С палаткой по Африке

ЧЕРЕЗ БЕЛЬГИЙСКОЕ КОНГО — НАВСТРЕЧУ ЭКВАТОРУ

22 сентября 1956 года мы пересекли границу и к вечеру были в Чинсенде. Последующую нашу поездку в Элизабетвиль я и сейчас переживаю во сне, как кошмар. Дорога оказалась неописуемо плохой, Ници да и некоторые «старые африканцы» полагали, что в борьбе с этим злом может помочь только скорость.

С тех пор как мы покинули Родезию, зеленый цвет стал преобладающим. По обе стороны от экватора изменения ландшафта, связанные с временами года, почти незаметны, так как в этом районе регулярно выпадают обильные осадки.

Бросалась в глаза бедность жителей (кстати, кожа их не темно-коричневого, как на юге материка, а совершенно черного цвета). Ни здесь, ни дальше к северу не чувствовалось, как богата эта страна ископаемыми. Обрабатывающей промышленности не было, и добываемое сырье вывозилось за границу. Всего в нескольких десятках километров от Жадовиля — центра горнопромышленного района — снова начинались африканские дебри. Через реки, текущие к озеру Танганьика, нам пришлось переправляться вброд; на воде неподвижно стояли рыбачьи лодки, женщины тащили на себе ноши весом в центнер, придерживая их широкой лямкой, перевязанной через лоб, от чего напрягались и выступали далеко вперед шейные мускулы. Казалось, что в бассейне Конго время остановилось.

Иногда наш путь проходил через пояс девственного леса. Вдоль него попадались деревни африканцев. Если пас замечали, навстречу выбегали дети и тонкими ручонками протягивали бананы или изделия местного ремесла (большей частью плетеные). 24 сентября мы достигли озера Танганьика. Оно тянется — на расстоянии от 900 до 1100 километров от Индийского океана — почти точно с юга на север, имеет ширину от 15 до 90 километров и длину около 650 километров. Танганьика лежит на дне долины, окаймленной горными цепями, и изобилует живописными бухтами. Многочисленные реки и ручьи с разных сторон наполняют водой впадину глубиной до 1400 метров, из которой вытекает река Лукуга, относящаяся к бассейну Конго. На берегах озера непроходимые заросли камыша чередуются с густыми лесами, где преобладают масличные и пальмирские пальмы. Голые скалы составляют живописный контраст с окружающей зеленью.

После того как в 1858 году Бертон и Спик открыли Танганьику, все путешественники славили ее красоту. Бертону она напомнила «лучшие уголки Средиземноморья». Вода в озере обычно темно-голубого цвета, за исключением времени смены сезонов, когда на него обрушиваются ураганы, поднимая смерчи и создавая серьезную угрозу оживленному судоходству.

Альбертвиль — крупнейшее, поселение на берегу озера — стал важным внутренним портом. Дорога, по которой мы выехали из Альбертвиля на север, оказалась шедевром дорожного искусства. На участке, изобиловавшем поворотами, подъемами и спусками, одностороннее движение регулировалось при помощи примитивного шлагбаума и пустой канистры, подвешенной на штанге. Регулировщик-африканец ударял дубинкой по канистре; если из долины слышался ответный сигнал, шлагбаум открывался, пропуская машину.

На следующее утро мы прибыли в Бараку — восхитительный африканский городок с довольно большим портом, где сновали рыбачьи лодки и ломились от грузов товарные склады. На улицах было очень оживленно. Повсюду виднелись женщины, направлявшиеся на базар. Чего только они на себя не навьючили! И ребенка на плечи, и козочку на руки, и товар для продажи на спину… В отличие от жительниц других частей Африки здешние женщины носят тяжести не на голове, а на спине. Вместо плетеной подушечки, уменьшающей давление ноши на голову, они пользуются широкой лямкой из шкуры антилопы, обвязываемой вокруг лба.

Гравийная дорога, больше похожая на проселок, чем на укатанное шоссе, неожиданно для нас уступила место гладкой асфальтированной магистрали, по которой мы добрались до окрестностей Букаву — главного города области Киву. В тех местах, где дорожные работы заставляли делать объезд, мы попадали на красную глину. Когда солнце высушивает эту мелкозернистую массу, облака пыли обволакивают каждую проходящую машину. Стоит пройти дождю — а это как раз произошло накануне нашего приезда, — и красный порошок превращается в похожую на мыло клейкую массу, по которой скорее скользишь, чем едешь. Ници пришлось применить все свое умение, прежде чем, счастливо избегнув аварии, мы достигли озера Киву.

Это озеро, только в 1894 году открытое графом Гетценом, часто называют — и, мне кажется, по праву — самым очаровательным в Африке.

