— А как насчёт флейты? Ты правда умеешь играть? — Эрни было безумно интересно послушать музыку домового.
— На человеческой флейте, конечно, не умею: она слишком большая для меня. Но у меня есть дудка.
— Могу поспорить, она деревянная. — Том стоял сзади Даны, сидевшей за столом, и расчёсывал её длинные волосы гребнем, смазанным маслом (Дана и Доминга уже были представлены друг другу).
— Конечно! — подтвердила Доминга.
— И её вырезал тот же мастер, который сделал твои башмаки, — предположил Том.
— Так точно! — снова согласилась с Томом Доминга, доставая из кармана фартука деревянную дудочку.
Том перестал заниматься волосами Даны и присел на свободный стул рядом с Эрни.
Доминга поднесла дудку к губам и, прикрыв глаза, заиграла. Эрни вздрогнул: музыка не просто коснулась его ушей, она вошла в его сознание, забрала его целиком. Он как будто летел куда-то, проживая звуки. Простые нотки как будто являлись фасадом замка, представлявшего собой целый мир. Это был завораживающе красивый мир, в который Эрни неожиданно упал. Он никогда не смог бы описать его при помощи обычных слов или образов, он будто попал в более объёмную реальность, где действуют другие сложные, но в то же время гармоничные законы. Это было нечто идеальное и непостижимое одновременно.
Эрни не видел, а чувствовал Тома рядом, он тоже путешествовал в этой волшебной музыке где-то поблизости. Нина и Дана просто слушали и проживали красоту мелодии, едва ощущая что-то необычное.
Когда Доминга доиграла, Эрни снова вернулся в привычную реальность.
— Прекрасная музыка, но что это было? — спросил он скорее Тома, чем домового.
— Примерно то же, что было у Доминги в ботинках, — древняя фея музыки, — спокойно ответил Том, улыбаясь глазами и скрестив на груди руки.
— У этой мелодии есть автор? Или это ваш фольклор? — спросил Эрни Домингу.
— Моя бабушка научила меня её играть, а её научил её дядя. Что было раньше, я не знаю.
— Можно считать, фольклор, — решил Эрни, взглянув на Тома.
Тот кивнул, улыбнувшись.
Услышанная музыка запала Эрни в душу, ему захотелось не только снова услышать, но и сыграть её самому. Вот только уноситься в сложный ирреальный мир этой мелодии, несмотря на его кажущееся совершенство, ему больше не хотелось.
— А можно послушать её ещё раз, но… без… я бы хотел подобрать и записать её, — снова объяснил Эрни скорее Тому, чем Доминге.
— Для этого нам придётся освободить фею так, как мы проделали это с зеленоглазыми человечками.
— Ну если Доминга и… не знаю… сама фея… не против… — Эрни не знал, хотят ли древние феи музыки жить в деревянных дудках, или же они хотят свободно летать, куда им вздумается.
— Скорее всего, она попала туда случайно. Феи, особенно молодые особи, очень любопытны и суетливы, иногда они попадают туда, где им быть не положено, — с улыбкой сообщил Том таким тоном, будто сообщал какой-то исторический или научный факт. — Девочки, не смотрите, Эрни, давай.
Том взял у Доминги дудку и протянул её Эрни, держа над блюдцем. Эрни дотянулся до своего ножа, всё ещё лежавшего на маленькой скамейке возле полки с обувью.
Едва касаясь лезвием дерева, Эрни легко царапнул инструмент, оставив едва заметный тонкий след, но ничего не произошло. Эрни сжал дудку в пальцах и погрузил лезвие чуть глубже. Теперь он как будто держал в руке что-то живое и тёплое, он уже ощущал пульсацию «крови», но она ещё не сочилась из дерева.
Эрни надавил на лезвие сильнее и сделал надрез на теле инструмента, уже ощущая, как что-то тёплое и вязкое сочится по руке.
— Том! — шёпотом позвал Эрни.
— Моё вмешательство здесь не нужно, ведь музыка — это твоя стихия, — тихо ответил Том.
