Рыжий 2

Глава 37

— 500 евро, плюс, минус, — эксперт-нумизмат извлек откуда-то из под стола круглый пластиковый бокс и, поместив туда золотую монету, которую я принёс на экспертизу, положил передо мной.

— Даже за монету в таком состоянии? — задал я дополнительный вопрос.

И не спроста. Все монеты, найденные в пулеметном ящике, были в очень непрезентабельном состоянии, потертые, с царапинами разной степени глубины и даже вмятинами по краю, похожими на укусы.

— Да. Очень редкая монета. Во-первых, её тираж был всего дести пятьдесят тысяч. Во-вторых, девятисотая проба золота, что довольно большая редкость во всех выпусках золотых имперских монет. Ну, и в-третьих, осталось их не очень много. Что-то их хозяева закопали на чёрный день, а потом закопали и хозяев, если вспомнить, что творилось на территории нашей родины всю первую половину двадцатого века. Какую-то часть переплавили на украшения, что-то потерялось, вот и выходит такой большой ценник. Так что, мой вам совет — придержите монету у себя. Очень хорошее инвестиционное вложение. Если у вас всё, и вы не собираетесь продавать монету, то с вас пятьдесят евро за консультацию.

Оплатил услуги и, выйдя из здания, задумался. У меня, этих монеток на четыреста одиннадцать тысяч евро. Шесть с половиной килограмм золота. Вот за что это мне? С чего на меня всякие ништяки сыпятся? Все эти редкие монеты в Азове, а теперь еще и здесь. Про Питерский клад я знал, так что его я не учитываю, но всё остальное…

Пока я предавался размышлениям, мои ноги, сами, принесли меня к спуску в метро (U-Bahn), и я даже начал спускаться, но вовремя вернулся в реальный мир.

— Тьфу пропасть, — сплюнул я на ступени и опасливо заозирался, не увидел ли кто из немцев моего неподобающего поступка, но рядом оказались лишь два смуглых товарища, то ли арабы, то ли турки. — И нахрена я сюда поперся? — зло спросил я у ближайшего турка по русски, отчего тот испуганно от меня шарахнулся и чуть не упал. Я же, пожав плечами, развернулся, и направился вверх к своему автомобилю.

Ящик с монетами я закопал в подвале берлинского дома. Пусть отлежатся, может, и правда, где пригодятся, надо только не забыть рассказать про них Оле, чтобы не пополнить список тех хозяев-неудачников, про которых говорил нумизмат.

И чуть не забыл, так как мой приезд в Гларус начался с реального наезда супруги из-за денег перечисленных ей на счёт ранее.

— Ты сказал что перевёл два миллиона! А почему я обнаружила на счету всего один миллион пятьсот десять тысяч франков? Я уже губу раскатала, посчитала всё на два ляма, хорошо в банк поехала, оплачивать купленную землю с зданием. Чего ты лыбишся?

— Оль, я сказал тебе, что перевёл два миллиона марок. Вон у тебя калькулятор на столе, посчитай обменный курс.

Эта начинающая бизнес-леди схватила увесистый casio со стола и принялась с азартом давить на кнопки.

— Так, переводим марки в евро, а евро в франки. Какой там курс? — супруга полезла в свой блокнотик и вновь застучала по клавишам. А потом, растеряно замерев, всё же спросила.

— Но, тогда меньше получается. Ненамного, но всё равно меньше! Ты, что, свои добавил?

— А эти два миллиона марок тогда чьи были? — с ехидцей подколол я покрасневшую супругу. — Нет. Всё очень просто. Я привёз марки в Швейцарию и положил их на твой счёт в отделении твоего банка. На то время обменный курс был другой. За один евро давали и сейчас дают, один франк и сорок восемь раппенов, а за марку, семьдесят шесть раппенов. И это при том, что в самой Германии меняют две марки на один евро. Если бы я переводил из Берлина, то потерял бы тысяч тридцать, плюс проценты за перевод. А так привёз наличку и, вуаля, у тебя на счету один миллион пятьсот десять тысяч денег с копейками одной из самых надёжных валют мира.

— А разве так можно было? Ну, это законно? С нас ничего обратно не потребуют? — удивилась и одновременно испугалась фрау Фукс.

— Почему нет? Кто знал, тот успел и заработал. В том числе и я. Эта разница держалась всего два месяца. И никто ничего с нас не потребует.

— Так ты еще и свои… Ой, — Оля опять покраснела. — А сколько? Ну, заработал?

— Наши, Оля! Наши! Мы семья. И, моё это твоё, и наоборот. Надеюсь. А заработал? Пусть и немного, но на новый автомобиль хватило и на оплату университета. И вообще! Что за наезды на любимого супруга прямо на пороге дома? Кто меня кормить будет, и где мои тапочки?

