления против врага московских войск[1103]. Главная же причина разлада заключалась в информации, которую привез в Запорожье Петрик. Он сообщил казакам сведения, компрометировавшие гетмана и Россию в глазах казацкой вольницы. В письме запорожцам от 25 апреля Мазепа утверждал, что привезенные Петриком вести о мирных переговорах с Крымом за их спиной являются ложью, и просил выдать беглеца[1104]. Однако казаки гетману не верили.

В ходе продолжавшейся переписки запорожцы перечисляли свои «обиды», упоминая постройку Новобогородицка. На это Мазепа отвечал, что государи в своей державе делают то, что считают нужным[1105]. Колеблющиеся казаки интересовались у Мазепы о походе в текущем году на Казы-Кермен, предлагая диверсию. Согласно плану, запорожцы должны были заключить с татарами перемирие и пройти мимо днепровских городков, а после нападения московских войск на Казы-Кермен — разорвать перемирие и атаковать противника[1106].

Тем временем к Мазепе пришли донесения, будто бы запорожцы сносятся с Крымом, а Петрик желает идти войной на Украину[1107]. Гетман сообщал в Москву о том, что отсутствие наступательных действий со стороны государевых войск подталкивает запорожцев к переходу на службу Речи Посполитой. Чтобы этого не происходило, необходимо разрешить казакам заключить перемирие с татарами и заняться промыслами. Российское правительство разрешило гетману тайно сообщить запорожцам, что в Москве согласны с заключением запорожцами временного перемирия[1108]. В итоге сечевики вновь заключили соглашение о прекращении боевых действий с турками и татарами, направив на государево имя письмо с извинениями за перемирие без «царского указа»[1109]. Несмотря на это, отдельные запорожцы продолжали воевать на стороне Москвы. 16 августа 1691 г. Гаврила Пуленко «с товарыщи» получили государево жалованье за то, что они продолжали «воинский промысел» и привезли в Москву языка[1110].

Опасность перехода украинских казаков в польскую армию, о которой предупреждал московское правительство Мазепа, была вполне реальной. Так, в конце августа — начале ноября ряд украинских казаков, в том числе запорожцев, участвовал в боевых действиях, которые вела польская армия. Число запорожских казаков, пополнивших польскую армию, насчитывало более тысячи человек. Это были относительно небольшие отряды, которые действовали вопреки общему решению низового войска. Однако не исключено, что некоторые отряды, к примеру около 700 запорожцев под командованием полковника Яремы Гладкого, такое одобрение получили. Во время польского похода в османские владения в 1691 г. казакам под командованием хелмского каштеляна Станислава Друшкевича удалось занять Сороки (ныне территория Молдавии). Позднее казаки Я. Гладкого сыграли решающую роль в обороне Сорок (октябрь 1692 г.), когда турки попытались вернуть перешедший под польский контроль город[1111].

В 1691 г. гетман также рассматривал возможность выступления подчиненных ему левобережных казаков под командованием подданного польской короны С. Палея. Однако российские власти эту идею не одобрили[1112]. В ноябре в Москве возник проект перехода Палея с казаками на Левобережье, непосредственно на российскую службу. Но против этого выступил сам Мазепа[1113].

Переписка Мазепы с его подчиненными показывает, что в целом боевые действия во второй половине 1691 г. шли не особенно удачно. Так, 10 августа гетман писал Новицкому, что есаул Лубенского полка «зле учинил», не вступив в бой с крымскими татарами, которые возвращались с набега из-под Белой Церкви, что позволило им уйти от возмездия с добычей[1114]. 15 августа упущенный отряд татар добрался до Казы-Кермена[1115]. В другой раз, 25 октября, ротмистр Ростковский отчитался Новицкому, что не смог догнать крымцев, которые захватили шестерых пленных. Четырьмя днями ранее он переправился на левый берег Днепра, где обнаружил свежий татарский шлях. Ротмистр немедленно бросился в погоню, однако татары, увидев преследование, ушли, бросив одного из пленных («старого чоловека»). 14 ноября Мазепа в послании Новицкому опять выражал сожаление, что его подчиненный, есаул Иван Ковальчук, во время похода, в котором он «зря людей утрудил», упустил удобный случай ударить на Очаков, где было мало людей[1116].

1692 г.

