Сэмюел стоял скорчившись на коленях, в траве, и всё тело болело так, будто сначала его подожгли, а потом со скоростью света катапультировали в неведомую даль. При этом никаких следов пламени ни на руках, ни на безупречно чистых рукавах рубашки не было. Тот познает бессмертный жар, говорилось в старой книге алхимика из Брюгге. «И желудок того будет вывернут наизнанку», — мысленно добавил Сэмюел, чувствуя, как кукурузные хлопья, которыми он позавтракал, изо всех сил рвутся обратно. Он сделал глубокий вдох, чтобы подавить приступ тошноты.
— Ага, опять ты!
Голос прозвучал у Сэма за спиной, и мальчик обернулся настолько быстро, насколько позволила его не самая удобная поза.
— Хотя нет, не ты! — произнес тот же голос с ноткой разочарования.
В десяти метрах от Сэма стоял молодой человек лет двадцати с черными кудрявыми волосами и с любопытством его разглядывал. Одет он был в грязную залатанную рубаху, подвязанную простой веревкой. В правой руке незнакомец держал сучковатую палку. Обуви на нём не было.
— Ты его сын? — продолжал юноша, прищурившись, будто пытался что-то припомнить.
Сэмюел отреагировал не сразу. Первым делом он рефлекторно поискал глазами Камень, который должен был находиться где-то неподалеку.
К счастью, тот действительно стоял поблизости, и монета из музея сияла в нише, словно лампочка. Сэмюел взял ее и медленно поднялся на ноги. Голова кружилась. Он очутился в довольно пустынной горной местности, где среди камней пробивалась скудная растительность, а внизу, у скал, шумело море. Интересно, какое?
— Эй! Ты что, язык проглотил?
Незнакомца явно раздражало молчание Сэма, но мальчик еще не успел прийти в себя. Послышалось блеяние, совсем рядом, на другой стороне холма. Выходит, этот человек — пастух?
— Простите, я… — начал Сэм.
Он запнулся, удивленный мелодичностью и красотой слова, которое он, благодаря очередному магическому свойству Камня, без труда и не задумываясь произнес на здешнем языке.
— Я… я немного заблудился.
Пастух посмотрел на него с недоверием.
— Так тебя твой отец прислал?
«Мой отец, — мысленно повторил Сэм. — Значит, это эпоха Влада Цепеша?»
Преодолевая легкое головокружение, он шагнул к молодому человеку.
— Ты знаком с моим отцом?
— Ну как знаком… Он тут на днях точно так же, как ты, появился.
Пастух указал рукой на Камень, наполовину заросший травой.
— А где он сейчас? — спросил Сэм.
— Если он тебя прислал, значит, ты, наверное, сам это знаешь.
— Да, конечно, — осторожно согласился Сэм. — Ну, то есть я знаю, но только приблизительно… А вот где конкретно — нет.
Молодой человек скрестил руки на груди.
— Если ты этого не знаешь, значит, он тебе не сказал. Если он тебе не сказал, значит, ты не его сын. А если ты не его сын…
Он секунду помолчал и продолжил:
— Дай мне две бараньих головы, и тогда я буду дальше с тобой разговаривать.
— Две бараньих головы? — ошеломленно переспросил Сэм. — Но у меня их нет!
— А он дал мне две бараньих головы! Если ты не дашь, значит, ты плохой. Если ты плохой, значит, ты не добрый. Если ты не добрый, то я с тобой не разговариваю.[8]
Тут Сэмюел понял, что этот парень хоть и старше его, а выражает свои мысли не лучше семилетнего. Пастух вдруг без предупреждения развернулся и бросился бежать, распевая:
— Да, да, он пришел! Вот ведь да, он пришел! Было дельце у него, было-было у него! Две бараньих головы он мне дал, он мне дал!
Хотя ноги у Сэмюела всё еще дрожали, ему пришлось поспешить следом.
— Эй, подожди! Я должен найти отца! Это очень важно!