За Сашкой я поехал пораньше. Просто так совпало, что после моего рассказа Оле о спрятанных в берлинском доме золотых монетах, в ответ на меня вывалили кучу проблем по организации аптечного бизнеса и претензию, что «мол хотела на море — а теперь только горы». А я вспомнил, что сыну уже почти двенадцать лет, а на море он толком и не был. Не считать же одну поездку на мелкое Азовское море, где было видно противоположный берег, а для того чтобы окунуться, надо было пройти в воде не меньше километра. Да и зимний наш вояж в Висмар, когда он напросился со мной в поездку, тоже не считается.

Мальчишка сначала расстроился, когда я появился в Азове раньше времени. Наверное подумал, что я его в Германию раньше времени хочу забрать. Но когда я поделился с ним планами отдыха на Чёрном море, сразу забыл о всех своих обидах и кинулся радостно обниматься.

Отдыхать мы решили, прикинувшись жителями России. А что? Паспорт у меня есть, а у Александра свидетельство о рождении, так что я не видел никаких проблем. Единственной проблемой была бабуля, которая в очередной раз собралась помереть.

— Помру я внучек, ей Богу, помру. Петровна давеча снилась, ругала, что я у неё кастрюлю спёрла. Видимо знак подавала, что ждёт меня.

— Ба, ну сколько можно? Ты же каждый год, как спину на огороде надорвала, помирать собираешься! И насколько я помню, если снятся мертвяки и не зовут с собой, а наоборот ругают, то это к удаче или выгоде.

— Так-то оно так! Но, Петровна, она вредная была. Кто знает, что от неё ожидать стоит?

— Это точно, — подтвердил я, припомнив её мне явления во сне. — А может всё проще? Ты давно у неё на кладбище была? Может там заросло всё, вот она и ругается, — придумывал я новые аргументы, чтобы отвлечь старую от плохих мыслей.

— Да давненько не была. Последний раз на родительский день захаживала. Надо будет сходить. Вы на море езжайте, а как приедете, так вместе и сходим. Как раз перед Спасами. И до Петровны, и до родителей.

— Не, давай сейчас. А то потом может и времени не быть.

Съездили, отвезли цветы и гостинцы, пропололи все заросли и протерли надгробья. Вроде бы не мелкий город, а за кладбищем никто не следит. Центральная улица состоит из кусков асфальта и ям, небрежно засыпанных тырсой. А заросли амброзии и цикория поднимаются выше головы. Кругом кучи неубранного мусора и спиленных деревьев.

А еще, целое стадо полудиких собак. Стоило только отойти на десять метров от места захоронения Петровны, как собаки тут же кинулись за оставленными нами на столике поминальным пирогом, испечённым бабушкой.

На мои возмущения состоянием и содержанием кладбища бабуля зло мне и ответила:

— Так твой же бывший тренер сейчас всю «социялку» в мэрии курирует.

— Это кто? Партянов что ли? Владимир Владимирович? Как это он из директоров в мэрию-то попал?

— Он самый. Его сначала на «собес» поставили. Он там быстренько порядок навёл. Хорошо справлялся, а потом его новый мэр замом назначил. Как работает — сам увидел, — она в раздражении махнула рукой.

Пока оставалось время до отъезда на море я и сам решил сходить к Партянову пожаловаться на отвратительное состояние кладбища.

— Лисин!? — почему-то поморщился при виде меня мой бывший руководитель. — Чего хотел? Как ты вообще без записи в кабинет ко мне попал?

Владимир Владимирович за десять лет, что мы с ним не виделись, значительно увеличился вширь, потерял часть волос на голове и явно приобрёл аллергию на простых горожан.

— И вам здравствовать, — односторонне поздоровался я. — Нет там никого. — Я кивнул за спину, в сторону приёмной. — Вот и прошёл спокойно. Вижу, вы в начальники большие выбились? Вот, за помощью пришел. Поможете?

— Рассказывай, — барственно мне кивнули и вновь опустили свой взгляд в бумаги.

Ну, я и рассказал про посещение городского кладбища и его непрезентабельное состояние.

— Лисин! Что ты меня тут всякой фигнёй кормишь? — возмутился Владимир Владимирович. — У меня вот, — он потряс какой-то папкой. — Отчёты городского ЖКХ о еженедельных уборках кладбища и покосах амброзии. А еще, мы центральную улицу кладбища в прошлом году заасфальтировали. Почти миллион вбухали! Ты зачем ко мне пришёл? Кто тебя подослал?

— А ты давненько на кладбище был? — спросил я у него, еле сдержавшись от рвущихся наружу матерных слов.

