Саккетти Франко. Новеллы

Новелла 111

В одном из замков Марки,[288] называющемся Сан-Маттиа в Кашано,[289] священником был монах по имени брат Стефан. Соседкой его, жившей поблизости с церковью, была его кума, которая имела дочь – красавицу лет четырнадцати или пятнадцати. Дело было летом, когда молодежь вообще любит поспать. Когда девушка, носившая имя Джованны, долго спала, мать кричала ей, чтобы она вставала; дочь отвечала обыкновенно, что встает; мать повторяла много раз: «Джованна, вставай!» А та каждый раз отвечала: «Я встаю», но не вставала. Услышав, что ей приходится так долго кричать, брат Стефан, находившийся в церкви, быстро снимает с себя штаны, бросает их в углу, срывает несколько веток крапивы, которая росла поблизости от церкви, выходит на улицу, идет к своей куме и говорит ей: «Дай-ка, кумушка, я отхлещу ее крапивой: тогда она встанет».

Мать ответила на это: «Пожалуйста», полагая, что ее кум – добрый католик, каким должен быть приходский священник.

Брат Стефан подошел к кровати, в которой лежала названная Джованна, и, подняв простыни, лег на нее и с удовольствием удовлетворил свои желания, хоть и не без труда, так как названная девушка плакала и кричала. Слыша ее крики, мать сказала: «Хлещи ее крапивой, хлещи, брат Стефан».

А названный брат Стефан отвечал: «Я ее отхлещу», и, обращаясь к девушке, названный брат Стефан приговаривал: «Ты встанешь, негодница».

Мать же все еще продолжала требовать: «Хлещи ее, хлещи, пока не встанет».

В конце концов, отхлестав ее крапивой таким образом и удовлетворив свои сластолюбивые желания, брат Стефан вернулся к куме с крапивой в руках; и, возвращаясь к себе в церковь, сказал ей: «Всякий раз, как она не будет вставать, зови только меня; ты увидишь, как я ее отхлещу».

Когда монах ушел, Джованна поднялась со слезами и пошла к матери. Мать спросила ее: «Он тебя хорошо отхлестал крапивой?»

Джованна ответила: «Дело тут не в крапиве. Пойди, посмотри-ка на постель».

Мать пошла посмотреть и, увидев знак обмана и оскорбления, нанесенного ее дочери братом Стефаном, проговорила: «Кум-обманщик, ты обманул меня! Но, клянусь смертью господней, я отплачу тебе!»

Брат Стефан проявил так мало стыда, что в тот же день спросил куму, встала ли ее дочь. Кума ответила на это: «Ступай себе, кум-обманщик. Клянусь страстями господними, что здесь тебе больше никогда не удастся поживиться». И с той поры он никогда не переступал ее порога.

Нет поэтому ничего удивительного, что большинство не желает иметь подле себя монахов или священников, с тех пор как они с такой необузданностью нападают на женщин. Кое-кто, да и я, писатель, – принадлежу к их числу, мы сложили в прежнее время тысячи мадригалов и баллад, и за это нам не будет спасения. Но этот человек, как только ему пришло в голову, спустил паруса и, предоставив охранять их святым, изображенным в церкви, вышел из нее и, подобно дикому быку, соединился с девушкой. Потому-то совершенно правильные меры принял город Венеция. Если кто-либо не может отомстить за жену или дочь, то каждому дается право безнаказанно ранить клерика, лишь бы он не умер от раны; ранивший уплачивает только штраф в пятьдесят сольдо. Кто бывал в Венеции, мог в этом убедиться. Там можно редко увидеть священника, у которого не было бы на лице большого шрама. Такой уздой обуздывается их беспечная и разнузданная дерзость.