Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.

Глава десятая. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. «ЖОКЕЙ-КЛУБ» И «ВЫСОКАЯ ПОЛИТИКА»

Опять Перлоф покидал пансионат в дурном настроении. Ксения просила, чтобы он поскорее увез ее из Константинополя... Он надеялся, что рекомендованный ему профессор действительно светило: придет, поставит диагноз, пропишет лекарства и вылечит. Оказалось, болтун! Фон-Перлоф стал думать о последней встрече с Шабролем. Правильно ли он вел себя в «Жокей-клубе», не сделал ложного или неперспективного хода? Что-то беспокоило Перлофа. Слишком уж откровенно шел француз на контакты. Какова его цель? Действительно хочет получить сотрудника для борьбы с международным большевизмом, сделать подарок Дезьем бюро и нажить на вербовке политический капитал? Или только играет: ему стали известны мои связи, и, пользуясь ими, он хочет получить канал для выхода на Врангеля. Какой в этом смысл сейчас? А если иметь в виду будущее, — дает ли это реальные перспективы? Даст, без сомнения... В то же время он, Перлоф, по-прежнему не знает своего партнера: наружное наблюдение не дало ничего компрометирующего — скупает ковры, «грешит» на валюте, ведет беззаботный образ жизни, щедро оплачивает свои удовольствия. Может, он «законсервирован»? С какой целью станут французы держать в Константинополе бездействующего агента? Сомнительно... «Факт сам по себе глуп, умна только система фактов», — сказал Бальзак. Но где она, система фактов, касающихся м’сье Шаброля?.. Ее нет... Может, он с моей помощью будет стараться войти в контакт с советской разведывательной службой — продаст им меня со всеми досье? И такая возможность не исключена. Надо быть крайне осторожным, ведь оба первых раунда он выиграл. Первый — на яхте, когда уезжал из Галлиполи. Второй — в «Жокей-клубе», когда согласился на организацию конторы.

...М’сье Роллан Шаброль пришел с небольшим опозданием. Изящный, поджарый, ослепительно улыбаясь, не делая даже попытки принести извинения за задержку, сказал лишь, что виновата дама: имея дела с женщинами невозможно определить хотя бы примерно, когда освободишься... И, пригласив Перлофа к своему столику, начал сразу о деле: нужна контора, уже теперь, немедля, служащая достаточным прикрытием. Он согласен — такой «крышей» будет частное розыскное бюро, русское, разумеется. Он дает деньги на организацию, он снимает помещение. От господина фон Грааса требуется лишь пять-шесть дельных работников во главе с достаточно известным в России жандармом.

— Где я возьму этого жандарма?! — возразил фон Перлоф. — Известные люди на улице не валяются.

— Именно, именно на улицах Константинополя, мой дорогой генерал, — возразил Шаброль. — Я осмеливаюсь даже подсказать вам фамилию: Кошко. Кажется, он служил в российском... как это?.. уголовном розыске.

— Невозможно! — вырвалось у Перлофа. Раскуривая сигару, он лихорадочно думал о том, что француз знает слишком многое и привлечение в их бюро человека Климовича крайне нежелательно. — Эта кандидатура весьма сомнительна, м’сье Шаброль.

— Отчего же? — француз, казалось, откровенно издевается. — Вы же в Крыму работали вместе?

— У господина Кошко после эвакуации изменились взгляды. Кроме того, он человек из другого ведомства, и... мне не хотелось бы опираться на работника, в котором я не уверен.

— О-ля-ля! — беспечно всплеснул руками француз. — Не уверены — и не надо! Это ваша компетенция. Деловые разговоры отныне мы будем вести на улице Пти-Шан.

— Почему на улице? — Француз решительно ставил Перлофа в тупик.

