Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.

1

Шаброль нервничал: Мадлен Лepya не пришла на встречу. Акклиматизация ее прошла хорошо, она изучила город, аккуратно работала, выходила на связь с человеком «Баязета». И вдруг осечка! В такой неподходящий момент — «Баязет» отплывает. Не ехать же, в нарушение всех правил и инструкций, на встречу самому, чтобы передать последнее распоряжение Центра? Ждать вечернего телеграфного вызова Мадлен в одиннадцать — нет времени. Дать объявление в «Пресс дю суар» — вызов на новую встречу — поздно. Что могло произойти? Случай или начало провала?!! Ехать к ней в гостиницу? Ехать в «Жокей-клуб» и посылать к ней Мориса? Нет, Морис исключается: они незнакомы. Это подозрительно. Лучше договориться с портье, предложить деньги. Любовница, мол, исчезла: есть опасения, путается с другим, надо проверить... Нет, и этот вариант опасен. А Перлоф и его люди?.. Нет, категорически!.. Придется ехать самому — все же это иаилучший вариант. И все же накладка.

Шаброль лежал на тахте, закинув руки за голову. Думал. Рассчитывал весь свой маршрут и каждый шаг. «Делал лицо», с которым он выйдет в холл, прикажет, чтоб подали такси, откажется от первого, придравшись к чему-либо (лучше всего — старая машина, грязь в салоне, неприветливость шофера), возьмет второе, а то и третье. Не забыть перекинуться обычной шуткой о девочках с портье, дать чаевые мальчишке-посыльному. И не показать, что торопится, взволнован. Обязательно кто-то увяжется, сядет «на хвост» — Этот усатый, что работает на Дезьем бюро, или милый толстячок из Интеллидженс сервис... Мало ли кто? Холл «Токатлиана» всегда полон агентами наружного наблюдения, потерявшими квалификацию сыщиками, газетчиками и просто любителями подзаработать на любой информации.

Шаброль сделал все как задумал. Он нарочно задержался возле портье, завел разговор о том, что овдовел: «курочка» ему надоела — возросшие требования, просьбы, слезы, — психология любви его совершенно не интересует, ему нужна просто любовь. Пусть друг позаботится: он хорошо знает его вкусы, а гонорар за «срочность» будет, естественно, повышен вдвое. Это тем более необходимо, что торговые дела идут прилично, он устает, а хлопанье картами в «Жокей-клубе» ему тоже надоело... Разговаривая, Шаброль зорко оглядывал холл. Не заметив ничего подозрительного, он все же отказался от такси и, оборвав болтовню чуть не на полуслове (экзальтированному и богатому французу это прощается), бросился навстречу извозчику и приказал ехать как можно быстрее к вокзалу. Там, расплатившись, он попросил обождать его минут десять, а сам, смешавшись с толпой и оглядываясь, не ведет ли за собой «хвоста», проскользнул через другой вход и сел в такси. Шофер со страхом смотрел на пассажира: господин держался за сердце, дышал с трудом, завалившись в неудобной позе на заднем сиденье. Шаброль же просто «тянул» время, поглядывая через заднее оконце автомобиля на вокзальные выходы — не появится кто-либо их тех, кого он заприметил в холле отеля «Токатлиан». Но все было чисто. Он махнул рукой — «поехали» — и, глубоко вздохнув, демонстративно улыбнулся и даже похлопал по плечу шофера, сообщая адрес. Теперь, после некоторых мер предосторожности, можно было ехать в гостиницу. Особенно осторожным следовало быть именно там. Ни на минуту Шаброль не переставал думать о случившемся. Почему связная не пришла? Что ей помешало? Арест? (Кто мог заинтересоваться ею?) Спешка? Боялась привести за собой ненужного свидетеля и «засветить» Шаброля?.. Но ведь у них простые и открытые отношения: беспечный нувориш посещает дважды в неделю свою любовницу... Неужели «засветился» «Баязет» и опасность потянулась с другого конца нитки, не от него?.. Это самое худшее — это провал... Но почему так сразу и провал? «Баязет» — опытный конспиратор. И он сумел бы предупредить через Мориса... Может быть, просто заболела, простудилась... Вот и рассчитывай на женщин. И тут же оборвал себя: женщина всегда вызывает меньше подозрений, частые контакты с ней вполне естественны. К тому же Мадлен Лepya не давала ни малейшего повода к недовольству: быстро акклиматизировалась в Константинополе, хорошо пользовалась легендой, успешно совершенствовалась в турецком языке... Почему же она не пришла к фонтану Кайзера Вильгельма, где они иногда по уговору встречались — неподалеку от мечети, в беседке, огороженной низким заборчиком и кустами. И это в самый нужный момент, когда он обязан был передать инструкции Центра для «Баязета»!

