Рыжий 2

Глава 29

Первым отделением банка, который я посетил для обмена мелочи, оказался вовсе и не Альтенбургский, как я думал изначально.

— В нашем отделении мы уже были, — ответил на мой вопрос Пауль Майер, скривившись как от зубной боли, но развивать тему дальше не стал.

Видимо, не всё у них там гладко прошло, понял я. Ну и ладно.

— Тогда с чего мы начнём? — спросил я у него, пододвигая к себе поближе пухлый томик автомобильного атласа Германии.

И да. Именно мы. По крайней мере пока. Как сказал герр Майер — «я хочу убедиться, что всё у тебя получается». Он будет сопровождать меня, как минимум, в первой поездке. Но поедет не со мной, а на своём «Трабанте».

— Я уложил три мешка с мелочью под заднее сиденье. Начнешь с отделения банка в городе Гера. Оттуда, в Цойленрод, и закончишь в Грайце. Для первой пробной поездки будет вполне достаточно.

— Угу, — я уткнулся в атлас пытаясь выстроить маршрут.

— Все документы взял? — в который раз заботливо поинтересовался мой прапор.

— Всё здесь, — похлопал себя по левой стороне куртки, в которой лежали приготовленные документы.

Тех документов-то и было всего три штуки. Аусвайс, справка о том, что я помощник кассира в обществе с ограниченной ответственностью «Лендорфское топливо», и водительские права. Такая же бумажка, закатанная в пластик, как и удостоверение личности. С одним отличием, в аусвайсе была цветная фотография, а в правах, черно-белая с моей мордахой в шестнадцать лет.

В моих правах, кроме категории «В», значились ещё и категории «М» и «L». Права были выданы на одиннадцать лет, до 1 июля 2002 года, а в десятой графе на задней стороне водительских прав значилось, что категорию «М» и «L» я получил два года назад в 1989 году. А категория «В» мне присвоена только 1 июня 1991 года.

Оказывается, все воспитанники школы-интерната проходили автодело и обучению. езде на тракторах, сельскохозяйственных машинах и мотороллерах. Без меня, кстати, получить выправленные по блату права было невозможно. Пауль не учёл, что федеральные права закатываются в пластик, а свою подпись владелец должен поставить обязательно до этого. Пришлось съездить с ним и расписаться на правах.

Погода в Тюрингии в начале июня не задалась. Всё время шли короткие дожди с грозами и порадовался, что прикупил в Альтенбурге на местном барахольном рынке джинсовую куртку с капюшоном. Перед этим зашёл в магазин одежды и вышел, цены там были просто космические, и не с моей сотней было там одеваться. Да, этому миру не хватает Китая и его ширпотреба, мысленно усмехнулся я.

Зато на самоорганизованном рынке-толкучке на Канал-штрассе, куда после магазина меня и привёз Пауль, было море разливанное шмоток и прочего барахла, которое продавали одни местные немцы, другим местным немцам. Среди покупателей мелькали и одетые в советскую военную форму.

Кроме куртки я прикупил несколько пар носков, пару маек, абсолютно новые, белые, с синими полосками кроссовки «Germina» и на оставшиеся деньги взял три пачки лезвий «Нельсон-Люкс». Полученные при странном и не добровольном обмене во время досмотра лезвия, я опробовал и остался доволен качеством бритья. Но подкупить в запас никогда не помешает.

Рынок, кстати, напоминал те самые стихийные толкучки, которые возникали у нас в России сразу после развала СССР. Здесь, вроде бы, было объединение, а итоги были похожи на наши 90е.

— Вот номер счёта, на который ты будешь зачислять деньги, — протянул мне ещё одну бумажку Пауль.

— В районе Роннебурга, по пути в Геру, работают наши автобаты, вывозят оборудование с «Висмута»[146], так что будьте осторожны, — непонятно предупредил нас с Паулем, старший прапорщик.

— Почему? — не понял я. — Ну, работают и работают. Мне-то какое дело? Меня же там никто не знает.

— Просто многие водители не особо соблюдают правила дорожного движения, — пояснил он.

— Вот на хрена вам сдалось тащить в Союз старое и радиоактивное оборудование? Вы хоть солдат и офицеров предупредили, что они будут иметь дело с радиацией? — пробурчал Пауль.

— Никто никого не предупреждал, им приказали, вот они и повезли, — огрызнулся в ответ прапор.

…

Никаких советских автомобильных войск во время моего первого выезда мне не попалось. Так что всё прошло вполне нормально, дорога была вполне нормального качества, а сопровождение в лице герра Майера, автомобиль которого маячил в зеркале заднего вида, придавал, успокоение и уверенность.

