Шепот теней

XXI

Можно ли прожить жизнь без лжи? Все время идти дорогой правды и ни разу не покривить душой? Речь шла не о мелком жульничестве, облегчающем повседневное существование каждого человека, не об отговорках, с помощью которых обычно оправдывают опоздания на работу или то, что забыли поздравить друга с днем рождения. Дэвид имел в виду те тайны, которые человек проносит через всю жизнь. Что это может быть? Один утаил от родственников наследство, другой имеет ребенка на стороне, третий влюблен в родную сестру или брата, четвертый обманул друга или делового партнера.

Дэвид спрашивал себя, есть ли такая тайна у Мэй? Может, она всю жизнь любит другого мужчину или имела роман на стороне? Такое невозможно себе представить, но разве он готов за нее поручиться? Жил ли на свете когда-нибудь хотя бы один человек, чья биография не основывалась бы на обмане, фикции? Можно скрывать это до самой смерти или любая тайна отыщет в конце концов лазейку наружу? И что потом сделает она с человеческой жизнью? Как поведут себя Мэй, Пол и Чжен, когда узнают, что столько лет скрывал от них Дэвид? Увидят ли после этого все сказанное и сделанное им в другом свете? Отвернутся от него или простят?

Разве у него был выбор? Дэвид смотрел на волны, стремительно расходящиеся от носа катера. Всю страну охватила истерия, а шестнадцатилетний Чжан хотел занять свое место под солнцем. Он слишком принадлежал этому обществу, чтобы иметь выбор. Кроме того, он не видел вокруг никого, кто бы ставил под сомнение идеи Мао Цзэдуна и политику Коммунистической партии. Дэвид был слепцом, сам того не подозревая.

Но культурная революция закончилась в 1976 году, и тогда выбор появился у всех, кто так или иначе оказался причастен к этому безумию. С некоторых пор Дэвид делал выбор каждый день, и все в пользу молчания и против правды. И за это уже он сам, лично нес полную ответственность и не имел никаких оснований перекладывать ее на партию, политического комиссара или великого председателя. Как буддист, он слишком хорошо осознавал это. Мы, и никто другой, властны над нашими поступками, это наша, и только наша, жизнь.

Это понимание пришло Чжану поздно и само по себе было освобождением. Но, как и всякое освобождение, оно принесло с собой новые сомнения и неуверенность в себе.

От этих мыслей Дэвиду стало плохо, и он поднялся на палубу. Катер со стремительностью ракеты рассекал морские просторы. Вспененный множеством судов, залив напоминал ванну, в которой плещутся дети. Теплый ветер растрепал Дэвиду волосы. Волны отчаянно бились о борта, то подкидывая катер, то опрокидывая его в разверстую пасть пучины. Качка лишь усугубила недомогание Дэвида. Он прислонился к борту и попробовал сосредоточиться, но вместо этого ощутил приступ рвоты. Желудок протестовал, выталкивая наружу недавний обед: поджаренную лапшу и суп вонтон. Что-то перелетело за борт, остальное выплеснулось на брюки и ботинки. Дэвид ощутил отвратительно-едкий привкус желудочного сока. Тут же захотелось исчезнуть, спрятаться от того, что ждало его в Шэньчжэне. При одной мысли о том, что предстоит допрашивать Аньи, его трясло, как в лихорадке.

Пол утверждал: она что-то скрывает и боится Тана. Но даже он не представлял себе, до какой степени страх этой женщины понятен Чжану. Разве мог Дэвид спрашивать ее о причине этого страха, не принимая в расчет свой? Что, если Пол почувствует это и начнет задавать вопросы, как на Ламме? В таком случае он вынудит Дэвида снова прибегнуть к обману.

Одна ложь влечет за собой другую, та третью, четвертую, пока человек окончательно не запутается в их сетях. Разве когда-нибудь бывало, чтобы все закончилось одной-единственной ложью?

