Сельская учительница

4

Нет, Карасев был не таким уж беспомощным человеком, как сперва показалось Валентине.

Когда на следующее утро они с Игорем явились к нему в знакомый кабинет, Павел Степанович весело спросил:

— Ну-с, друзья мои, надумали?

Игорь опять решительно заявил, что они хотят работать только в одной школе и на другое не согласны.

Карасев склонил голову, прищурил хитроватые колкие глаза и едко произнес:

— Очень хорошо. Только разрешите заметить, дорогие друзья, не с того вы начинаете свою учительскую деятельность. Упрашивать я не намерен, кланяться, извините, тоже не буду… Прежде обходились без вас и, поверьте, в нынешнем учебном году тоже обойдемся.

Эти слова точно крапивой стегнули по лицу Валентину. Она вспомнила вчерашний разговор с Марией Захаровной и неловко опустила глаза. В самом деле, да какое у них с Игорем право требовать, чтобы их направили в одну школу? Кто они такие?

«Не с того начинаете свою учительскую деятельность», — звучали в ушах обидные, но справедливые слова Карасева. Вчера она дала слово Марии Захаровне проситься в Шафраново, но сейчас ей было неловко.

«Будь как будет, пусть в Шафраново едет Игорь, школа там хорошая», — подумала Валентина.

— Я согласна работать в Михайловке, — тихо сказала она и посмотрела на Игоря, взглядом уговаривая его тоже соглашаться ехать в Шафраново.

— Очень хорошо, Валентина Петровна! — обрадовался Карасев, назвав ее по имени и отчеству. — А что скажете вы, товарищ Коротков? Чем порадуете?

Игорь молчал, недовольно посапывая. Валентине даже показалось, что он с осуждением косится, и ее согласие работать в какой-то Михайловской школе считает чуть ли не предательством.

— Вот что, товарищ Коротков, давайте отложим нашу беседу на завтра. Время пока терпит. В гостинице вас устроили хорошо, чайная под боком. Или, быть может, сегодня договоримся? — Карасев с надеждой смотрел на учителя.

— Соглашайся, — осторожно посоветовала Валентина.

Игорь обозленно глянул на нее, как бы говоря: обойдусь без твоих советов, а потом все-таки вынужденно выдавил:

— В Шафраново поеду только с одним условием: при первой же возможности вы определите нас в одну школу.

— Можете не сомневаться, Игорь Федорович! — живо заверил Карасев. — Как только появится такая возможность, ваша просьба будет удовлетворена, воссоединю вас. Я бы и сейчас пошел вам навстречу, но сами понимаете — кадры, режут кадры, — будто оправдываясь, говорил он. — А теперь к делу. Директора школ знают о вашем приезде и ждут вас.

«Карасев, оказывается, самоуверен, без нашего согласия уже оповестил школы», — подумала о нем Валентина.

— Что касается транспорта, сейчас побеспокоюсь. — Заведующий снял телефонную трубку, позвонил на элеватор и без труда уговорил какого-то Карпа Карповича, чтобы тот подослал к гостинице первую же попавшуюся машину из колхоза «Победа».

— Я думаю, Игорь Федорович, вы сперва отвезете Валентину Петровну в Михайловку, — сказал Карасев. — Оттуда прямая дорога в Шафраново. Если хотите, я позвоню шафрановскому председателю, за вами пришлют машину в Михайловку.

— Пожалуйста, не возражаю, — вяло согласился Игорь.

— Очень хорошо. Машина подойдет к Михайловской школе. Ждите ее там.

И опять Валентина подумала, что Карасев уж слишком самоуверен, еще не переговорил с шафрановским председателем, а уже обещает машину…

— Ну, друзья мои, как говорится, счастливого пути. Получите выписки из приказа, и в добрый час. — Карасев встал, крепко пожал руки учителям.

Не успели они прийти в гостиницу, рассчитаться за ночлег, как подкатила грузовая машина.

— Кто здесь в Михайловку собирается? — спросил у дежурной вошедший парень.

— Мы собираемся, — ответила Валентина.

— Пожалуйста, отвезу. Только поторопитесь, — сказал шофер. Он помог пассажирам погрузить их вещи в кузов и радушно предложил: — Садитесь в кабину, девушка.

— Мы наверху поедем, — вместо Валентины пробурчал Игорь.