— Разрешите, я прочту вам объявление, которое мы дадим сегодня в газеты? — Роллан Шаброль начал читать: — «Частное розыскное бюро. Дирекция бывшего института уголовного розыска в России». Кошко или кого-то другого, вы назовете фамилию... «Розыски по всем делам уголовного характера, имущества и лиц без вести пропавших — независимо от территории. Справки о кредитоспособности, наблюдение по делам гражданских и личных отношений. Агенты всюду. Все поручения в строжайшей тайне...» Ну, и адрес. Константинополь, Пти-Шан, Пассаж, Дандрия, четыре.

— Однако ловко! — воскликнул Перлоф. — Это бюро развязывает нам руки, м’сье Шаброль!.. Я восхищен.

— Благодарю, генерал. Вот вам ключи от офиса. А вот, в конверте, триста фунтов — на первое время.

— Я должен дать расписку?

— Ну что вы, что вы, мой дорогой?! — решительно запротестовал француз. — Ведь мы компаньоны.

— А если я скроюсь? Вернусь в Россию? Уеду в Бразилию? Мало ли что! — настаивал фон Перлоф.

— Будем считать, Роллан Шаброль потерял еще триста фунтов. Это, конечно, немало, но, надеюсь, я верну их на другой операции.

— Я хотел бы... План работы... задачи... разделение функций, — уже сдавался Перлоф.

— Открывайте контору, мой друг, — француз оставался беспечным. — Потом мы договоримся. А если вас что-то не устроит в нашей совместной фирме, мы без сожаления разойдемся. Это вас устраивает?

— Да. Мы не должны встречаться на людях.

— Разумно, мой генерал! Мы оговорим и это. А пока выпьем за нашу коммерческую сделку.

Вспоминая вчерашнюю беседу — реплику за репликой, фон Перлоф, окончательно убедившись в том, что имеет дело с опытным разведчиком, и не находя своих явных промахов, упрекал себя лишь в том, что инициатива целиком исходила от француза, он же был стороной обороняющейся, как бы пассивным спаринг-партнером.

Фон Перлоф нервничал: ехал на встречу с главнокомандующим и опаздывал. Автомобиль еле тащился, зажатый плотной толпой. Никогда не знаешь в этом Константинополе, сколько уйдет времени на дорогу, рассчитать невозможно: на каждой улице то базар, то скандал или драка. Шофер-поручик беспрерывно жал на клаксон, но скорость не увеличивалась. Врангель, пунктуальный до фанатизма, требовал точности от подчиненных. Человек, опоздавший к нему лишь раз, вызывал неудержимый гнев, дважды — просто переставал существовать. К счастью, «паккард» подъехал к мрачному, как саркофаг, отелю «Крокер», где размещался штаб оккупационных войск, в момент, когда из дверей показался главнокомандующий в сопровождении офицера-порученца. Врангель был взбешен и, всегда сдержанный, сегодня не скрывал своего состояния — на виду у офицеров разных армий. Шофер, проворно обежав мотор, открыл переднюю дверцу. Врангель, однако, сел рядом с Перлофом, отпустил офицера и казака-конвойца, приказал ехать, сказал:

— Харингтон — наместник английского бога в Константинополе! — ни к чертовой матери! Торгаш! Все разваливается, Перлоф! Мы одни! Вокруг только враги русской армии. Они хотят уничтожить ее, развеять!

— Случилось что-либо, ваше высокопревосходительство? — спросил фон Перлоф. Таким несдержанным, в истерике, он не видел Врангеля даже при бегстве из Крыма. — Плохие новости от генерала Шатилова?

— Э, — отмахнулся Врангель. — Павлуша, как всегда, не спеша поспешает. Затянул переговоры на Балканах — дальше некуда! С величайшей почтительностью обивает пороги Софии и Белграда, не гнушаясь и кабинетов этого социалиста Стамболийского. Забрасывает нас клерными[6] телеграммами. Потрясающе! — длинный и тонкий рот его с чуть отвислой нижней губой презрительно скривился. — Не говорите ничего, генерал! И не защищайте его: Павлуша — милый и благородный человек, мой старый друг и сподвижник, но он слишком интеллигентен для военного и никудышный дипломат.

