Секс и ничего личного

Глава 14

Вивьен

— Четыре с лишним года назад фармацевтический концерн “Эдельвейс” запланировал слияние с фармацевтическим производством, принадлежащим семейству Шанталь. Ну, вернее сказать, по документам это было слияние, а по факту — поглощение. Шанталь вливались в “Эдельвейс” на правах младших партнеров, получали два места в совете директоров для своей фамилии, а взамен передавали “Эдельвейсу” исследовательские лаборатории Шанталь, фармацевтический завод в пригороде Сарлы и патент на производство препарата “глирев”. Препарат используется при лечении некоторых форм сердечной недостаточности.

Машину мсье Альмарик водил сам, хотя мог бы позволить себе водителя. Мы ехали в СИЗО Северного столичного округа, и за водителя у меня был сам патрон. Я сидел рядом с ним на пассажирском сиденье и слушал захватывающую историю краха Квентина Мореля.

— Мой источник считает его весьма перспективным лекарственным средством. И, судя по тому, что по большому счету, ради этого патента гигант “Эдельвейс” и затеял все эти танцы вокруг рядового производства, их аналитики с моим источником во мнениях совпадают. Шанталь тоже были заинтересованы в сотрудничестве: самостоятельно увеличить производство препарата настолько, чтобы удовлетворить спрос на него, они были не в состоянии. Модернизация производства и его расширения требовали вливания средств, которыми Шанталь не располагали. В общем, рядовая сделка, в которой стороны заинтересованы, но не слишком доверяют друг другу. По условиям сделки, после подписания предварительных документов, “Эдельвейс” должен был выкупить акции фармпроизводства “Шанталь и сыновья”, присутствующие на открытом рынке ценных бумаг. Их выпустили несколько лет назад, когда Шанталь пытались изыскать возможность нарастить производство самостоятельно. Вкупе с теми акциями, что владельцы передавали по договору, у “Эдельвейса” оказывался контрольный пакет документов.

Он кивнул в сторону заднего сиденья:

— Вон там, возьми синюю папку, посмотри справку, которую мадам Бонне составила об изменение стоимости ценных бумаг, вызванном вмешательством Мореля. Этот пронырливый господин, видишь ли, не просто скупил все, что смог, чтобы потом передать подороже “Эдельвейсу” — он слил информацию о сделке. Через третьи руки, конечно. Как я понимаю, с двумя целями: во-первых, желая замаскировать свое участие, во-вторых, чтобы вызвать ажиотажный рост акций. И то, и другое ему удалось: цена сделки, как ты можешь видеть, взлетела на порядок, а самого Мореля служба безопасности “Эдельвейса” искала дольше трех лет.

— Очень… настойчивые ребята, — заметил я, просматривая бумаги.

— Весьма, — энергично кивнул патрон. — Но их можно понять. В результате деятельности мсье Мореля для “Эдельвейса” не просто вынуждены были переплатить лишний “ноль”: из-за разглашения коммерческой тайны “Эдельвейс” не смог скупить контрольный пакет акций. Им пришлось обойтись блокирующим пакетом, а это, как ты понимаешь, не то, на что они рассчитывали. Так что убытки “Эдельвейса” на этой сделке еще не закончены. Каждый раз, когда из-за отсутствия контрольного пакета они не смогут провести свои решения по этому производству, они будут добрым словом вспоминать Квентина Мореля. И в этой ситуации, в принципе, мне понятно его желание отсидеться в тюрьме лет пять, а там, глядишь, бушующее море бизнеса вынесет концерн на новую неприятность, которая затмит светлый образ мсье Мореля в сердце “Эдельвейса”.

— А тот блудня… та история, в которую он пытался втянуть Кэсс? — Уточнил я, пролистав папку до конца и не найдя ничего по этому вопросу.

— А про тот, как вы, мсье гросс Теккер, говорите, “блудняк” наш объект молчит. В своих показаниях он категорически отказался признавать угрозы со стороны “Эдельвейса” и вообще какие-либо контакты с его представителями. Утверждает, что имело место недоразумение между ним и мадемуазель Морель, и она неправильно поняла его слова либо намеренно извратила.