Но пастух с легкостью скакал среди камней, и Сэмюел, не привыкший ходить босиком, скоро потерял его из виду — тот скрылся где-то за кустами. Наконец забравшись на вершину, Сэм увидел внизу пологий склон, на котором паслось штук тридцать коз. Все они подняли головы, когда услышали, что пастух несется к ним, горланя песню:
— Прекрасные бараны, сделал-сделал две сережки! Было дельце у него, потому и дал баранов!
Собака, охранявшая стадо, заметила Сэма и с лаем бросилась ему навстречу. Сэм замедлил шаг и крикнул пастуху:
— Эй! Мне нужно с тобой поговорить!
Собака, огромная зверюга с рыжей шерстью, остановилась в метре от Сэма и зарычала, а ее хозяин захлопал в ладоши:
— Ага! Аргос займется злодеем, который не хочет давать мне бараньи головы! Хороший пес, Аргос, молодец!
Но вопреки опасениям Сэма, собака не набросилась на него. Она медленно поднесла к нему морду, понюхала лодыжку и, когда мальчик протянул ей руку, легонько лизнула пальцы.
Поведение пастуха тут же изменилось.
— Ага! Молодец, хороший пес! Если вы с Аргосом друзья, значит, ты не злой! Может, ты и не сын своего отца, но ты хотя бы не злой! Хороший пес, Аргос!
Сэмюел стал дальше спускаться по склону в сопровождении собаки, которая бежала рядом, помахивая хвостом. Какая-то бессмыслица… Воздух был мягкий, небо — ярко-голубое, козы спокойно щипали травку, и всё вокруг походило на обыкновенную загородную прогулку прекрасным весенним деньком. Вот только Сэмюел понятия не имел, в какой части света находится, а главное — в каком времени.
Когда Сэм спустился до того места, где находились козы, пастух обнял его, а потом пожал руку с таким воодушевлением, будто они были давними друзьями, которые много лет не виделись.
— Меня зовут Метакс. Я не знал, друг ты или нет. Но Аргос-то сразу понял, да? Иди за мной, я дам тебе молока и меда, поживешь у меня в хижине. Ладно? Ты, наверное, что-то ищешь, да? Может быть, потом ты…
Его глаза сияли, и Сэмюел подумал: это же надо было лететь через века, чтобы в итоге наткнуться на деревенского сумасшедшего! Метакс напоминал ему одного попрошайку, которого он не раз встречал на улице Барнбойм. Тот, в зависимости от настроения, то оскорблял прохожих, то лез к ним с поцелуями. Однажды городская служба забрала его, и с тех пор он больше не появлялся. Темная история.
— Я ищу отца. Ты знаешь, где он?
— Ищешь отца? — переспросил пастух, расплываясь в широкой улыбке. — А может, это был вовсе и не твой отец? Если бы это был твой отец, он бы сказал тебе, где он.
— Влад Цепеш, — произнес Сэм. — Это имя тебе о чём-нибудь говорит?
— Влатсепеш? Странное имечко, клянусь бараньим рогом! Во всяком случае, нездешнее. А тебя самого как звать? Я свое имя сказал, теперь ты должен сказать свое.
— Э… Сэм.
Этот ответ несказанно обрадовал Метакса.
— Ага! Сэм! Сэм из камня! Самос, да-да, да здравствует Самос! Ты голоден, Самос? Пошли в хижину, говорю же, я дам тебе молока и меда!
Не дав Сэму ответить, он свистнул, сунув в рот два пальца, и созвал животных, после чего бросился бежать по долине, выкрикивая что-то непонятное:
— Олдилой! Олдилой, хэй! Олдилой!
Аргос с лаем носился вокруг стада, и вся компания катилась вниз по склону на бешеной скорости. Да они тут все сумасшедшие — и пастух, и козы, и пес!
Через несколько секунд Сэмюел снова от них отстал, хотя не щадя исцарапанных ног скакал по каменистому склону, стараясь не потерять их из виду. Еще двадцать минут утомительного кросса — и он добежал до оливковой рощи, рядом с которой примостилась неказистая деревянная хижина. Козы разбрелись среди деревьев, а Метакс разводил костер. Больше на горизонте никакого жилья видно не было.