Фон Перлоф молчал. Думал, куда целит Врангель.

— А у меня армия! Армия, Перлоф! Солдаты держатся наготове ценою величайших усилий. Армия — как пушка без смазки: застоится — не выстрелит. Положение в лагерях ни к чертовой матери! Даже такой тип, как Кутепов, не справляется, а крепче генерала, чем он, у меня нет. — Врангель хлопнул себя по колену. Удлиненное лицо его оставалось расстроенным, резче обозначились складки между бровями.

«Интересно, чем его так вывел из себя сэр Герберт Харингтон? — думал фон Перлоф. — И вообще, зачем, изменив крымским убеждениям, он опять полез к англичанам? И почему сделал это втайне от меня?

— Опять один я в ответе за все, — с трагическими нотами в голосе продолжал Врангель. — Недальновидные штафирки — что им русская армия! На запад нас не пускают? Нет! Италия, Греция, Франция — клубок змей, где все боятся друг друга. Может, нас пустят на восток господа союзнички?! Наплевав на собственную гордость, забыв обиды, я иду с поклоном к англичанам. Дорогой, многоуважаемый, досточтимый сэр Харингтон! Господа! Союзники! Друзья! Пропустите армию на Кавказ. Там нужная вам нефть, там хлопок. Мы пройдем туда, как нож через масло. Большевистские силы слабы и разрозненны, армяне, грузины, горцы — все стремятся к самостоятельности, тянут каждый в свою сторону. Я уверен, мы поднимем и Дон, и Кубань! Армия начнет расти, как снежный ком! А сэр Герберт Харингтон?! Он спокоен и величествен, словно бог Саваоф: «К сожалению, мы не можем пропустить вас на Кавказ, барон. Вы забываете про Мустафу Кемаля, что сидит в Ангоре и запер всю Восточную Анатолию». — «Уберите этого Кемаля, черт возьми! Вокруг него, как я слышал, много «друзей»-генералов, каждый из которых готов к перевороту». — «Но союзники поддерживают султана». — «Кто именно?» — «Мы и французы, барон».

— Французы уже начали игру с Кемалсм, — вставил фон Перлоф. — Франклен-Буйон ездил в Ангору, зондировал почву о франко-турецком договоре. В противовес турецко-московскому.

— Вот видите! Почему же вы не дали мне в руки такой козырь?

— Вашему высокопревосходительству не угодно было предупредить меня о визите к сэру Харингтону.

— Да, да, — рассеянно проговорил Врангель. — Я вас искал с утра. — И, переводя разговор, спросил: — А что такое Кемаль?

— Извольте, ваше высокопревосходительство. Мустафа Кемаль — сын таможенного чиновника. Получил хорошее военное образование — в Салониках, Монастыре, в Константинополе, где закончил Академию Генерального штаба. Был связан с младотурками, состоял в тайной антисултанской организации, затем порвал с нею. Энергичен, способен зажигать массы. Участвовал в реорганизации армии. Командует отрядом в Триполи — разбивает итальянцев. В Балканской войне одерживает несколько убедительных побед. После мира — атташе в Софии. В мировой войне — герой обороны Дарданелл, но выступает против диктата немецкого генерала фон Сандерса.

— Ого! — уважительно воскликнул Врангель. — Это занятно. Надо знать.

— В группе генерала Фалькенгейна Кемаль командовал армией. Ведя свою армию из Палестины домой, приказывал раздавать оружие населению. Затем, получив назначение на пост генерал-инспектора Анатолийской армии и объединив генералов, возглавил борьбу с султаном, отказавшись от титула паши и подав в отставку. И тут же он создает в Ангоре национальное правительство и национальную армию. Назначен верховным главнокомандующим, а после разгрома греков на Сакарье — маршалом с присвоением титула «гази», что значит «победитель». Храбр, самолюбив, властен. Опытный, дальновидный политик. Его конкуренты — Карабекир-паша, командующий армией в Восточной Анатолии, у большевистских границ; Энверпаша, бывший зять султана, авантюрист без армии; Хюсейн Рауф — морской офицер и министр, проанглийской ориентации.