В отделении «Почта-банка» в Гере у меня приняли мелочь без вопросов. Архаичная на вид, и по-моему выпущенная в СССР, счётная машина, быстро пересчитала монеты из мешка. После чего девушка-кассир зачислила девять тысяч восемьсот марок на номер выданного Паулем Майером счёта, а две сотни выдала наличкой в виде тонкой стопки серо-голубых десяток с изображением парусного брига «Горх Фок II»[147].

Зато в отделениях банка в Цойленроде и в Грайце мелочь пересчитывали вручную, что заняло довольно прилично времени. И там же, в Грайце, меня осенило. Я долго ломал голову, как оставить получаемые мной с обменов деньги себе, а не класть в сейф прапора, который он мне выделил под это дело в своей каптёрке. Если я их буду хранить там, то уже точно никогда не увижу.

А в Грайце, во время подсчёта монет, рядом, в соседнем окошке, пожилая чета немцев открывали сберегательный счёт (Sparbuch). И я тоже решил все заработанные мной деньги хранить в банке. Заодно и дополнительная гарантия того, что партнёры будут ждать съёма моих денег. Они жадные, просто так, без моих накоплений, от меня не избавятся, сто процентов. Ну, может и не сто, но семьдесят точно. Хочется верить.

Срочный вклад (Festgeld) мне был недоступен из-за минимальной суммы вклада в две тысячи марок, а у сберегательного счёта слишком малый процент дохода, всего одна десятая процента в год. Но краткосрочные вклады (Tagesgeld), очень популярные в моё время, я в предложениях не нашел. Спросил у женщины-операционистки, и выяснилось, что на территории бывшего ГДР такие вклады пока не доступны. Пришлось открывать самый простой сберегательный вклад и временно забыть о хороших дивидендах от него. Попаду на западные территории, переоформлю.

…

— Что ты сделал? — переспросил Александр Михайлович у меня.

— Положил деньги от своей доли на счёт в банке, — повторил я, и стал свидетелем растерянного переглядывания напарников-аферистов. — Я перед дембелем сниму их и с вашей помощью приобрету себе автомобиль, — подсластил я им пилюлю.

— Молодец. Хорошее решение, — неожиданно похвалил меня Пауль Майер. — Всё, Ойген, иди, отдыхай. Завтра тебе предстоит посетить сразу четыре города: Шпайц, Нойштадт, Айзенберг и Хермздорф. Так что иди и хорошенько выспись.

…

Вот так и потекла моя работа вне службы. Впрочем, про электрику на складе я тоже не забывал и по субботам продолжал приводить её в порядок.

За июнь месяц я успел объездить все отделения «Почта-банка» Тюрингии, которых на поверку оказалась не тридцать пять, как сказал герр Майер, а всего двадцать восемь. И посетил почти все отделения на территории «Свободного государства Саксонии».

Герр Майер прекратил сопровождать и следить за мной уже после посещения Веймара, того самого города, чьё имя Германия носила с 19го по 33й год, и рядом с которым располагался Бухенвальд[148].

Благодаря ослаблению контроля со стороны моих «работодателей», я смог в день посещения столицы Тюрингии, города Эрфурта, вывезти свои стельки с бриллиантами и доллары. А в центральном отделении Немецкого банка в Тюрингии (Deutsche Bank), арендовал на два года малую ячейку за пятьсот марок, куда и сложил вывезенное из Союза.

В конце июня наши деды-дембеля, наконец стали настоящими дембелями согласно приказа и отправились домой, по разным республикам пока ещё единого Союза. Перед самым отправлением ко мне подошёл один из них, Асет Айдаров. Мы с ним по утрам пересекались на спортивной площадке, я воркаутом страдал, а он просто качался, используя полупудовые гири. Специально мы с ним никогда не общались, так, привет, пока, как звать…

— Жень, тебе пистолет нужен? — на нашей раздельно-совместной тренировке, в день их отъезда, поинтересовался Асет. — За сто марок отдам. — он явно знал, что я подрабатываю на стороне и у меня есть деньги.

Первым делом я подумал, что это провокация. Но так и не смог представить, кому она нужна. Та парочка так рано от меня избавляться явно не собиралась, я только-только успел заработать им примерно шестьсот тысяч марок. А учитывая, что начальник склада явно был с моим прапором в деле, то других недоброжелателей у меня в нашей маленькой части быть просто не могло. А значит, это просто деловое предложение с целью сбыть незаконно доставшиеся сержанту Айдарову оружие.

— Что за пистолет?

— ТТ, — и видимо уловив мой скепсис во взгляде, пояснил, — Он новый, со склада. Но у меня к нему, всего одна обойма и восемь патронов.

— Асет, я бы взял. Но у меня в части только 20 марок, остальное храниться у старшего прапорщика, — не соврал я, так как у меня в комнате продолжала жить одна из двадцаток привезённых из Союза. — Могу ещё парочку бутылок водки прибавить.