— Куда ты подевался, Самос? — вдруг заговорил он. — Я уж думал, ты залез обратно в свой камень!
— Просто за тобой трудно угнаться, — тяжело дыша, проговорил Сэм.
— Ага! Конечно, ведь я лучший пастух в Дельфах! Про меня прямо так и говорят: «Метакс бегает как ветер!»
Дельфы. Это название было знакомо Сэму, но откуда? Честное слово, в следующем году он будет внимательнее слушать учителя истории.
Молодой пастух вытер руки, перепачканные углем, и пристально оглядел гостя с головы до ног.
— Да ты, я смотрю, ничего не привез?
— Ничего не привез?
Метакс грустно покачал головой.
— Нет, для его сына ты слишком мало знаешь! Зачем ты тут, если ничего не привез?
— Чтобы его найти! Я же сказал!
— Вообще-то он был одет так же, как ты. Но лет ему было раза в три больше, да-да! Знаешь, у меня самого отца-то нет…
— Очень жаль, я…
— Вообще-то и матери тоже нет. Нет-нет, матери тоже нет.
— Я… Я тоже потерял мать, — признался Сэм, понемногу понимая, что вряд ли добудет здесь сведения, которые ему так нужны.
— Ты потерял мать? Как?
— Ну…
Как объяснить, что три года назад мама попала в аварию и умерла вскоре после того, как машина несколько раз перевернулась, выкатившись на обочину. Ведь он, похоже, попал в эпоху, когда еще и колеса-то не изобрели! Не говоря уж об автомобилях…
— Она упала. С высокого холма. Примерно вот такого.
— Великий Аполлон! — в ужасе вскричал молодой человек. — Холмы созданы для того, чтобы растить цветы и водить туда стада! Не для того, чтобы умирать! Ты, наверное, очень горевал, Самос! У меня было по-другому, я даже не знаю, о ком плакать: я никогда не видел своих родителей. Меня положили на ступени большого храма на двенадцатый день месяца Бисия.[9] И там меня подобрали жрецы.
Жрецы, храм, Аполлон… Сэмюел, похоже, оказался где-то в Античности. Как жаль, что он никогда не умел отличать греческих богов от римских…
— Но оказалось, что городская жизнь не для меня, — вздохнул Метакс. — Жрецы мне так прямо и сказали: ты совсем как твои козы. Мне всего-то и нужно — небо, трава и чтобы собака была рядом. Зато пастух я отличный! Лучший в Дельфах! И лучших своих коз я всегда отдаю храму!
Сэмюел почувствовал, как сердце наполняется жалостью к Метаксу: нет, он не безумен, а просто бесконечно одинок.
— Я должен найти отца, — тихо произнес Сэм.
И пастух, похоже, сразу понял.
— Конечно, Самос, тебе надо найти отца. Мать-то ты ведь уже потерял… Давай, давай, заходи в хижину.
Он выхватил из костра ветку и зажег ею маленькую глиняную лампу у входа в хижину. Они вошли в скромное жилище, построенное из веток, грубо промазанных чем-то вроде глины. В лачуге было две комнаты, одну почти полностью занимала каменная печь, а другую, как объяснил пастух, он использовал для заболевших коз или для тех из них, кто должен был вот-вот родить. Окажись здесь тетя Эвелин, она бы точно достала из сумочки дезодорант: запах в хижине стоял примерно такой же, как рядом с обезьяньей клеткой в зоопарке Сент-Мэри. Метакс осветил кучу предметов в дальнем углу. На первый взгляд похоже было на свалку: ракушки, куски гнутого железа, обрывки ткани… Но сам хозяин, похоже, ужасно гордился этим хламом.
— Я храню здесь свои сокровища! Смотри!
Пастух нагнулся и извлек из кучи обломки какого-то твердого зеленого материала.
— Вот, Самос, твой отец их оставил! Да-да, твой отец!