Еще в конце 1691 г. Мазепа получил известие о том, что в Крыму готовятся идти в поход под великороссийские и малороссийские города. Об этом ему сообщил приехавший из Запорожья казак Петр Гук, который посылался в Крым[1117]. Гетман передал эту информацию в Москву 20 декабря. Своим полковникам он написал о надвигающейся опасности и необходимости находиться в постоянной готовности и постоянно поддерживать связь между полками[1118].

Тем не менее зима 1692 г. началась с потерь. Сначала крымцы нанесли удар по землям Правобережной Украины, которые формально контролировала Речь Посполитая. 12 тыс. татар внезапно подошли к Немирову, выжгли его окрестности и захватили много пленных[1119]. Левобережье пострадало меньше. 27 января четырехтысячное войско появилось под Переяславлем, где стало разорять села[1120]. Пострадали окрестности Золотоноши[1121], Бубнов и Домонтов[1122]. Узнав о приближении гетмана с десятитысячным войском, татары отступили[1123].

18 мая Мазепа сообщал, что неприятель приходил под города Харьковского полка Новую и Старую Водолаги, взяв в полон 200 человек. За ними в погоню отправились казаки Харьковского и Полтавского полков, однако, догнав, урона татарам нанести не смогли, поскольку те «все были выборные и в панцырях»[1124].

Возможности татар для более серьезных вторжений были ограничены тем, что возведенный на ханский престол в конце 1691 г. Сафа-Гирей дал султану заведомо невыполнимое обещание привести к нему на помощь 100 тыс. татар. В реальности он смог собрать к границам Валахии в 1692 г. лишь 10 тыс. воинов, из которых в итоге при нем осталось лишь 2 тыс. личной гвардии[1125]. Масштабные боевые действия крымцев в другом регионе могли вызвать гнев султана.

Возможность наступательных действий в начале 1692 г. Мазепа обсуждал с прибывшими из Москвы гонцами. В качестве объекта для нападения рассматривались Очаков или Казы-Кермен. В итоге было решено, что опасно оставлять за собой турецкие гарнизоны днепровских городков. Казачья старшина предлагал выступить в поход в конце мая силами Лубенского, Миргородского и Полтавского полков. Им полагалось занять переправы у Переволочной, а затем идти к Казы-Кермену со всем российско-украинским войском[1126]. Эти планы реализованы не были.

Плохие вести приходили из Запорожья. Петрик, головы которого безуспешно добивался Мазепа, стал войсковым писарем. Теперь весь официальный документооборот Сечи шел через него. К примеру, 9 апреля он зачитывал казакам сопроводительные документы, с которыми через Запорожье проезжал в Крым подьячий Василий Айтемирев[1127]. Известия о том, что в Сечи готовится выступление против Москвы, присылал в апреле из Польши новый российский резидент Борис Михайлов[1128].

Не получив безусловной поддержки со стороны запорожцев, Петрик с 8 сопровождающими направился из Сечи в Казы-Кермен. Там он от имени запорожских казаков заключил вечный мир и военный союз с Крымским ханством[1129]. Казыкерменский бей Кемал-мурза Сулешев отправил Петрика в Крым к хану. Изначально (7 мая) к хану в Бахчисарай послали привезенные Петриком письма, а бывшего кошевого писаря оставили в Перекопе[1130]. Очевидно, что хану нужно было время для обдумывания ситуации. С самого начала Петрика в Крыму воспринимали не как представителя союзных низовых казаков, а как человека, который приехал служить хану[1131]. В Бахчисарай его перевели 27 мая. Здесь он добивался максимально быстрой организации татарского похода на Московское государство[1132].

Письмо «Петра Ивановича» к запорожцам, от 22 июня из Ак-мечети (ныне Симферополь) показывает, чем именно была недовольна та часть казачества, на которую Петрик рассчитывал. Он писал: «Москва вся всегда за нашими людми как за стеною обретаетца в целости и тем всем не доволствуясь, радеет всех нас учинити своими холопами и неволниками». Политику В. В. Голицына Петрик характеризовал следующим образом: «хотели разорить Крым, осадити своими ратными людми казыкерменские городы, а потом зогнав наше войско из Сечи, учинити по городам воевод»[1133].

