Рыжий 2

Глава 32

Дождавшись ухода внезапно свалившегося, как снег на голову, внука в ванную комнату, Антонина Алексеевна Лисина многозначительно подмигнула невестке и подавшись чуть ближе к ней, почти зашептала.

— Я думаю, у него не закрытый перелом, а открытый[162], — и видя, что та ничего не понимает, испуганно лупая глазами, объяснила. — Я про то, что не мог он сам организовать вот это всё, гражданство, машину, квартиру.

— Так это же, Женька, — встала на защиту супруга невестка. — Он всё может.

— Так-то да, — согласилась старушка и почему-то покосилась на громадный двухдверный холодильник. — Но не сейчас. С него станется влипнуть в нечто подобное, что он рассказал, и выйти чистым и с прибытком. Но не досрочная демобилизация после простой ангины. Я думаю, его завербовали.

— Кто? Капиталисты? — Оля испуганно прижала ладошку ко рту.

— Нет. Думаю наши. КГБ. Какое отношение имеют капиталисты к нашей армии? Это только наши разведчики такое могли. Так что соглашайся, девонька, на его предложение. Ему явно помощь от нас будет нужна.

— Так он разведчик?

— Тсс. Ты только молчи, что мы догадались. Если бы он мог, то он бы нам точно рассказал.

…

Вечером мне доверили уложить спать Сашку. Малыш подозрительно пялился на меня через решётку свой детской кроватки, но мой протянутый к нему палец всё же обхватил своей ладошкой.

— И как же вас надо спать укладывать, Александр? — спросил я у него, а в ответ получил только презрительное сопение, «мол не царское это дело себе развлечения придумывать».

Покопался в памяти и вспомнил куски из переделанной сказки про Муху-цокотуху еще из своего времени. Ну и начал её декламировать, на ходу додумывая и досочиняя то, что уже исчезло из моей памяти:

У Сашки, явно от удивления даже соска-пустышка из рта выпала, пришлось вставлять обратно.

Где-то рядом с дверьми раздались глухие смешки. Видимо, нас контролировали, явно что бы я, не дай Бог, мелкому главную военную тайну не рассказал.

А дальше я, хоть тресни, ничего не помнил. Но Сашка уже спал, разжав свой кулачок и выпустив на свободу мой палец.

— Да ты — поэт, — зашептала Оля, которая и подслушивала за дверью.

— Ну, а то! — я гордо выпятив грудь, приблизился вплотную к жене и, обняв её, поцеловал, и подхватив на руки, пискнувшую от неожиданности супругу, понёс её в зал к раздвинутому, и застеленному дивану.

…

— Проблемы у меня внучек, — завела со мной разговор бабушка после довольно позднего завтрака.

— Должна что ли кому? Или бандиты наезжают? — высказал я свои предположения, на которые она грустно улыбнулась и кинула взгляд в разные стороны, как будто мы находились на оживленной улице, а не дома.

— Наоборот, — почти шёпотом ответила она. — У меня скопилось уже больше миллиона рублей. И что с ними делать, я не знаю…

— Ого. Так ты теперь миллионерша? Поздравляю.

— Женька, что ты как маленький, — возмутилась она. — Что мне со всеми этими деньгами делать-то? Может, вы их с собой в Германию заберёте и там вложите куда-нибудь.

— Поменяй их на доллары. Почём они сейчас? В Москве я видел, что меняют за пятьдесят.

— А у нас шестьдесят. Я уже думала про это. Но как такую массу денег поменять и не привлечь внимания-то?

Шестнадцать или семнадцать тысяч долларов? Да вроде немного. Или для такого маленького городка, как Азов, это просто гигантская сумма в начале девяностых. Я вспомнил состояние бабушки, когда мы нашли пятьдесят тысяч рублей в московском кресле. Она тогда в ступор впала. А сейчас, ничего, держится.

— Я хотела, но как мне сказали знакомые, очень много фальшивок, — тем временем продолжала делиться своей проблемой бабуля.

— Так надо попробовать через наших телевизионщиков. Сегодня их увижу и осторожно поинтересуюсь у них. А ты, потом, весь свой чистых доход прямо на рынке меняй на доллары. Они нам очень пригодятся в будущем.