— Говню… Негодяй.

— Говнюк, конечно, — философски согласился мсье Алмарик. — Но он же не сумасшедший, подтверждать ее заявление. Он хочет стряхнуть “Эдельвейс” со своих плеч, а не настроить их против себя окончательно. Впрочем, это нам на руку! Это один из рычагов, которые мы задействуем.

А потом, словно спохватился и добавил:

— Но на будущее, постарайтесь запомнить, мсье гросс Теккер: не "блудняк", а "противоправное деяние", и не "говнюк", а "противная сторона!

-

Кабинеты для встреч со следственно-арестованными комфортом не блещут: перегородка, к которой вплотную примыкают два стола, стулья, и, собственно, всё. В этих кабинетах главное — конфиденциальность, обеспечивающая адвокатскую тайну.

Мы с мсье Алмариком — с одной сторону. Квентин Морель — по другую сторону решетки.

— Насколько мне известно, вы сами представляете свои интересы? — На всякий случай уточнил патрон.

— Да, все верно.

Дядя Кэсс держится с достоинством. Не похоже, что это, мягко скажем, неуютное местечко особо на него давит.

Впрочем, в его обстоятельствах единственное, что остается — держать лицо.

— Тогда начнем, пожалуй. Я — Жером Альмарик, адвокат Кассандры Морель, которая приходится вам племянницей. И мы хотим предложить вам сделку.

— Сделку? — неожиданно хохотнул мужчина. Он смотрел на нас с мсье Альмариком с видом крайнего превосходства, как человек, уверенный в том, что все идет по его плану. — Это смешно. Когда я предлагал Кэсси сделку, она почему-то посчитала, что это ниже ее достоинства, с чего бы мне теперь спасать ее шкуру? Особенно при том, что она сама же себя и подставила с этим признанием. Как она могла подумать, что я сдам родную племянницу полиции?..

Он покачал головой и поцокал языком.

Я старался не думать о том, как мне хочется по этой голове врезать.

Последние дни и так не добавляли мне хорошего настроения, особенно, после того, как выяснилось, что человек, которого я считал одним из своих ближайших друзей, оказался мало того, что убийцей, но еще и мерзким лицемером.

А тут еще и этот…

Бедная Кэсс. Как она с ним жила все эти годы?

— Мсье Морель, — Альмарик благополучно проигнорировал и насмешку, и высокомерный взгляд, и вранье, — нам известно, что Кассандра не участвовала в ваших криминальных мероприятиях после своего совершеннолетия. Вам известно, что Кассандра не участвовала в ваших криминальных мероприятиях после своего совершеннолетия. Но суду это надо доказывать, тратить на это время, ресурсы, голосовые связки. И несмотря на то, что мне было бы крайне любопытно посмотреть на то, как вы пытаетесь убедить присяжных в том, что артефакты, заряженные мадемуазель Морель действительно применялись в противоправных деяниях…

Я едва сдержал хрюкающий смех, вспомнив разговор в машине.

На самом деле, я понимал, что насчет “любопытно” шеф даже не иронизирует. Когда мы узнали, какой именно “сюрприз” Квентин Морель подготовил для Кассандры, нам всем пришлось признать, что в изобретательности этому муд… мужчине не откажешь.

У того перекупщика на рынке, с которым Кэсс водила давние торгово-выгодно-невыгодные отношения, дядя выкупил все, к чему прикасалась рука моей девушки, а потом вывалил все это богатство в качестве доказательств того, что Кэсс участвовала в его авантюрах.

— И еще интереснее мне, как вы будете доказывать, что мадемуазель Морель именно для этого их заряжала. Видят боги, я отдаю должное вашей фантазии и предприимчивости. Но время и деньги я все же ценю больше, чем театр одного известного исключительно в узких кругах актера…

Он выдержал паузу, благородно предоставляя мсье Морелю высказаться, если он того желает, но дядя Кэсс только раздул ноздри, и тогда Альмарик продолжил:

— А потому да, мы предлагаем вам сделку. Вы признаетесь, что возраст, память не та, все перепутали, и после совершеннолетия мадемуазель Морель вы не имели с ней никаких контактов до того самого момента как нашли ее для семейного воссоединения несколько месяцев назад. А я со своей стороны обещаю вам умеренный срок и комфортные условия заключения в самой надежной из возможных тюрем с добросовестными и неподкупными работниками.