Сложно сказать, какая именно часть запорожцев готова была в тот момент выступить против Москвы. Большинство, очевидно, выступало за сохранение нейтралитета и продление перемирия с турками и татарами. Именно этого добивался пребывавший в Крыму в начале июня посланный с листами к хану от «низового войска» Яков Ворона[1134]. Какая-то часть казаков желала сохранить царское подданство. После того как на войсковой раде приняли решение о продлении перемирия, 500 запорожцев, вопреки указу кошевого, пошли на Азовское море «для учинения военных над бусурманы водяными проходы промыслов»[1135].

6 июля калга Кара-Девлет-Гирей, взяв с собой Петрика и его людей, вышел из Крыма в степь[1136]. Вскоре на Запорожье приехал крымский посланник, который сообщил, что по договору с Петриком крымская орда готова выступить в поход. Движение к Сечи возглавил сам калга. Он должен был выйти к Каменному Затону к 15 июля. Однако приход Кара-Девлета задержался, поскольку он потратил время на то, чтобы перехватить 3 тыс. казаков, которые, надеясь на перемирие, пошли к лиману р. Молочной для добычи соли. Калга и Петрик решили использовать их в качестве заложников, с которыми обещали расправиться, если кошевой не встретит калгу в Каменном Затоне. Казаки не могли оказать серьезного сопротивления еще и потому, что калга привел с собой весьма внушительное войско. По разным данным, оно составляло от 20 до 40 тыс. сабель. 17 июля кошевой с атаманами и 600 казаками (по другим сведениям — с 2 тыс.) пошел судами к Каменному Затону. По некоторым сообщениям, казаки встречали калгу с хлебом и солью. Для обсуждения предложений Кара-Девлет-Гирея и Петрика 18–19 июля собралась казачья рада. На ней в союзе с татарами было отказано, однако желающим разрешили присоединиться к Петрику. В итоге к калге пришли 500 человек, которые признали бывшего канцеляриста гетманом. Калга дал ему войсковые клейноды: булаву, бунчук и хоругвь. Вскоре после этого Петрик с татарами направился под Новобогородицк (описание осады крепости, защищавшейся ратными людьми Белгородского разряда, см. выше, в соответствующем разделе)[1137].

Серьезной военной помощи татары Петрику не оказали. Вероятнее всего, противная сторона была слишком занята внутренними проблемами и не хотела спровоцировать Москву на масштабные боевые действия. В Крыму начался процесс смены власти. В итоге к калге от хана пришло письмо, в котором требовалось, чтобы калга «на Русь с ордою крымскою не ходил, а буде и пошол и он бы возвратился, чтоб на нем хане того дерзновенного и Московскому государству приступного за пересылками поступку не взыскалось после от турского салтана»[1138]. В итоге Кара-Девлет-Гирей вернулся в Крым, захватив «под городками под Орлом, под Китаем, под Цариченкою, под Нехворощею» 53 пленных.

Отряд, которым на момент возвращения в Крым командовал Петрик, насчитывал всего 50 человек[1139] (по другим данным — 80[1140]). Некоторое время они стояли за Перекопом в двух верстах, а потом их разослали по селам. К примеру, один из казаков Петрика жил в Бахчисарае с Петриком «у греков на корму»[1141]. Значительная часть сопровождавших Петрика казаков перешла на службу к польскому королю[1142]. Бывший писарь вновь пытался организовать поход татар, соблазняя их тем, что «где добыч получить, такие места на Украине знает»[1143].

Не слишком удачное выступление Петрика в сезон боевых действий 1692 г. самым негативным образом отразилось на его предполагаемых доходах. Денег от хана на 3 тыс. казаков он не получил (таких сил в его распоряжении просто не было). Тем не менее в Бахчисарае на содержание его казаков было велено брать по ефимку с мечети, а также «деньги и ефимки» с греков и «жидов» (караимов) по всему Крыму[1144]. В итоге хан пожаловал Петрику городок Кардашин (около Кардашинского лимана) «для соли, чтоб соль под его начальством была и чтоб своеволные к нему збирались»[1145].

В Москве события в Запорожской Сечи вызвали серьезные опасения. На помощь Мазепе выслали войска Б. П. Шереметева. Два дополнительных полка с артиллерией были отправлены в Переяславль[1146]. Однако дальнейшего развития движение Петрика не получило. Собрать на долгое время под свои знамена сколько-нибудь значительное число украинских казаков ему не удалось. Иваненко переоценил степень недовольства казаков действиями московских властей и Мазепы. Уже в середине августа Мазепа получал из Запорожья известия о том, что запорожцы сторонников Петрика бьют и вешают[1147]. Впрочем, сама возможность выступления части украинского казачества на стороне Крыма оказывала существенное влияние на политическую ситуацию в регионе. Степень опасности этого движения позволяет оценить тот факт, что голову Петрика гетман оценил в тысячу талеров[1148].

