Когда Пол вышел на станции метро «Сентрал», часы на платформе показывали 21:15. На «Коулун-Тонг» и «Монкок» он сделал пересадку и теперь без спешки успевал на паром до Ламмы. Последние двадцать четыре часа Пол не мечтал ни о чем другом, как только о покое и доме, и все-таки медлил. Слишком много впечатлений, мыслей, идей теснилось в голове. Что ему было делать с ними? Сложить в отдельную шкатулочку и хранить где-нибудь на полке, чтобы время от времени доставать, додумывать, решать каждую проблему по отдельности и снова убирать с глаз долой? А может, будет лучше поделиться с кем-нибудь, выговориться, пока все проблемы не улягутся, не стихнут, как волны, которые теряют силу, достигая суши, и навсегда угасают в прибрежном песке?
Пол чувствовал, что с него довольно. Городская жизнь его выматывала, за последние три года он привык к совершенно другому ритму. Внезапно ему расхотелось торопиться, и он решил пропустить ближайший паром, часок-другой посидеть в баре с Кристиной, уже один голос которой действовал на него успокаивающе.
Пол тут же позвонил и застал ее в офисе. Кристина занималась бухгалтерскими документами за истекший месяц и ничего не имела против бокала вина в баре отеля «Мандарин ориентал».
Пол сразу же почувствовал действие алкоголя. Сначала обмякли колени, потом расслабляющая волна поднялась по телу и вскружила голову. Он уже не помнил, когда подобная легкость охватывала его в последний раз.
– Все в порядке? – Кристина смотрела на него с усмешкой. – Давно не пил?
Пол тряхнул головой:
– Давно. Но сейчас мне хорошо.
– И чему я обязана этим приглашением? Чем ты занимался со дня нашей последней встречи?
Пол задумался, стоит ли посвящать Кристину во все подробности его жизни. Но уже в следующий момент подобные сомнения показались ему глупостью, и он рассказал ей и об Оуэнах, и о последней встрече с Дэвидом, и о своем участии в расследовании убийства. Кристина смотрела на него так, словно вот-вот собиралась навсегда с ним распрощаться, накричать на него или удариться в слезы. Ее губы вздрагивали. Потом глаза увлажнились.
– Ты не воспринимаешь меня всерьез, – пробормотала она.
– С чего это ты взяла?
– Ты ведь обещал мне больше этим не заниматься, держаться подальше от всего этого.
– Я всего лишь помог другу.
– Ты вывез из страны важные вещественные доказательства.
Пол не возражал. Он хотел взять ее за руку, но Кристина стряхнула его ладонь:
– Ты считаешь меня истеричкой?
– Вовсе нет. Что с тобой?
– Ты думаешь, мне повсюду мерещатся призраки, так?
– Нет.
– Что я ненавижу континентальных китайцев, потому что они убили моего отца.
– Нет, Кристина, нет.
– Потому что муж изменил мне с одной из них, разве не так?
Ее голос срывался, публика в баре уже оглядывалась на них.
Пол не мог оторвать от нее взгляд. Ее губы подрагивали, огромные темно-карие глаза расширились еще больше, кожа на шее и груди покрылась красными пятнами. Он встал на колени и осторожно погладил ее по голове. В этот момент в нем пробудилось нечто давно угасшее: тоска по ее телу, непреодолимое желание ощущать ее дыхание на своей коже, прикосновение ее нежных и крепких пальцев. Он положил ей на бедро руку, а другой погладил по щеке.
– Ты можешь остаться со мной? – спросил он.
– Остаться? Но я пока никуда не собираюсь.
– На ночь, я имел в виду.
Она недоверчиво заглянула ему в глаза, словно пытаясь прочитать там правду. Понимал ли Пол сам, что сейчас сказал?
– Здесь, в отеле?
Пол встал. Кристина не возражала.
В лифте они поднимались молча, тесно прижавшись друг к другу.
В помещении было слишком холодно. Пол выключил кондиционер и распахнул дверь на маленький балкон. Тотчас номер наполнился влажным и горячим тропическим воздухом. Кристина исчезла в ванной, а Пол в нерешительности остановился посреди комнаты. Он не понимал, что ему делать, куда деваться со своим страхом и желанием, стоит ли раздеваться и что все это вообще может значить: любовь или всего лишь боязнь остаться одному в трудную минуту? Пол дрожал всем телом. Он прикрыл глаза и не хотел ничего другого, кроме как чувствовать ее – без слов, без мыслей, намерений, без «вчера» и «сегодня», – забыть все ради одного этого момента, ради этой бездонной, бесконечно короткой ночи.
