Шепот теней

XV

В иные дни переступить порог полицейского управления было особенно трудно. Само тело тому противилось, Дэвид это чувствовал. Уже в коридоре в нос ударял запах моющих средств, а потом уши закладывало от монотонного гудения кондиционеров. От холода кожа делалась гусиной, а мысль о том, что следующие девять часов придется провести в прокуренном и полном людей помещении, вызывала расстройство желудка, вплоть до рвоты. В такие дни комиссар Чжан замыкался в себе, прятался за грудами актов и протоколов, как улитка в собственном домике. Говорил только при крайней необходимости, мог подолгу читать один и тот же документ, пока не выучивал его наизусть. Ел один, растягивая обед на несколько часов.

Сегодня все пошло именно так. Один только вид столпившихся у входа коллег в форме заставил его содрогнуться, словно от внутреннего холода. Наверное, Мэй права: пришло время оставить полицию и подыскать себе что-нибудь другое. Комиссар, для которого не существовало справедливых наказаний, потому что наказание и справедливость не имеют между собой ничего общего, был неудобен многим. Особенно после того, как перестал доверять коллегам. Мэй говорила, что ему больше подошла бы должность адвоката. Ведь Дэвид старался понять любого, даже самого закоренелого преступника и каждому злодейству, каждой мерзости старался найти удовлетворительное объяснение. Комиссар Чжан не возражал. Он прекрасно осознавал, что за последние двадцать лет не встречал ни одного убийцы или насильника, который не казался бы ему хоть чуточку похожим на него самого. Каждый человек – потенциальный преступник. И мы должны благодарить судьбу – Господа Бога или карму – за то, что не попадаем в ситуации, дающие возможность нашему злу развернуться в полную силу. Благодарить? Имея за плечами опыт культурной революции, Чжан не торопился делать и это.

Три жалких зернышка душистого перца…

В помещении участка толпились коллеги: попивая чай, говорили о Майкле Оуэне. Вопрос Дэвида, можно ли получить копию вчерашнего допроса, был встречен с молчаливым недоумением. Зачем ему это надо? Председатель Ло ясно дал понять, что дело закрыто. Чистосердечное признание будет подписано через пару часов.

То есть признания еще нет? Нет, а почему оно, собственно, должно быть? Дэвид вспомнил Тана. Тот как будто заверил Ричарда Оуэна, что признание уже готово. Зачем? Или Ло с Ипом с самого начала не сомневались, что оно будет? А что, если Тан все решил заранее и Ло с Ипом оставалось только выбить из подозреваемого подпись под документом?

Дэвид поинтересовался, где содержится Цзы. В подвале, где же еще? Наконец один из коллег протянул ему несколько листков бумаги – резюме вчерашнего допроса и досье предполагаемого убийцы.

Типичная биография гастарбайтера. Цзы родился в деревне неподалеку от Чэнду, в провинции Сычуань, в крестьянской семье. Ему двадцать три года. В Шэньчжэне он жил вот уже восемь лет, с женой и ребенком, и работал в литейном цехе «Катай хеви метал».

Согласно протоколу, один из рабочих, недавно погибших на фабрике вследствие несчастного случая, был близким другом Цзы. Вне себя от горя, Цзы решил призвать Оуэна к ответу за нечеловеческие условия труда на фабрике. Он подкараулил коммерческого директора у ворот и встал поперек дороги с велосипедом. Майкл Оуэн не понял, в чем дело, поэтому отреагировал на действия Цзы бранью и оскорбительными жестами, чем привел китайца в ярость, ведь у Цзы, простого подсобного рабочего, тоже была своя гордость. После того как Цзы отказался уйти с дороги, Оуэн пустил в ход кулаки – тому нашлись два свидетеля, наблюдавших сцену из окна кафе напротив. Китаец оборонялся, потом подобрал на обочине дороги железную трубу и несколько раз ударил ею Оуэна по голове. Когда тот упал и остался лежать на земле, не подавая признаков жизни, Цзы не на шутку испугался. Он затолкал тело Оуэна в машину, отвез его в лесопарк Дайтоулин и спрятал в кустах. А бумажник и кредитку прихватил с собой, чтобы создать видимость ограбления.