Военные столкновения с татарами продолжались всю осень 1692 г. В сентябре Мазепа отправлял есаула Рубана против выходивших на промысел из-под Казы-Кермена татар[1149]. В ноябре казаки вновь встретились в бою с татарами под Сорокой[1150].

1693 г.

В конце 1692 — начале 1693 г. пошли слухи о предстоящем новом походе татар вместе с Петриком[1151]. В нем должны были участвовать янычары с артиллерией[1152]. Известия оказались в значительной степени верными. Войска противника вышли за Перекоп 7–10 января. Во главе их стоял нураддин Шахин-Гирей. В статейном списке Айтемирева численность этого войска определяется «тысеч з двенадцать и болши». В него входили ногайцы, горские черкесы, около восьмидесяти казаков Петрика, полтораста белгородских татар. Основная же часть Белгородской Орды от похода отказалась, поскольку планировала воевать с поляками[1153].

Сведения Айтемирева о численности татарских войск важно сопоставить с данными, полученными от плененных в данном походе татар. 6 февраля 1693 г. два языка, взятые под Полтавой, сказали, что из Крыма вышли с «Шингиреем нурадыном» (Шахин-Гирем) 40 тыс. орды[1154]. Понять разницу в данных о численности татарских войск можно, обратившись к расспросным речам «писаря Петрикова» Гришки Васильева сына Волковского, который бежал от Петрика после того, как поход кончился неудачей. Волковский сообщил, что «слышал он от татар, что войско свое татарское считают тысяч с сорок, а по ево де, Гришкиной, смете, того их татарского войска было тысяч з десять и болши»[1155]. Таким образом, оценивая сообщения пленных татар о численности их войска, следует учитывать возможность существенных преувеличений.

18 января татарское войско в 5 тыс. сабель во главе с нураддином и двумя ханскими сыновьями пришло в Запорожье. На этот раз Петрика в походе сопровождало лишь 70 человек. Три дня татары стояли недалеко от Сечи, агитируя запорожцев присоединиться к ним. Предлагалось идти войной к малороссийским городам, чтобы побить старшину и освободить их жителей от «реендр»[1156]. Очевидно, что Петрик пытался использовать недовольство возобновленной Мазепой практики аренд для привлечения казаков на свою сторону, но не получил ожидаемой поддержки.

20 января «в ночи тайно» крымское войско ушло Переволоченским шляхом вверх по Днепру на малороссийские города[1157]. 25 января татары подошли к Переволочне, захватив под городом местных жителей, которых затем отправили с «прелестными» письмами в указанный городок. В этих посланиях предлагалось перевести местное население за Днепр, при этом Петрик с татарами должны были зазимовать в малороссийских городах. Однако из Переволочны ответили отказом, открыв огонь по нападавшим. Тогда татары переместились под Кишенку, где их вновь постигла неудача. Очевидно, что с этого момента татары окончательно разочаровались в надеждах на признание украинскими жителями власти Петрика. Они зажгли посад Кишенки и пошли под Новые и Старые Санжары, разослав загоны и захватив около 2 тыс. человек пленных. В трех верстах от Полтавы нураддин остановился и разбил лагерь. После этого «Петрушке почитанья от салтана (т. е. ханского сына. — Авт.) и от татар стало менши»[1158]. Некоторые из разосланных отрядов встречали сопротивление. В бою около 20 татар было взято в плен. Под Полтавой татары стояли, разоряя окрестности, с 26 по 28 января, после чего ушли в Крым[1159].

Запорожцы сохраняли свой нейтралитет на протяжении всего сезона боевых действий 1693 г. Одна из причин отказа сечевых казаков от разрыва перемирия с турками и татарами состояла в том, что в Казы-Кермене при возвращении из Крыма были задержаны многие украинские купцы и казаки. Для того чтобы добиться освобождения задержанных, 26 января из Сечи в Крым были отправлены двое посланцев[1160]. Усилия гетмана, стремившегося привлечь казаков к борьбе с противником, оказались тщетными. 11 июля Мазепа писал в Москву, что запорожцы сместили кошевого атамана Ивана Гусака, который призывал разорвать перемирие с турками и татарами, а само перемирие продлили[1161]. Одновременно запорожцы сами настаивали на возобновлении войны и новом походе на Казы-Кермен, однако видели они этот поход не как собственную службу, а как совместное мероприятие низового казачества, гетманских войск и Москвы[1162]. Сохранение перемирия вело к тому, что все больше запорожцев уходило на службу в Польшу. С одобрения Низового войска туда отправилось не менее 800 человек[1163].