Валентина видела, что Игорь настроен мрачно, что в глубине души он, должно быть, недоволен своим согласием ехать в Шафраново. Больше того, он, по всей вероятности, с превеликой радостью вернулся бы в город и объяснил свое возвращение тем, что в Зареченском районе молодых учителей не ценят, их там не смогли устроить… А Валентина при любых обстоятельствах не вернулась бы назад, потому что никто не ждал ее в городе…

Вокруг была такая же степь, какую она видела вчера из окна легковой машины — такие же необозримые хлебные поля, те же массивы темно-зеленой кукурузы. Но здесь больше заманчивых, богатых земляникой перелесков, заросших кустарниками оврагов. Порой степная пыльная дорога вплотную подбегала к небольшой веселой речонке с зелеными камышовыми берегами, с широкими плесами, которые издали казались огромными зеркалами, кем-то забытыми средь лугов.

На пригорке машина внезапно остановилась. Из кабины выглянул водитель.

— Вот и наша Михайловка, — сообщил он.

Километрах в двух-трех Валентина увидела большое село. Оно раскинуло свои строения в низине под рыжеватой горой. Издалека к селу подбегала все та же веселая речушка с зелеными берегами. Обогнув окраину, где виднелись длинные белые постройки фермы, речушка уходила дальше, к другим таким же селам. С юга к Михайловке подступали широкие луга, то там, то здесь усыпанные стогами сена. За лугом — лес, он как бы перешагивал через речку, храбро взбирался на гору и терялся за горизонтом.

«Очень красиво, — подумала Валентина. — И село тоже красивое — река, лес, горы… Вот где ребятишкам, должно быть, раздолье. Зимой они, наверное, мчатся вон с той горы на лыжах». — Она даже почувствовала какой-то холодок в груди, будто уже сама летит на лыжах вниз…

— Скажите, белое двухэтажное здание — это что? — поинтересовалась Валентина.

— Наш Дом культуры. Рядом такое же белое здание, только одноэтажное — правление колхоза, дальше дом с красной крышей — магазин, — охотно пояснял шофер.

— А где школа?

— Отсюда не видно. Школа вон за теми тополями. А вы почему школой интересуетесь?

— Вероятно, потому, что я учительница.

— Значит, к нам. Вот обрадуется Николай Сергеевич. Сейчас я вас прямо к школе и подвезу.

Михайловская школа — продолговатое свежевыбеленное бревенчатое здание с чистыми крашеными окнами — стояла в центре села, неподалеку от Дома культуры. Она была окружена невысоким новым забором, вдоль которого росли молодые стройные топольки, в глубине двора зеленели могучие клены.

«И здесь хорошо, и здесь красиво», — опять отметила Валентина.

Услужливый шофер помог учителям сгрузить вещи, улыбнулся молоденькой черноглазой учительнице и, пожелав счастливо оставаться, уехал.

В широком школьном коридоре стояли бочки с известкой, банки с краской.

— Хозяйственные да расчетливые люди давно лоск навели в школах, а тут — запоздалое столпотворение, — насмешливо бросил Игорь.

Эти слова задели, укололи Валентину, как будто он рухнул что-то уже близкое и дорогое.

— Что угодно, молодые люди? — спросил высокий седой мужчина, одетый в синий рабочий халат, забрызганный известью и краской.

— Нам нужен директор, — ответил Игорь.

— Он к вашим услугам. — И мужчина назвал себя: — Николай Сергеевич.

— Я — учительница Майорова, направлена к вам в школу, — представилась Валентина и заметила необъяснимо странное поведение директора. Сперва было похоже, будто он собирается броситься к ней, а потом отступил на шаг, и в его широко распахнутых глазах застыло тревожное изумление. В следующий момент Николай Сергеевич каким-то глуховатым, изменившимся голосом проговорил:

— Да, да, очень приятно… Минутку, я только вымою руки… Заходите, пожалуйста, в класс, там уже чисто.

В классе пахло свежей краской, было светло. Ровными рядами расставлены чистые парты. На стене, перед партами, висела продолговатая влажная доска с глянцевым блеском.

— Скажи, Игорь, что такое классная доска? — неожиданно спросила Валентина.

Он пожал плечами, ответил:

— Школьный инвентарь.

— Инвентарь… Нет! Она мне кажется таинственной. Да, да, именно таинственной, потому что похожа на поле сражения. Представь себе — выстроятся рядами цифры, формулы, уравнения химических реакций, сочиненные и подчиненные предложения… Кто-то ошибется, кто-то поправит… И все терпит классная доска, потому что она самая умная и самая терпеливая…

— Ты — фантазерка! — захохотал Игорь. — Над куском линолеума речи произносишь.