Я уставился с любопытством на то, как ослу протягивают морковку.

“Осел” кривился, презрительно щурил глаза и планировал, судя по всему, нам предложить засунуть себе эту морковку в то место, которому мне тоже, наверное, надо подобрать соответствующий благозвучный синоним. Запишу это себе в домашнее задание начинающего адвоката…

— Меня и так посадят на комфортный срок, мсье как вас там, — бросил Морель. — А гарантии надежных работников можете засунуть себе…

Ну я же говорил!

Шеф, морковка не сработала, доставай кнут!

Настроение незаметно поднималось. Чувствовался азарт, удовольствие от наблюдения за противостоянием и желание в нем поучаствовать. Было острое желание разнести всю ложь мошенника по кирпичикам, натыкать мордой во все несостыковки в его пламенных речах…

Но именно поэтому, мне пока что было велено только наблюдать и подавать ручку.

Альмарик не разменивался на ерунду.

— Что ж, я понимаю, вы обижены на Кассандру, у вас с ней крайне запутанные семейные отношения, каждый совершил ошибки. И в виде жеста доброй воли, она готова пойти на все ради своего любимого дяди. Она попросила меня поднять все мои связи и использовать весь мой профессиональный опыт для того, чтобы добиться для вас условного срока и освобождения прямо в зале суда. С учетом признательных показаний и отсутствия заявивших себя пострадавших… не такая уж невыполнимая миссия. Я уверен, вы оцените ее широкий жест. Если вдруг вам нужно время, чтобы подумать, готовы ли вы принять его, а также ознакомиться с моим профессиональным профилем, то мы готовы любезно предоставить вам пару дней.

Превосходство и злорадство во взгляде мошенника (даже не хотелось его больше называть дядей Кассандры, ну его на хрен такое родство!), таяли на глазах сменяясь недоверием.

— Вы угрожаете мне… освобождением?

— Что вы! — Альмарик одарил собеседника широкой акульей улыбкой. — Разве же это угрозы? Я уверен, что те, кто ждет вас по другую сторону решетки, внятно вам объяснят разницу между угрозами и выгодной сделкой.

В комнате повисла тишина. Взгляд Мореля метался с адвоката на меня, с меня на адвоката. Он молчал, по виску стекала капля пота.

— Ручку?.. — благожелательно предложил я.

-

Когда мы вышли из СИЗО, на улице еще не успело стемнеть окончательно. Здорово. Кажется, день все же прибавляется.

То есть он, безусловно, прибавляется — но, кажется, сейчас это наконец стало заметно.

Я остановился, и, дожидаясь, пока меня догонит мсье Альмарик, запрокинул к небу лицо и просто дышал.

После интенсивного общения с Квентином Морелем это было мне жизненно необходимо: душный родственник Кассандры, кажется, обладал свехспособностью выжирать весь кислород из воздуха вокруг себя.

Мсье Альмарик, закончивший приятельское общение с охраной, нагнал меня. Отвратительно бодрый и энергичный, словно ему ничего не стоили эти почти четыре часа изматывающих переговоров (потому что конечно, просто подписать предложенные документы было бы слишком просто для Квентина Мореля, даже если он в общем-то согласен на сделку!).

— На сегодня ваш рабочий день закончен, мсье гросс Теккер. Идемте. Отвезу вас домой.

Я снова вдохнул морозный воздух — такой неожиданно вкусный — и, неожиданно для себя, сказал:

— Спасибо, мсье Альмарик, но не нужно. Я сам доберусь. Хочу позвонить отцу.

Босс и наставник в одном флаконе взглянул на меня остро, пронзительно. И, внезапно, кивнул:

— Позвоните, мсье гросс Теккер. И знайте: я сожалею, что из-за нашей сделки вы поссорились с семьей. Но не раскаиваюсь!

