В четверг Мэтт возвращается в школу.
Я обнаруживаю это, только войдя в класс, где проводятся уроки английского. Мне немного обидно, что он не предупредил меня — не предложил подвезти меня в школу или встретиться перед уроком, — но я говорю себе, что каких-то изменений следовало ожидать и все нормально.
Остается только надеяться, что перемены не окажутся фатальными.
В школьных коридорах люди смотрят на нас с Мэттом со странным выражением, понять которое я не могу. Такое впечатление, что мы расстались, хотя официально мы никогда с ним и не встречались. Но все это пустяки, потому что когда наши взгляды пересекаются, мы как будто ведем безмолвный разговор.
— Как глупо, что они на нас так смотрят.
— Все будет хорошо.
— Я с тобой.
Между нами не больше метра, и мы оба с трудом справляемся с чувствами, которые испытываем друг к другу. Я интуитивно понимаю, что рано или поздно мы снова зашагаем в ногу, так что тянущая боль от временной отчужденности куда лучше пронзительного страдания безвозвратного разрыва.
Пытаюсь отвлечься, разбираясь в других делах, к примеру, в ситуации с Норой.
Вечером, в день возвращения Мэтта в школу, я снова звоню ей, уже в третий раз за эту неделю. Однако на этот раз мне действительно есть о чем с ней поговорить. Мы болтаем о школе, потом Нора переводит разговор на мальчиков. Обычная болтовня старых друзей, которыми мы на деле не являемся. Вернее, мы не совсем друзья. Поэтому, говоря с Норой, я снова начинаю тосковать по настоящим друзьям. По Меган. Мэтту.
Одри.
Разговор затягивается, и, уже собираясь спать, я решаю еще раз затронуть тему аварии, в которую попала Нора.
— Знаешь, девочка из моей школы тоже попала в аварию, — лгу я. — Она сказала, что ничего более страшного ей в жизни переживать не доводилось.
— Я могу сказать то же самое, — соглашается Нора. — Думала, что умру.
— Серьезно?
— Конечно, — заверяет меня Нора. — Мне и так было страшно ехать по полутемной дороге. Фонари горели не везде, потому что в тот день была гроза. Потом, когда появился этот грузовик, который ехал мне навстречу с дальним светом, у меня почему-то появилось чувство, что он выскочит на мою полосу. А потом он действительно выехал на встречную.
Я слушаю затаив дыхание; никогда еще Нора не была со мной так откровенна. Не хочется ничего говорить, так как я боюсь продемонстрировать свое повышенное внимание к ее рассказу. Остается только надеяться, что она сама захочет довести его до конца. Слава богу, она действительно рассказывает дальше:
— Я крутанула руль, чтобы объехать грузовик. Оба колеса справа съехали на обочину, а там гравий. Поэтому, когда я стала тормозить, машину как будто кто-то держал за одну сторону. Руль не слушался, и машина… — Нора заканчивает фразу после паузы: — Машина перевернулась.
— О, Нора, — тихо говорю я, — как это ужасно.
— Да, — соглашается она.
У меня появляется чувство, что Нора вот-вот захочет сменить тему, поэтому, чтобы не дать ей это сделать, я задаю следующий вопрос.
— И на что это было похоже? — спрашиваю я, про себя умоляя ее ответить.
Нора долго молчит, и я начинаю думать, что зашла слишком далеко. Как вдруг…
— Был страшный грохот, — говорит она. — Все происходило очень быстро, но я помню все мелочи, как будто смотрела кино в замедленном режиме. Рядом на сиденье лежала обложка от диска, и я помню, что следила за ее полетом по салону. Как будто в невесомости, знаешь. Вода залила мне всю одежду. Я ударилась головой, но боли не почувствовала. Потом машина упала на землю вверх колесами. Я была пристегнута, поэтом повисла на ремне вниз головой. Помню, текла кровь.
— Тебе, наверное, было очень страшно, — говорю я, на этот раз от души. — В смысле, ты была там одна и думала, что умрешь.
— Я была там не одна, — возражает Нора. — Прежде чем потерять сознание, я видела водителя грузовика. Он и вытащил меня из машины. Сначала я увидела его ноги в свете фар. Потом он присел на корточки возле окна водительской двери. Стекла не было, оно разбилось вдребезги, и окно было открыто.
— И он тебя вытащил?