Эрни показалось, что он расслышал тихий стон, но это был не голос боли, а вздох облегчения.
Капля за каплей на блюдце стекала густая тёмно-розовая, с блеском, субстанция. Когда из древесной ранки упала последняя капля, надрез исчез, а жидкость потянулась вверх, как растущий побег. Она стала принимать форму тела, словно стремительно развивающийся эмбрион. Только получился не младенец, а крошечная стройная женщина с фигуркой балерины. Из спины её росли крылышки, похожие на крылья стрекозы.
Тёмно-розовая блестящая фея, подняв огромные бездонные фиалковые глаза на Эрни, взмахнула крыльями, которые прозвенели, как крошечные колокольчики, и, взлетев, как миниатюрная ракета, к потолку, как будто взорвалась единым аккордом, оставив от себя только блестящую золотую пыльцу, переливчатым облаком расплывшуюся по кухне.
— Не думал, что феи музыки такие… э-э-э… розовые… — Эрни решил сказать хоть что-нибудь, потому что все продолжали, как загипнотизированные, смотреть куда-то в потолок, приоткрыв рты.
— Странно: а я видела золотую, с острыми, как у вампира, зубами, — сказала Нина.
— Я — перламутровую, как натуральный жемчуг, с пепельными локонами, — сказала Дана.
— А я — изумрудную, с космическим свечением, как мой магический туман. Она показалась всем нам разной, так же и музыка, которую мы слышим, оставляет в нашем сознании только те образы, которые рисует её красками наше собственное сердце… — задумчиво и поэтично изрёк Том.
Том поднял вверх руку и собрал на ладонь немного золотой пыльцы. Взяв дудку в другую руку, он втёр пыльцу в место надреза, и шрам, оставленный ножом Эрни, исчез без следа.
Эрни принёс лютню и тетрадь для записи нот (он хранил в ней произведения, которые играл и маленькие этюды, которые писал сам).
— Сыграешь снова? — попросил он Домингу, открыв тетрадь на чистой странице и приготовившись записывать ноты.
Доминга кивнула и снова заиграла. Теперь её мелодия была просто красивой «двумерной» музыкой. Эрни записал ноты в тетрадь и подобрал аккорды на лютне.
— Давай я буду играть аккордами, а ты выводи мелодию. Умеешь импровизировать?
— Немного, — скромно кивнула Доминга.
— Давай попробуем первый раз как обычно, а потом я повторю всё заново, а ты можешь немного отойти от темы. Я тебе подыграю, если что.
— Идёт! — воодушевлённо отозвалась Доминга.
— Вы так Аниту разбудите! — запереживала Нина.
— Не переживай: её, как и её отца, пушечным выстрелом не разбудишь, — рассмеялся Том, всё это время одним глазом поглядывавший в гостиную. — Но, вообще-то, она и так уже проснулась.
Доминга и Эрни сыграли вместе, развивая музыкальную тему.
В кухню вплыла Далия, держа на руках отдохнувшую весёлую Аниту, снова готовую радовать весь мир.
— А кто играет на флейте? Я думала, это Нина. — Далия ещё не заметила крошечную Домингу, сидевшую спиной к ней.
— Это не флейта — просто маленькая дудка. Здравствуй, новая хозяйка, меня зовут Доминга!
Глаза Далии расширились. Она зажмурила их и потёрла свободной рукой. Снова открыв глаза, она наконец осознала, что Доминга ей не примерещилась.
Дана, почувствовав, куда дует ветер, забрала Аниту у своей матери.
Далия, подойдя к Тому, уперев руки в бока, нависла над ним, как надсмотрщик. Она не кричала, но шипела:
— Ш-ш-ш-тоэтоещ-щ-щётакое?! — Вопрос прозвучал как угроза.
— Это домовой, — безмятежно ответствовал Том. — Потомственный домовой, доставшийся мне в наследство в комплекте с сундуком, полным сокровищ, — добавил он, доставая из вазы розу и вручая её разозлившейся супруге.