Он подмигнул мне, и стремительно ушел вперед, скрывшись из виду. А я остался ошарашенно смотреть ему вслед.

Вот же… адвокат! “Сожалею, но не раскаиваюсь”. Хорошая формулировка. Сегодня она мне пригодится.

Я достал из кармана телефон.

-

Гудки звучали так долго, что я уже думал, что отец и вовсе трубку не возьмет. Но нет. Принял звонок.

Молчание.

Отрывистое “Слушаю”.

— Привет, пап.

Снова молчание.

Повисшая между нами тишина — как стена, и меня вдруг окатывает страхом, что мне предстоит биться в нее всю жизнь, что отец не простит, и я навсегда останусь вне семьи, и не то чтобы я не справлюсь один, но… я не хочу остаться без них. Я скучаю.

Я снова поднимаю лицо к небу, надеясь найти в его темнеющей вышине если не нужные слова, то хотя бы моральную поддержку.

— Знаешь, пап… Я сегодня понял, как мне с вами повезло. Мы сейчас в ссоре, но я вас очень люблю. Я хочу, чтобы ты знал.

Короткое мгновение тишины, и вопрос, резки и напряженный:

— Что у тебя случилось?

А что у меня случилось? Ничего особенного, просто…

— Мы сегодня заключили сделку с Квентином Морелем. Он изменит свои показания в части, касающейся участия его племянницы в его действиях преступного характера.

— Ты звонишь мне чтобы похвастаться своими успехами на адвокатской стезе?

Тон отца в трубке был откровенно неприятным, но я звоню, чтобы помириться — и я помирюсь с ним, как бы он не сопротивлялся. Поэтому в ответ я только хмыкнул:

— Скажешь тоже, “успехами”. Моих заслуг там — только ручку мсье Морелю вовремя подал… Просто ты спросил, что у меня случилось. Вот, объясняю. Пап, мам… я маме потом тоже позвоню, но это не важно… Я вас очень люблю. Вы не представляете, какие вы на самом деле хорошие родители.

— И поэтому ты с нами так обошелся, да? — рявкнул отец. — Переметнулся к моему врагу!

— А к кому я должен был переметнуться? — Я тоже не стал сдерживаться, и заорал. — Если бы я прибежал за помощью к тебе, ты бы меня послал! Сказал бы, чтобы я решал свои проблемы сам! Я просто пропустил этот этап, и сразу решил сам!

— Ты мог хотя бы предупредить! — Звуковой удар из трубки чуть не смел меня, и я, поморщившись, отвел ее подальше от уха. — Просто предупредить нас с матерью, чтобы нам не пришлось узнавать об этом от чужих людей! Но тебе же хотелось, чтобы я выглядел идиотом!

— Прости, отец, но я не мог. Я пообещал мсье Альмарику, что не стану этого делать. Извини, но у меня была не очень выгодная позиция для торга!

— И поэтому ты расплатился мной, да, сынок? Очень… Очень по-адвокатски!

— Для тебя это был лишь удар по самолюбию, да и не самый сильный. А для Кэсс… для Кассандры это был бы удар, который сломал бы ее. Да, я использовал тебя как щит для нее. Я сожалею. Но не раскаиваюсь.

Отец… молчал. И я тоже молчал.

И стало понятно, что если я все еще хочу помириться, то первым заговорить придется мне.

— Вы мне очень дороги, пап, — медленно начал я. — Не только вы с мамой, но братья, и Сирьель. Но я впервые в жизни принимаю решения за себя сам. И я не отступлюсь. Несмотря на то, что там у нас дальше будет с Морель.

Кажется, слова для примирения я выбрал все же не очень…

И когда я совсем уже решил, что сейчас меня пошлют, отец вдруг хмыкнул:

— Ну, и что там у вас с Морель?

— А что у нас с Морель? Вроде бы, все хорошо, ее дядя изменит показания…

— Насколько я помню, против твоей Кассандры не только показания ее дядюшки, но и артефакты со следами ее силы! — Очень Противным Голосом заметил отец.

И меня отпустило. Таким голосом он с чужими не говорит. И когда по-настоящему зол — тоже. А значит… значит, всё будет хорошо.