Криминалисты уже обследовали орудие убийства, полицейские взяли показания у свидетелей.

«Все как по заказу, – думал Дэвид, перечитывая скупые строчки протокола, – мотив, свидетели, орудие преступления. Не хватает только подписи подозреваемого. Не удивлюсь, если Ло подмахнет документ за него».

Но как оно было в действительности? Мог ли китайский рабочий напасть на владельца фабрики, тем более иностранца? Не исключено, отвечал на этот вопрос Дэвид, все зависит от того, насколько сильна была его ненависть. А смерть друга – только спусковой крючок. Труба на обочине дороги? И это вполне вероятно. Сколько строительного мусора валяется по шеньчжэньским улицам… Теперь что касается самой борьбы. Майкл Оуэн намного сильнее и крупнее Цзы. Каким образом китайцу удалось нанести смертельный удар такому противнику? Дэвид попытался представить эту сцену во всех подробностях. Вот Оуэн выходит из машины, пытается поговорить с китайцем, ругается, видя, что тот не понимает или не желает его слушать, поворачивается и снова идет к машине. Китаец нападает на него сзади – вполне вероятный вариант развития событий. Но каким образом Цзы перевез тело в парк? Редкий парень из глухой китайской деревушки умеет водить машину. Тем более такую, на какой мог приехать на фабрику Оуэн. «Мерседес» или «БМВ»? Да и зачем Цзы понадобилось прятать тело так далеко? Не проще ли было выбросить его где-нибудь в Шэкоу? Вполне подходящее место для имитации ограбления – там ведь много баров для иностранцев.

Согласно отчету о результатах вскрытия, левая рука Оуэна сломана в нескольких местах, грудная клетка деформирована, плечо вывихнуто. Мог ли Цзы в одиночку нанести рослому американцу такие повреждения? Что, если у него были сообщники, которых Цзы должен выгородить своим признанием?

Никто не станет искать ответов на эти вопросы. Дело Цзы будет закрыто, как только под чистосердечным признанием появится его подпись. Это вопрос времени, если только Ло и Ип действительно удерживают подозреваемого в подвале. Далее – смертный приговор, в справедливости которого не усомнится ни один китайский судья.

Теснота и разговоры коллег час от часу становились невыносимей. Чжан пробормотал что-то насчет боли в колене и записи на прием к врачу и покинул здание управления через черный ход.

Он хотел побыть в одиночестве, заодно и пройтись по городу. Однако, миновав два перекрестка, остановился возле строительной площадки, на которой могли бы уместиться два футбольных поля. По одну ее сторону высились два по виду готовых многоэтажных здания, по другую строилось еще четыре. Дэвид узнал это место. Несколько лет назад здесь теснилось с десяток восьмиэтажек, которые снесли, чтобы освободить площадь под более современные дома.

Стройки всегда восхищали Дэвида. Он любил наблюдать, как они разрастались и множились по всему городу, как здания на глазах обретали совершенные формы. Здесь трудились те же, кто изготовлял обувь, лампочки и игрушки на тысячах подпольных фабрик: миллионы безымянных муравьев, чьей судьбой никто никогда не интересовался. Как будто все эти товары по мановению волшебной палочки производили бестелесные духи.

Стройки – живое сердце этого города.

Сквозь щели в заборе Дэвид наблюдал за рабочими. Загорелые до черноты, в одних только шортах, они носили тяжелые металлические штыри и деревянные реи, месили бетон и бросали лопатами песок, истекая по́том под палящими лучами солнца. Их молчаливость, исполненная серьезности и достоинства, тронула Дэвида. Такие трудяги кочевали с одной стройки на другую, изо дня в день, из года в год, пока хватало сил. Самые везучие из них возвращались на родину, больные и обессилевшие. Остальные погибали под обрушившимися балками, попадали под колеса экскаваторов или, потеряв от усталости осторожность, падали на землю со стропил.

