Глава 9

Успокоившись и продышавшись, я вернулся в свою комнату и, включив верхний свет, осмотрелся. Ничего необычного или подозрительного не наблюдалось, и я в первую очередь занялся собой. Осмотрел при помощи зеркальца прокол на ноге, крови была одна маленькая капелька. Достал пузырек со спиртом, ватку, протер место повреждения, после чего заклеил это место полоской пластыря.

И только после оказания себе первой медицинской помощи занялся осмотром своего спального места. Почти сразу нашёл иголку, пробившую покрывало и простынь. Снял постельное белье и убедился в том, что из одной из шести диванных подушек торчит игла. Прощупал вокруг иглы какой-то предмет. Интересно, как он попал то туда? Или Петровна зашила что-то?

Осмотрел внимательно подушку и обратил внимание, что вдоль машинного шва, на одном из углов есть явно ручная штопка. Запер дверь в комнату на шпингалет, который я установил вертикально на нижней части двери для её фиксации во время уборок. Но как запор он тоже вполне работал, всего-то и нужно было заранее просверлить отверстие в полу в нужном месте. А то начнет кто ломиться ко мне, а я такой красивый, подушки потрошу, еще скорую вызовут…

Вспорол шов, и увидел, на первый взгляд, вполне себе целый поролон. И только сняв с подушки чехол почти на треть, заметил разрез из которого и торчала иголка. А под разрезом ниша с каким-то свертком из ткани, скрепленной несколькими английскими булавками. Вот одна из них и раскрылась, пропоров подушку, стала той самой иголкой, на которую я напоролся.

Намедни, на софе Лубенцы устраивали борьбу в ожидании своей очереди к приставке, на которой в тот момент рубились я и Жмур в теннис. Видимо это и спровоцировало раскрытие булавки. Ну, хоть какое-то рациональное объяснение, а не голая мистика.

Вытащил сверток и перенёс его на стол. Подушку привел в первоначальный вид, постель застелил. Завтра надо будет проверить остальные подушки на предмет закладок.

В свёртке оказался красный картонный футляр от духов «Красная Москва». Раскрыл его сбоку и аккуратно высыпал содержимое на столешницу. Первыми на стол вывалились две медали, а может два ордена. Ха. Вроде американские. Следующим оказался увесистый сверток из пожелтевшей бумаги. Развернул и присвистнул от удивления. Десять Николаевских полуимпериалов 1897 года, номиналом в семь рублей пятьдесят копеек и предположительно весом в шесть с половиной граммов золота. Спасибо за знания с той лекции, на которую я попал при поездке в Ленинград.

Последними из коробочки выпали лёгкий бумажный свёрток и бархатный мешочек чёрного цвета. Осторожно надорвал сверток, в котором обнаружилось что-то, похожее на купюры свернутые много раз. Аккуратно их развернул и обалдел. Четыре тысячных долларовых купюр 1934 года с президентом Кливлендом. Именно такие я видел в музее денег в Женеве. Мне тогда еще запомнилось, что эти купюры и в 21 веке действительны и ими можно рассчитываться, хотя из-за редкости и стоят намного больше своего номинала.

В бархатном мешочке оказались брюлики. С виду — ограненные бриллианты. Каждый камень где-то в половину карата или меньше. Насчитал одиннадцать камушков. Странное число, перепроверил мешочек и пересчитал заново, всё равно одиннадцать. Если брать цены покинутого мной 2021го года, здесь что-то около пятидесяти тысяч евро. Прилично, однако. Хотя из меня очень фиговый ювелир, с тем же успехом это может быть простое стекло или горный хрусталь.

Полюбовавшись блеском камней, убрал их в мешочек, а то, не дай бог, на пол просыплю и всё, труба дело, фиг потом найдёшь. Вернулся к медалям. Бронзовый кругляш с китайской джонкой на аверсе и птичка на якоре на реверсе. Крепится колечком к ленточке золотого цвета с двумя красными полосками. На аверсе, так же присутствует надпись — China Service.[50] Ну, с этой понятно, за службу в Китае. Вторая медаль, бронзовый крест с пропеллером, явно что-то авиационное.[51]

Интересно, откуда они у Петровны? Может она шпионкой была? Надо будет спросить у бабули и предъявить найденные медали в коробочке. А остальное — моё, мне в будущем пригодится.