Российские власти подняли в 1693 г. вопрос о восстановлении укреплений Каменного Затона, но гетман не одобрил этой идеи[1164]. Сам Мазепа вновь обдумывал возможность похода на Казы-Кермен. Однако для этого ему требовалась помощь московских войск, которая вновь откладывалась. Мазепа заявил приехавшему к нему А. А. Виниусу, что повинуется решению московских властей отложить поход на Казы-Кермен. Однако тут же отметил, что идея такого похода очень популярна у запорожцев и всего «народа малоросийского». Кроме того, взятие крепостей склонит противника к миру[1165].

Параллельно гетман искал другие возможности для ударов по противнику. Еще с декабря 1692 г. возобновились интенсивные контакты между Мазепой и Палеем. Вновь рассматривался вопрос о переходе последнего под царскую власть[1166]. По сообщениям П. Гордона, зимой 1693 г. гетман Мазепа организовал поход десятитысячного отряда казаков под командованием Палея на белгородских татар в Буджаке[1167]. В Крым сведения о походах Палея приходили в сильно преувеличенных масштабах. Так, 3 марта в Бахчисарае получили из Казы-Кермена известия о движении к городу московских и казацких войск числом более 30 тыс. человек (в реальности ядро ходивших под днепровские городки казаков под командованием Палея составлял гетманский Лубенский полк). Начался срочный сбор войск в Перекопе. Для обороны днепровской крепости привлекли не только военных, но и всех, кто имел оружие, и даже тех, у кого оружия и коней не имелось. 4 марта к Перекопу пришел сам хан. И тут выяснилось, что нападавшие от Казы-Кермена уже ушли[1168]. Казаки подошли под Казы-Кермен, сожгли его предместья и обстреляли стены из 6 полевых орудий. Среди жителей города оказалось много погибших[1169]. Запорожцев об этой операции не известили, что вызвало возмущение в их среде[1170]. В это время Миргородский полк бился на реке Ингуле, а Полтавский — ходил под Перекоп, где захватил пленных и большое число лошадей[1171].

27 июня Палей сообщил Мазепе, что успешно ходил под Тягин[1172]. 26 сентября семитысячный отряд С. Палея, И. Мировича и Г. Пашковского столкнулся с сорокатысячным татарским войском (численность определяется по оценке казаков, которая, скорее всего, завышена). Бой продолжался два дня. Не сумев уничтожить казаков, орда отправилась в Белгородчину[1173]. В конце года Палей с казаками Переяславского и охочекомонного полков сражался в Бессарабии, разгромив отряд ногайцев и белгородских татар, которые шли под Киев[1174]. Польскую сторону сотрудничество Палея с Мазепой раздражало. Осенью 1693 г. поляки даже пытались вести против него боевые действия руками служивших короне казаков, но не добились успеха[1175].

Татары в течение 1693 г. продолжали свои набеги на Украину. 28 мая они появлялись для захвата людей под Нехворощей и Келебердой[1176]. В марте за Казы-Кермен ходил двухтысячный отряд Кантемир-мурзы. Он должен был преследовать нападавших на город. Однако догнать противника мурзе не удалось[1177]. 30 июня Палей переслал Мазепе вести, полученные от браславского полковника А. Абазина о том, что турки идут под Сороку, а хан с Петриком на Браславль, Немиров и Винницу[1178]. Уже 11 июля Мазепа сообщал в Москву, что калга с 20 тыс. татар пришел на Каланчак, а хан находится в Килии на устье Дуная[1179].

