Глава 8

Черноглазая казачка

Подковала мне коня.

Серебро с меня спросила,

Труд недорого ценя.

Как зовут тебя, молодка?

А молодка говорит:

Имя ты мое услышишь

Из под топота копыт.

Напевал в полный голос я, убираясь в своей комнате. Совсем оказачился здесь. Во время еженедельных уборок сначала бабуля пела и понукала меня подпевать, а затем и я во вкус как-то незаметно вошёл. И мы с ней, вытирая пыль, моя полы или подоконники, голосили на два голоса:

Я по улице поехал,

По дороге поскакал.

По тропинке между бурых,

Между серых, между скал.

Маша, Зина, Даша, Нина?

Все как будто не она.

Катя, Катя высекают

Мне подковы скакуна.

Бабуля даже пыталась меня затащить на репетицию своего хора, а когда не получилось, осознавая, что я не буду петь с ними, старпёрами, то начала рекламировать мне ансамбль песни и пляски «Донские казаки». До сих пор пытается меня вовлечь в фольклорное казачество. Ничего, тут немного времени осталось и до появления ряженных. Вот тогда сами от них будете отплёвываться.

У нас в Питере вообще до фарса дело дойдёт. Когда не пойми кто, потомки каких-то местных оседлых казаков создали «Невскую станицу» и «Балтийское казачье войско», а возглавил их якобы потомственный донской казак, генерал-лейтенант милиции Комаров. Как позже писали в бесплатном казачьем листке, который в начале девяностых кидали во все почтовые ящики города — атаман питерских казаков всю свою сознательную жизнь боролся против советской власти и коммунистического режима.

По приезде из пионерлагеря оказалось, что я опять подрос. Не критически, но кое-какие вещи пришлось докупать. И опять на свои деньги. Так как бабуля спустила свою пенсию на краску и с подругами покрасила ярко-красной комбайновой краской все полы в квартире. Даже у меня в комнате, хотя я и просил этого не делать.

Жить же предстояло на мою пенсию и опять-таки на мои левые заработки. Хотя откуда правым взяться? Кубышка с накоплениями уже вовсю начала показывать дно, и мы даже с бабулей малость поцапались на денежном фронте, когда она пришла просить у меня денег на какую-то фигню. Приучил на свою голову её к тому, что у меня всегда есть денежка. Нехорошая тенденция. В прошлом году у неё тоже денег не было после её фортификационных мероприятий. И тогда тоже на мои жили.

— Не дам и не проси! Вот зачем ты забросила швейное дело? Сейчас бы свои деньги имела…

— Вот ты жлоб, внучек. Вырастила куркуля на свою голову. Да не несут мне заказы на перешивку. Я бы с удовольствием на машинке работала.

— Хочешь работать? Давай я тебе буду заказывать и платить!

— Что это ты удумал, охламон? Хочешь меня унизить, платя за заказы на свои шмотки? Да я тебя, — и она потрясла своими кулачками в мою сторону, тем не менее не делая попыток пустить их в ход.

— Не. Ты опять меня не поняла. Я про другое.

— Да как же тебя понять? Пургу всякую несёшь, — и где слов таких только набралась?

— Сшей десяток трусов, как ты на меня шьёшь. Я их на рынке пристрою. Половина от дохода — твоя.

— Почему половина? И почему ты думаешь, что будут брать эти странные твои трусы?

— Потому что знаю. И, кроме трусов, многое сейчас можно продать. Сумки шей. У тебя брезента дофига, я выкройку тебе нарисую. Тоже будет очень ходовой товар. Рюкзаки, как у меня, влёт уйдут и задорого.

— Ну, нарисуй, попробую. Сомневаюсь я только. А вот рюкзак один, сегодня же начну делать. За сколько ты у меня его выкупишь?

— Пять рублей.

— Всего? А чего так мало?

— Там твои только брезент, нитки и работа. Молнии, фурнитуру и поролон я достаю. Так что нормальная цена.

— Тогда два сделаю. Но десятку сразу гони. Предоплатой.

Тьфу, всё-таки выдурила деньги. Ну пусть ей. Лишь бы занята была. Да и правда, заработает. Про мой школьный рюкзак многие интересовались — где купить? Да и сумки на рынке дефицит, вмиг разлетятся если цену не ломить. А туда попозже и сумки-баулы, типа — «мечта оккупанта», можно будет из клеёнки начать шить. Насчёт трусов-боксёров я был не уверен, но попытка — не пытка.