Сэмюел повертел обломки перед огнем: это явно был пластик. Куски зеленого пластика.
— И много у него таких было?
— Больше, чем у меня пальцев на руках! Это он уж потом всё растоптал, когда вернулся. И осколки этой странной глины были повсюду. Но я видел, как он это делал, я всё видел! Даже то, чего видеть не следовало!
— И что же ты видел, Метакс? Можешь рассказать?
Пастух помрачнел.
— Нет-нет, я должен молчать, я обещал. Молчать как могила, иначе…
Он бросил взгляд на выход, словно опасаясь, что за ними следят. А потом снова указал на куски пластика.
— Но их-то я могу тебе показать, Самос, правда? Это ведь не то же самое, что рассказать?
— Этот предмет отец привез с собой в Камне, да?
— Да-да, ты наверняка его сын, раз знаешь! Он явился с этим зеленым предметом!
— И с чем-нибудь еще?
Метакс помедлил, а потом, не отводя глаз от оливковых деревьев снаружи, выудил из кучи хлама металлический стерженек, который с неожиданной почтительностью протянул Сэму.
— Понимаешь, я слышал шум. Да-да, прекрасно слышал, и правым ухом, и левым! Такой шум могут производить только боги, это уж точно!
Сэмюел повертел стерженек в руках. Сверло. Сверло от дрели… Видимо, беспроводная модель. Такие можно подзарядить, и они работают без электричества. Интересно, что отец хотел сделать в этом мире с помощью дрели?
— Он дал тебе две бараньих головы, чтобы ты молчал, да?
Метакс зажал рот руками, будто ему было запрещено отвечать. Более ясного ответа и не требовалось.
— Так это тот самый зеленый предмет, который он привез, производил такой шум? А что-нибудь еще от моего отца осталось?
Пастух украдкой глянул в противоположную часть комнаты. Там, на раздолбанном деревянном сундуке (можно предположить, его выбросило на берег после кораблекрушения, подумал Сэм), лежало что-то вроде куклы в сером платье. Сэмюел взял лампу и подошел поближе. Кукла оказалась глиняной (предположительно женской) фигуркой высотой примерно в пятнадцать сантиметров. Лицо было едва намечено.
— Я слепил, — гордо сообщил Метакс.
— Она очень… очень красивая, ты молодец. Это женщина?
— Ну да. Только не просто женщина, а моя собственная мама!
— Твоя мама? Но ты ведь сказал, что не знал родителей.
— Это моя новая мама, да, та, которая меня защищает. Ну, то есть моя дельфийская мама. Иногда я пытаюсь пойти на нее посмотреть, но мне не очень разрешают… Когда я ухожу, Аргос сам присматривает за стадом.
Речь пастуха становилась всё более бессвязной, словно «дельфийская мама» вывела его из равновесия.
— Как ее зовут?
— Ее нельзя называть… Ну, то есть настоящим именем нельзя. Это… это оракул, понимаешь?
— Оракул?
— Самос, ты что, не знаешь, кто такой оракул? Дельфийский оракул? Вот твой отец — он знал.
— Да-да, оракул, конечно! — закивал Сэм, хотя понятия не имел, о чём речь. — Просто я не ожидал. Оракул — это ведь не шутки!
— Еще бы! Но она меня очень любит. А вот это платье, — добавил он, поглаживая статуэтку, — его твой отец сделал. Он же умеет, да?
Отцу определенно для чего-то нужно было задобрить пастуха. И это не считая двух бараньих голов, которые он добыл незнамо откуда! Нет, ну правда, кто путешествует во времени с бараньими головами?
— Можешь ее подержать, если хочешь, — добавил Метакс. — Она тебе тоже поможет.
Сэмюел осторожно взял в руки фигурку с округлыми формами. Рубаха на кукле была выкроена из грубого льна, похожего на тот, из которого сшита одежда Сэма. Еще один знак. Возвращая оракула пастуху, Сэмюел заметил на ткани черточки и точки.