Отдельной бедой были нападения противника на тех, кто занимался различными промыслами в пограничной зоне. В июле 1693 г. из Полтавского полка и других мест, подвластных Мазепе, около 1 тыс. человек направились к Азовскому морю в урочище Берды, недалеко от Азова, за солью и для ловли рыбы. В это время «азовские люди» с ногайцами, черкесами и кубанскими казаками пошли «под государевы украины». Однако узнав, что у Торских вершин их ожидают донские казаки, азовцы развернулись и на обратном пути напали на украинский табор. Изрубив ватажников, неприятель захватил значительную добычу и 100 (по другим данным — 600) пленных. В числе полученных татарами трофеев оказались 2 пушки. Выходцы из разбитого табора рассказали, что «и бою мало было потому, что недоростков молотчих и безоружейных людей много было». Ранее аналогичный табор уничтожили в 1690 г. у Азовского моря на р. Калмиус. Тогда в Азов пригнали больше 300 пленных[1180].

1694 г.

Весна следующего, 1694 г. стала временем изменения настроений в Запорожье. 23 апреля татары, несмотря на сохраняющееся перемирие, приходили под Сечь и отогнали коней[1181]. 30 апреля 1694 г. запорожцы написали в Москву о готовности разорвать перемирие. Они выражали желание, чтобы стесняющие их путь по Днепру городки были уничтожены[1182].

В сентябре до Мазепы через Казы-Кермен дошли слухи о новых успехах запорожцев. Толмач Юсуп, который вез на обмен татар, будучи в днепровских городках, слышал, будто бы запорожцы, которые вышли на море, разорили на Чингарах села, взяли крепость и захватили пушки[1183]. Более подробные сведения об этом Мазепа получил в начале октября[1184]. В конце года казаки промышляли в низовьях Днепра на пути от Очакова к Перекопу, но серьезных успехов не достигли[1185]. Однако в конце декабря из Сечи вновь посылали в Казы-Кермен и Крым для заключения перемирия[1186].

Казаки Палея вместе с лубенским полковником Л. Свечкой в феврале 1694 г. снова ходили под Казы-Кермен. Они в очередной раз сожгли посад и опустошили окрестности. Вышедшие навстречу турки были вынуждены отступить с большими потерями[1187]. 7 июля Мазепа посылал против азовцев четыре полка в 10 тыс. человек. Однако они вернулись, не дойдя до противника[1188].

Еще одной целью казацких набегов в 1694 г. стал Очаков. В августе киевский полковник Константин Мокиевский, объединившись с Палеем, неожиданно появился в окрестностях города. Навстречу им из Очакова во главе с очаковским беем вышло 400 пеших и 150 конных солдат. Атака оказалась неудачной для оборонявшихся. Казаки убили 200 человек, взяли 90 пленных и три бунчука. После этого они опустошили селения буджакских татар[1189]. Находившийся в Крыму Айтемирев также получил сведения об этом походе. Он сообщал, что с Палеем было 2 тыс. человек. Очаковский бей Мустафа выходил против казаков с 300 всадников, потерпел поражение и с трудом ушел[1190].

Нанесенный казаками урон был весьма существенным для очаковского гарнизона. Хотя посадское население города (турки, татары, волохи и армяне) насчитывало больше 4 тыс. человек, по состоянию на 1690 г. все военные силы города составляли всего тысячу человек (в том числе 600 янычар)[1191]. За этот поход Палей получил от великих государей жалование в виде различных тканей[1192].

Палей и прилуцкий полковник Дмитрий Горленко «с товарыщи» той же осенью ходили за Днестр на Белгородчину. Они разорили ханский двор и многие села, порубив многих местных жителей и уведя пленных[1193]. Айтемирев сообщал об этом походе, что на Белгородчине казаки разбили «ханской кышлав, то есть зимовье, такж по реке Днестру обретающияся городки и местечка, а имянно Маяк, Чеберчи, Палонку, да села Гаджи-Асан, Кизыл-Бунар, Коргаи», а также несколько деревень. Нападавшие захватили богатую добычу[1194]. Интересно, что, хотя Палей действовал совместно с левобережными казаками, его походы осуществлялись по указу Яна Собеского[1195].

В начале сентября Мазепа получил сведения о том, что из Крыма вышли 10 тыс. татар. 19 сентября он направился против орды, но врага не встретил, поскольку тот отошел, не вступая в сражение[1196]. Позднее Мазепа писал в Москву, что татары отказались от похода, узнав о нанесенном запорожцами ударе по Чингару[1197].