— Да, — говорит Нора, — но не сразу. Сначала он меня осмотрел. Потом кому-то позвонил.
— Девять один один?
— Наверное, хотя больше было похоже, что он просто с кем-то разговаривает. Может, спрашивал у друга, что делать. Мне кажется, он не был уверен, стоит меня вытаскивать или нет.
— Да, наверное, — говорю я, испытывая желание дать ей пощечину за такую наивность.
— И как он выглядел? — спрашиваю я, вспомнив приемы Мэйсона и Кэйси.
— Гм… — говорит Нора с опаской. — Да так, обычный человек, — заключает она, и я решаю больше ее об этом не расспрашивать. Я вообще ничего не говорю. — В общем, — добавляет Нора, — потом он опять присел на корточки и сказал: «Помощь скоро придет». А через несколько секунд я потеряла сознание.
Я снова испытываю потрясение от того, что Нора не знает, что умерла.
— Да уж, — говорю я, нарочно выбрав самый нейтральный комментарий.
Нора молчит, и я слышу, как она дышит — тяжело, как будто воспоминания взволновали ее. Неожиданно она издает короткий смешок.
— Что тебя насмешило? — спрашиваю я.
— Странные вещи иногда западают в память.
— Это какие?
— Ну, вот этот мужчина, например. Я, конечно, понимаю, что это нехорошо, потому что он спас меня и все такое, но я, когда его вспоминаю, называю его Даффи Даком.
— Да? — спрашиваю я. — Он был похож на утенка?
— Да нет, — уточняет Нора. — Он не был похож. Но вот его голос… Он шепелявил. Не так сильно, как Даффи, но…
Нора начинает сравнивать персонажей мультфильмов, но я ее уже не слушаю, полностью погрузившись в свои мысли. Вспоминаю время, когда мы только переехали в Омаху и я пошла в аквариум смотреть на акул. Тогда ко мне подошел и обратился странный человек. Поговорил со мной и пропал.
Еще один шепелявый мужчина незапоминающейся наружности.
Хотя шепелявых людей на свете достаточно много, я чувствую всем нутром, что в данном случае это не совпадение. Но зачем было агенту, воскресившему Нору — от чьих рук она, вполне возможно, погибла, — приходить в аквариум? И зачем прикидываться посторонним человеком, разговаривая со мной? Мы же все звенья одной большой цепи и должны работать вместе. Все, кроме…
Волоски на руках встают дыбом, а по спине струится предательский холодок.
— Ты меня слушаешь, Дэйзи? — спрашивает Нора.
— Прости, — говорю я, — мне пора идти.
Я отключаюсь, не дав ей даже возможности попрощаться, и сижу с телефоном в руке, в состоянии глубочайшего шока.
В конце концов, испытывая желание с кем-то поделиться, я звоню Меган. Как только она берет трубку, я, не дав ей поздороваться, тут же все вываливаю.
— Мегс, — говорю я с ужасом. — Я абсолютно уверена в том, что видела Бога.
Услышав за дверью комнаты скрип половиц, я на мгновение замолкаю и прислушиваюсь. Однако в дверь никто не входит, и я шепотом продолжаю.
— Хотя Нора не подтвердила напрямую, что ее убили, я уверена, так оно и было, — говорю я. — И это… чистое безумие. А потом они спрятали ее, но о проекте не рассказали, а теперь что же, они воскрешают других Новообращенных? Это уже слишком. Если дела обстоят так, мне страшно за Мэтта. Я хочу записать все, что узнала, и поделюсь этим завтра с Мэйсоном, — говорю я. — Он скажет, что делать.
— Думаю, это правильно, — соглашается Меган. — Ты берешь свою жизнь под контроль.
— Люблю тебя, Мегс, — говорю я.
— И я тебя.
Когда я наконец ложусь спать, меня посещает видение: машина Мэтта слетает с дороги и разбивается. Приходится долго трясти головой, чтобы от него избавиться. Несколько часов я не могу уснуть, так как в голове у меня теснятся страшные сценарии, один краше другого. Я лежу на левом боку — меня одолевают ужасные мысли; переворачиваюсь на правый — та же история.
В конце концов мне удается убедить себя, что Мэтт не Нора, он болтать не будет.
Затем, перевернувшись на живот, я думаю о том, что раз Бог специально приходил на меня посмотреть, значит, он, вполне возможно, следит за мной и сейчас. А если это так, то ему уже все известно.