Или всё-таки положить несколько золотых монеток? Для бабули. Надо подумать. А то жаба-то душит. Ладно, завтра проверю остальные подушки и потом уже решу что предъявлять бабушке.

На следующий день я не рискнул ничего показывать и рассказывать ей. Она и так, бедная, полдня похмельем мучилась. Зато я проверил остальные подушки и не нашёл никаких ручных штопок. Везде был прямой машинный шов. Ну и ладно, и так сверх меры на меня просыпалось, даже не знаю куда чего и девать. Хотя, если камни настоящие, да вместе с купюрами, вполне хорошо ложатся приятным, бонусным дополнением к моему секретному плану.

Золото я решил всё-таки поделить пополам. А то очень подозрительно получается. Золото с наградами смотрится куда правдоподобнее. Пустоту в коробке разбавлю ватой, в которую и замотаю монеты.

— Смотри, ба, что я нашёл в свой софе, — выложил я перед ней коробочку из-под духов во время завтрака, на третий день нового 1988 года.

— Духи что ли? — не поняла старая.

— Не, я спать ложился, а мне в ногу иголка воткнулась. Когда разобрался, оказалось, что это булавка из тайника. Наверное, Петровны, — наигранно предположил я.

— И что там? — лениво поинтересовалась бабуля.

— Две американские медали и золотые царские монеты. Может Петровна шпионкой была?

Не успел я договорить про шпионку, как коробка была распотрошена, и на столе оказались награды и пять жёлтеньких монеток.

— Точно ничего больше не было? — недоверчиво прищурившись спросила бабушка. — Ничего себе не припрятал?

— Ну, — промямлил я, делая виноватое лицо. — Я хотел медали себе оставить.

— А монет не прихватил?

— Нет. Зачем мне они? Куда я золото дену? А и правда, а куда мы его денем? Государству сдадим как клад? Нам тогда положено двадцать пять процентов от стоимости, — и я мечтательно закатил глаза.

— Женька! Даже не вздумай кому сказать про монеты! Медали — на, себе забери, — придвинула она ко мне награды. — А про золото забудь! Не находили мы его. Понял?!

— Понял. А зачем оно тебе?

— Мне мосты зубные чинить надо. Золотые поставлю. Тут как раз и на зубы, и за работу хватит, — призналась в своих корыстных целях бабушка.

— А тебя, не того? Не загребут? Стоматологи не сдадут?

— Нет. Есть у меня знакомая, как раз протезированием занимается. Там всё нормально будет, главное ты не сболтни где…

— Я — молчок. Так откуда у Петровны американские награды-то? И золото?

— Рассказывала, что полюбовник у неё американский был, на той базе куда перегоняли самолёты. Даже предложение ей сделал. Чуть свадьбу не сыграли. Но его в тундре медведь белый задрал. Ну и вот, — она показала рукой на найденное. — И медальки, видать, его. А про золото ничего не знаю. Лучше пойдём к тебе, покажешь где был тайник.

Показал на свою голову. Бабуля целый день распарывала чехлы на подушках и проверяла на предмет других кладов, но нечего не нашла. И потом, почти до полуночи застрачивала ею уже распоротые швы.

Во время каникул директор дворца пионеров объявила нам, что все восьмиклассники в турслёте участвовать не будут. Что-то там ОблОНО придумало и разослало циркуляры по области, якобы заботясь о нашей подготовке к экзаменам. Народ, конечно, расстроился, но продолжал ходить на тренировки и готовиться к летнему походу. Заодно и повышая мастерство младшей команды, устраивая мини-соревнования. Я попытался продавить горный поход в Архыз, но Владимир Владимирович пока не принял решения.