Шаброль не остановил такси возле второсортной гостинички, где на втором этаже, окнами на тихий переулок, жила Лepya. Проезжая мимо, он не заметил ничего подозрительного. Впрочем, если с ней работают профессионалы, разве можно заметить что-нибудь?.. Такси, развернувшись, вновь проехало мимо гостиницы, и, вновь ничего не заметив, Шаброль остановил машину метрах в ста, возле перекрестка. Приходилось рисковать — ничего не поделаешь! Он сказал шоферу, что чувствует себя все же недостаточно хорошо и хочет размять ноги и подышать свежим воздухом. Не нужно и глушить мотор: две-три минуты он походит здесь, не более, а если почувствует себя хуже, сделает знак, и тогда пусть шофер не зевает — подаст машину, придется, видимо, быстро ехать к врачу. Шофер с готовностью согласился, ему нравились богатые и приветливые господа.

Шаброль медленно вылез из такси и, надвинув шляпу на глаза, изменив походку, шаркая ногами, двинулся мимо входа — жалкой одностворчатой двери с матовым стеклом и затертыми, начавшими крошиться ступеньками. Он смотрел перед собой и видел не только вход, но и весь фасад. Окна второго этажа закрыты. Большинство зашторено. Кто и откуда наблюдает сейчас за ним? Каких его действий ждут? Не лучше ли, пока не поздно, повернуть назад?.. Он заставил себя дойти до угла и свернул в переулок. И сразу же заметил: в первом окне номера Мадлен три цветка стояли в обычной композиции: розовый, зеленый, желтый, обе форточки были закрыты неплотно. Ничто не предвещало опасности... А если это ловушка?.. Шаброль пошел обратно. И резко остановился. Переулок был пуст. Он вернулся на улицу, и тут — вот счастье! — на него налетел босоногий мальчишка, дитя Константинополя: верткий, готовый на все.

— Стой! — схватил его за руку Шаброль. — Хочешь заработать лиру? — и повлек его в переулок.

— Что я должен исделать, эфенди? — на замурзанной физиономии светились, точно два уголька, нестерпимо черные глаза.

— Отнесешь письмо.

— Иншаллах![10] — обрадовался мальчишка. — Готов служить!

Шаброль написал измененным почерком на листочке из блокнота: «Не медля спускайтесь. Я в такси». Сказал:

— Пойдешь на второй этаж. Там, где коридор поворачивает, — первая дверь. Входи. Если дама одна — отдай письмо. Если с мужчиной — уходи. Я буду ждать. Вот тебе. Вернешься быстро — получишь еще лиру. Все понял?

— Да, эфенди. Чок позель, эфенди![11]

— Я жду в такси. Беги!

Шаброль вернулся, опустился на переднее сиденье, оставив дверцу открытой. Приказал, стремясь предупредить вопрос таксиста:

— Как только выйдет женщина, подъезжай быстро к подъезду. Я хорошо заплачу.

И тут выскочил мальчишка.

— Лира! Лира давай! — орал он, сияя.

Шаброль сунул ему лиру, и такси, неловко пятясь, подползло к гостинице.

Мадлен спокойно села на заднее сиденье.

— К вокзалу! — повысил голос Шаброль. — Двойная плата! — и посмотрел назад.

Улица оставалась пустой. Ни машин, ни извозчика.

Из гостиницы никто нс вышел. Шаброль посмотрел на Мадлен. Она пожала плечами. Ехали молча. У вокзала пересели в другое такси, и тут Шаброль сказал:

— Почему задержались, мадам? Что-то серьезное?

— По-моему, ничего. Простуда, не более.

— Тогда едем ко мне?

— Я готова, м'сье...

Мадлен рассказывала. Из кранов в ванной била вода. Из комнаты доносились звуки граммофона.

— Три дня назад появился неприятный господин: седой ежик, правая щека дергается. Часто произносит «э... э...»

— Издетский, — определил Шаброль. — Фигура малоприятная: жандарм, фанатик, не разведчик. Ну, и?..