Дэвид не мог с уверенностью ответить на этот вопрос, но одно знал наверняка: он уже в тисках своей лжи. Она настигла его, и это когда-нибудь случится с каждым, включая Тана.

Дэвид сошел на берег в числе последних и вдруг занервничал при виде полицейских в форме. Неужели это за ним? Сейчас его пригласят в какой-нибудь секретный кабинет, отберут удостоверение комиссара полиции и сообщат об этом в комиссию по расследованию убийств.

Чушь! Такое невозможно! Ло думает, что Чжан отлеживается сейчас дома, на диване, с больным коленом. За последние сутки Дэвид не совершил ничего такого, что могло бы вызвать у них подозрение. Но сейчас, когда он перейдет через границу, все пути к отступлению будут отрезаны.

До сих пор он только отстранялся от них. Не вступал в Компартию, несмотря на неоднократные приглашения, игнорировал, насколько возможно, участие в различных комиссиях и комитетах. Коллеги не понимали его, считали своевольным, но безвредным. Теперь же Чжан впервые перешел к открытому противостоянию, а значит, рано или поздно его расследование затронет интересы очень влиятельных людей. И когда эти люди станут обороняться, у него не будет союзников, кроме Пола.

К счастью, молодой пограничник не умел читать мысли. Он быстро взглянул на паспорт, гонконгскую визу, потом на монитор и удовлетворенно кивнул.

Дэвид взял такси до кафе неподалеку от Алмазных Вилл, где его ждал Пол.

– Плохо выглядишь, – первым делом заметил тот. – Ты, часом, не передумал?

– На море был шторм, меня укачало. Ничего страшного. Штаны и ботинки я сейчас вычищу в туалете.

Они выбрали самое представительное такси из тех, что были на стоянке: новенький черный «фольксваген-пассат» с тонированными стеклами, хотя от Алмазных Вилл их отделял лишь короткий отрезок улицы. Миновали охранников, которые при виде их вытянулись в струнку, и подъехали к сапфировому дому.

– Может получиться так, что я попрошу тебя уйти, – предупредил Дэвид.

– Что ты задумал? Надеюсь, ты не намерен ей угрожать?

– Нет, но для начала я должен убедить ее доверять мне. Если у меня это получится, нам будет лучше остаться один на один.

Пол кивнул. Они стояли перед металлической решеткой, отделявшей гараж от лифта, и некоторое время молча переглядывались. Потом Дэвид дал Полу знак, и тот нажал кнопку звонка. Ответа не последовало. Они попробовали еще раз – так же безуспешно.

– Может, она уснула? – предположил Пол. – Она выглядела уставшей, когда я уходил.

– Или боится твоего возвращения, или что ты кого-нибудь приведешь и не хочет открывать.

– Не думаю. – Полу не понравилась эта мысль. – Скорее всего, она просто ушла в магазин.

Дэвид сжал губы и обеими руками взъерошил волосы:

– Надеюсь, с ней ничего не случилось. Она рассказала тебе слишком много, нам обязательно нужно проникнуть в квартиру.

В ответ на их вопрос охранники возле будки сообщили, что консьерж живет в подвале сапфирового дома. Старик посмотрел на двух незнакомцев с подозрением. Разумеется, у него есть ключи, но начальство категорически запретило ему вскрывать какую-либо квартиру без крайней необходимости или же только в присутствии жильцов. Даже полицейское удостоверение Чжана поначалу его не убедило. Однако, разглядев слова «комиссия по расследованию убийств», старик встряхнулся, достал ключи и проводил гостей на шестой этаж.

– Аньи? – осторожно позвал Пол. Ответа не было. – Аньи? – громче повторил он – тишина.

Чжан переступил порог первым. Шторы в гостиной были задернуты, потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте. Прислушавшись, друзья разом содрогнулись: обоим показалось, будто в спальне что-то шевелится.

– Эй, кто-нибудь дома? – спросил Дэвид.

Для комиссара полиции его голос звучал слишком нерешительно.