Первые школьные рюкзачки я вполне спокойно продал даже не на рынке, а во дворце пионеров. Вмиг по двадцать рублей ушли и ещё человек пять в очередь выстроились. Так что бабуля теперь почти целые дни на машинке строчит, не отвлекаясь на всякую фигню и не доставая меня по пустякам.

Нам в этом году от дворца пионеров достались только грамоты и ценные подарки в виде электрических фонариков под квадратную батарейку. Зимние поездки на этот раз перепали боксёрам и авиамоделистам.

А вот мне, как капитану команды, вручили индивидуальный подарок — наручные часы. «Ракета-школьные», производства часового завода в Петродворце. Красивые, в синем корпусе и с циферблатом, стилизованным под тетрадный лист в линейку. На моих старых часах, швейцарских Kenwell, уже совсем затёрлось стекло и я был искренне рад новым часам.

Наш класс только на первосентябрьской линейке осознал, что мы уже старшеклассники — восьмой класс. Для многих уже и последний в школе. Так что стояли мои одноклассники тихо и как-то пришибленно. Зато на классном часе бурлили и шумели.

Во-первых, классуха разрешила нам самим выбрать места за партами и кому с кем сидеть. Страсти кипели нешуточные. Даже мне пришлось повоевать за нашу с Сидоровой «камчатку».[44] К нам в класс пришёл второгодник, Лёха Скворцов. Скворца знали все в нашей школе и окружающих дворах. Это был парень с отклонениями в развитии. Как сказали бы в моём прошлом времени — ребёнок седьмого вида.[45]

Почему он учился в общеобразовательной, а не в коррекционной школе номер восемь, оставалась для всех загадкой. Точно такой же, почему учителя не смогли его выпустить со школы с тройками или отчислить по неуспеваемости. Видимо, имелись у него какие-то высокопоставленные покровители.

И да, он был знаменит не своей тормознутостью и прибабахами, а своей физической силой и ростом под два метра. И довольно вспыльчивым характером.

Вот это чудо и обнаружилось мной на наших с Олей местах. Вернее, на моём месте. Даже если бы я уступил, то Сидорова бы точно не осталась сидеть вместе с ним. Да и я не собирался уступать.

— Лёша, привет, — начал я процесс переговоров с вполне мирного тона и дождавшись, когда этот Илья Муромец на минималках обратит на меня внимание, продолжил. — Лёш, это моё место, я здесь сижу.

— Хорошо, — и Скворец просто пересел на второй стул, заняв теперь место Сидоровой. — Садись рядом, — и радостно похлопал по освобождённому им стулу.

— Не, Лёха, — я покачал головой. — Мы здесь вместе с Сидоровой сидим, пойди себе другое место найди.

— Здесь окно, мне тут нравится, — набычился парень и добавил. — Я в прошлом классе здесь сидел.

Проблема однако. И как её решать? Я растерянно посмотрел на Сидорову.

— Чего? — она мотнула головой. — Не справился? Давай я попробую?

Уступил ей место переговоров. Скворцов с интересом наблюдал за нашей рокировкой. Оля, заняв мое место напротив Лёхи, вдруг поманила того пальцем и когда он доверчиво наклонил вперёд к ней голову, склонилась к его голове и что-то зашептала ему на ухо. Парень сначала побледнел, потом столь же стремительно покраснел и, не говоря ни слова, с трудом выбравшись из-за нашей парты, перешёл в соседний ряд и плюхнулся на место одного из Лубенцов.

— И что ты ему такое сказала? — поинтересовался я.

— Тайна. Извини, не скажу, — ответила девчонка и отрицательно покачала головой.

Ну и хорошо, ну и счастье. Главное, что мы наши места отстояли, а какими методами, мне всё равно. Хоть и интересно все же.

Во-вторых, в этом году нам не выдали бесплатных билетов в парк, что довольно сильно возмутило общественность. А самоё главное, нас огорошили новостью, что мы, все восьмые классы теперь будем учиться во вторую смену. Во счастье привалило. Это же кто додумался выпускников, да во вторую смену? Об этом я и спросил нашу классуху.

— А что тебя не устраивает, Лисин? — удивилась моему вопросу Изабелла Агасимовна.

— Так, я не за себя волнуюсь. А за одноклассников. Успеваемость у нас снизится и толку от факультативов не будет.

— С чего это ты взял? Ты думаешь, в администрации школы глупей тебя сидят?