— Стал ухаживать — чрезмерно, не давал прохода. Приглашал ужинать, приносил цветы. А вообще следил, чередуясь с другим типом. Я все дни никуда не выходила. Вечером еле отделалась: вам, мол, следует совершенствовать французский, произношение ужасное. Позанимайтесь. «С кем же? Может, поможете?» — «Нет, я занята». — «Чем же?» — «Не чем, а кем. Мужчиной». — «Интересен?» — «И богат. Я вам его покажу при случае». Ну и дальше в таком тоне. Утром он подкараулил меня в буфете. «Разрешите, подсяду?» Что делать? «Садитесь». Он мне в кофе и насыпал что-то, видно.

— Не забывайте мелочей, деталей.

— Я отчетливо все помню. И как проветриться вышла, и как по магазинам и улицам водила его. Он — опытный. Я все время чувствовала его за спиной, но не видела, и только раз он вынужден был «раскрыться» — я зашла в магазин женского белья, ему пришлось ждать в меняльной конторе, через улицу. А второго выхода не оказалось. Мы и столкнулись. Я — в гневе. Он извинился, прикрывшись ревностью и страстной любовью, исчез и передал меня своему подчиненному — все в нем крупное.

— Этого не знаю. — сухо констатировал Шаброль.

— Чувствую, начинаю опаздывать. Нервничаю. И какая-то слабость подкатывает, тошнота. И не уйти.

— Что было у вас с собой? — перебил Шаброль.

— Сумочка, — потерянно ответила Мадлен.

— А там? Перечисляйте! Все! Подробно!

— Немного косметики. Деньги — тоже немного. Два платка: я немного простужена. Газета... и пистолет.

— Как! — ахнул Шаброль. — Я же предупреждал! — Но я боялась, особенно вечерами. Это так страшно быть все время одной. И ночью, Шаброль.

— Дальше?

— Я все же ушла. Услышала рожок конки. И в последний момент вскочила, на повороте. Дорога пошла под гору. Он не успел догнать. Бежал и отстал.

— Хорошо.

— Нет, — сказала девушка. И повторила: — Нет, нет, Шаброль. Набралось очень много народа, меня сжали. Мне стало совсем плохо. Чувствую, теряю сознание, вот-вот упаду. А вдруг в конке тоже их человек? Держусь: только бы не упасть. В глазах мутится. Давят, дышать нечем. И я поползла вниз: чувствую — все. Но не упала некуда.

— Сколько продолжался обморок?

— Думаю, не более двух-трех минут. Но сумочку все время чувствовала. Отчетливо.

— Заметили ли обморок окружающие?

— Не знаю. Вероятно, кто-то поддержал.

— Его вид — турок, русский, англичанин — кто?

— Не знаю. Пришла в себя, кругом равнодушные лица. Сумочка при мне. Приоткрыла, все на месте. На первой же остановке сошла. «Хвоста» не было — точно. Но на встречу опоздала более чем на двадцать минут.

— Почему не поехали ко мне?

— Все же боялась — нарушение инструкции.

— А я должен был — в нарушение всех инструкций отправить вас на встречу с человеком «Баязета». «Ак-Дениз» уходит сегодня в Варну. Если уже не ушел.

— Что делать? — воскликнула в отчаянии Мадлен.

— Думать... Думать о запасных вариантах... Рассуждать... Значит, мой друг Перлоф решил меня перепроверить и пустил по вашему следу своего преторианца? Может быть, это личная инициатива Издетского? Результат его рвения? Ну ничего! Он у меня поедет в Турцию! Срочно! Но и вам, Мадлен, лучше пока скрыться.

Мадлен слушала молча.

— Не расстраивайся, — ободрил ее Шаброль. — Осечки бывают и у опытных людей. Ты хорошо начала. И если за «Внутренней линией» никто не стоит в данном деле, мы вывернемся. Я посоветуюсь с Центром... Но это не решает проблемы — как связаться с «Баязетом»? Я не имею права подвергать его даже минимальному риску.

— А его человек? — робко спросила девушка. — Он уходит на «Ак-Денизе»? Может быть, я поеду в Галлиполи, постараюсь найти его?.