Ответом было молчание. Они оглядели гостиную. На столе стоял стакан, который Аньи принесла Полу, рядом ваза с пластиковыми цветами и кипа газет.

– Аньи! – позвал Пол, уже ни на что не рассчитывая.

Дэвид покачал головой и направился в спальню. Он остановился перед прикрытой дверью, набрал в грудь воздуха, прислушался и медленно потянул за ручку.

На кровати была разбросана одежда вперемешку с обувью. Платяной шкаф стоял нараспашку. Одна его половина – мужская – казалась нетронутой, в то время как полки другой были почти пусты.

– Она ушла, – прошептал Пол, который следовал за Дэвидом по пятам.

– И явно не за покупками, – кивнул Чжан.

Оба принялись обыскивать комнату, но не обнаружили ничего подозрительного.

– И что будем делать? – спросил Пол.

Дэвид пожал плечами и устало опустился на диван.

– Скажи мне, Пол, – начал он вместо ответа, – что могут означать слова «I am sorry»?

– Так люди извиняются или выражают сожаление… А почему ты спрашиваешь?

– Ричард Оуэн сказал эту фразу на опознании тела своего сына. Что она еще может означать?

Пол задумался:

– Ну… может, Оуэн-старший сожалел о том, что они подались в Китай, или извинялся перед сыном, что толкнул его на эту авантюру. Я не вижу в этом ничего подозрительного.

Дэвид заложил за голову руки с сомкнутыми в замок пальцами и уставился в потолок:

– А как ты смотришь на то, чтобы еще раз встретиться с Элизабет Оуэн?

– По мне, так с удовольствием. – Пол в задумчивости мерил шагами комнату. – Но чем она нам поможет? Вспомни, как мало дал нам мой вчерашний звонок.

– Все так, но теперь у нас появились еще два имени. Что, если они натолкнут миссис Оуэн на какие-нибудь важные для нас воспоминания? Кроме того, я хочу знать, из-за чего так поссорились отец и сын. Это, по крайней мере, ей должно быть известно.

Элизабет Оуэн ответила уже после второго гудка, как будто только и ждала его звонка все это время. Муж отправился в консульство улаживать кое-какие формальности. Она отдыхала в отеле и с готовностью согласилась побеседовать с Полом. Они договорились встретиться в тамошнем баре через два часа.

На пути в Гонконг Пол во всех подробностях передавал Дэвиду разговор с Аньи, когда вдруг у комиссара зазвонил мобильник. Взглянув на дисплей, Дэвид перепугался. Это был Ло.

– Как твое колено, Чжан? – спросил председатель комиссии по расследованию убийств.

– Спасибо, к сожалению, пока без улучшений. Скорее наоборот.

– Что там за шум на заднем плане? Надеюсь, ты лечишься не в борделе?

– Я на пароме, на пути в Гонконг. – Дэвид сказал первое, что пришло в голову.

– Что ты там забыл? – удивился Ло тоном, не оставлявшим надежд на сочувствие.

– Я… еду к специалисту. Колено опухло и страшно болит. Мой друг Пол записал меня на прием к ортопеду.

Некоторое время Ло словно обдумывал то, что сказал ему Дэвид, а потом медленно продолжил:

– Я звоню, чтобы сообщить: дело об убийстве Майкла Оуэна уже передано в суд. На этом настояли американцы. Заседание состоится послезавтра. У нас есть чистосердечное признание, поэтому все начнется и закончится в один день. Полагал, тебе будет интересно об этом узнать.

– Разумеется.

– Ты можешь передать это родителям Оуэна через своего друга. Мы, конечно, оповестим их официально, но это займет некоторое время.

– Исполню.

Мысли носились в голове со скоростью молнии. Чего на самом деле хочет Ло? Известить о начале суда или этот звонок – очередная проверка на благонадежность?

– Такое облегчение для родителей, тебе не кажется?

– Конечно, Ло, конечно.