Чрезвычайно глубокое и бурное, оно расположено среди гор на высоте около 1500 метров над уровнем моря. На берегах Киву, отличающихся плодородием и яркой даже для тропиков растительностью, никогда не бывает москитов. Крокодилы здесь не водятся. Вдоль озера живописно вытянулся Букаву, переименованный несколько лет назад в Костерманвиль.

Мы прибыли в город в то время дня, когда сотни людей спешили на рынок, поражавший необычайной пестротой красок. Птица, фрукты и другие продукты под оживленный людской говор переходили из рук в руки. Мы засняли кое-какие эпизоды: морщинистых старушек, торговавших самогоном из-под полы, так чтобы не увидели таможенники и полицейские, темнокожую красавицу, которая с очаровательной улыбкой продавала стручковые овощи. То, что ее сынишка без штанишек и рубашонки сидел на плодах африканской земли, наваленных горой, ничуть не смущало покупателей, во всяком случае тех, у кого были собственные дети. А у кого в Африке их нет?

По крутой дороге мы поднялись в горы. Их противоположные склоны так же обрывисто спускались к Касеньи. Там мы провели последнюю ночь перед посещением Национального парка Альберт.

Еще до наступления XX века раздавались голоса людей, доказывавших необходимость оградить животный мир Бельгийского Конго. Но лишь в середине 20-х годов здесь был основан небольшой заповедник, предназначенный главным образом для охраны горилл, обитающих недалеко от вершин потухших вулканов Микено, Карисимби и Визоке. В 1935 году к территории заповедника, которая в настоящее время охватывает почти миллион гектаров, были отнесены равнины вдоль верхнего и среднего течения Семлики и западные отроги гор Рувензори.

Мы пересекли самую северную часть парка, расположенного на экваторе, между 1°30′ южной и 1° северной широты. Там мы насладились пейзажем дикой красоты. Касеньи, откуда мы недавно выехали, напомнил нам Неаполь, скалистый восточный берег озера Киву — фьорды норвежского побережья. Теперь же мы ехали по затвердевшей и выветрившейся лаве. Перед нами возвышался кратер потухшего вулкана и вершина горы, еще несколько лет назад извергавшей огонь. На покрытых лавой пространствах можно наблюдать различные стадии образования плодородной почвы. На склонах потухших вулканов густой девственный лес постепенно переходит в поросшие мхом обнаженные участки, которые выше границы распространения растений уступают место голым скалам. На окраинах заповедника возвышаются вершины вулканической цепи: Карисимби, Микено, Визоке, Сабинио, Гахинга и Мухавура. В горных лесах на высоте 3 тысяч метров обитают гориллы; во время сухого сезона, как это ни странно, можно даже на тысячу метров выше встретить леопардов, буйволов, слонов и львов.

В парке Альберт ландшафт гораздо разнообразнее, чем в национальном парке Крюгера, флора и фауна богаче, а жизнь животных в меньшей степени подвержена влиянию человека и его дурных обычаев. Я испытал на себе, насколько трудно даже серьезному путешественнику получить о фауне парка Альберт впечатление, которое не было бы поверхностным.

По пути в лагерь мы встретили бегемота, неторопливо переходившего дорогу впереди нас. Вдоль дороги, в зарослях, паслись слоны. Антилопы самых различных пород не проявляли ни малейшего страха перед людьми и машинами. Среди них преобладали топи и угандские кобусы. Судя по моим наблюдениям, львов было сравнительно мало, мы видели только двух. Они скрылись в зарослях, но львица оказалась любопытнее своего супруга, желавшего, как видно, насладиться послеобеденным отдыхом. Она раздвинула густые ветви (словно открыла ставни) и некоторое время провожала нас взглядом, пока и ей это не надоело.

Мы несколько раз спускались пешком к реке Ручуру, где обосновалось стадо бегемотов, относившихся к съемкам благосклонно, так что нам удалось запечатлеть на пленке неизвестное дотоле явление: бегемоты испражняются в воду, поднимая заднюю часть над ее поверхностью и рассеивая экскременты хвостиком. Звери подпускали нас к себе очень близко, даже когда мы были в машине.

То же самое можно сказать о слонах и буйволах. Меня пленила голова огромного слона-самца. Мы засняли его с расстояния всего нескольких шагов, а затем отважились подойти еще ближе, чтобы получить крупный план глаза. У меня создалось впечатление, что животное слепо на этот глаз. Однако приближаться еще более не следовало, ибо мой опыт целиком подтверждает мнение Уильяма Куиндта, высказанное в его книге «Дорога слонов»: африканский слон робок, скрытен, пути его неисповедимы.

Человек вторгся в царство слона, вступил с ним в жестокую и коварную борьбу только для того, чтобы завладеть бивнями. От природы слон не опасен, но он стал таким, оказывая сопротивление человеку. Будучи предоставлен в заповедниках самому себе, слон мирно живет бок о бок с другими животными — зебрами, жирафами, гну. И все же даже здесь к толстокожим следует относиться с величайшей осторожностью.