Он слышал, как она вышла из ванной и приблизилась к нему. Как встала прямо над ним, пуговица за пуговицей расстегнула ему рубашку и вынула из брюк ремень. Она раздела его, как слепого, и провела рукой по груди и губам. Пол боялся открыть глаза, один-единственный взгляд мог все испортить. Кристина отбросила халат, обнажив грудь, и подвела его к кровати. Поначалу она действовала одна. Сорвав остатки одежды, целовала и ласкала его, как давно уже никто этого не делал, и расслабилась, отступила, лишь только в нем поднялась волна ответного чувства. Далее необходимость в поводыре отпала, теперь Пол доверял себе и своему телу. Руки сами ласкали ее грудь и бедра, трогали низ живота, так осторожно, словно все происходило в первый или последний раз, словно Кристина была хрупкой драгоценной статуэткой или Пол сам не верил своему счастью. Еще ни один мужчина не касался ее таким образом.
Пол чувствовал, как учащается ее дыхание, с каким отчаянием и страстью трепещет под его руками ее тело.
И только когда в комнате стало так же жарко, как на улице, когда все вокруг – кровать, простыня, стены, ковер – насквозь пропиталось их запахом и смешалось в едином жарком вихре и Кристина попросила войти в нее, чтобы окончательно разрядить ее страсть, Пол сник, словно силы вдруг покинули его. Он не сопротивлялся этой внезапно нахлынувшей слабости, просто упал на бок и натянул на голову простыню, чтобы спрятаться, раствориться, исчезнуть.
– Ничего не получится, – прошептал он. – Прости…
Его всхлипывание снова разбудило ее. Кристина легла рядом. Пол прильнул к ее спине, изогнувшись вокруг нее дугой, и обхватил рукой ее талию. Кристина повернулась, он ткнулся лбом в ее грудь. По ее животу, спине стекали слезы, но они не вызывали у нее ни горести, ни страха. Потому что Кристина знала: для него эти рыдания означают не разлуку, а возвращение, обретение себя в ней.
Они завтракали в той же комнате. Оба в махровых халатах, сидели на кровати, скрестив ноги, и пили свежевыжатый апельсиновый сок, заедая еще теплыми булочками, которые намазывали друг другу вареньем. Они почти не разговаривали, потому что слишком хорошо понимали, как хрупко счастье.
Внезапно Пол остановился, отставил поднос в сторону и поцеловал ее в лоб, шею, рот. Они снова упали на кровать и некоторое время лежали нос к носу. Пол любовался своим отражением в ее глазах.
– Ты много для меня значишь.
Ему показалось, что это прозвучало недостаточно нежно. Но это было именно то, о чем он сейчас думал, и уже одного этого было слишком много.
– Ты для меня тоже, но я боюсь за тебя.
– Не надо бояться.
– Ты должен кое-что мне пообещать.
– Что?
– Сначала пообещай.
– Пообещать? Не зная что?
Они рассмеялись.
– Верь мне, – сказала Кристина странным, неестественным тоном, который показался Полу знакомым.
«Верь мне». Так говорил удав Каа из «Книги джунглей». У Пола перехватило дыхание. Откуда она узнала? Она не должна была так говорить. «Книга джунглей» – запретная тема, любимый фильм Джастина. Сколько раз они вместе смотрели это видео, на кровати и на диване в гостиной. Одного слова из «Книги джунглей» было достаточно, чтобы разрушить все. Вся вселенная, все счастье мира висит на одной-единственной тоненькой ниточке, которая грозит оборваться в любую секунду. Касаться ее опасно. Он приложил к ее губам указательный палец и прошептал:
– Обещаю.
– Ты обещаешь мне, что больше не поедешь в Шэньчжэнь из-за этой истории? – (Пол кивнул.) – А обещания нужно выполнять, так ведь?
– Да, обещания нужно выполнять, – механически повторил он.
Наутро Пол проводил Кристину в туристическое бюро, и даже сутолока в метро его не испугала. Они стояли, плотно прижавшись друг к другу, никогда еще Кристина не видела Пола таким счастливым.
Они договорились встретиться в обед, но расставание даже на несколько часов далось тяжело обоим.