«Не понял», — подосадовала Валентина. Подойдя к столу для учителя и окинув глазами пустой класс, она попросила:

— Игорь, сядь за парту и посмотри, похожа я на учительницу?

— Похожа, совсем похожа, — ответил он. — А вот директор ваш не очень-то похож на директора.

— Почему?

— Сам красит, белит. Несолидно.

В класс вошел директор. Теперь на нем, вместо синего рабочего халата, был светлый отутюженный костюм.

«Артист, за несколько минут преобразился до неузнаваемости, — подумала Валентина, присматриваясь и не замечая в его глазах того тревожного изумления. — Значит, мне просто показалось тогда», — заключила она.

Директор — крупный широкоплечий мужчина, у него карие умные глаза, широкие темные брови, седина густых жестковатых волос еще больше подчеркивала смуглость лица.

«Наверно, очень строгий», — решила она.

— Теперь давайте знакомиться, — сказал Николай Сергеевич и протянул Валентине большую сильную руку. — Если не ошибаюсь, Валентина Петровна? Очень приятно, очень рад. А вы? — обратился он к Игорю.

— Мой однокурсник, Игорь Федорович Коротков, назначен в Шафраново, — представила Валентина спутника.

Пожимая руку молодому учителю, Николай Сергеевич говорил:

— Жаль, что не могу оставить в школе и вас, но Шафраново — наш ближайший сосед, и мы будем часто встречаться. — Он взглянул на Валентину как бы спрашивая: правильно ли я понял ваш совместный приезд?

В школьном коридоре послышались недовольные девичьи голоса:

— Ты чего шлепаешь?

— Разве не видишь — вымыто!

— Не шумите, девчата, прибыл к вам по очень важному делу, — весело отвечал мужской басок. — Тут наш учитель новый находится, вот и прислали меня за ним на машине…

— За тобой уже приехали, — с сожалением сказала Валентина Игорю.

Он укатил в Шафраново, оставив Валентину одну в незнакомой и пока чужой Михайловке.

— Итак, Валентина Петровна, будем устраиваться, — сказал директор, когда машина с Игорем скрылась за поворотом улицы. — Начнем с самого необходимого, с квартиры. Правда, с этим делом у нас туго…

— А на совещании заведующий облоно заявил, что учителя области полностью обеспечены квартирами.

Директор грустно улыбнулся.

— Бог судья нашему уважаемому заведующему. Будем считать, что наша Михайловка исключение. — Директор позвал школьную уборщицу тетю Глашу и попросил ее отвести новую учительницу на квартиру.

— А вещи-то как доставить, Николай Сергеевич? — забеспокоилась уборщица.

— Скажу завхозу, он подвезет на лошади, — ответил директор.

Вдвоем с тетей Глашей Валентина шла по широкой Михайловской улице. Вот по этой дороге — мимо палисадников и телеграфных столбов, мимо шумящих тополей и колодцев с высокими журавлями — она каждый день будет ходить в школу.

Сейчас Валентина с любопытством посматривала на дома. В большинстве своем они были новыми, по-праздничному нарядными, с крашеными ставнями, с аккуратными крылечками. Кое-где дома только строились, и это нравилось Валентине. Она вообще любила, когда что-то строилось, обновлялось.

То тут, то там рядом с новыми домами стояли ветхие, подобные согбенным старушкам, избенки с замшелыми шапками крыш. Они смотрели своими подслеповатыми окнами на широкую, полную солнца и зелени улицу, как бы говоря: мы верой и правдой послужили людям и пора бы нам на покой.

Именно к такой избенке и подвела тетя Глаша новую учительницу.

— Эта квартирка ваша, — сказала она, снимая замок. — Проходите.

Внутри неказистая избенка оказалась не такой плохой, как снаружи. В ней — две вполне приличные невысокие комнатки. Чуть ли не половину первой занимала большая русская печь, здесь же, у окна, стоял покрытый клеенкой кухонный стол, на стене полка для посуды, задернутая чистой марлевой занавеской. В соседней комнатке обстановка была иная — посредине квадратный столик с тремя табуретками, в углу этажерка, у стен — кровати, одна аккуратно заправлена, другая, железная койка с крашеными спинками, только прикрыта простыней поверх сетки. На этой койке вразброс лежали чьи-то книги. На подоконниках обернутые в газету горшки с цветами, от чего в комнате был приятный зеленоватый сумрак.

— Здесь кто-то живет? — спросила Валентина.

— Лиля Муратова живет, в библиотеке работает. Сейчас она в отъезде, а ключик мне оставила на всякий случай. Это ваша кроватка, — указала тетя Глаша на железную койку. — Постель у вас имеется?