— А! А, так значит, ты все-таки следишь за ее делом! — Обрадовался я.

— Нет, конечно, мне абсолютно наплевать, в каком контексте будут полоскать мою фамилию!

Яд в этой фразе сочился из каждого звука, и я поспешил прикрутить фонтан радости, чтобы не бесить отца.

— Да он эти артефакты выкупил у перекупщика, которому Кэсс их сдавала! А перекупщик не имел права приобретать артефакты с рук, вот он и уперся, что не в глаза этих побрякушек не видел, кто станет свидетельствовать против себя? Пап… а ты только за одним делом Кэсс следишь, или за обоими? Ну, чего ты молчишь, пап?

— Я не знаю, что тебе сказать, сынок.

И по отцовскому тону, по этому непроизвольно вырвавшемуся “сынок” я понял: не только следит; он читал показания.

— Ну, кто бы мог подумать, а? Ты не представляешь, как обидно!

— Ты про то, что он считал вас всех придурками?.. — осторожно уточнил отец.

Я досадливо поморщился:

— Да нет! Ну, считал и считал, он же этого и не скрывал никогда — с его мозгами имел право. Просто… Он же заявил, что он для нас чем-то вроде мальчика на побегушках был! А это же вообще не так и не правда, мы же считали себя его друзьями, и его — нашим другом, а он… Ну как так-то, а, пап?!

Тяжелый вздох в трубке был мне ответом:

— Так бывает, сын.

Кассандра

Жизнь переменилась как-то настолько стремительно, что мне казалось я только глазом моргнула. Хотя прошло несколько недель, и за окном уже вовсе не зима, а очень даже весна (пока еще неуверенная, но вполне себе обозначенная!). Более того за окном поменялось не только время года, но еще и вид. Наши окна по-прежнему выходили на кампус, но совсем с другой стороны, за академической оградой.

Наши, да…

Проговаривать это про себя было все еще немного странно и ужасно приятно.

Мой любимый чайник покинул подоконник общежития и переехал в маленькую, но ужасно уютную (большей частью потому, что отдельную!) квартирку буквально через дорогу от академии. Ну и я с чайником переехала. Ну и Вив, который эту квартиру для нас (мамочки, опять это слово!) нашел.

Пришел как-то разбубнился, что он устал и он бедный котик, которому я отлежала уже все, что можно, выложил бизнес план из наших совместных финансов и заявил, что мы можем позволить снимать себе квартиру.

Я не нашлась, что на это возразить. Потому что бедный котик же и отлежала. И бизнес-план опять же… и прочие очень убедительные аргументы!

И теперь я сидела на подоконнике с чашкой горячего чая и задумчиво смотрела на то, как мой парень что-то безудержно строчит на компьютере, обложившись книгами, конспектами и даже раскрытое окно виртуальной библиотеки парило в воздухе.

Если вспомнить, как именно я пыталась замотивировать Вивьена гросс Теккера на учебу буквально несколько месяцев назад, то перемены, конечно, разительные! и хотела бы я сказать, что это моя мотивация произвела такой невероятный эффект, но нет. Это все мсье Альмарик. Впору ревновать, видят боги!

Потому что дело с убийством было закрыто.

И капитан Ламбер даже сообщил мне, что если мне нужны будут его рекомендации при будущем трудоустройстве, то я могу на них рассчитывать. Жан-Шарля взяли под стражу. Ему грозило от двух до четырех лет. Иногда мне было странно думать об этом. Сложно было представить, что человек, который довольно-таки хладнокровно скрыл убийство, подставил под следствие невиновного, взрастил в себе миллиард комплексов в окружении успешных людей и столько же злости, за это время успеет что-то осознать. Закон и справедливость все же иногда это совсем не одно и то же.

Дело с дядей… двигалось к завершению.

Но меня от этого почти полностью оградили. После того, как дядя отозвал показания, утверждающие будто я помогала ему и после совершеннолетия, оставалось только дождаться судебного заседания на котором решат нашу окончательную судьбу. Но мсье Альмарик был убежден и убедил меня, что ничего страшного меня не ждет. Несовершеннолетняя, после трагической гибели родителей, оказавшаяся под психологическим давлением и насилием…

Процесс, конечно, не был приятным. Особенно когда пришлось пройти психологические экспертизы. Но… это было важно. Я чувствовала, как постепенно сгустившиеся над головой тучи рассеиваются, дышать становится легче и просыпается вера в будущее.