— Жень. А что делать с твоими домом после вашего отъезда? Может, сдать кому?

— Точно. Сдай. Вернее, сдадим. Я даже знаю кому, — и я рассказал ей про встречу в электричке с братьями Лубенцами, и их приключения. — Заодно, можешь их и на работу взять, если тебе работники нужны. Ну, или охраной поработают у тебя.

— Мы готовы, — в зал вошла Оля, таща на руках Сашку, одетого в тысячу разных тёплых одёжек, из-за чего наружу были видны только глаза и носик.

И мы пошли гулять до гаража, а затем поехали в военкомат, восстанавливать мои документы. А заодно завезли бабулю в ЗАГС, а чего время тянуть, пусть начинает договариваться.

Всё закрутилось и завертелось. Я получил свой советский паспорт, которому теперь было суждено остаться в России. Бабуля за небольшие, для неё, деньги оформила наш развод. Мой бывший сосед, начальник паспортного стола, оказывается, перебрался в Ростов и очень нам помог, не бесплатно, естественно, в получении заграничных паспортов.

Я, как мог, старался ускорить этот процесс, пока вновь образованная Россия не начала принимать законы, регулирующие миграцию населения и не подписала об этом двухсторонние договоры с Германией.

Живя и работая в своей прошлой жизни в Швейцарии, мне хорошо запомнился рассказ нашей клиентки. Женщина из Воронежа делилась воспоминаниями как она выходила замуж за немца. И какие кипы документов с неё требовали даже в Германии. И как они переоформляли визу, так как оказалось, что по Шенгенской туристической, брак заключать нельзя.

У меня же был люфт в первые полгода существования России, когда все эти процессы ещё регулировались по законам и стандартам канувшего в Лету СССР. Здесь, внутри страны, заключить брак с иностранцем было проблемой, зато там, за границей, это представляло довольно простую операцию. Ну, относительно простую. И относительно дешёвую.

То же самое касалось и вывоза Сашки. Через год пришлось бы собирать кучу документов на вывоз несовершеннолетнего за границу. А сейчас всё прошло как по маслу. За одним исключением. Россию мы покидали на поезде, не рискнули везти мелкого на самолёте.

…

И вот, в субботу 14 марта 1992 года мы с Ольгой расписались повторно. На этот раз не было не то что родственников, не было даже свидетелей. Их обязанности выполняли сотрудник и сотрудница ратуши района Кёпеник. Все было тихо и спокойно за исключением шторма за окнами ратуши, где сильный ветер носил по улицам Берлина попеременно то дождь, то снег.

— Чудесная погода для свадьбы, — огорошила нас таким оригинальным сообщением сотрудница ратуши.

И я вспомнил, что в Германии существует поверье, что если на день свадьбы случается снег, дождь, а тем более шторм или ураган, то это очень хороший знак. Значит, семейная жизнь будет бурной, весёлой и живой. Как раз по мне. Ну, поживём, увидим.

…

Ольге очень приглянулась наша квартирка, и она стала вить там гнёздышко. Мне же пришлось начать зарабатывать деньги. Оставшиеся на моём счету деньги нужны были и на жизнь, и на начало проекта, который я обговорил с братьями Лубенцами ещё в Азове. Предложение снять мой дом на две их семьи они с радостью приняли. А вот устраиваться на рынок, под руку моей бабули, не захотели.

Тогда-то и пришла мне идея заняться перегоном тачек из Германии в Россию. Я приобретаю автомобиль в ФРГ, а затем гоню его к польско-белорусской границе, где эстафету перенимают братики-акробатики.

Но для начала пришлось заниматься реализацией вывезенных мной еще в прошлом году бриллиантов. А то сейчас хлынет вал камней из республик бывшего СССР, и цены скатятся просто на дно.

Продавал малыми частями в различных антикварных и ювелирных магазинах. Камни оказались довольно мутными и с неудобной гравировкой, брали их с приличной уценкой отличающейся от реальной стоимости. Но даже так мне удалось выручить за них сто десять тысяч долларов и сто восемьдесят тысяч марок. Мне хотелось, конечно, всю сумму в долларах, но не все продавцы могли ими расплатиться. Как я помнил, марка довольно ощутимо просядет перед долларом ближе к середине девяностых.