Он и сам мог стать одним из них. На вступительных экзаменах в полицейскую академию Дэвид Чжан едва набрал необходимый минимум баллов. Один неверный ответ, одна-единственная ошибка – и он пополнил бы их ряды. И теперь, с ноющими мышцами и костями, латал бы велосипедные шины где-нибудь в Чэнду на побережье или продавал бы лотерейные билеты, если, конечно, вообще был бы жив. Дэвид вспомнил парня-нелегала, который какое-то время скрывался на такой же строительной площадке и при загадочных обстоятельствах свалился с тридцать первого этажа недостроенного небоскреба. Как выяснилось позже, парень с детства боялся высоты, и только угроза немедленного увольнения заставила его подняться на бамбуковые леса. Наверху у него закружилась голова, и он потерял равновесие.

С тех пор Дэвид Чжан не мог смотреть на небоскребы, не вспоминая о том парне.

И теперь, пока он наблюдал за рабочими, ему пришло вдруг четкое осознание того, что нужно делать дальше. При всем своем желании Дэвид не мог заглушить внутренний голос. Как и Пол, он и без того слишком часто его игнорировал и дорого за это платил. «Как будто у нас есть выбор», – подумал комиссар Чжан, жестом останавливая такси.

По его просьбе водитель медленно объехал корпуса «Катай хеви метал», миновал ресторан «Старый Сычуань» и остановился в нескольких кварталах поодаль. Чжан вышел из машины. Очевидно, на фабрике был обеденный перерыв. Множество молодых мужчин и женщин бродили по улице. Они собирались группами в тени деревьев, выстраивались в очереди возле телефонных будок. Дэвид заглядывал в рестораны, высматривая знакомые форменные комбинезоны. Наконец в «Старом Сычуане» он увидел троих из тех мужчин, с которыми позавчера ел хотпот.

На этот раз бывшие сотрапезники встретили его мрачными, недоверчивыми взглядами. Или он поздоровался с ними недостаточно громко? А может, им не понравилось, что он подсел к ним без разрешения, словно к старым знакомым? Так или иначе, Дэвид сразу почувствовал: что-то произошло. Мужчины угрюмо глядели в стол, игнорируя и его замечания по поводу однообразия кантонской кухни, и похвалы в адрес остро приправленного хотпота. Не желая казаться навязчивым, Дэвид тоже замолчал и стал прислушиваться к тому, о чем говорили в зале, пытаясь угадать причину их недовольства.

Вскоре выяснилось, что дня два тому назад был арестован один их товарищ. Помимо того что рабочие усматривали в этом несправедливость, жена и шестимесячный сын бедняги остались без поддержки и без права на служебную жилплощадь, откуда их незамедлительно вышвырнули на улицу. Подруга несчастной, работница текстильной фабрики, тайком приютила осиротевшее семейство у себя в общежитии, но лишь на несколько дней. Дальше женщине податься было некуда. О возвращении в Сычуань, пока муж находится в заключении, не могло быть и речи.

Дэвид задумался, стоит ли предлагать жене Цзы помощь. Оценят ли сычуаньские рабочие его великодушие? Что, если это лишь укрепит подозрения на его счет? Набравшись решимости, он рассказал о своем знакомом из Чэнду, который проживает в Шеньчжэне и, вероятно, мог бы взять на постой женщину с ребенком. Хотя, конечно, для начала захочет на нее посмотреть. Группа уставилась на него с недоумением. Один из мужчин быстро поднялся и сделал Дэвиду знак следовать за ним.