— Ааа, давай. Всё равно собирался прятать или выкидывать, через рентген на досмотре его не протащить, — махнул рукой казах.

Так я и стал обладателем пистолета. Во время очередной поездки потратил два патрона из восьми в обойме на проверку и пристрелку. Назвать это полноценной пристрелкой было нельзя, но пистолет стрелял, и я даже попал в ствол дерева, в который целил. В автомобиле сделал тайник для хранения ствола, но каждый раз, приезжая «домой», забирал его и прятал в помещении.

…

«Добивая» остатки отделений банка в Свободном государстве Саксония, выдвинулся в сторону Лейпцига, что позволило мне попутно, не вызывая подозрений у напарников, заехать в Альтенбург и забрать в городском комитете готовый паспорт на моё имя.

Двигаясь по заранее выстроенному маршруту и посещая банки городков Фробург, Борна и Бёлен, я нарушил одно из правил, которое мне установил Пауль Майер — никаких попутчиков, не подбирать по дороге никого. Но проигнорировать бабульку, мокнущую под дождем на обочине трассы, я не смог. Или она мне напомнила моих всех бабушек, или что иное, но я остановил «копейку» перед голосующей женщиной и даже помог ей разместиться на переднем сиденье, отговорившись, что заднее сломано.

Как бы там ни было, но именно фрау Марта, которая ехала в Зюдвест к внуку, работающему на вагоноремонтном заводе, подтолкнула меня к действиям, очень мне помогшим в будущем.

— Петер, — не понятно почему, я представился именно этим именем. — Ты не представляешь до чего докатилась власть, — делилась со мной местными новостями бабулька. — Они начали распродавать дома и автомобилиSED[149], а ведь это наше всенародное добро, — возмущалась старушка.

— Угум, — нейтрально соглашался я.

— Недалеко от работы внука, на Ребахерштрассе, были гаражи дома пионеров-тельмановцев[150]. И даже их сейчас пытаются сдать в аренду.

Хм, а ведь можно попробовать взять в аренду гараж. Будет у меня запасной аэродром, так сказать. Щас бабку высажу и проедусь, поищу эту улицу имени неведомого мне Рибахера.

Нашел и сами гаражи, которые оказались здоровенными боксами на заднем дворе бывшего дома пионеров, а сейчас, просто дома молодёжи. И рядом нашелся городской комитет, который и проводил торги. И даже до конца дня я успел арендовать один из боксов на год, за тысячу двести марок, оплатив сразу всю сумму.

А главное, я приобрёл автомобиль. Шестьсот первый «Трабант-универсал» 1980 года выпуска, бежевого цвета. И всего за три тысячи марок. Предварительно, перед покупкой, не желая брать кота в мешке, облазил этот автомобильчик со всех сторон. Был он не новый, местами даже уставший, но вполне себе живой и работящий. Так что загнал его в арендованный бокс, который и назначил своей секретной штаб-квартирой. Территория была охраняемая и я, не опасался за свое, внезапно образовавшееся имущество.

И хоть потратил я четыре тысячи двести марок из накопленных одиннадцати тысяч, было их совершенно не жалко, так как свой транспорт и помещение придавали уверенности в моих действиях и плане, который потихоньку начал вырисовываться в моей голове.

…

Очередной этап этого плана пришёлся на объезд банковских отделений на территории Земли Бранденбург и города Берлин. Сам Берлин столицей объединенной Германии стал совсем недавно, 20 июня 1991 года. Но был столицей чисто формально, правительство и парламент не спешили переезжать из удобного и уютного Бонна.

Но до этого случилось много всякого. У меня с Александром Михайловичем произошёл первый конфликт. Герр Майер принял сложившуюся ситуацию вполне спокойно. Объезжая банки на территории Саксонии-Анхальт, я всё дальше и дальше удалялся от Альтенбурга и, из-за загруженности дорог, всё чаще стал возвращаться позже установленного срока. Что очень злило старшего прапорщика. И в один из дней я приехал аж в одиннадцать вечера.

Прапор был уже в подпитии и стал обвинять меня в том, что я где-то просто гуляю в своё удовольствие. И апеллировал к тому, что от Альтенбурга до Гёрлица расстояние больше, чем от Альтенбурга до Бисмарка. Но совершенно не хотел понимать, что тот же Дрезден я спокойно миновал по объездной дороге, в случае с тем же Бисмарком мне пришлось ехать через Магдебург с его автомобильными пробками.

— Я заезжаю всё дальше и дальше, и мне не хватает светового дня, чтобы сдать деньги и вовремя вернуться обратно. А что будет когда я доберусь до Ростока, Гамбурга или Мюнхена? Мне придётся там ночевать в дорожных мотелях, чтобы я смог выполнить порученное вами. В общем сами решайте, а я спать.