Чтобы на меня не косились в западной Германии и в странах Бенилюкса[164] мне пришлось приобрести новый автомобиль. Совершенно случайно познакомился с одним американцем, подвёз его. Он-то и предложил купить у него автомобиль. Американский гарнизон бывшего Западного Берлина, распускали, отправляя кого на новые базы, а кого и домой в штаты. Мой знакомец оказался мастер-сержантом, и всего год назад привез из Штатов новенький пятидверный «Chevrolet Blazer». Сторговались довольно быстро, и я за шесть тысяч марок стал обладателем американского внедорожника. Огорчали только две вещи, мне опять достался автомобиль с механической коробкой передач и быстро заканчивающиеся деньги.

А попытавшись продать свой «Трабант», понял как меня поимела администрация Зюдвеста. Этот ГДРовский автомобиль не стоил практически ничего. Сотни и тысячи объявлений о продаже подобных моделей в газетах, по цене от двухсот марок и ниже, поставили меня перед фактом, что я конкретно лоханулся, купив эту пластиковую мыльницу с наскока и без проверки рынка автомобилей.

Пришлось презентовать его Ольге. Тем более я заметил у неё признаки апатии и раздражения. Оно и неудивительно, сидеть в четырёх стенах, да гулять по ближайшим кварталам с сыном ей быстро наскучило. Она никого здесь не знала, почти ни с кем ни общалась. Да ещё и я постоянно в разъездах. Вот и пришлось придумывать ей занятие.

— Ну и зачем он мне нужен? — удивилась супруга.

— Вспомни. Кем ты хотела стать после окончания школы?

— Ты специально? Решил надо мной поиздеваться? Сам-то не лучше, никакого образования, кроме школы! — огрызнулась она в ответ, а в уголках глаз блеснули слёзы.

— Ты меня не так поняла, — подошёл вплотную, обнял и поцеловал в ушко. — Я тебе предлагаю поступить в «Свободный университет Берлина». — И я вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт с рекламными проспектами медицинского факультета этого учебного заведения.

— Правда? — в её глазах моментально исчезли слёзы, она поцеловала меня в губы и выхватив из рук конверт, принялась изучать содержимое.

— Естественно правда, но тебе придётся учиться на коммерческом отделении. Потом, как получишь вид на жительство, сможешь перевестись на бюджетный.

— Коммерческий? Это как? За деньги что ли? — обеспокоилась супруга. — А у нас хватит на оплату?

Блин. Я и забыл, что она из страны победившего социализма, где никаких коммерческих факультетов, а тем более частных высших учебных заведений не существовало. По крайней мере, в радиусе её внимания.

— Конечно, хватит. Давай завтра съездим и узнаем условия. Ты как? Согласна? — ответом мне стали жаркие объятия и поцелуи.

…

После реализации драгоценных камней я вплотную занялся знакомством с автомобильным рынком. Объездил все авторынки Берлина и Бранденбурга, штудировал газетные приложения с объявлениями и всё никак не решался что-либо купить. Хотя братья-одноклассники уже вовсю били копытами и названивали к нам домой почти каждый день. Переговорами с ними занималась Ольга, я не хотел светить знание русского языка.

Совершенно случайно наткнулся на объявление о распродаже автомобилей народной полиции ГДР и понимая, что могу наступить на грабли повторно, всё же поехал в восточное управление полиции Берлина. И, как оказалось, не напрасно.

Реорганизованная полиция Восточного Берлина стала переходить на штаты и нормы бундесполиции, а также получать новую технику. Вместо советских и немецких автомобилей они получили «Volkswagen Passat», а старую технику выставили на продажу. По две тысячи марок за единицу. И если «Трабанты» и «Вартбурги» меня совершенно не заинтересовали, то наши «восьмёрки» и «Нивы» даже очень.

Проблема была в том, что полицейское управление частным лицам не продавало, а только организациям. Пришлось в срочном порядке регистрировать общество с ограниченной ответственностью (GmbH), искать и приобретать в собственность территорию с гаражами или ангаром и нанимать персонал. И постоянно дрожать от страха, что сейчас придёт «BAK»[165] и спросит о законности и источнике наличных денег. Но, видимо, бардак объединения продолжался и мне всё это сошло с рук.