Особенно — когда мсье Альмарик сообщил, что смог выторговать у дяди не только снятие обвинений в преступной деятельности после совершеннолетия, но и запрет на приближение. Поэтому если дядя попытается вступить со мной в контакт после своего освобождения, следующий срок у него будет куда более серьезный…

Так вот несмотря на то, что мне вроде как больше ничего всерьез не угрожало, вырвать Вивьена из цепких лап адвокатуры не получилось. Правда, вопрос, конечно, кто еще в кого вцепился. Но мы же помним, что Вив — плюшевый и послушный, значит точно адвокатура в лице мсье Альмарика в него, а никак не наоборот!

Надо спасать!

Подумала я и решительно встала с подоконника.

Подкралась со спины, положила руки на широкие плечи. Погладила.

Плечи ласку приняли благодарно.

Помассировала шею.

Шея тоже была крайне признательна!

А вот Вив, неблагодарный, от ноута так и не оторвался.

Я наклонилась и потерлась носом о щеку. Поцеловала.

Вив промычал что-то одобрительное не отрываясь от экрана.

Я укусила его за ухо. Зализала.

Парень дрогнул, а воля его — нет.

Нет, вы посмотрите на него! Я его соблазняю, а он — учится! Кто здесь Кассандра Морель, а кто здесь Вивьен гросс Теккер, я вас спрашиваю!

Ладно… ла-а-адно!

Решительно поднырнув под руку, я нахально уселась к нему на колени.

— Кэсс, мне немного осталось! — Вив вытянул шею в попытках не отрывать взгляд от экрана.

Нет, ну это уже просто возмутительно.

— Да ты не торопись, — великодушно разрешила я и расстегнула верхнюю пуговицу блузки.

А за ней еще одну.

И еще…

В узкий клин разошедшейся ткани выглянуло кружево. Красивое. Ажурное. Нежно-сиреневое.

Но-во-е…

А что? У меня теперь деньги от квартиры, стипендия и подработка, я вообще обеспеченная можно сказать женщина! Могу и сама себе позволить маленькие радости!

Интересно, надо Виву напомнить, что для обеспечения нормальной жизнедеятельности человеку неплохо бы дышать, или подождать, пока сам додумается?

Шальное, веселое, горячее расцветало в груди. Там, куда, забыв про голубой экран, устремился мужской взгляд.

— Жарко, — невозмутимо прокомментировала я, демонстративно обмахнувшись ладонью. — Я тебя не отвлекаю?

— Нет-нет, — про дыхание Вив все же вспомнил сам и оно обожгло открытую кожу. — Не отвлекаешь. Продолжай.

— Что продолжать? — невинно осведомилась я. — Я сижу, жду когда ты закончишь!

Вив наградил меня убийственным взглядом и… снова отвернулся к экрану.

Ах, то есть ты считаешь, что можешь меня переиграть?!

Я вскинула руки и вытащила заколку из волос. Распустила, помассировала, запрокинув голову. Расстегнутая блузка от этого жеста разошлась еще шире.

Ну вот, у него опять проблемы с дыханием! Бедненький…

Наверное, надо его пожа…

Мысль я додумать не успела, потому что жадная мужская пятерня нахально сгребла мою грудь, сладко ее стиснув, а на шею обрушился сокрушительный поцелуй. Я тихонько ахнула, чувствуя как к попе прижимается сквозь слои ткани твердеющий член.

— Кэсс, ты чудовище! — простонал Вив с явным наслаждением вдавливая меня в себя еще сильнее.

— Я красавица! — возмутилась я, выпячивая грудь.

Вив рыкнул (вот кто чудовище!) и резко поднялся со стула, с легкостью взваливая меня на плечо, чтобы спустя три шага уронить на кровать.

