Семь атаманов и один судья

Есть у вас медяки?

«Забраковали и тебя!» — усмехнулся Хаким Садыкович, когда убедился, что никто из ребят в назначенное время не явился. Но больше всего его удивило отсутствие Земфиры. Даже шкипер не мог сказать, куда удрала внучка…

Примириться с тем, что от тебя, явившегося с самыми лучшими намерениями, отвернулись, естественно, невозможно. Но что поделаешь!

С того дня прошло, наверное, с неделю, если не больше. В течение этого времени Хаким Садыкович был занят по горло; кроме прямых обязанностей, надо было исполнять побочные, отсиживаться на многочисленных совещаниях, не всегда необходимых…

И вот снова его потянуло на Последнюю улицу, к тем, кто так упорно не хотел с ним дружить. Так случилось, что именно в это время ничего не подозревавшие возвращались с очередной стычки с соседним кварталом.

Словно из-под земли вынырнул Седой. Он шел навстречу, чуть склонив голову набок. Тут у всех ребят екнуло сердце. Вот не повезло! Попробуй объяснить ему, почему расквашен нос Азамата, а рукав Земфиры почти оторван. Лишь синяки никогда никаких объяснений не требуют. И так любому-каждому ясно, почему появляются здоровенные фонари под глазами…

Мальчишки понимающе переглянулись между собой: лучше бы не попадаться ему на глаза!

Все подумали, что Седой начнет сейчас выспрашивать да допрашивать, отчего да почему. Словом, приставать со всякой ерундой.

Мальчишки все время были начеку. Однако все дело в том, что Седой как будто находил разговор на эту тему излишним.

— Мы играли в сыщиков, — начала было оправдываться Земфира, но Хаким Садыкович неожиданно перебил ее:

— Есть у кого-нибудь медяки?

Земфира запнулась, а ребята растерянно переглянулись.

— Для чего вам медяки? — спросил Борис-Кипарис, спрятавшись за спины друзей-приятелей.

— Не мне, а вам они сейчас как раз необходимы, — произнес Хаким Садыкович. — Когда мы были в вашем возрасте и зарабатывали тумаки, то к синякам прикладывали медяк, чтобы не распухло лицо или там нос…

— У меня нет, — сознался Азамат.

— У меня тоже, — подтвердил Борис-Кипарис. Раздавая медяки, Хаким Садыкович проговорил:

— Вот у меня кое-что нашлось…

— Сколько раз надо прикладывать? — спросила Тамара. Следы тумаков явственно отпечатались под ее глазами.

— И еще что вам посоветую, — продолжал Хаким Садыкович, — всем в обязательном порядке помыть лица; а кое-кому пришить рукав, чтобы явиться домой в более или менее приличном виде…

Пока ребята безропотно приводили себя в порядок, Хаким Садыкович думал: «Им в самом скором времени придется распрощаться со страной золотого детства. С тем самым детством, которое им запомнится пшенной кашей и картошкой во всех видах; с тем периодом в своей жизни, когда их более или менее регулярно секли ремнем.

Первый свой шаг они делают играючи, думая, наверное, что жизнь прожить им нипочем.

Я бы мог сказать им: образумьтесь! Дескать, не подобает. Но разве запрещать — самое разумное решение?

Пусть рискуют, ошибаются, бьются и падают, чтобы научиться идти вперед. Таким образом шли самые лучшие люди России до них и пойдут после них. Мальчишки должны падать чаще, чтобы потом крепче стоять на ногах!

Только что они явились с поля боя. И в их глазах счастливое удивление! Это очень хорошо, когда мальчишка способен удивляться. Ведь пошлость не поражается и не восхищается! Грязь не умеет восторгаться. Мразь исключает счастье.

Может быть, из таких мальчишек потом вырастают герои, способные стоять на пьедесталах, выдерживающих тяжесть многопудовой меди?»

Неужели в это мгновенье и пришло признание? Или позже, когда у мальчишек и девчонок возникла крайняя необходимость выяснить у Седого, что же такое добро и вообще кто такой настоящий человек?