* * *

В конце января нам установили телефон. Баба Тоня, оказывается, уже давно стояла в льготной очереди на получение номера. Но так как новые АТС не открывали, то очередь двигалась вперёд только при естественной убыли абонентов или ликвидации какой-либо организации.

Номер нам достался прикольный, пять четвёрок 4-44-44 — судя по номеру из какой-то ликвидированной конторы. Сам телефонный аппарат у меня был, достался почти даром. Купил я его на рынке у барахольщиков. Совершенно новый, белый, латвийский ТА-68 с дисковым номеронабирателем. По ценнику — двадцать рублей, а мне отдали за восемь. Вот теперь можно спокойно давать свой номер телефона клиентам. Или наделать визиток с номером, про ремонт электрики и разбросать по почтовым ящикам. Не, подожду, сначала экзамены, а потом заработок.

Теперь у нас в городе наш подъезд стал наверное самым телефонизированным. Пять телефонов у милиционеров, один у бухгалтера горгаза — и у нас с бабулей. В соседнем доме, где живёт Сидорова, всего два телефонных номера на сто квартир. Круто. Прям ощущаешь себя жильцом элитного дома. Но только ощущаешь.

На самом деле, всё не так радужно в нашем подъезде. До начала прошлого года все подъезды нашего дома и двух соседних два раза в месяц мыла женщина с первого подъезда. Всего за пятьдесят копеек с квартиры в месяц, и всех всё устраивало. Но она уехала, а мыть, на общем собрании жильцов дома, решили поквартирно и поэтажно. И всего один раз в месяц.

Решить-то решили, а на практике получалось очень плохо. Особенно в квартирах где жили пенсионеры-инвалиды. Они не могли убирать две площадки и два лестничных пролёта. А остальные соседи заявляли, что не будут убирать, раз они не убирают. И подъезды стали превращаться в слоёный пирог из убранных и не убранных этажей. В соседних, кооперативных домах эту проблему решали проще, там нанимали уборщиц и включали оплату за уборку в квартплату.

А ещё очень сильно раздражала повальная подмена рабочих электролампочек в подъездах на нерабочие или даже просто кража. Особенно на нашем первом этаже. Вечером вкрутил лампочку, а утром уже голый патрон и, соответственно, темнота вечером и ночью. Спасал только уличный фонарь перед подъездом. В общем, совсем не элитное жильё.

В начале февраля меня достали просьбы бабули «вкрутить лампочку». Нашла миллионера. Я ей что, Александр Иванович Корейко?[52] Электролампы хоть и стоят всего по тридцать копеек, но не каждый же день их вкручивать на подарок кому-то. Остальные соседи и в ус не дуют по этому поводу.

Поэтому решил избавиться от этой проблемы кардинально. Приобрел на рынке за пятёрку у несуна новенький светильник ПВЛ-1 производства Азовского завода общества слепых. И четыре ртутных люминесцентных лампы ЛБ-40.[53] Старый патрон в подъезде, даже не стал демонтировать. Просто рядом прикрепил к стене светильник и перевёл питание к нему. Вставил две сорокаваттные лампы, надел и закрепил винтами плафон. Срок службы у ламп примерно пятнадцать тысяч часов, скорее стартёр навернется чем лампы сдохнут. Да и кому нужно возиться с раскручиванием плафона, чтобы снять две ртутные лампы, которые можно и на своей работе спереть.

* * *

В середине февраля сгорел ростовский табачный завод, а вместе с ним и склад готовых изделий, и склады с табаком. Началась табачная паника. Которой заразилась и моя старушка. И она опять учудила, спустила обе наши пенсии на сигареты. Набрала десять блоков сигарет марки «Ростов», десять блоков «Космос», и по сто пачек «Полёт» и «Казбек». И ещё зачем-то десять пачек махорки.

— Махорка-то тебе зачем? Козью ножку[54] курить будешь? — подколол я её.

— Ничего ты не понимаешь! — обиделась бабушка. — Махорку среди вещей разложу, люди говорят, что она хорошо от моли помогает.

— А сигарет тебе зачем столько? Спекулянткой решила на старости лет стать?