— Это мой отец нарисовал?
— А, да-да, это он. У него очень ловкие руки, очень ловкие. Показать?
Он развязал веревку, удерживающую рубаху на кукле, и протянул ткань Сэму. Развернув ее, тот обнаружил, что держит в руках прямоугольник размером примерно с машинописный лист с отверстиями для головы и рук. На ткани были нарисованы маленькие квадратики с точками и буквами, которые Сэм не мог расшифровать.
— Ты знаешь, что это означает?
— Ну нет, я читать не умею. Жрецы как-то пытались меня научить, но…
Рисунок напоминал ряды домиков со стрелками и непонятными подписями. Похоже на карту с названиями улиц. Сэмюел хотел было спросить, не может ли это быть какое-нибудь место в Дельфах, но тут Аргос оглушительно залаял. Метакс бросился к выходу: к хижине карабкались по холму несколько человек, вооруженных палками.
— Эй, Метакс, ты там? Не бойся, мой мальчик, мы не причиним тебе вреда! Нам только надо задать несколько вопросов…
— Это добрый жрец, — шепнул молодой человек. — Он идет за мной! Он думает, что… думает, что…
Он дрожал всем телом и не мог закончить фразу.
— Что думает? — подбодрил его Сэм.
Но пастух только пятился вглубь хижины, в то время как люди с палками подходили всё ближе.
— Эй, Метакс! Мы знаем, что ты там! Вон твои козы, и собака тоже тут. Не валяй дурака!
Сэмюел решил вмешаться:
— Он здесь, он не прячется!
Через оливковую рощу шли шестеро мужчин, все как один загорелые и бородатые, одетые в такие же туники, как у Метакса, только чистые. Самый старший, с длинными седыми волосами, был, без сомнения, тем самым «добрым жрецом». Он подошел к двери и уставился на Сэма.
— А ты кто такой?
— Я друг Метакса. Сейчас он выйдет.
— Никогда тебя здесь не видел. Как твое имя?
— Это Самос, — вдруг вынырнул из тени пастух. — Он друг моих друзей, во как! Самос Самосский.
— Самос Самосский? — переспросил старик. — С воображением у твоих родителей было туговато! Но я пришел поговорить с Метаксом. Поди сюда, мой мальчик.
Старик выглядел огорченным, но все остальные сохраняли суровые лица. Жрец положил руку пастуху на плечо, и тот посмотрел себе под ноги.
— Метакс, ты ходил в город три дня назад?
Молодой человек не сводил глаз со своих босых ног и легонько покачивался, перекатываясь с носка на пятку.
— Метакс, я непременно должен это знать. Ты ходил в город три дня назад?
Пастух продолжал молчать. Слышны были только гул насекомых, блеяние коз и частое дыхание Аргоса, растянувшегося поддеревом.
— Боюсь, ты не ошибся, Лидий, — вздохнул старик. — Видимо, в тот день он и в самом деле был в Дельфах.
— Конечно, я не ошибся! — воскликнул коренастый брюнет, помахивая палкой. — Я своими глазами видел, как он шатается рядом с сокровищницей афинян…[10]
Метакс вдруг бросился на землю и попытался проскользнуть у мужчин между ног. Но те дружно навалились на него, прижали к полу и связали.
— Я ничего не делал, добрый жрец! — кричал юноша, пока его поднимали на ноги. — Я хороший пастух!
— Видите! — взвизгнул Лидий. — Он пытался убежать! Это доказывает его вину!
— Метакс, — проговорил старший жрец, стараясь держать себя в руках. — Послушай меня и перестань плакать. Отвечай: это ты украл Пуп земли из сокровищницы афинян? Ты или нет? Метакс, скажи мне правду, это твой единственный шанс!
Пастух поднял на него глаза, полные слез.
— Добрый жрец, я ничего не делал! Клянусь, я ничего не делал!
Жрец с досадой махнул рукой.
— Теперь архонт[11] пожелает их допросить. Ничего не поделаешь, придется вести обоих в дельфийскую тюрьму.