— Нет, — я окинул взглядом притихших одноклассников, которые развернулись ко мне. — Вот как пример, мы раньше всегда занимались в первую смену. После уроков приходили домой и делали домашку, а потом гуляли до вечера. Сейчас перед нами будет стоять выбор, пойти гулять или делать домашнее задание. И многие выберут гулянья вечером, так как утром не с кем гулять или с мелкими в войнушки и прятки играть. — По классу прокатилась волна смеха. — Сначала всё будет нормально, так как все привыкли вставать рано. А потом попривыкнут и многие будут спать до десяти или одиннадцати утра. Ну и домашку будут делать впопыхах и с ошибками…

— Ничего, вы уже взрослые, привыкнете к изменению расписания, — прервала меня классный руководитель.

— Уверен, что привыкнем. Но ведь будут ещё и факультативы. И вряд ли учителя согласятся их вести поздно вечером, дожидаясь окончания наших уроков. А значит, будут их назначать нулевыми или в доступные им дневные окна.[46] А это ещё больше урежет наше утреннее время на домашку. Так что вангую, что успеваемость к концу второй четверти в восьмых классах просядет.

— Ван? Что ты делаешь? — переспросила англичанка.

Упс. Вроде давно уже отучил себя от слов-паразитов из будущего, а ты же смотри, вылазят.

— Предсказываю, — поправился я.

— Ладно, садись, предсказатель. Поживём, увидим.

А на следующий день я узнал, что Вера Павловна, жена нашего туристического руководителя, Владимира Владимировича, родила. Причём, двойню. И почти до декабря мне пришлось вести занятия в обеих наших командах, так как тренеру резко стало не хватать времени. Как будто у меня его много!

И постоянно все стремились моё свободное время уменьшить. Дежурствами по школе, факультативами, которые, как я и предсказал, учителя проводили в первую смену. И даже на одной субботней дискотеке умудрились половину вечера совместить с выступлениями школьной самодеятельности, посвящённой празднованию 920-летия города Азова. Видимо, в пику празднованию в Москве 840-летия.

В сентябре же бабуле повысили пенсию на сорок процентов, а мне нет. И где справедливость? А заодно ввели талоны на сливочное масло, водку и вино. И если вино на полках винно-водочных отделов магазинов до введения талонов ещё было, то после исчезло, как и водка.

Весь октябрь и начало ноября школа и дворец пионеров готовились к 70-летнему юбилею Октябрьской революции. Рисовали плакаты, делали стенгазеты, разучивали песни и стихи к праздничным концертам. Почти все осенние каникулы мы и потратили на различные праздничные мероприятия. А на демонстрацию я не попал. Как одного из немногих комсомольцев восьмых классов, меня назначили в почётный караул к бюсту дедушки Ленина между двумя туалетами в школьной рекреации второго этажа.

В начале октября в город пришли морозы. И если во дворце пионеров отопление включили сразу после приказа директора, то в школах и домах тянули до официального начала отопительного сезона — 15 октября.

Хорошо, что я не брезговал брать за работу по электрике не только деньги и водку, но и различные ненужные народу инструменты и электробытовые приборы. Некоторые в нерабочем состоянии. После починки я их сбывал через своего перекупщика на колхозном рынке. А некоторые вещи оставлялись мной «на всякий случай».

Вот так у нас в одной из кладовок и примостились электрокамин «Рубин» и тепловентилятор «Луч». Камин отправился обогревать комнату бабули, а тепловентилятор работал в моей. Как выходили из этого положения остальные жильцы даже и не знаю. Но количество просьб о ремонте обогревательной техники в эти дни просто зашкаливало, что окончательно съело всё мое свободное время.

Пятнадцатое припало на воскресенье, и котельную запустили только вечером шестнадцатого, и в дома пошло тепло. Везде и у всех стало тепло, кроме нашей квартиры и других квартир над нами. Сначала грешили на милицию, которая под нами в своём опорном пункте перепутала вентили. Но участковый, делегированный бабулей проверить это, сказал что вентили и не трогали, так как на них нет рожков.

— Это всё Ирка, — вдруг заявила бабушка. — С пятого этажа. Воздух со стояков не спустила, а мы теперь здесь замерзаем. Сходи, внучек, напомни ей. А то она деревенская, может и не знает про это.

Пришлось идти. Звонил, стучал, ноль реакции. «Может она там померла от холода» — подумалось мне. Но в этот момент открылась дверь соседней квартиры, где проживала семья капитана-гаишника, и вышла его жена, тётя Галя.

— Здрасте, тёть Галь. А не знаете, баб Ира дома?

— Так нет её, Жень. В деревню уехала. В эту, свою, Гусарову Балку. А что? Случилось что-то?