Пол сразу вспомнил Элизабет Оуэн. На душе у него было неспокойно с тех пор, как он оставил ее уснувшей на диване в квартире Майкла. Он и сам не мог себе объяснить, с какой стати взял на себя ответственность за эту женщину. Собственно, какое он имел право скрывать от нее, что труп, который лежит в подвале шэньчжэньского полицейского управления, по всей видимости, и есть тело ее сына? Разве не должен он был сразу поставить ее в известность? Не все ли равно для Элизабет, кто выступит вестником смерти: американский консул, гонконгская полиция или он, Пол Лейбовиц, который не понаслышке знает, что это такое – пережить смерть собственного ребенка? И чем больше он размышлял об этом, тем больше убеждался, что у них с Элизабет Оуэн одна судьба и потому не имеет никакого значения, насколько ему симпатично это семейство. Его собственное прошлое лишило его возможности выбора.
Он набрал ее номер.
Голос Элизабет звучал скорее оживленно, чем взволнованно или испуганно.
– Мистер Лейбовиц? А я только что собиралась вам звонить. Это вы побывали в квартире моего сына сегодня утром? Или, может, вчера, после того как мы расстались?
– Как вы могли подумать такое? – удивился Пол. – У меня и ключей нет.
– Мой муж говорит, что ключи есть у консьержа, что это он вас впустил. Но я сразу сказала ему, что это чушь. Зачем вам входить к Майклу без нашего ведома?
– А почему вы спрашиваете?
– Сейчас мы как раз у Майкла, – ответила Элизабет, – и здесь такой беспорядок! Кто-то побывал в квартире уже после нас с вами и что-то искал. Не сомневаюсь, это был сам Майкл, но почему он не объявился? Неужели так трудно позвонить родителям? Впрочем, все это не важно. Главное узнать, где он сейчас.
– Ждите меня там, миссис Оуэн. Я буду через сорок пять минут.
Не сказать, чтобы квартиру Майкла Оуэна разгромили. Посуда была цела, подушки и матрасы не вспороты. Тем не менее здесь кто-то побывал и обыскал каждый сантиметр каждой комнаты, не подумав после замести следы.
На кровати в спальне громоздились кучи нижнего белья, носков, спортивных костюмов и рубашек. Кто-то выгреб содержимое всех ящиков письменного стола. Комод и шкаф стояли пустые. В кабинете пол покрывали пластиковые папки и скоросшиватели, многие с вырванными страницами. Карандаши, скрепки, рекламные листовки, монеты, штемпели, фотографии, долларовые купюры и юани валялись повсюду.
Ричард Оуэн сидел за письменным столом своего сына и смотрел в окно.
– Ничего не пропало? – спросил Пол.
– Что могло пропасть? – удивилась Элизабет. – С какой стати Майклу обворовывать самого себя, кроме того…
– Успокойся, Бетти, – перебил ее Ричард.
– Ричард считает, что я не в своем уме…
– Прекрати…
– Но я уверена, что это был Майкл. Ключи есть только у него и у нас, а дверь не взломана.
– Ключи есть у горничной! – Эту фразу Ричард Оуэн почти выкрикнул. – Сколько раз тебе это повторять, черт возьми!..
– Майкл что-то искал, – как ни в чем не бывало продолжила Элизабет. – Он очень спешил, и у него не было времени с нами созвониться. Но он обязательно объявится, в этом я не сомневаюсь.
Вспоминая эту сцену позже, Пол снова и снова приходил к выводу, что именно эти слова Элизабет Оуэн толкнули его на то, чтобы сказать ей правду. «Майкл обязательно объявится, она не сомневается в этом». В этот момент Пол осознал, что перешел все границы. Он почувствовал себя соучастником преступления, сообщником смерти. Подобные иллюзии унизительны, когда факты не оставляют никакой надежды. Он и сам не раз говорил об этом врачам, когда просил их не лгать ему. Но они, насколько он мог судить, и не пытались этого делать.
– Видите ли… – Голос Пола дрогнул.
Пол почувствовал, как забилось сердце и обмякли колени. Он замолчал, хватая ртом воздух, будто некая рука удерживала его голову под водой. Сейчас ему предстояло оборвать нить, на которой повешено счастье этой семьи. Точнее, объявить им, что нить оборвана, что в данном случае одно и то же. Эти слова изменят их жизнь раз и навсегда, ничто больше не будет для Оуэнов прежним.
– В Шэньчжэне в парке обнаружен труп мужчины.