— Кое-что есть.

— Вон, вижу, вещички ваши уже везут, устраивайтесь.

Устраивалась Валентина недолго — застелила кровать, разложила на этажерке привезенные с собой книги. Хорошо, что надоумила Зоя Александровна взять постель… Прежде Валентина как-то даже не думала о таких пустяках, как матрац, одеяло, все это у нее было «казенное» — и в детском доме, и в студенческом общежитии… Подошел срок, и кастелянша тут как тут с чистенькими простынями да наволочками… «Ты теперь самостоятельная, на свои хлеба пошла, и давай-ка мы с тобой шитьем займемся», — говорила нынешним летом Зоя Александровна. И пусть Игорь смеялся — твой пухлый узел не влезет в «Волгу»… Ничего, втиснули и теперь пригодится!.. «Интересно, что сейчас делает Игорь, — подумала она. — По всей вероятности, тоже устраивается вот в такой же халупе». Ей стало жалко Игоря. По ее мнению, он совсем не приспособлен к самостоятельной жизни, нелегко ему будет без маминых рук, без маминых глаз… Все-таки в районо с ними сыграли злую шутку, направив в разные школы.

«Хорошо было бы вместе, — размечталась Валентина и тут же в мыслях уколола себя: — Теперь поздно жалеть. Нужно было не соглашаться с этим самоуверенным Карасевым. Да не может того быть, чтобы в большом Зареченском районе не оказалось школы, где бы мы могли работать вместе. Карасев просто обвел нас вокруг пальца».

Вечером на нее обрушилась какая-то непоборимая тоска, и Валентине стало даже жутко в этой чужой низенькой избенке. Она хотела зажечь электричество, но сколько ни щелкала выключателем, лампочка не загоралась. При свете можно было бы почитать или написать письмо Зое Александровне. Она обещала написать сразу же, как только приедет на место. Валентина вышла на кухню, обрадовалась, увидев на шестке керосиновую лампу. Не беда — посидит при лампе! Стала искать спички, а своих у нее не было.

«Эх ты, недотепа, — упрекнула себя Валентина, — думала, что все для тебя припасено, приготовлено… Теперь тебе и спички нужны, теперь вообще многое нужно, о чем раньше даже понятия не имела».

Она вышла на улицу, присела на теплую завалинку. Было слышно, как где-то невдалеке высокий женский голос зовет какого-то Гришутку ужинать, как у соседей требовательно и сердито повизгивает поросенок, а во дворе напротив лениво, будто по опостылевшей обязанности побрехивает собачонка. И вдруг как бы стирая все эти звуки, донесся резкий, нарастающий треск мотоцикла, а в следующую минуту молодой в запыленной тужурке мотоциклист затормозил у избы, но, взглянув на Валентину, он разочарованно мотнул головой и умчался дальше.

По улице гнали стадо, и Валентина сразу подумала, что сейчас, как пишется в книгах, запахнет парным молоком… А парным молоком и не пахло, возможно, потому, что она не знала этого запаха.

Когда стадо прошло, Валентина увидела загорелую, чуть скуластую девушку в синих шароварах. Та ехала на велосипеде, одной рукой держала руль, в другой руке у нее была хворостинка. Девушка гнала, по всей вероятности, не очень-то дисциплинированную корову. Корова норовила остановиться, щипнуть зелени, но хозяйка не давала ей такой возможности — погоняла хворостинкой.

«Здорово держится на велосипеде», — подумала Валентина, и ей почему-то захотелось подбежать к девушке, попросить велосипед и вихрем пронестись по улице, как когда-то от детского дома до самого областного центра… Тогда был велопробег, посвященный началу учебного года, и она, восьмиклассница Валентина Майорова, оказалась первой!

Быстро темнело. Вспыхивали огни в окнах. От реки потянуло сырым холодком.

Смеясь и громко разговаривая, улицей прошли девушки. Прошагали парни, поблескивая огоньками папирос.

— Это вы? — неожиданно спросил кто-то.

Валентина вздрогнула, подняла голову и увидела шофера, который нынче подвез их с Игорем в Михайловку.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Добрый вечер, — машинально ответила Валентина.

— Почему же в кино не идете?

— Я не знаю, где у вас кинотеатр.

— Кинотеатра нет. Кинофильмы демонстрируются в Доме культуры, а Дом культуры я вам показывал с горки, когда ехали. Идемте.

— Нет, нет. Как-то неловко.