Далия вырвала из руки Тома розу и бросила её на стол, едва не опрокинув заварочный чайник.
«Хорошо, что не на голову», — про себя улыбнувшись, подумал Эрни.
— Мне здесь волшебный зоопарк не нужен!
— Прости, что не предупредил: понимаешь, я и сам недавно узнал, что в комплекте с золотом и рубинами мне полагается и бесплатный домработник. — Том технично переводил беседу в выгодное русло. — Знаешь, Доминга не только на дудке играет. Она ещё отлично стирает цветы… то есть я хотел сказать — прекрасно стирает бельё, кормит животных и печёт вкуснейшие в мире ватрушки.
Том мягко усадил Далию на своё место, налил ей чай и пододвинул к ней поднос с оставшимися ватрушками.
— Красивый поднос, он из твоего сундука? — Далия, как обычно, довольно быстро успокоилась, бурно выплеснув эмоции.
— Ну, можно и так сказать, — не стал вдаваться в подробности Том. — Эта ваза с розами — тоже для тебя. — Том повернул вазу к жене той стороной, с которой она была наиболее искусно расписана.
— Ух ты, это ты делаешь? Как красиво! — Дана тоже включилась в операцию «сменим гнев на милость».
— Да, я осваиваю вышивку лентой — довольно сложная техника, но зато смотрится эффектно. — Нина, как обычно, отвечала прямо и по существу.
— Как твой заказ, успела закончить? — Том теперь наливал чай Дане.
— Успела и сразу новый получила. Только думала немного отдохнуть от работы: нам с Анитой в поликлинику пора, двор весь сорняками зарос, прихожую покрасить нужно. А тут вдруг позвонила какая-то девушка и стала меня упрашивать сделать шляпку к юбилею её тётушки. Я сначала отказалась, но она так настаивала — даже предложила доплату: тётушка, мол, не бедна, говорит, нужно только сделать красиво, она так любит, мол, всё элегантное.
— Ну, ты не дешеви, раз тётушка не бедная, — улыбнулся Том.
— Да я и не дешевила: сразу назвала цену чуть ли не втрое больше обычной, а она согласилась.
— Ну молодец, молодец, — похвалил Том. — Угадай, кто нашёл тебе богатую клиентку.
— Ума не приложу. — Дана не понимала, почему Том и Эрни смеются.
— Твоя дочь демонстрировала свою шляпку на пляже своим новым знакомым, — наконец объяснил Эрни.
— А, вот оно что… — рассмеялась Дана, целуя Аниту.
Когда все напились чая, наговорились друг с другом и опустошили ещё один поднос с ватрушками, за окном начало темнеть.
— Эх, хорошо с вами, но пора нам собираться, а то уснём по дороге. — Дана снова поцеловала начинавшую клевать носом Аниту.
Кто-то тихонько отпер входную дверь своим ключом…
— Буэнас ночос! — Белоснежная улыбка Мануэля осветила полутёмную прихожую.
Взбодрившаяся Анита сорвалась с места и обвилась вокруг ноги Мануэля, повиснув на нём, как обезьяна — на ветке.
Доминга зачем-то залезла под стол.
— Тебе не нужно прятаться, это всего лишь мой муж, — поспешила успокоить её Дана.
Но Доминга не пряталась: она доставала из-под стола старый табурет. Поднеся табурет к старому настенному подсвечнику, она вскарабкалась на него и стала дуть на маленькие круглые свечки, которые давным-давно никто не зажигал, как будто сдувая с них пыль.
Свечи мягко замерцали на стене, как крошечные звёзды, постепенно проявляющиеся на полотне чернеющего неба. В кухне-прихожей стало на волшебный манер уютно. Все собравшиеся на миг ощутили себя детьми, завороженно смотрящими на рождественское дерево в ожидании чуда.
— Вот в чём истинная миссия домового: зажечь свет семейного очага, собрав всех под одной крышей. — Том, как ему было свойственно, облёк в слова что-то еле уловимое, как будто поймал в свой магический ловец снов ускользающее видение.