— Это что за намёки? Я сейчас охрану вызову, — неожиданно заблажил он.

— Ну ты и дурак, Вовчик! Я спросил про то, когда ты лично инспектировал то кладбище? Я вот, вчера был. И никакого асфальта и покосов не обнаружил. Ездил, кстати, с сотрудником городской прокуратуры, он тоже всё видел. Он на улице сейчас, меня ждёт, можешь сам у него спросить, если мне не веришь. А то поехали…

— Прокуратуры? Лисин, тебе что, меня заказали? — как-то сразу сбледнул с лица заместитель мэра по социальной политике.

— Ой дурак. Родители у меня на кладбище лежат и знакомые, а проехать к ним не могу из-за вашего разгильдяйства. А прокурорский, это мой одноклассник, он меня на своей машине подвёз и туда и сюда. И ждёт, чтобы домой отвезти. Вот честно! Владимир Владимирович, ты когда последний раз там был? Давай съездим, посмотришь, врут тебе отчёты или нет!

— Хорошо. Съездим. Только я на своей машине.

Съездили, посмотрели и послушали как высокое начальство ругало начальство кладбища. Затем выслушали заверения о том что всё исправят и приведут в надлежащий вид, и на том и расстались. И есть у меня подозрения, что он так перед Витькой Померанцевым оправдывался. Оказалось, что Жмур, тихой сапой и сам в помощниках городского прокурора уже ходит.

Место для отдыха мы с сыном выбрали по рекомендации того же Витьки Померанцева, который недавно с семьёй ездил на море. Не скупясь, я взял СВ до Лазаревской и обратно. В это время, в плацкарте, да и в купе, РЖД еще не ставило кондиционеров, а ехать, обливаясь потом, не лучший вид приключений.

Взяли двухместный домик в кемпинге «Зелёная дубрава», который находился в ста метрах от моря в посёлке Аше, и полностью отдались отдыху, развлечениям и экскурсиям. Куда мы только не ездили?! И на разные водопады, и к различным дольменам, а также в парки, зоопарки и аквапарки. Отрывались на полную катушку.

У меня впереди пять лет учёбы в Берлинском техническом университете (TU Berlin), куда я уже успел поступить на платной основе, на отделение «электротехники и информатики». С моими тройками на бюджет мне не светило вообще. А так, заплатил и учись себе спокойно. Главное, не запускать, а то выпрут и денег не вернут.

А у Сашки средняя и старшие школы, тоже еще тот переломный период, а ещё и переходный возраст. В Азов я его-то буду каждый год вывозить, но это точно не заменит ему семейного отдыха.

Надо сказать, что за десять лет комфортной жизни в Берлине, как-то уже и подзабыл, что на свете есть уличные туалеты и душевые, а домики запираются на навесной замок. Тем не менее отдых мне очень понравился, единственным минусом был галечный пляж, а ко всему остальному мы быстро привыкли.

Совершенно случайно познакомились с отдыхающими на той же базе музыкантами из группы «Запрещенные барабанщики». Которые, к моему удивлению, все оказались из Ростовской области. Раньше, в той жизни, я почему-то думал, что они москвичи.

Под конец нашего отдыха испортилась погода, и мы уезжали под аккомпанемент дождя и нереальные виды из окна поезда — на штормовое море с бродящими вдалеке водяными смерчами.

Высшие образование понадобилось мне для строительства и владения электростанциями в Швейцарии. Ну, правила у них такие. В Германии с этим всё проще, покупай землю, получай разрешение, утвержденный и согласованный проект, и строй. Никого не волнует, есть у тебя высшее образование или нет. В конфедерации всё немного строже, но и проще. Мини-ГЭС до шестидесяти киловатт можно строить без разрешения кантональных властей, но только после одобрения местного муниципалитета. Но только лицам с высшим техническим образованием, либо получающим такое образование. К тому же, подобные станции имели налоговые послабления и одобрялись экологами, если ставились на ручьях в которых не водилась рыба.

У меня во владении как раз была такая земля. Та, что досталась супруге в коммуне Браунвальд. Она переписала землю на меня, плюс я еще выкупил у местного муниципалитета участок вдоль обеих берегов ручья Бруммбах (ежевичный ручей) вместе с тем самым ручьём, чем снял головную боль с местной администрации от экологов.

Электростанция мне нужна была для создания майнинговой фермы[192] в приближающееся время «Биткоина».

В 2007 году моего прошлого мира австрийский инженер Франц Цотлётерер додумался до создания электростанции водоворотного типа, которая была безопасна для рыбы в реках. И не просто додумался, но и построил пробную станцию мощностью в десять киловатт, которая обошлась ему в сущие копейки, что-то около пяти тысяч евро.