Неожиданная словоохотливость председателя насторожила Дэвида. Он спросил себя, каким образом полицейские выбивали признание из несчастного Цзы. Чем они ему пригрозили? Арестовать жену и ребенка? Посадить жену в тюрьму, а сына отправить в сиротский приют? Арестовать его родню в Сычуани или изгнать его родителей из деревни? Вероятно, они пообещали заменить смертную казнь тюремным заключением и позаботиться о его семье. Бедняга мог клюнуть на это. Он ведь никогда не имел дела ни с полицией, ни с судами.

– Но родные убитого на этом не успокоятся, – продолжал Ло. – Им нужен приговор, который незамедлительно должен быть приведен в исполнение.

– Ты прав, – покорно согласился Дэвид.

– И когда я тебя снова увижу?

– Надеюсь, через пару дней.

Ло замолчал, тяжело дыша в трубку, как будто о чем-то размышлял.

– И хочу напомнить тебе одну мудрость, Чжан, – снова заговорил он. – «Тому, кто собирается мстить, следует приготовить могилу и для себя».

Дэвид задумался, силясь вспомнить афоризм, который объяснял бы разницу между местью и справедливым возмездием, но ничего такого не приходило в голову.

– Я это знаю, – ответил он Ло. – Но есть еще одно изречение: «Из тридцати шести возможностей самая лучшая – бегство».

– Кто это сказал?

– Кажется, Лао-цзы.

– Хорошо сказано.

Ло завершил разговор.

Почему он заговорил о мести? Неужели председателю что-нибудь известно об их с Таном общем прошлом? Исключено. Собственно, из каких еще соображений полицейский может продолжать расследование, когда признание уже подписано? Только из соображений мести.

Пол внимательно слушал их беседу.

– Скажи, а Мэй знает, чем ты тут занимаешься? – вдруг спросил он.

– Разве что очень приблизительно, – уклончиво ответил Дэвид.

– То есть?

– Я сказал ей то же, что и Ло: я в Гонконге, потому что ты записал меня к доктору.

– Но почему бы тебе честно ей во всем не признаться?

Дэвид задумался: в самом деле? Просто потому, что правду надо открывать вовремя, иначе она перестает быть таковой, и он пропустил все сроки. А может, все дело в том, что Дэвид безумно любит жену и опасается причинить ей боль? Или боится навлечь на нее опасность, посвятив в свои тайны?

А если причина в том, что он обыкновенный жалкий трус?

– Это ничего не принесло бы ей, кроме лишних волнений, – ответил Дэвид слабым голосом.

– И она, конечно, стала бы тебя отговаривать?

«Конечно, – мысленно согласился Дэвид. – Она удерживала бы меня всеми возможными и невозможными способами».

Но вслух ничего не сказал. Только кивнул.

– Но это же… – Пол задумался.

Он хотел возразить Дэвиду, но по возможности избегая прямых упреков.

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – продолжил за него Чжан. – И ты прав, конечно. Но по-другому не получается. Признайся я ей во всем, не сидел бы сейчас с тобой здесь в машине. К сожалению, выбора у меня нет.

Некоторое время они молча любовались морем и огромными контейнеровозами на рейде, между которыми то и дело шныряли юркие лодки с грузом.

– Так что мне сказать миссис Оуэн? – спросил Пол.

– Расскажи ей все, что нам известно. Что убийца ее сына на свободе, что полиция держит в тюрьме невиновного, который послезавтра будет приговорен к расстрелу, а затем казнен. Если Элизабет откажется помогать нам, значит и они с Ричардом имеют какое-то отношение к этому убийству.

Пол вытаращил глаза, словно пытаясь понять, насколько Дэвид серьезен.

– В чем дело? Ты исключаешь такой вариант?

– Не знаю, – ответил Пол после долгой паузы. – Просто до сих пор не мог представить себе ничего подобного.

Когда, через два часа после звонка, Пол спустился в бар отеля «Интерконтененталь», Элизабет Оуэн уже ждала его там.