— Исключается! — отрезал Шаброль. — Ты сейчас — яркий огонь, на который летят все мотыльки. Ты должна скрыться... Морис тоже отпадает: фигура известная многим по клубу... Ну, а если эта ниточка в руках у французов? Или у Герберта Харингтона? Опасно... Нет! Нет! Придется ехать на рынок в неурочное время. Вдруг удастся использовать компаньона по торговле коврами?.. Тут что-то есть, что-то есть... Скажем, небольшая партия, которую хорошо бы срочно отправить с верным человеком... Разумеется, минуя контрольный пункт и откупаясь от таможенников. Ковры в Париж... Через Болгарию. А тут кстати, говорят, «Ак-Дениз» идет? — Шаброль загорался. Он сидел в глубоком кресле, закрыв глаза, замерев, опустив голову и сцепив пальцы, как бывало всегда, когда он видел даже самый слабый лучик, освещающий тупиковую ситуацию и помогающий найти выход. — Но кто может быть этим человеком? Как он сумеет войти в контакт с «Баязетом» и передать ему шифровку? В море, на корабле это не так уж и невозможно. — Подумав, Шаброль пришел к твердому выводу: передать распоряжение и деньги «Баязету» имеет право лишь один человек — его связной. Значит, надо выходить на связного. Его знает Мадлен. Да, тут один, и весьма рискованный, ход — Мадлен должна найти его в Галлиполи. А Шаброль должен ее прикрыть. И чём открытее, тем правдоподобнее. Да! Вместе с турком они приезжают в Галлиполи: он должен проводить свои ковры и убедиться в том, что не зря будет платить деньги за их беспошлинный провоз. К тому ж это в какой-то мере и увеселительная поездка — прихоть капризной любовницы. Сочетание приятного с полезным. Это можно объяснить. Это надо объяснять всем и каждому... Ну что ж, как версия, над которой стоит думать, годится. Но сначала встреча с Перлофом. Надо прижать его — твердо. Заодно узнать и время отхода «Ак-Дениза».

— Я уезжаю на полтора часа, Мадлен, — сказал он обычным своим, не терпящим возражений, напористым тоном. — Приведи себя в порядок. Через сорок пять минут ты берешь такси и, если нет «хвоста» — будь предельно внимательна! — едешь в Бебек. Помнишь, маленькая кондитерская на берегу? Мы ели там мороженое. И прекрасно! Ешь мороженое и жди. Постараюсь не задержать тебя. Да! Купи себе теплый плащ: нам, вероятно, предстоит морская прогулка...

2

— ...Ну что же вы, дорогой компаньон, — говорил Шаброль, небрежно развалившись на диване рядом с напряженным и сосредоточенным фон Перлофом. — Какое-то жалкое помещение, две комнатенки! И район жалкий! Следовало открывать контору в квартале Османбей. В пристойном месте, во всяком случае.

— Вы забываете, кто наши клиенты, Шаброль, — твердо возразил генерал. — Знаете, как говорят нынче? Признак эмигранта — рваные сапоги и дырявые локти. Вы хотите, чтоб он в таком виде хорошо себя чувствовал в аристократическом районе? Он просто не пойдет туда. Да и средства, отпущенные вами...

— Вам лучше знать психологию беженцев, генерал. Меня она не волнует. Что касается средств, вот! — Он потряс чековой книжкой. — Будет дело — будут деньги. На стамбульское отделение нашего «Лионского кредита», дружище. Да! Да! Да! Де-ло!

Фамильярность француза и чековая книжка покоробили фон Перлофа, но он не показал вида.

— Ведь мы уже сотрудничаем, насколько я помню?

— Точно так, — согласился Перлоф.

— Нет, господин Перлоф. — Шаброль мгновенно переменился. Лицо стало жестким, в голосе зазвучали металлические ноты. — Такое сотрудничество — не сотрудничество. Вы скрываете от меня важные политические новости. Я узнаю о них по другим каналам. Дайте мне сказать!.. Вы угадали: я имею в виду именно миссию в Турцию этого большевистского генерала... этого, который разбил вас в Крыму... Как его?

— Фрунзе.

— Вам, конечно, известно, миссия поедет Понтийскнм побережьем. Известно и то, что Фрунзе везет Кемалю более миллиона золотом! У вас есть задание убрать Фрунзе? Есть! Почему не сообщаете? Ставите в глупое положение перед теми, кому я подчинен?

— Но... Как мне казалось, недопущение миссии в Ангору — общий интерес союзников и наш.

— Ваш Врангель все еще надеется на победу султана, который пропустит его армию на Кавказ? О-ля-ля! Чепуха! Давайте рассуждать как политики и смотреть вперед, Перлоф. Цените мое доверие! Вам известно что-нибудь о миссии Франклен-Буйона? Он уже трижды встречался с Кемалем!

— В самых общих чертах, м’сье Шаброль, — неопределенно отозвался врангелевец. — Мне кажется... Я...

— Что вам кажется — потом. Кажется — перекреститесь, как говорят ваши соотечественники, дружище.