Всего, я успел выкупить шесть автомобилей ВАЗ-2121 «Нива» и тридцать семь ВАЗ-2108 «Спутник». Нивы были от пяти лет и младше, а почти все восьмёрки ГДР закупила в 88–89 годах. И два десятка «Жигулей», десять пятёрок и десять шестёрок. От «Волг» и «Москвичей» я отказался. Вместе с автомобилями мне абсолютно бесплатно достались почти двойной комплект автозапчастей к ним и сменная резина.

На всех автомобилях были демонтированы рации, но сирены и маячки на крыше остались и были полностью работоспособны. И это оказалось одним из факторов безопасного перегона. Стоило только включить проблесковые маячки, как намечающаяся угроза тут же рассасывалась. Поляки не особо рвались связываться с колонной автомобилей, два из которых явно были полицейскими. Точно также спецсигналы не раз пригодились братьям при перегоне автомобилей по Белоруссии и России. Впрочем, как и форсированные двигатели.

В среднем, каждая восьмёрка, а их мы гнали первыми приносила в 92 году по восемь тысяч долларов. Часть из которых оседала у Лубенцов, а остальная сумма зачислялась банковским переводом на мой счёт в Московском отделении Дойче-банка. Заодно отмывались и бабулины доллары которые прибавляли к сумме дохода от перепродажи автомобилей. Всё это, конечно, облагалось налогом, но и создавало подушку безопасности к дальнейшим моим финансовым операциям.

…

В середине лета к нам приехала бабушка, и жизнь у нас стала проще, так как Сашка теперь был полностью на её попечении. Выездные туристические визы выдавали в России еще по нормам СССР, довольно короткие. И поэтому пришлось оформлять ей трудовое приглашение, рабочую визу, и заключать с ней договор на работу няней-домохозяйкой. Сколько возмущений по этому поводу с её стороны было — просто не передать.

Оля вполне успешно сдала языковой экзамен и прошла вступительные тесты на медико-биологический курс медицинского отделения «Свободного Берлинского университета». На всякий случай, я заплатил сразу за три курса обучения. А то мало ли как у нас дальше будет с финансами, или тот же университет цены поднимет.

И потекла у нас вполне стабильная и размеренная жизнь. Я занимался бизнесом, мотаясь по всей бывшей ГДР, и почти за бесценок выкупал советские автомобили, как у организаций, так и у частных лиц. Оля грызла гранит науки, совершенствовала свой немецкий, а бабуля тетешкалась с правнуком, попутно изучая новый для неё город.

Но долго без приключений эта старая перечница жить не смогла. На 9 мая 1993 года, где-то прикупив баллончики с краской, написала на стене Рейхстага — «Здесь была Донская Казачка Лисина Антонина Алексеевна». Естественно, она тут же была задержана полицией и даже умудрилась попасть в вечерний выпуск новостей пятого канала.

В итоге, её депортировали из страны, запретив въезд на пять лет. А мне пришлось заплатить за неё штраф в полторы тысячи марок. И заодно самолично отвезти её с Сашкой в Россию, так как она взяла с меня слово, что на лето я буду привозить ей сына.

— Остальные, если у вас будут, пусть немцами и остаются, а из Сашки я сделаю настоящего казака.

— Петь будешь учить? Или рисовать? — подколол я её, на что она только отмахнулась.

…

В конце августа, мы затеяли переезд. Наша квартира была всем хороша, но находилась далеко от места учёбы Ольги и моей фирмы. Так уж получилось, что купленная мной территория с ангаром и боксами находилась на юге района Панков, а супруга училась совсем недалеко в этом же районе. Поэтому и жилье тоже подыскивали поближе. После перебора всех вариантов, споров и ругани, приобрели коттедж в Карове[166]. Старую квартиру не продавали, а решили сдавать в аренду.

Недалеко от нашего нового места жительства нашли и неплохой частный детский сад-ясли, куда и определили недовольного Александра.

Так, за хлопотами, учёбой и работой пролетел 1993 год и наступил 94й, одна из важных вех в моих планах. И уже в январе самолёт компании Люфтганза уносил меня в Москву, вперёд и вверх — как поётся в песне.[167]