Саккетти Франко. Новеллы

Новелла 204

История, которую я хочу теперь рассказать, еще более любопытна; к тому же я, писатель, был ее свидетелем.

В те времена, когда герцог Анжуйский отправился в поход против короля Карла III, чтобы, как он говорил, отомстить за ее светлость королеву, мадонну Джованну,[532] то весть о взятии Ареццо сиром де Куси вместе с Марком ди Пьетрамала[533] и другими достигла до Флоренции в какой-нибудь час, вызвав там большую печаль. Немного спустя пришла весть о смерти герцога Анжуйского. Она явилась драгоценным бальзамом, исцелившим смертельную рану, нанесенную потерей Ареццо. После этого, наконец, сир де Куси, получив за это большое количество денег,[534] передал Ареццо Флорентийской коммуне, а между тем, не умри герцог, он не только не отдал бы или не продал бы Ареццо, но и нашему городу грозила бы опасность потерять свою самостоятельность.

Когда Ареццо снова перешел под власть Флорентийской коммуны, флорентийцы постарались отобрать все зависевшие от них замки от тех, кто владел ими не по праву. Между прочим, они потребовали, чтобы некий мудрый и доблестный дворянин, по имени Аццо дельи Убертини из Ареццо,[535] вернул несколько замков, которыми он неправильно владел в области Аццо; потому что ведь Аццо было продано Флорентийской коммуне со всеми своими замками и со всеми своими правами. Этот дворянин, не возражая ничего и скорее соглашаясь с решением, предстал перед флорентийскими синьорами и сказал: «Синьоры мои, если бы я имел тысячу доводов против вашего желания и вашего намерения, я не стал бы приводить ни одного из них. Скажу вам только одно: я владею столькими-то замками. Если вы желаете получить их все, я все их вам отдаю, и вот вам ключи; ибо я думаю, что я стану гораздо богаче и значительнее, будучи бедным и повинуясь вашим приказаниям, чем владея тем, что имею, или тем, что мог бы иметь вопреки вашей воле».

Несмотря на такое начало, на дальнейшее продолжение и конец дела, несмотря на то, что он никогда не менял своего желания передать свое достояние коммуне, ему пришлось в течение нескольких месяцев стараться и хлопотать об этом деле, так как он не мог ускорить его решение, и всякий день он ходил в синьорию. И притом, когда они обсуждали свои пожелания относительно некоторых замков, либо его собственных, либо таких, которые он получил от Ареццо и никогда не говорил ничего другого, кроме fiat,[536] его все же задерживали на долгое время, и он в течение нескольких месяцев не мог провести дело и вернуться домой.

Однажды случилось, что, когда названный мессер Аццо находился во дворце приоров, в зале рядом с комнатой заседаний некий дворянин, служивший в войске капралом,[537] пришедший просить синьоров уплатить ему деньги, которые он заслужил, и получивший отказ, вышел от них крайне взволнованный, упрекая их и бранясь. Увидя его, мессер Аццо спросил, что с ним такое. На это тот ответил: «Какой черт, что со мной? Я должен получить двести флоринов, заработанных с большим трудом так-то и так-то, но хожу сюда вот уже добрых дне недели, и мне все не могут заплатить».

Тогда мессер Аццо сказал: «Добрый человек, ты, наверно, мало бываешь в этом дворце. Я хочу тебе рассказать, что вот почти четыре месяца, как я здесь и желаю передать свое имущество коммуне, а все не могу провести этого дела. Так подумай же, кому следует больше жаловаться: тебе или мне?»

Капрал, выслушав мессера, сказал: «Ей-богу, хорошенькую надежду вы мне подаете на будущие неприятности!»

Речи мессера Аццо были переданы синьорам одним из слышавших их; ну, словом, один из них, может быть самый разумный, заметил: «Он сказал совершенно верно, что здесь не дают хода никакому делу, и хороша, нечего сказать, честь, если мы заставляем ждать здесь полгода, а иногда и целый год, дворянина ради жилищ, и никогда-то мы не кончаем дела, которое должны сделать».

После чего все, побуждаемые этими словами, единогласно решили не браться ни за что другое, пока дела мессера Аццо и упомянутого солдата не будут разрешены; и на другой день без всякого промедления с обоими делами было покончено.

Итак, слова мессера Аццо имели то значение, что они разбудили тех, кто спал. А что может быть прекраснее и почтеннее для тех, кто судит, как не разрешать справедливым образом дела, которые к ним попадают? Это столь прекрасная вещь, что подданные никогда не захотят иной власти, а поступать наоборот – вещь тягостная и вызывающая негодование, так что подданные предпочли бы быть в аду под властью дьявола скорее, чем под властью тех, кто так долго тянут их дела; ведь они теряют на это столько времени, не говоря уже о трудах и убытках, пока не дождутся конца какой-нибудь своей тяжбы.