— Не тот ли, что подписывал перемирие?

— Точно так, ваше высокопревосходительство. В Мудросской бухте острова Лемнос, на борту британского линкора «Агамемнон», сданного затем на слом.

— Надо же — на Лемносе?! — Врангель отходил после беседы с Харингтоном. — Все, о чем вы говорите, очень полезно и имеет определенное значение. Продолжайте.

— Рауф и начал продавать Турцию Великобритании. Он отдавал победителям флот, форты, аравийские и персидские территории, контроль над радио- и телеграфными станциями и многое другое.

— Да, великие бритты своего не упустят.

— Рауф был удержан англичанами в Константинополе, доставлен в Мальту. Вернулся в Ангору другом и сподвижником Кемаля. Однако раскол между ними усиливается. Рауф не одобряет ставку Мустафы на народ и народную армию, осуждает его связь с Москвой, стремление выгнать из Турции не только западные армии, но и представителей деловых западных держав. Наиболее опытный и опасный противник турецкого диктата. Не считая Энвера, — этот готов с нами блокироваться.

— Да, да, — поморщился Врангель. — Мне докладывали. Он хотел аудиенции, но мне посоветовали избежать ее: союзники не простили ему визит в Берлин, в красную Россию и панисламистскую пропаганду.

— Он собирается пробраться в восточную Бухару, чтобы создать султанат, объединяющий мусульман Средней Азии и Кавказа. Если Энвер начнет хорошо, не сомневаюсь: англичане поддержат его оружием и золотом.

— Ваша осведомленность, фон Перлоф, как всегда, поразительна. Но что делать мне? Франция заигрывает с Кемалем. Кемаль — с Лениным, англичане хранят «мудрый» нейтралитет, итальянцы тоже косят в сторону Советов, их суда из «Ллойда» шныряют с грузами из Батума в Константинополь, из Трапезунда в Одессу. Черт знает что! «Мы не можем не считаться с английским общественным мнением, — заявил мне сэр Харингтон. — А ваши покровители продолжают трубить на всех перекрестках о Единой и Неделимой». Ох уж эти «покровители!» Что берлинские, что белградские! Раскудрявый буян Марков, белобородый мудрец Корсаков, этот карлик Трепов! — разве они лучше господ Милюковых? Мы снова между двух жерновов.

— Прошу прощения, — сумел вставить Перлоф. — Имеется еще новость: приказ генерала Кутепова за номером шестьсот восемьдесят семь. Разрешите?

— Читайте, — отмахнулся командующий.

— «Сегодня корпусной суд вверенного мне корпуса, — начал контрразведчик на память, доставая и разворачивая бумагу, — разобрав дело о подпоручике Корниловского артиллерийского дивизиона Василии Успенском, признал его виновным в том, что он вступил в тайное сообщество, с агентами иностранных держав, поставивши себе цель — распыление русской армии. Во исполнение сего он агитировал среди воинских чинов, содействуя самовольному отъезду их из Галлиполи, собирал и доставлял в пользование сообщества требуемые им для вышеуказанной цели сведения об армии и о составе и вооружении органа борьбы с политическими преступлениями, направленными против армии, сознавая, что своей деятельностью он способствует враждебным против армии действиям, потому и на основании статей двадцать четвертой Уголовного уложения приговорил: подпоручика Василия Успенского лишить всех прав состояния, чина, дворянства, звания, исключить с военной службы и подвергнуть смертной казни через расстреляние...»

— Действительно продался?

— Нет. Возражал против порядков в лагерях.