Я не раз с удивлением замечал, что в парке Альберт буйволы совершенно утратили страх перед человеком. По утрам они лежали у самого лагеря, и только массивные формы отличали их от домашнего скота. Однажды мы оставили машину на заросшей травой поляне и отправились снимать бегемотов. Когда мы возвратились, мерседес оказался в окружении пасущихся буйволов. Несмотря на появление людей, они продолжали спокойно заниматься своим делом.

Ограничения, стеснявшие свободу передвижения, заставили нас покинуть парк раньше, чем мы предполагали. 9 сентября 1956 года мы пересекли экватор на широте озера Эдуард и выехали из парка Альберт. На следующий день мы приблизились к девственному лесу Итури — идеальному убежищу для горилл и окапи. Однако целью нашей поездки туда были не эти редкие звери, а еще более редкие люди. Я никогда не забирался так далеко на север Конго, а потому не имел возможности встречаться с пигмеями. На этот раз я получил разрешение посетить поселок пигмеев и произвести там киносъемку.

Греческое слово «пигмеи» означает карлики, лилипуты. Еще в III тысячелетии до нашей эры маленькие люди из глубины Африки выступали при дворе египетских царей в качестве танцоров в масках. Гомер предполагал, что они живут на берегу океана. По свидетельству древнейшего греческого историка Геродота, селения пигмеев находились у истоков Нила. В настоящее время эти самые низкорослые из всех людей (их средний рост 135 сантиметров) живут преимущественно в бассейне Конго, в частности в парке Альберт. В отличие от остальных жителей их не выселили с территории заповедника. Некоторых из них используют в качестве помощников лесничих и следопытов. В справочнике национальных парков Конго указано, что к юго-востоку от Нирагонго живет вождь Кахембе, который за несколько фунтов соли или кружек пива берется свести путешественников с удивительными маленькими людьми. Европейцам особенно рекомендуется познакомиться с танцами и песнями пигмеев, которые якобы производят неизгладимое впечатление. Исполняются они ночью при свете лагерных костров.

Я предпочел отказаться от посещения этих представлений, организуемых разбитными агентами туристских бюро. Мне хотелось побывать дальше на севере и познакомиться с бытом какой-нибудь деревни, расположенной вне парка и еще не ставшей добычей туристов. Но после того, что мы там увидели, я сомневаюсь, чтобы такие деревни еще сохранились.

Из отчетов путешественников, побывавших за последние годы на окраине девственного леса Итури, я знал, что нам придется столкнуться со значительными трудностями. В расположенном поблизости местечке Мбау мы запаслись солью и сигаретами, чтобы не являться к пигмеям без обычных подарков. Нам точно объяснили, где именно следует свернуть с шоссе, но мы все же пропустили указанное место и проехали около километра, прежде чем заметили свою ошибку. Когда же несколько минут спустя мы возвратились обратно, нас уже ожидала ватага детей, желавших служить «гидами». Весть о прибытии иностранцев достигла места назначения скорее, чем наш мерседес.

Пришлось оставить машину на обочине и по узкой тропе пройти несколько километров до деревни. И тут повторилось то, что отравило мое свидание со страной зулусов. Конечно, деревня и ее жители были «настоящими». Согнутые ветви, покрытые листьями, составляли каркас хижин. Зубы их почти нагих обитателей блестели, как снег. Пигмеи исполнили перед нашими кинокамерами танец слонов, который прежде могли видеть только их сородичи. Что касается соли (следуя собственным воспоминаниям и совету официального справочника, я привез ее в качестве самого ценного подарка), то ей был оказан куда более холодный прием, нежели сигаретам. Пигмеи высыпали из них табак и, смешав с солью, лакомились им как особым деликатесом. Впрочем, некоторые мужчины — «прогрессивные» пигмеи — часть сигарет выкурили.

Мы засняли все, что могли. Жара, ставшая невыносимой, ускорила наш отъезд. В деревне остались только старики. Мужчины, женщины и дети проводили нас до машины. Две миниатюрные пигмейки, разлеглись по нашей просьбе на крыльях мерседеса с совершенно голливудской грацией. Так мы их и засняли. Даже самые крошечные из малышей прислонились к стволу дерева, позируя перед камерой.

Вечером прошел тропический ливень — первый, пережитый моими спутниками, — освежающий и в то же время страшный своей силой. Такие ливни за несколько дней делают африканские дороги совершенно непроезжими. Пора было повернуть к востоку и через Уганду направиться в Кению, иначе мы не успели бы выбраться на восточное побережье Африки до наступления сезона дождей.

Я собрал своих товарищей и сообщил, что мы отправляемся в обратный путь. Мы долгое время находились в районе водораздела величайших рек Африки — Конго и Нила. Отныне нам должны были встречаться лишь потоки, текущие на восток — навстречу Индийскому океану, к которому стремились и мы.