Элизабет Оуэн молча, как рыба, раскрыла рот. Ричард поднялся со стула.
– Личность не установлена, бумаг при нем не нашли, – продолжал Пол. – Но это европеец, и он ровесник вашего сына.
– Это ничего не значит. – Ричард Оуэн поднял руки, будто защищаясь.
– Три шрама на левом колене…
Пол надеялся, что до конца жизни не увидит больше таких глаз – подернутых смертной тенью.
От Харбор-Вью-Корт до Ваньчая пешком сорок пять минут.
Пол подумывал взять такси, но удержался, представив себя запертым в тесном салоне посреди многокилометровой городской пробки. Уже одна эта мысль вызвала у него приступ клаустрофобии. Вдруг захотелось прогуляться. Пол пошел вниз по Робинсон-роуд, ускоряя шаг. Сразу полегчало. Пол дышал глубоко, даже постанывал, привлекая к себе внимание немногочисленных прохожих.
Он пересек Ботанический сад и почти побежал по Кеннеди-роуд. У Гонконгского парка силы его покинули. Пол вошел в ворота и, обливаясь по́том, опустился на скамью. Голова кружилась, кровь стучала в ушах, как у спринтера на финише. Собственно, куда он направлялся? К Кристине. Но многолюдство кварталов Ваньчая в обеденное время было бы для него невыносимым. Ему бы просто не хватило сил пробираться сквозь толпу. Здесь же, в этом затерянном среди небоскребов оазисе, в безлюдном парке с его уютными полянками, озерцами и заболоченными прудами, Пол сразу пришел в себя. Что, если уговорить Кристину вырваться сюда на полчасика?
Она принесла два сэндвича с сыром, пироги с рисом и два пол-литровых стакана холодного чая.
– Устраивать пикник в парке в сентябре месяце… – ворчала она, расстилая на скамейке салфетки. – Кому, кроме тебя, может прийти в голову такая бредовая идея?
– Я и сам от нее не в восторге, – устало пробормотал Пол. – Просто у меня нет выбора.
– Как Оуэны?
– Я оставил их в квартире сына. Сегодня после обеда поедут на опознание. Я уже звонил Дэвиду, он встретит их на границе.
– И что, никакой надежды?
– Боюсь, что нет.
– Ты тоже поедешь? – (Пол покачал головой.) – Разве они не просили тебя об этом?
– Просили.
– Они будут одни?
– Нет, я посоветовал им обратиться в консульство. Оттуда, конечно, кого-нибудь пришлют… Обещания надо выполнять.
– Но вчера ты тоже обещал мне, и это не помешало тебе уехать в Шэньчжэнь спустя пару часов.
– Теперь все изменилось. Я сыт этой историей по горло. – Пол заметил, что эти слова мало ее успокоили, и добавил после паузы: – Кроме того, мне не нравится, что ты так из-за меня переживаешь.
– Извини, по-другому у меня не получается. – Она погладила его по волосам. – Ты, конечно, считаешь, что я преувеличиваю опасность, ведь так?
Пол задумался:
– Я понимаю твое недоверие к китайским властям после всего того, что они сделали с твоей семьей. Но это были совсем другие люди, другая страна. Думаю, тебе стоит пересмотреть свое отношение к Китаю.
– Вот как?! – почти возмутилась она. – Китайской Народной Республики больше нет, я что-то пропустила?
– Не знаю, что бы я чувствовал, если бы китайцы убили моего отца, – попытался успокоить ее Пол.
– И брата, – добавила Кристина.
– Брата? – переспросил Пол. – Об этом ты мне не рассказывала.
– Он был на десять лет старше меня. Его угнали на работы в горы, вместе с другими школьниками.
– Он погиб?
– Не знаю. Через год я уехала в Гонконг и больше о нем не слышала.
– Но тогда, может, он жив?
– Может быть.
– И он ни разу не пытался выйти на вас с тех пор, как открыли границу?
– Каким образом? Все мои дяди и тети давно живут кто в Гонконге, кто в Сиднее. В Китае никого не осталось.
– Но ты могла бы навести справки в своей деревне. Что, если он туда вернулся или кто-нибудь что-нибудь там о нем знает…
– Пол, – сердито оборвала она, – ты не понимаешь. Я не вернусь в Китай. Никогда. Я же из семьи контрреволюционеров…
– Но прошло сорок лет!
Последняя фраза вырвалась у него сама собой. Пол тут же пожалел о ней.