— Я бы попросил вас... — не выдержал Перлоф.

— Дело не в словах, генерал. О Буйоне вы, слава аллаху, что-то слыхали. Это уже достижение! А о полковнике Мужене? Он, между прочим, мой соотечественник, учтите. И тоже покатил к Кемалю.

— Это для меня новость.

— Там подозрительно упорно лазают по горам еще итальянцы кавалера Туоцци. И англичане непримиримого к Кемалю сэра Герберта Харингтона затевают переговоры в порту Инебоду. Так как?! — Шаброль наслаждался произведенным впечатлением и растерянностью Пер-лофа. — Все очень запутано, Перлоф. Одному Врангелю все кажется очень простым: тут — белое, тут — красное. Но вы-то! Вы-то! Не ждал. — И вдруг спросил прямо: — А охрана у Фрунзе большая?

— Пока неизвестно.

— Кого посылаете для остановки Фрунзе?

— Есть надежный и проверенный человек, — ушел от ответа Перлоф.

— Прекрасно! — не стал уточнять Шаброль. — Задача состоит вот в чем, генерал. Ваш человек или несколько человек должны задерживать продвижение миссии к Ангоре. И только! Никаких самостоятельных шагов в отношении Фрунзе. Это нежелательно. Объясняю: пока Буйон и Мужен ведут переговоры с Кемалем, а британская пресса ругает нас, миссия Фрунзе должна медленно двигаться на запад. Этого требуют интересы Франции, ясно? Считайте, ваше первое серьезное задание и проверка возможностей. Залог — чек на триста фунтов. Прошу!

— Благодарю, — Перлофа не покидало ощущение сделанного им неверного хода.

— Ну, что вы насупились? — наступал Шаброль. — Мало? Больше не могу: не отпущено. Не беспокойтесь, будет еще! Может, вы думаете, меня волнует судьба Фрунзе? Ничуть! Как будет дан сигнал, стреляйте в него хоть картечью из пушек!

— Понимаю, — Фон Перлоф вздохнул. — Но акции против Фрунзе, проведенная русским офицером, очень подняла бы наше реноме.

— Будет вам и реноме. Кстати, как думаете внедрять своего офицера к туркам? Вероятно, через отряды понтийских сепаратистов? — Перлоф кивнул, и Шаброль, издевательски улыбнувшись, продолжил: — Еще два вопроса, генерал. Разрешите?

— Прошу, м'сье, прошу. — Перлоф счел, что главное позади.

— Первое — ваш скорый отъезд со штабом главнокомандующего в Белград. Надо решать, генерал: переводим мы наше бюро туда или...

— Или? — вновь насторожился контрразведчик, весьма недовольный собой. Каждый раз француз дирижировал их разговором, захватывал инициативу и держал ее до конца, бестия. Впрочем, он ведь довольно щедро оплачивал это.

— Или оставим бюро здесь, а в Белграде организуем лишь филиал?

— Обсудим, — сказал Перлоф, демонстративно поглядывая на часы. — Я готов признать любой вариант. А где будете вы? Неужели оставите Константинополь?

— Прикажут — поеду к черту в ад, генерал! За это мне деньги платят. И хорошие!.. Но это неважно: не будет меня, будет с вами кто-то другой. Жаль, конечно. Начинаем успешно, как мне кажется, но...

— А второе? — напомнил Перлоф.

— О, сущие пустяки! — заулыбался француз. — Дело в том, что один из ваших сотрудников стал ухаживать за моей любовницей. Я не говорил об этом, но в последние дни ухаживания переросли все правила приличия: он грубо пристает к даме, не дает ей проходу, устраивает слежку. Бедняжка испугана, а страдаю я.

— А кто этот сотрудник? — спросил, недовольно нахмурясь, Перлоф, и по тому, как он это спросил и как посмотрел при этом вбок, Шаброль понял: знает, слежка за Мадлен — дело «Внутренней линии». Слива богу.

— О! Всегда он такой сердитый, такой хмурый. И часто говорит: «э... э... э». Странная фамилия.

— Знаю, — буркнул фон Перлоф. — Я приму необходимые меры, не бес покойтесь. Шаброль.

— А не прокатиться ли именно ему в Анатолию для руководства группой по задержке Фрунзе? Что скажете?

— Это зависит не только от меня...

— Это приказ, мой генерал. И, конечно, моя глубокая личная просьба. Миссия Фрунзе должна медленно двигаться к цели, иначе Франции будет трудно нейтрализовать Англию. Вы понимаете? Значит, договорились...