— Может и решила, тебе какое дело? Ты сам спекулянт, на рынке втридорога продаешь что я шью. Или ты думаешь, я своими руками пошитые вещи не узнаю? — перешла в атаку на меня бабуля.

— Что ты несешь, старая? Где я там торгую? Сдаю перекупам, а они потом цены сами выставляют.

— Это я старая? Ну Женька! Ну шельмец! Не ожидала я от тебя такого, — всерьез обиделась на меня бабуля.

В общем, пересрались мы с ней капитально. И вправду говорят, что деньги только к ссорам приводят. Ходили и дулись друг на друга дня два, а потом она огорошила меня сообщением:

— Я тебе работу нашла, Женя.

И смотрит на меня так, как будто я должен ей в ножки упасть и искренне благодарить.

— Ба, ты чего? Какую работу? Я же учусь! У меня экзамены в этом году. Или ты хочешь, чтобы я школу бросил?

— Не, ты меня опять не понял.

— Да как же тебя понять, если ты нечего не говоришь конкретно?

Из её довольно пространных объяснений удалось узнать, что её друг, Василий Кох, который работает переводчиком в краеведческом музее, подхватил воспаление лёгких. И теперь сопровождать по азовскому музейному комплексу немецкоговорящих туристов некому. И он предложил меня. Верю-верю…

— Издеваешься? А почему не тебя?

— Мне нельзя. Я их всех так ненавижу, им такого наговорю, что потом меня в дурдом запихнут за международный конфликт.

— А я не наговорю?

— Ты — нет. Вася в тебе уверен. Ну, Жень. Ну, пожалуйста. Он очень просил.

Дед Василий был прикольным мужиком и приходя к нам на различные застолья, разговаривал со мной только на немецком. Слушая мои ответы, он очень удивлялся: «Вроде Тоня тебя хохдойчу учит, а разговариваешь ты скорее на обердойче».

— Ба, ну сама подумай. Это нереально. У меня нет никакого языкового образования. Как они меня оформят?

— Там уже все решено. Возьмут тебя внештатным сотрудником на сдельно-премиальную оплату. И книжку тебе трудовую выпишут, — подсластила она эту пилюлю.

— А со школой как быть? Вдруг в это время уроки или факультативы? — не оставлял я попыток как-то отмазаться от этого счастья.

— Не знаю. Может справку тебе выпишут.

— Что, учителей немецкого в школах города нет?

— Учителей нельзя. Не знаю почему, но Вася говорил именно так. Женька! Ты чего ломаешься? Он выздоровеет и всё. Тебе пару недель его заменить надо всего.

— Ладно. Согласный я. Что надо делать?

— Возьми в школе и в комсомоле характеристики, свою метрику[55] и фотографии три на четыре, у тебя вроде были, и иди в городской музей. Там спросишь Алевтину Игоревну, а она тебя проинструктирует что и как. Только сегодня надо успеть.

— Не понял. Мне, что, сегодня надо уже работать переводчиком?

— Нет. Просто побыстрей надо.

Со сбором этих характеристик, я еле успел в музей до конца рабочего времени. Алевтина Игоревна оказалась начальником отдела кадров. Забрала у меня документы и фотокарточки, и пожурив, что так поздно, отправила домой. Обязав прийти на завтра к восьми утра.

Что я и сделал. И был перенаправлен на инструктаж в первый отдел музея. Хмурый однорукий мужик в милицейской форме с погонами капитана долго и нудно меня инструктировал что мне можно, а что нельзя в их музее. И ловко орудуя левой рукой, подсовывал мне на подпись различные документы. Такое ощущение, что не музей, а секретный завод. Напоследок обрадовал меня сообщением, что мою кандидатуру еще в областном управлении КГБ должны одобрить. И тогда кто-то из сотрудников комитета, должен приехать и меня проинструктировать о работе с иностранными группами.

В отделе кадров Алевтина Игоревна показала мне мою трудовую книжку, в которой значилось, что я временно принят на должность гида-переводчика немецкого языка третьей категории. И заставила расписаться в копии приказа.

Загрузка...