Хлопнул дверями и ушел в располагу. Благо, копиями ключей от всех дверей меня уже снабдили. Не знаю что они там меж собой решали, но мне был выдан номер телефона, по которому я должен был звонить, если не укладываюсь в срок, и информировать где заночевал.

Вторым ударом по моим «напарникам», стало то, что региональные отделения Почта-банка на землях западной Германии наотрез отказывались принимать монеты ГДР. Даже распоряжения Бундес-банка, копию которого я предъявлял, не помогло. Восточногерманские монеты принимали только в крупных западных городах.

Всего в четырнадцати городах ФРГ мне удалось обменять деньги. И там, где прапор с Майером собирались получить не менее трех миллионов марок, им перепало всего четыреста шестьдесят тысяч. Ну и я стал богаче всего на десять тысяч.

Старший прапорщик после августовского путча в СССР вообще запил не по-детски. Но именно благодаря этому, я и узнал много нового и интересного про их с немцем бизнес. Очень часто герр Майер сдавал мне пьяного в хламину Михалыча сразу после моего возвращения с выезда. И мне приходилось тащить его на себе в каптёрку, где и сгружать это тело на топчан.

Прапор был настолько пьяный, что не замечал как сменилась обстановка и, принимая меня за Пауля, продолжал делиться с «ним» своими обидами и планами. Я узнал про топливный бизнес, про доход с продажи перевязочных средств, про продажу якобы списанных грузовых автомобилей на сторону. Мне стало известно, что курирует его самого и его делишки особист бригады и даже сам командир части. Но, самое интересное, он, забыв про меня, в своём пьяном бреду проверял свои захоронки, которых насчитывалось ровно три штуки.

Во время одного из таких пьяных разговоров с самим собой, я узнал, что мой прапор мечтает прикопать одного наглого лисенка к другому, утонувшему. Ну, я и не питал надежд на мирный исход наших взаимоотношений, поэтому и начал подготовку к своей игре.

Проспавшись, Александр Михайлович опять становился строгим, но справедливым командиром. Полностью забывая что творил и говорил будучи пьяным. Не забывал стимулировать меня доступом к телефонным разговорам с родными и даже похлопотал о присвоении мне звания ефрейтор, «за образцовое выполнение служебных обязанностей и примерную воинскую дисциплину», как значилось в приказе.

И очень жестко разобрался с новым взводом охраны после их наезда на меня. Нам на охрану спихнули старослужащих-дагестанцев, которые узнав, что я работаю где-то на стороне, стали угрозами требовать водки, пива, журналов с голыми бабами и т. д и т. п. Сначала я не принял их угрозы всерьёз, из-за чего и поплатился.

В одно из воскресений еле отмахался от трёх абреков, которые подловили меня в душевой на первом этаже. Отмахаться-то я отмахался, но лишился всей одежды, которую те взяли в заложники и потребовали в обмен за неё десять бутылок водки. Нисколько не смущаясь, голяком отправился к старшине и поведал о своих приключениях, а тот, недолго думая, позвонил Александру Михайловичу.

Мою одежду спасли и мне вернули, а дагов, по слухам, отправили служить на бригадную свиноферму. Взамен нам прислали на охрану сверхсрочников. Но всего два отделения.

Так вот, попав в Берлин в конце сентября, я первым делом поехал в отделение туристического агентства Бюлера (Bühler Reisebüro). И там я подал запрос на получение деловой визы в СССР. Заплатил за услуги пятьсот марок и оставил им свой паспорт. Обещали справиться в течение месяца. Самому соваться в советское консульство на Унтер-ден-Линден я не рискнул.

Там же, в этом же агентстве, мне на глаза попалось объявление о том, что окружной комитет района Кёпеник (Köpenick) выставляет на продажу квартиры. Желающим обращаться в ратушу района Кёпеник по адресу: улица Старый Кёпеник дом 21.

Прикинул по атласу расположение отделений банка так, чтобы попасть в ратушу этого района, ну и поехал. В ратуше выяснилось, что есть только одна не проданная квартира по адресу Луизенштрассе 9. Трехкомнатная квартира принадлежала раньше партийному чиновнику СЕПГ. В 1990 году была конфискована в городской фонд и в этом году выставлена на продажу. В начале года район хотел получить за нее тридцать пять тысяч марок, но желающих её купить так и не нашлось.

Съездил с представителем комитета посмотреть на квартиру и с первого же взгляда влюбился в неё. Трехэтажный дом 1959 года постройки, закрытый дворик с детской площадкой, консьерж и, самое главное, я узнал это место. Рядом, буквально за углом этой улицы, начиналась улица Киц (Kietz), древнейшее славянское поселение Берлина. В будущем, одна из исторических достопримечательностей и как в итоге, довольно престижное место для жилья. Хорошее вложение денег.

И я, больше не сомневаясь, снял со своего счёта тридцать две тысячи марок и приобрёл эту квартиру.