— Но каков наш генерал от инфантерии! Сколько раз ему говорить: поменьше приказов, Кутепов, поменьше! Захотел повесить подпоручика — повесь, но зачем же трубить об этом «во всех ротах»! Идиот!..

В ЦЕНТР ИЗ СОФИИ ОТ «0135»

«Посетил Софию, Белград, Париж. Сремски Карловцы. Приближающийся правительственный кризис тормозит решение о принятии русских контингентов. На позицию Болгарии влияют: стремление загладить свое участие в войне на стороне Германии и угодить Франции в ликвидации врангелевских лагерей; желание повторить жест Сербии, заявившей о принятии части русской армии; надежда поправить финансовое положение, обменивая левы на иностранную валюту, получаемую за счет содержания принятых контингентов.

Вязьмитинов, получивший полномочия от Шатилова, через Топалджикова добился решения, не проведенного через Совет министров, о немедленном приеме Болгарией бригады Гусельщикова, получившей право сохранить воинскую организацию, форму, дисциплинарную власть и суд чести. Офицерскому составу разрешено сохранить оружие. Шатилов подтвердил согласие Врангеля на неукоснительное соблюдение обязательных условий болгарского правительства. Первое — русские будут прибывать в организованном виде со своим командным составом. Второе — верховное командование дает поручительство в их благонадежности.

В Белграде никаких сдвигов: на письма Пашину ответов нет. Штрандтман осторожничает. Шатилов уехал в Сремски Карловцы. Здесь будет располагаться штаб Врангеля, и уже прибыла группа офицеров во главе с генералом Архангельским.

Развиваются сношения с генералом Миллером в Париже по ассигнованию армии. Ускорению решения вопросов о принятии воинских частей способствует генерал Хаджич, вставший во главе военного министерства. Обещано не только расселение частей, но и решение правительства о сохранении воинской организации.

В течение десяти дней сопровождал Шатилова в поездке в Париж. Цель — активизация действий Миллера.

Шатилов высоко оценил представителя Врангеля во Франции: эрудит, скромен, спокоен, владеет языками. С его помощью были приняты генералом Вейганом. Тот сочувственно выслушал просьбу о сохранении в конcmaнmинопольских лагерях прежнего порядка и пайка; о прекращении давления на главное командование; о твердых рекомендациях французским оккупационным властям не препятствовать перевозкам русских воинских частей в Болгарию и Сербию. С подчеркнутой откровенностью Вейган изложил позицию основных сил на международной арене. В обоих государствах весьма сильны левые элементы, с которыми правительства обязаны считаться. Вейган обещал содействие, хотя подчеркнул: ныне военные власти отошли на второй план, посему и вопросы, поднятые Шатиловым, выходят за компетенцию его штаба и обязывают к согласованию с рядом министерств, что потребует времени и значительных усилий. Врангелю посланы обнадеживающие отчеты о визите во Францию.

В Сремски Карловцах получена телеграмма Вязьмитинова: болгарское правительство согласилось принять значительную часть армии. Из Парижа Миллер сообщил о получении еще 200 тысяч долларов и полутора миллионов франков, ассигнованных на нужды армии.

Преимущественный курс Врангеля на Болгарию объясняется и низким курсом лева: содержание одного человека в Сербии равняется содержанию четырех в Болгарии. Главком пытается заинтересовать болгар предложением открыть в Софии военную академию для русских и болгарских офицеров под командованием генерала Юзефовича, ибо Болгария по мирному договору не может иметь академию. Предложение встречает сопротивление: сербский представитель Врангеля боится осложнений с правительством. Вероятно, вопрос будет снят. В Болгарии и Сербии гражданская русская эмиграция представлена правым крылом — монархисты старого типа, рейхенгальцы. Активизируется ряд их авторитетных представителей. Открыто высказывается недовольство Врангелем, которого называют чуть ли не милюковцем. Послезавтра возвращаемся в Константинополь.

0 13 5».