Мазепа посчитал кампанию 1694 г. весьма удачной и предлагал прибывшему к нему в декабре 1694 г. стольнику А. А. Виниусу повторить поход на Буджак будущей весной силами 30 тыс. гетманских казаков и 10 тыс. царской пехоты. Важно подчеркнуть, что за несколько месяцев до начала военной кампании 1695 г. Мазепа недвусмысленно выступил против того, чтобы штурмовать Казы-Кермен и «отворить» Днепр «своевольным» запорожцам, которые без позволения царя и гетмана ведут переговоры о мире с ханом. Гетман также настаивал на необходимости активизации военных действий, критикуя порочность попыток добиться мира на фоне полной пассивности Москвы в предыдущие годы. Он полагал, что хан пойдет на приемлемое для России соглашение только под влиянием силы. При этом Мазепа выступал и сторонником усиления натиска на османов, и более тесной координации военно-политических шагов с Речью Посполитой[1198].

Как видим, при всякой возможности Мазепа стремился наносить удары по территории противника. Впрочем, даже самые удачные походы его войск и запорожских казаков, по сути, оставались обычными набегами, которые ослабляли противника, но принципиально не влияли на исход войны. Для дальнейшего развития наступательных действий и закрепления успехов им требовалась помощь московских полков, которая в реальности предоставлялась только для отражения противника. Причина пассивности российской армии заключалась в том, что московское правительство на протяжении всего рассматриваемого периода стремилось выйти из войны.

Еще в 1691 г. начался обмен гонцами между Россией и Крымом. В 1692 г. к хану был отправлен подьячий Посольского приказа Василий Айтемирев, который должен был предложить мир на условиях, выдвигавшихся В. В. Голицыным под Перекопом три года назад (отказ от поминок, освобождение пленных без выкупа и др.). Не совсем понятно, на что рассчитывали в Москве, выдвигая такие требования, с которыми татары не согласились даже тогда, когда огромное русское войско стояло в 1689 г. у Перекопа. Договориться конечно же не удалось, так как крымский хан требовал возврата к кондициям ante bellum, то есть возобновления Бахчисарайского договора 1681 г. Ситуацию усугубило «восстание Петрика», открывшее крымским властям перспективы усиления своих позиций на Запорожье и в Гетманской Украине. В этих условиях в Москве в 1693 — начале 1694 г. размышляли о том, чтобы согласиться на заключение мира на старых условиях[1199].

Коренные изменения в ходе войны произошли после того, как в январе 1694 г. умерла царица Наталья Кирилловна и власть полностью перешла в руки Петра I. Завершился второй — «оборонительный» — период войны (1690–1694), сводившийся главным образом к не слишком удачной для русской стороны пограничной войне и поискам возможностей выйти из борьбы с наименьшими потерями. Он со всей ясностью показал тесную связь между военной активностью России на юге и ее политическими позициями в буферных и пограничных регионах. Заметная военная пассивность и полное прекращение сколь-нибудь крупных наступательных операций силами царских войск немедленно отозвались ухудшением для русского государства ситуации в тех регионах, где лояльность местных «политий» царской власти была слабой и обставлялась рядом условий. В Приднепровье таким центром стала Запорожская Сечь, недовольная строительством Самарских крепостей. После побега туда канцеляриста Петрика и вовсе возникла угроза крупного антироссийского выступления запорожцев, которое в перспективе могло перекинуться на всю Малую Россию. Успешному разрешению данного кризиса способствовали прочная лояльность царям гетмана Мазепы и генеральной старшины, относительно низкий военный потенциал Запорожской Сечи и раскол внутри сечевой старшины, в большинстве своем не готовой на открытое противостояние с Москвой, а отчасти — и стойкость защитников Новобогородицка, которые своей готовностью к обороне продемонстрировали, что уничтожение самарских форпостов России в регионе будет не таким уж легким делом.

Другим результатом пассивности России стало очевидное укрепление политического положения и без того проводившего вполне независимую политику калмыцкого хана Аюки. Ситуация для русской политики в регионе очевидно усугублялась конфликтами между калмыками и донскими казаками, и неспособность Москвы их погасить ослабляла ее позиции. На донском театре военных действий отношения России и местного казачества оставались в указанное время стабильными, но это не меняло общей картины. Таким образом, скорейшее возобновление активных военных действий имело для России не только чисто военное (захват новых земель) и дипломатическое (демонстрация хоть каких-то успехов союзникам по коалиции) значение, но и было необходимо для укрепления влияния Москвы в тех пограничных регионах, на которые формально распространялось ее политическое верховенство. С этих точек зрения действия, предпринятые молодым царем Петром в следующем, 1695 г. были весьма своевременными.