Как-то вечером приехал Игорь. Он изрядно-таки промерз на мотоцикле и теперь отогревался горячим крепким чаем, рассказывая Валентине городские новости. Новостей было много: в городе начал передачи телецентр, завершается строительство нового театра музыкальной комедии, к Октябрьским праздникам открыт новый Дворец спорта с бассейном для плавания, студенты переселились в новое общежитие… Валентина всему этому, конечно, радовалась, но вместе с тем ей было немножко грустно: все это делается в городе не для нее. Ей уж, наверно, не плавать в бассейне, не жить в новом общежитии.
— Встречал Генку Чернышева. Помнишь, на вечерах самодеятельности он выступал с сатирическими куплетами и здорово высмеивал тунеядцев.
— Конечно, помню. Его послали в Красноармейский район.
Игорь усмехнулся.
— Вместо района Генка устроился в интернате. Везет же людям…
Валентина согласилась: да, Геннадию повезло, потому что в интернате работать интересно. У интернатов, как пишут в газетах, говорят по радио и на совещаниях, большое будущее и большие возможности.
— Какие там возможности, — с досадой отмахнулся Игорь. — Соединили вместе две школы. В одной — учебные классы, в другой — жилье. Масса неудобств.
— Выходит, Чернышев недоволен?
— Другим он доволен. Вместо района зацепился в областном центре.
— Ну, это не такое уж большое счастье, — неуверенно возразила Валентина. — Что касается Генки, он всегда казался мне скользким типом. Куда угодно пролезет.
— В нашей жизни иначе нельзя…
— Игорь, что ты говоришь? — изумилась Валентина. — Я не узнаю тебя. Ты же стремился к подвигу, ты же говорил когда-то…
— Но я в городе не остался, — прервал он. — Я работаю там, куда направили.
— Но работать с такими мыслями…
— На то и голова, чтобы размышлять, — недовольно бросил он. — Интересно, а какие у тебя мысли?
— У меня? — Валентине захотелось притушить вспыхнувший спор, и она воскликнула: — Сейчас у меня одна думка: напоить тебя чаем!
— Чай у тебя вкусный! — Игорь подбежал, подхватил ее на руки.
Валентина хохотала. На руках у Игоря она себе самой казалась невесомо легкой, воздушной. Он носил ее, как маленькую, по комнате, что-то нашептывая. Слов она не разбирала, но ей было хорошо у него на руках.
— Я останусь у тебя до утра, слышишь, Валечка, до самого утра.
— Нет, нет, ты…
Игорь не дал ей договорить, целуя в губы, в глаза, в щеки, потом подошел к кровати, опустил ее на постель.
— Валечка, родная, милая, единственная, — приглушенным голосом говорил он и, дотянувшись рукой до выключателя, потушил свет.
— Зажги! Зажги! — крикнула она.
— Зачем же, Валечка.
— Зажги сейчас же, — требовательно повторила она.
— Глупенькая, ведь это должно когда-то случиться.
— Что должно случиться? — Она вырвалась, вскочила с кровати, зажгла свет.
Игорь стоял растерянный.
— Что должно случиться? — опять спросила Валентина.
— Не маленькая, сама знаешь, — чуть слышно пробормотал он, закуривая.
— По-моему, тебе пора домой.
Он ткнул папиросу в блюдце, раздавил крохотный золотой огонек, подбежал к ней.
— Я больше не могу без тебя. Веришь? Не могу. Наша директриса обещала — часы тебе в школе найдутся. Переезжай к нам немедленно, завтра же. Хозяйка у меня старушка добрая, она хорошо устроит нас. Поженимся, Валечка. Слышишь?
Она слышала это не в первый раз. На третьем курсе Игорь вот так же однажды говорил ей наедине в своей комнате, больно стиснув и придавив к жесткому валику дивана. Тогда она строго-настрого предупредила: не смей говорить об этом до окончания института.
А сейчас? Что ответить ему сейчас? Ей было и приятно и немножечко грустно от того, что сказал он о женитьбе каким-то бесцветным, скомканным голосом, больно стиснув плечи. Нет, все это должно говориться не так, не так…
— Что же ты молчишь? — спросил Игорь, нетерпеливо поглядывая на черный кружок выключателя. Ей даже показалось, что если она согласится, он тут же кинется к выключателю.
— Что же ты молчишь? — громче повторил Игорь.
В самом деле, почему она медлит с ответом? Что ей мешает теперь? У Игоря нет богато обставленной квартиры, они сейчас — ровня, они начнут все сначала, «с красной строки, с чистого листика», — вспомнились почему-то слева, сказанные историком Назаровым накануне занятий в школе.
— Давай подождем, Игорь, — умоляюще сказала она.
— Чего ждать? Сколько?
— Хотя бы до окончания учебного года. Я не могу бросить класс, не могу оставить кому-то неуспевающих…
— Ну, ну, продолжай — долг, обязанность, комсомольская совесть. Неуспевающие тебе дороже меня. — Он смотрел на нее сухими, жесткими глазами. — А ты не боишься потерять меня?
— Потерять? — она удивленно смотрела на Игоря. — Ты же не копейка, которую можно случайно обронить.
Саше Голованову не повезло: в дороге, километрах в десяти от Михайловки, случилась поломка. Хорошо, что помогли знакомые ребята из соседнего колхоза, иначе худо было бы ему морозной ночью в кабине. Машину притащили к гаражу на буксире. Саша Голованов поблагодарил отзывчивых ребят за помощь и отправился домой. Проходя улицей, он еще издали увидел свет в окнах избенки, где жила Валентина Петровна.
А что, если постучать в окошко, зайти на минутку и сказать Лиле… Да, но Лиля на районном семинаре библиотекарей, он сам отвез ее нынче… Сказать, что Лиля просила… Жаль, что Лиля ни о чем не просила. А может, что-то придумать? Ну да, конечно, вчера он хотел прочесть в «Юности» продолжение интересной повести, но Лиля сказала, что журнал у нее дома. Вот и причина: пришел за журналом. Он возьмет журнал, а на Валентину Петровну только взглянет. Дня три не видел ее. Интересно, улыбнется Валентина Петровна или нахмурится? А вдруг спросит: «Как поживает Настенька?»
Странно все-таки. Лет шесть назад Саше Голованову казалось, что жизнь потому и прекрасна, что рядом за партой сидит Настенька Зайкина. Но вон там, где улица раздваивается, стоит на углу высокий дом Настеньки. Темно или светло в окнах, Сашу теперь не волнует. А вот мимо неказистой избенки, в которой живет Валентина Петровна, не может он проходить равнодушно…
Улыбаясь, чувствуя в душе радостную приподнятость, Саша Голованов подошел к избе и вдруг увидел: под окном черным лаком поблескивал в лунном свете мотоцикл шафрановского учителя…