Они перешли улицу и свернули в узкий переулок, который выходил прямо во двор небольшой фабрики. Ее фасад был выложен белой плиткой. Уже издали Дэвид услышал монотонное гудение швейных машинок. Позади цехового корпуса тянулось продолговатое кирпичное строение – общежитие для рабочих. Они поднялись на второй этаж, миновали постирочную, с трудом пробираясь между увешанными бельем веревками, и приблизились к комнате в самом конце коридора.

Дверь была приоткрыта, и они вошли без стука. В полумраке Дэвид разглядел четыре двухъярусные кровати и низенький столик. В углу, одна поверх другой, громоздилось несколько красных пластиковых табуреток. С расклеенных на стенах постеров улыбались звезды китайской эстрады и кино. Единственное окно было зарешечено. На прикрытых циновками кроватях лежали плюшевые игрушки и туго набитые пластиковые пакеты. Стояла невыносимая духота. Дэвид никого не видел, но вскоре занавеска, скрывавшая нижний ярус одной из кроватей, зашевелилась.

– Не бойся, Лю, это я, – сказал спутник Дэвида, отодвигая занавеску.

На кровати сидела миниатюрная женщина с младенцем на руках.

– Вот этот человек тебе поможет. – Рабочий указал на Дэвида.

Женщина не двигалась. Маленькие глазки с любопытством уставились на незнакомца.

– Кто вы? – спросила она.

– Мое имя Чжан Линь.

– И чего вы хотите?

– Помочь вам.

– Почему?

– Потому что вы нуждаетесь в этом.

Только буддист мог удовлетвориться таким объяснением.

– Вы из полиции?

– Я из Чэнду, – ответил Дэвид, как будто одно исключало другое.

– Я тоже. – Женщина чуть заметно улыбнулась.

– Как я слышал, вам и вашему сыну нужна крыша над головой?

Улыбка исчезла, узкие глаза снова испуганно забегали.

– Да… и что?

– Мой друг держит ресторан в Шэкоу. Там предусмотрены две комнаты для официанток. В одной есть свободная кровать. Возможно, вам придется помогать на кухне. Если вы согласны, я ему позвоню.

Женщина положила ребенка на подушку и осторожно вылезла из-за занавески. Теперь она стояла перед ним, изящная, как фарфоровая статуэтка. Ей было около двадцати лет. Губы напряженно сжаты, под глазами темные круги. Взгляд человека, которого жизнь научила чему угодно, только не доверять первому встречному.

Дэвид понимал ее страх. Каждый год в Китае бесследно исчезали десятки тысяч девушек, которым незнакомые мужчины предлагали выгодную работу. Откуда ей было знать, что Чжан Линь не из них? Организованные банды работорговцев рыскали по всей стране, вербовали в деревнях доверчивых молодых крестьянок. Газеты пестрили трагическими историями на эту тему.

– На какой срок вам нужно жилье?

Женщина застыла, глядя ему в лицо. Словно настал момент, когда ей предстояло решить, стоит ли полагаться на этого человека. Их взгляды встретились. Дэвид чувствовал себя лжецом, потому что не мог сказать ей всей правды. Но женщина, похоже, была озадачена совсем не этим. Выбора у нее не оставалось, поэтому ее отношение к словам Дэвида не имело никакого значения.

Он повторил вопрос.

– Не знаю, – покачала она головой. – Моего мужа позавчера арестовали. Все зависит от того, когда он выйдет на свободу.

– Арестовали? – удивленно переспросил Чжан. Он никогда не был хорошим актером.

– Да, арестовали. Вечером заявились трое полицейских и увели его. Как будто хотели поговорить с ним о чем-то. Но о чем? В последние несколько дней он даже не выходил на работу. Болел…

– Болел?

Это слово прозвучало, пожалуй, слишком громко, но женщина не заметила его волнения или же ей действительно стало все равно.

– Да, что-то с желудком.

– Когда это началось?

Она задумалась.

– Давно. Он не мог работать всю прошлую неделю. Дни напролет лежал в постели.