— Какая же тут неловкость, — рассмеялся парень. — Купим билеты — и в зрительный зал. Все очень просто. Сегодня у нас — «Летят журавли».

— Я уже смотрела.

— Хороший фильм и второй раз посмотреть не грех.

— Идемте, — неожиданно для самой себя согласилась Валентина.

На сеанс они опоздали. В фойе толкались такие же опоздавшие. Двое парней сквозь дверь переговаривались с какой-то Клавой, умоляя ее пропустить в зрительный зал. Упрямая Клава не отворяла дверь, советовала приходить завтра и не опаздывать.

До Валентины долетели слова стоявших поодаль девушек:

— Откуда это у нашего Саши появилась черненькая?

— Он же шофер, много ездит, вот и подцепил по дороге. — Девушка рассмеялась.

— А куда же он денет Настеньку?

— Он же шофер, отвезет и выбросит.

Девушки опять засмеялись.

Валентина поняла, что девчата говорят о ней и шофере, называют какую-то Настеньку… Нет, не нужно было приходить в Дом культуры да еще вдвоем. Она повернулась и молча вышла. Уже на улице ее догнал шофер.

— Куда же вы? — спросил он.

— Знаете… Вы оставайтесь, а я… домой.

— Но вы теперь не найдете свой дом.

Она промолчала. Парень шел рядом.

— Извините, что так получилось.

— Я не очень опечалена.

Они подошли к избенке.

— Хоть скажите, как вас зовут.

— А зачем?

— Ну как же, вместе ехали, вместе ходили в Дом культуры, вместе опоздали и не познакомились. Меня зовут Сашей Головановым, а вас?

Она назвала себя.

— Рад знакомству, Валентина Петровна, — сказал Голованов. — Спокойной ночи. Идите, почитайте на сон грядущий. Я, например, люблю читать по вечерам.

— Я тоже люблю, но сегодня не придется.

— Устали с дороги или нечего читать? Хотите, я принесу вам интересную книгу?

— Спасибо. В доме не горит свет.

— Не может быть! У всех же горит. Ну-ка откройте, сейчас погляжу, в чем там дело. — С включенным карманным фонариком Саша Голованов шагнул в избу, и вскоре послышался его голос: — Все в порядке. Виновата пробка. Да будет свет!

— Спасибо, Саша, — сказала Валентина.

Улыбаясь, он стоял посреди комнаты. На нем была голубая безрукавка, светлые с отчетливо видной стрелкой брюки. Лицо у него чистое, привлекательное, чуть скуластое. Серые, широко расставленные глаза смотрели по-дружески приветливо, они будто говорили: я зла вам не сделаю.

— Если что, вы только намекните, вмиг устрою. Да, я забыл спросить, а где же ваш спутник-учитель?

— Уехал в Шафраново. Он будет работать там.

Парень заметно обрадовался.

— Если вам когда-нибудь понадобится съездить в Шафраново — не стесняйтесь, могу подвезти. Пятнадцать минут — и там.

— Это как же называется на вашем языке, левый рейс?

— Зачем «левый», у моего дяди легковая, собственная. Когда МТС ликвидировали, дядя купил «Москвича». Правда, «Москвич» имел только номер и кузов, но мы его за месяц восстановили. Теперь как новенький!

Валентина и сама не могла понять, почему ей было приятно с этим простым и, кажется, добрым парнем. В душе она даже посмеивалась над собой, что десять минут назад боялась входить вместе с ним в темную избу. Нет, такой не способен обидеть, такой, наоборот, защитит. Она невольно сравнивала Сашу Голованова с Игорем… Впрочем, никакого сравнения быть не может, Игорь — ее судьба, Игорь — учитель. А кто такой Саша Голованов? Обыкновенный сельский парень, который, видимо, кроме автомобиля да кино, ничем больше не интересуется.

— Вы, конечно, комсомолка? — спросил он.

— Комсомолка.

— Это совсем хорошо. В школе своей учительской комсомольской организации нет, все учителя переросли комсомольский возраст. Придется вам становиться на учет к нам, в колхозную организацию. Я там секретарь. Спокойной ночи, Валентина Петровна.

Неожиданно пришла тетя Глаша, певуче проговорила:

— Тут Николай Сергеич наказал спросить у вас насчет ужина, и я уж кой-чего принесла вам на зубок.

Валентина смутилась, обронила:

— Да зачем же беспокоились…

Будто не расслышав этих слов, гостья продолжала:

— Тут и на ужин, и, на завтрак принесла я, а уж про обед подумать надобно. Оно утро вечера мудренее. Подумаем, наладим пропитание.