Он замер надо мной темной горой, а я смотрела на него снизу вверх кусая губы от смеха, от жадного желания, от дикого коктейля эмоций, которые во мне будило понимание, что все это — по-настоящему. И Вивьен гросс Теккер, проникший в мои сны еще раньше, чем в мою жизнь, тот, кого я была уверена, мне никогда не заполучить (кроме как талантами репетитора, хехе!) — действительно мой.

И мы уже столько времени вместе, а он по-прежнему смотрит на меня этим темным голодным взглядом, от которого бегут мурашки по всем нервным окончаниям.

И я смотрю как он демонстративно медленно раздевается, наказывая меня, за то, что не дала доработать.

Наказывая, ха!

Проходили мы уже эти ваши наказания!

Мужское тело придавливает меня к кровати, жадные, почти даже грубые поцелуи терзают губы, шею, спускаются на ключицы, пока руки стаскивают с плеч мою блузку… я дергаюсь, пытаясь ему помочь освободить меня от этой лишней тряпки, но Вив неожиданно откровенно злодейски усмехается — и от этой усмешки я ловлю микрооргазм — а потом делает как-то так что мои запястья оказываются полностью скованы, связаны за спиной.

А мне так хочется к нему прикоснуться!

И я бессильно дергаюсь, изнывая от желания и невозможности, пока мужкие губы терзают грудь, прямо сквозь сиреневое кружево, которое судя по всему, было оценено по достоинству. Вив едва ли не урчит, целует, прикусывает зализывает…

Я извиваюсь, изнемогаю под этими ласками. От удовольствия, от невозможности самой прикоснуться…

Вив ловит мои стоны поцелуями. Вжимается в меня, проникает пальцами внутрь, заставляя все мышцы сжаться, размазывает обильную смазку по клитору ласкающими движениями так, как мне нравится, а еще — немного по-другому…

И я вздрагиваю. И выгибаюсь. И снова кусаю губы, нет-нет-нет, не дождется, чтобы я его умоляла!

Это так хорошо, что невыносимо.

И когда мне кажется, я уже готова заплакать от этой невыносимости, пальцы исчезают…

Вив входит в меня одним движением до конца и… я, доведенная до предела, срываюсь в оргазм от этого единственного движения.

Не давая мне прийти в себя, Вив начинает двигаться. И это неожиданно, остро, сумасшедше…

И вторая волна накатывает быстрее первой, мне ужасно хочется вцепиться в него, но я не могу, это невозможно…

Я выгибаюсь и за зажмуренными глазами мир взрывается разноцветными звездами…

—

Странно, вот вроде бы основной причиной для переезда было то, что Виву со мной на одной кровати тесно. Только вот и на двуспальной он так и норовит уложить меня на себя.

И я покорно распласталась по нему, чувствуя глубокое удовлетворение в каждой клеточке тела и отчаянно не желая шевелиться. Желательно — никогда. Ну или хотя бы пять минут, пока не надоест.

Надоело раньше, и уже через минуту я вскинула голову.

— Ты знаешь, что я тебя люблю, да?

— Знаю, — сонно кивнул гросс Теккер. — Я тебе это еще когда сказал!

— Нет, ты хоть раз нормально можешь отреагировать!

— Ага, да, а ты когда я признавался нормально отреагировала?

— У меня были обстоятельства!

— У меня тоже! Я вообще-то работал, а ты меня отвлекаешь.

— А нечего отвлекаться, когда работать надо! Я вот не отвлекаюсь…

— Морель, ты нарываешься!

Возня, щекотка, хохот вперемешку с поцелуями, сладкая усталость, уютно тепло…

— Ты кстати помнишь, что завтра мы к Дэму на вечеринку идем?

— Ага, чтобы он мне опять отворотное пытался подсунуть?

— Это был Ле Ру!

— Ага, а кто утверждал, что они все перепутали, и это ненормально, что я столько времени с тобой, а не ты со мной…

— Утверждал Дэм, а подсовывал Люка, тщательнее нужно проводить анализ, госпожа будущий криминалист…

Чем больше Вив увлекался адвокатурой, тем сложнее эту заразу было переговорить.

Что вовсе не значит, что я не попытаюсь!..