В ЦЕНТР ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ ОТ «БАЯЗЕТА»

«Миссия Шатилова на Балканах завершена. В Болгарии предписанием Врангеля будут сосредоточены: бригада Гусельщикова — 4573 человека, группа Витковского из числа Первого корпуса — 8336 человек. В Королевстве СХС[7]: кавдивизия Барбовича для несения пограничной стражи — 4103 человека, отряд Фостикова (примерно 3000) и технический полк — 1500 человек — на общие работы, строительство железных и шоссейных дорог. Следом на Балканы предполагается перевести три кадетских корпуса, кавалерийское училище, галлиполийскую гимназию, лазареты, семьи. В лагерях остается более десяти тысяч. Французы объявили о снятии с пайка еще 2500 человек, которые будут питаться из средств главкома, Лиги наций и АРА[8].

Распространен приказ командирам частей по переброске в Сербию и Болгарию: «... Части армии, перевозимые в первую голову, будут устроены на различного рода работы... Остальные же (1-й армейский корпус) за отсутствием пока аналогичных предложений сохранят порядок жизни войсковых организаций и будут расположены казарменно... Армия должна существовать в полускрытом виде, но армия должна быть сохранена во что бы то ни стало». Переброска началась. Французы во избежание эксцессов стараются не пускать главкома в лагеря. Врангель посылает эмиссаров приглядывать за Кутеповым. Несмотря на обнадеживающие приказы вывезти всех, в Галлиполи отдан приказ рыть землянки, готовиться к зиме.

«Лукулл» — водоизмещением 1600 тонн — находится на рейде Босфора, недалеко от фарватера. Шесть офицеров, 33 человека команды, 18 конвойцев, два адъютанта. Охрана круглосуточная — парные часовые, дежурный офицер. Главком живет на яхте без семьи. Возвращается после семнадцати. Вечерами — переписка, дневники, разбор архивов. Настроение подавленное.

Баязет».

Надпись на информации:

«Передать «Баязету»: предпринять все возможное для перебазирования с Кутеповым в Болгарию. Любые контакты с «Доктором» до особого указания исключаются».

Еще надпись на информации:

«Ознакомить «Бая зет а» с докладом К. Е. Ворошилова и С. М. Буденного «О предполагаемом десанте Врангеля в 1921 году»: запросить информацию».

Приложение 1 к информации «О предполагаемом десанте Врангеля»:

«Возможно, высадка десанта врангелевцев вместе с казаками на Черноморском побережье, наиболее вероятная — в районе Анапа — Джобгская. Поставленная задача — удержать (в случае невозможности сбросить десант в море) до подхода подкреплений Новороссийск и перевалы на путях к Краснодару с линии Анапа — Тенгинская и запереть при содействии курсантов перевал Гойтх. Для активной борьбы с десантом предполагается сосредоточить:

а) в районе Краснодар не менее 2-х дивизий 1-й Конармии (не считая особой бригады) — походным порядком;

б) в районе Новогитаровская по железной дороге 1 — 2 бригады 2-й Донской стрелковой дивизии.

Задача 1-й Конармии в случае десанта — быстрым выдвижением небольших (в соответствии с местными условиями) частей с пулеметами закупорить перевалы Тубинский, Белореченский, Марух, Клухорский. Нахарский, дабы не дать противнику возможности просачиваться с побережья в Майкопский, Лабинский, Баталпашинский отделы с целью поднять восстание или добиться усиления бандитизма. В качестве резерва и для обслуживания ныне занимаемого района оставить в Майкопском, Лабинсюом, Баталпашинском отделах кавдивизию. Две кавдивизии походным порядком и срочно сосредоточить в районе Краснодар — Васюринская.

Август 1921 года.

Комвойск Ворошилов.

Член РВС — Буденный».

Приложение 2 к информации:

«Согласно сообщения «Баязета» вероятность десантирования врангелевского отряда представляется ничтожной. Около трехсот штабистов Врангеля прибыло в Сербию».