Но полностью насладиться своим изобретением и получить дивиденды от продажи своего патента он не смог, так как указал строгие цифры размеров и допусков. Чем и воспользовались разные гидростроительные фирмы, меняя размеры и градуирование при строительстве подобных станций, и обходя патент первооткрывателя.

Я же решил хапнуть его изобретение целиком, но обезопасить свой патент при помощи отказа от точных расчётов, зарегистрировав только способ воздействия на турбину. К окончанию первого курса университета, я зарегистрировал «своё» открытие в ЕПВ[193] и через три месяца получил патент на двадцать лет. Обошелся он мне, правда, дороговато. Две тысячи евро за срок действия патента на двадцать лет, проверку на новизну и прочие экспертизы. Плюс, еще четыре тысячи евро я выложил за получение подтверждения патентирования в двадцати восьми странах Европы.

И только после получения всех документов я понёс свой патент в «Siemens Energy»[194]. Где, к моему удивлению, меня приняли вполне благосклонно. Видимо и сами уже владели информацией по моему патенту и были заинтересованны в его проверке на практике, посчитав все плюсы и минусы нового способа гидрогенерации. Другого варианта, почему руководство этого гиганта-холдинга пошло мне навстречу, я просто не мог представить.

Мне даже не пришлось торговаться. Выслушав мои хотелки по строительству каскада станций на основе моего патента и с их гидротехническим оборудованием, взяли тайм-аут. Но уже через неделю мы подписали договор.

За патент, я не получал проценты и деньги. За его передачу компании я получал строительство под ключ восьми электростанций мощностью пятьдесят киловатт каждая за счёт компании. Три станции мне поставят на моём ручье в Швейцарии до конца этого года, а оставшиеся пять я волен заказать в течении пяти лет, но не позднее. К тому же, я дал согласие на то, что компания рядом с первыми станциями на моей земле построит исследовательскую лабораторию.

За время пока я грыз гранит наук в университете, регистрировал и реализовывал «своё» изобретение, Ольга тоже разошлась не на шутку. Создала сеть аптечных пунктов не только в кантоне Гларус, но и в соседних кантонах Ури и Швиц, а также в северной части кантона Санкт-Галлен.

Но останавливаться на достигнутом даже не подумала. Выкупила в Гларусе территорию старого паровозного завода и стала переоборудовать его под логистический центр.

— А ты не думала заняться собственным производством препаратов или расходников? — поинтересовался я после осмотра приобретенного ею старого завода.

— Как-то не думала. А что? Надо?

— Ну, а почему нет? Сеть аптек это круто, но ведь ты училась на фармаколога. Вот я и подумал, что тебе может быть интересно и создание своих научно-исследовательского и промышленного центров.

— Ты знаешь? А я бы не отказалась. Тем более, у меня есть на примете несколько формул дженериков. Ну, измененных препаратов, на которые кончился патент, — зачем-то разъяснила она. — Которые мы, студентами, синтезировали в университете в качестве практики. Но на всё это надо больше денег.

— Нужно больше золота, — неосмотрительно ляпнул я.

— Золота? Ты о чём?

— Да это из компьютерной игрушки. В прошлом году вышла. Сашка играет, — принялся я оправдываться. — И сколько тебе надо на лабораторию и фармкомпанию?

— А у тебя что, лишние деньги появились?

— Думаю, скоро появятся. В Берлине идёт массовая реконструкция и перепланировка улиц. И парочка моих зданий попадают под национализацию с выкупом. Они дороги расширяют видите ли, — пробурчал я.

— И много получишь? Или больше потеряешь?

— Домики старые. Я не успел еще в них вложиться. И это хорошо. А по деньгам это не очень хорошо. Тысяч шестьсот — семьсот евро за каждый. Вот на эти деньги и рассчитывай. Для начала закупи оборудования по производству пластиковых расходников. Шприцы, ёмкости под анализы, капельницы, маски, перчатки, всякие пелёнки и прочее. А заодно и оборудование для производства пластика. Будет у тебя полный цикл.

— А зачем? В Швейцарии же нефти нет. Или я чего-то не знаю?

— Нефти нет, но зато есть асфальт в кантоне Невшатель, есть каменный и бурый уголь под боком в Санкт-Галене. Да и какие-то общедоступные группы лекарств можно производить из этих полезных ископаемых. Плюс налоговые послабления, за использования национальных ресурсов.

— Хм, всё как обычно. Загрузил меня по-полной. Ну, а сам чем будешь заниматься?

— Я? А я попробую получить вид на жительство Швейцарии. Уже и на экзамен записался.