— Она, похоже, воздух из батарей не спустила и мы теперь все замерзаем. Вот бабуля меня и направила напомнить ей.

— Так она ключ мне оставила на всякий случай. Но я тебя одного не пущу. Приводи бабушку свою или еще кого из соседей.

Бабуля, быстро пробежавшись по соседям, собрала инициативную группу из таких же бабок, как и она. В качестве главной рабсилы, естественно, выбрали меня. Ну и не откладывая это дело в долгий ящик, двинули на пятый этаж. Тётя Галя конечно удивилась такой толпе, но без вопросов открыла нужную нам квартиру.

Начать я решил с зала, с самой большой комнаты. Плоскогубцами провернул «кран Маевского»[47] и из него, зашипев, пошёл воздух. Минут пять шипел, а потом вместо него пошла грязная и холодная вода. Еле успел закрутить кран.

— Ну что? Всё, Жень? Вода пошла? — спросила у меня бабуля, которая в компании женщин перемывала кому-то косточки.

— Не так быстро, ба, надо воду спустить до появления тёплой. А то мало ли где-то еще пузырь воздуха висит, — терпеливо объяснил я ей. — Сейчас тару возьму. Будете воду в туалет носить сливать?

— Да. Конечно. Вынесем, — закивали и почти хором подтвердили женщины.

Тем временем, я продолжил спускать холодную воду, которая чередовалась с воздухом. Всё усугублял неудобный, маленький кран, который находился почти вплотную к стенке. Воду можно было набирать только в детское литровое пластиковое ведерко, а затем переливать в нормальное большое, предварительно перекрывая кран плоскогубцами, чтобы не затопить соседей снизу. Одним словом — мазохизм. Хорошо хоть при наполнении большого ведра его тут же подхватывала одна из соседок и опорожняла в туалете.

Наконец, пошла теплая вода и я, перекрыв кран и проверив не подтекает ли он, перешёл на кухню. Здесь, видимо для еще больших мучений советских граждан, этот неудобный кран убрали под самый потолок и расположили вертикально. А значит сикать водой, он будет в бок, что усложняло и затягивало процесс спуска воздуха.

Слава МинЮгСтрою[48], что этот кран спускал воздух только с батарей ванных комнат. И то, из-за извращенной системы спуска и моего пока еще недостаточного роста, провозиться пришлось прилично. В спальне, идентичной размерами с моей, потребовалось времени столько же, сколько в зале.

Инициативная группа, возглавляемая бабулей, послушно следовало за мной и выполняла все мои просьбы о помощи. Не забывая болтать между собой на абсолютно разные темы. С их помощью закончил я уже часа через полтора. Даже не представлю, сколько здесь провозился бы один человек. В моё время, в квартире предков в Луге, я установил везде вместо неудобных кранов автоматические воздухотводчики.[49] Есть ли сейчас, в восьмидесятых подобные приспособы, я даже не знаю.

Зато хорошие холода опять позволили залить каток в наших дворах, и я совершенно случайно прикупил на рынке у барахольщиков черно-желтые чехословацкие коньки BOTAS. И теперь с удовольствием в них бегал или играл в хоккей с пацанами.

Этот Новый год мы с бабулей встречали вместе и в большой компании её друзей и подружек. Посидел вместе со всеми, поел салатов, попил лимонада. Посмотрел Новогодний Огонёк и послушал новогоднее обращение Горбачёва: про 70-летие Великого Октября, и про подписанный с Рейганом договор о сокращении вооружений. Мне даже полбокала шампанского налили от взрослых щедрот.

Ну и переместился в свою уютную спальню. По старой привычке хотел устроиться на подоконнике, но передумал. Он-то хоть и бетонный и меня выдержит, но я-то вырос, и уже неудобно на нём ютиться. Вставил в магнитофон кассету с новым сборником американской эстрады. Первой песней в списке шёл сингл Дорджа Майкла — «Вера» (Faith).

Я удовлетворенно кивнул, отрегулировал звук так, что бы он перекрывал шум из бабулиной комнаты и сам не мешал гостям. И плюхнулся на свою софу, чтобы через мгновение вскочить с неё на ноги, из-за сильного укола в бедро правой ноги.

— Бойся иголок в моей софе, — как наяву услышал я голос покойной Петровны, нашей бывшей соседки и подружки бабули.

Волосы на голове зашевелились от ужаса, по спине побежали толпы мурашек, и я в один момент вылетел из своей, недавно такой уютной комнаты.

Загрузка...